Как вы думаете?

Однажды на уроке биологии в одной из советских школ учительница Нина Викторовна, обращаясь к классу, спросила: «Дети, как вы думаете, как вы думаете? То есть, каким образом происходит в ваших головах процесс мышления?».
Один любивший выделиться на фоне одноклассников мальчик, понимая к чему клонит преподаватель, решил добавить остроты начинавшейся дискуссии. В то время он только что прочитал сборник фантастических рассказов Анатолия Днепрова «Пурпурная мумия», узнал такие «умные» слова, как «нейроны», «аксоны», «нервные импульсы» и ему хотелось блеснуть эрудицией.

«Мышление – это циркуляция частотно-модулированной информации по нейронным петлям в центральных оболочках нервной системы. Мозг состоит из огромного числа нейронов, являющихся аналогами электрических реле. Они соединены в группы и кольца волокнами, называемыми аксонами. По аксонам возбуждение передается от одного нейрона к другому. Блуждание нервных импульсов по этим цепям и есть мысль», – бравировал он цитатой фантаста, не до конца понимая сути сказанного.
Нина Викторовна как опытный руководитель не стала спорить, однако деликатно вернула направление рассуждения в нужное русло: «Все это, возможно, так, но мы сейчас говорим не о биологическом механизме процессов, происходящих в мозге, а о том, как мышление осознается самим человеком. Каким образом каждый из нас формирует то или иное умозаключение, из чего состоит мысль».

Немного поспорив, все быстро пришли к выводу, что мыслим мы при помощи слов. Слово есть единица смысла, тот кирпичик информации, из которых мы выстраиваем конструкции своих рассуждений. В подростковом возрасте такие вопросы не являются самыми животрепещущими, и если занимают внимание молодых людей, то совсем ненадолго. В школе, как закрытой системе, в отличии от внешнего мира, если учитель задает вопрос, то, как правило, заранее знает на него ответ. Это лишь способ разбудить интерес аудитории, зацепить внимание класса. После того, как ответ озвучен, и он всех удовлетворил, можно двигаться дальше. В жизни же окончательных решений не существует, каждый вывод может быть оспорен, найдутся возражения и контраргументы.

Сегодня возвращаясь к тому давно забытому уроку (для читателя наверняка не секрет, кем был тот мальчик), я спрашиваю себя, действительно ли все обстоит именно так, и возможна ли иная система кодировки смыслов, использующая не слова, а другие знаковые носители? Так сложилось, что человеческая цивилизация развивалась по направлению вербализации, совершенствуя речевой аппарат, усложняя семантику артикулированных сигналов, но, чисто теоретически, разве не возможен иной путь?

Конечно возможен, и не один. Систем, которые могли бы претендовать на статус языка существует множество. С некоторыми из них люди имеют дело чуть ли не каждый день, просто не отдавая себе в этом отчета, потому что не задумываются о том, что есть сигнальная система. Языки существуют, но далеко не каждый потрудился их выучить. Например, все слушают музыку, но кто ее по-настоящему понимает? Тот, кто задался целью освоить ее язык. Почему большинство людей не любит классику? Потому, что не имеют понятия, что она говорит. Попса – уничижительное название, происходящее от слова «популярная», то есть «положительно воспринимаемая широкой аудиторий» – народна, в смысле не элитарна, потому, что ее месседж прост и доступен. Музыкально она, как правило, не более сложна, чем ее тексты, то есть содержание песен – под стать их форме. Но, то, что мы считаем формой, также есть и содержание, только выраженное иным языком – мелодии и гармонии. Люди с консерваторским образованием, владеют им в полной мере, общаются друг с другом, достигая понимания и удовлетворения от этой формы коммуникации.
То же самое можно наблюдать при диалоге ученых, излагающих мысли при помощи формул. Закономерности, выраженные математическим соотношением условных символов, компактны, информативны, гармоничны и более удобны для понимания. Если бы в некоторых обстоятельствах специалисты попробовали изъясняться «простым человеческим языком», то они, возможно, достигли бы цели, но для этого им потребовалось бы гораздо больше усилий и времени.

Некоторые вещи хоть и могут быть переданы при помощи слов, чрезвычайно трудны при этом для уяснения. Попробуйте описать (даже с использованием специально разработанной терминологии) принцип действия какого-либо сложного механизма. Текст получится громоздким, содержащим множественные оговорки ввиду нелинейности конструкции, одновременного взаимодействия различных ее элементов. Гораздо удобнее пояснить это при помощи схемы или чертежа. Для тех, кто умеет читать подобные изображения, зачастую даже не требуется комментариев. И это при том, что все-таки все мы в качестве своего первого, природного языка используем словесную речь.

Существуют компьютерные языки, языки программирования, предназначенные для общения с электронными устройствами, и сами двоичные коды, на которых «думают» эти устройства. Программисты, регулярно применяющие их в своей практике, вполне могут понимать этот язык без переводчика.

Ребенок, еще до того, как начнет говорить, пробует передавать свои представления о мире при помощи рисунков. Вначале его картинки так же примитивны, как и его первые слова: «Мама, папа, я». А далее, взрослые прикладывают колоссальные усилия для развития у него навыков речи и совсем ничего не делают для обучения самовыражению посредством рисования. Имей они возможность поступить иначе, еще не известно, как было бы проще изъясняться ребенку, но система графического отображения внешних процессов, равно как и выражения внутренних состояний, не создана. Существующее изобразительное искусство статично и плохо приспособлено для передачи представлений о меняющейся во времени действительности. Человечество не разработало универсального языка рисования, пойдя по несколько иному пути.
 
Если посмотреть на письмена, например, древних египтян, то можно заметить, что в них наряду с абстрактными символами присутствует и множество идиоматических рисунков узнаваемых объектов материального мира: птиц, животных, человеческих фигурок в различных позах и т.д. Это пиктограммы. Думается, что пиктографика – необходимый этап формирования силлабического, а затем и фонетического письма.
Известно, что письменность возникла как дополнение к устной речи, как способ передачи информации через расстояние и время. Сама по себе для общения она неудобна, требует дополнительных, анатомически не обеспеченных, принадлежностей или инструментов, больших временных и энергетических затрат, а самое главное, связывает первостепенное человеческое преимущество перед другими земными обитателями – его руки.

Таким образом, зародившись на заре цивилизации наравне с прочими начатками языка пиктографика трансформировалась в иероглифику, а затем и фонографию. При помощи графем мы изображаем звук, который может быть воспроизведен при считывании текста.

Если посмотреть на то, как развивалась непосредственно изобразительное искусство, то можно заметить, что в эпоху расцвета живописи, в так называемые века Возрождения, и вплоть до середины XIX века она была подобно литературе: произведения доносили до зрителя конкретные сообщения, были сравни рассказам о некогда происходивших событиях, описывали характеры персонажей, определяли значение совершаемых ими деяний. Но, начиная с «Черного квадрата» изобразительное искусство начало создавать иные «языки». Вместо конкретики вкладываемых значений художники стали искать способы воздействия на чувственные центры наблюдателя, акцент творчества смещался либо в сторону получения эстетического удовольствия, либо приближался к идеографике. В результате целостная школа академической живописи была разрушена, на ее месте возникло «вавилонское смешение языков». Теперь каждый художник старается создать свой собственный неповторимый стиль, претендующий на роль средства самовыражения, то есть все того же языка. Сегодня уже никто ничего в этом «искусстве» не понимает, и главная задача деятелей от живописи убедить потенциального покупателя, что конвертация ценности того или иного произведения в денежные знаки должна осуществиться по курсу, содержащему числа с большим количеством нулей. Но это так, к слову.

Невербальных языков существует не так уж мало – мимики, жестикуляции, хореографии, танца. Некоторое время назад популярностью пользовался язык цветов, реализуемый путем создания букетов, венков, композиций. Цветочные словари публиковались в течение всего XVIII столетия, рассказывая о значении того или иного растения. Наиболее разработан язык цветов был во Франции и в Англии времен королевы Виктории. В 1830 году в Санкт-Петербурге была издана книга «Селам или язык цветов» поэта Ознобишина, в которой описывалось около 400 значений растений. В общем, языки (той или иной степени сложности) существуют, но не их перечисление составляет сегодня предмет нашего внимания. Порассуждаем о другом.

Как и утверждалось на том, давно забытом уроке биологии, мысль, даже еще не высказанная вслух, воплощается в слова в мозгу человека. Мы постоянно ведем внутренние разговоры, с самим собой или с воображаемым собеседником. Слова в виде облачного лексикона присутствуют в нашей памяти и возникают сами собой, достаточно обратить на что-нибудь внимание. Например, идя по улице и «ни о чем не думая», мы прокручиваем в голове «бессмысленный» набор слов и фраз, обозначающих внешнюю реальность. Вот как это описано Л.Н. Толстым в романе «Анна Каренина»: «Теперь она упрекала себя за то унижение, до которого она опустилась. «Я умоляю простить меня. Я покорилась ему. Признала себя виноватою. Зачем? Разве я не могу жить без него?» И, не отвечая на вопрос, как она будет жить без него, она стала читать вывески. «Контора и склад. Зубной врач. Да, я скажу Долли все. Она не любит Вронского. Будет стыдно, больно, но я все скажу ей. Она любит меня, и я последую ее совету. Я не покорюсь ему; я не позволю ему воспитывать себя. Филлипов, калачи. Говорят, что они возят тесто в Петербург. Вода московская так хороша. А мытищенские колодцы и блины».

В литературе конца девятнадцатого и всего двадцатого века многие писатели прибегали к приему «потока сознания», стараясь выразить то, что происходит в голове героя, его внутренний мир, как он есть, без редактирования и самоцензуры. Некоторые авторы погружались в человеческое мышление так глубоко, что внутренняя речь героя уже не имела грамматического строя, представляя как бы массив хранящейся в голове лингвистической информации, фрагментарно откликающийся на внешние или внутренние раздражители. Но все-таки такой текст состоит из кусочков речи: фраз, полуфраз, отдельных слов…

Многие люди полагают, что мысли без слов вообще невозможны. «Никакая мысль не может родиться в голове человека «в голом виде», вне словесной оболочки. Чтобы подумать: «Вчера был вторник», надо знать слова «вчера», «вторник», «быть»; надо суметь связать их в одно целое. Мыслей, свободных от «природной материи языка», нет и быть не может, так же как не может быть человеческой «души» без человеческого тела», – писал Лев Успенский в книге «Слово о словах». По его убеждению, люди, «еще ничего не говоря друг другу, еще в мозгу, в сознании своем, прибегают уже к беззвучным, непроизнесенным, словам. Из них они и формируют свои мысли. Из слов прежде всего; из слов по преимуществу. Всякие другие образы – вещей, предметов, лиц, всевозможные ощущения – тепло, холод, жажда, – если и принимают участие в образовании этих мыслей, то лишь второстепенное, дополнительное. Они, вероятно, придают окраску им, делают их более живыми и яркими. И только».

Но вот, что мне не дает покоя, так это то, что еще ничего не сказав, нет, не в слух, а в своем сознании, я уже имею намерение сказать именно это. Разница между тем, чтобы заставить воздух колебаться при помощи голосовых связок и, тем, чтобы привести в движение клетки своего головного мозга, не так уж и велика. Мы можем подумать что-то, а потом это произнести, а можем и ляпнуть что-нибудь наобум, как бы минуя фазу внутреннего диалога, сразу переходя к его актуализации. Обращая внимание на что-либо, человек уже имеет об этом мнение, еще до того, как успеет его высказать, неважно вслух или про себя. В своей высшей нервной деятельности мы оперируем не словами, а некими цельными образами, возникающими, как ощущение, и которые могут быть выражены с использованием разных языковых уровней.
Для передачи простейших из них достаточно одного слога: «да», «нет», «ой», «дай», «черт». Другие могут быть выражены более сложными словами: «пожар», «беда», «скорее», «вижу», «держи». Третьи требуют фразеологии: «магазин закрыт», «электричество отключили», «на улице потеплело», «цены выросли». Следующий уровень осмысления может быть сформулирован только с использованием более развернутых грамматических структур – предложений. Поэтам для передачи образа, который коснулся их сознания, требуется несколько стихов, соединенных в единое стихотворение. Ученым для объяснения некого явления, суть которого они ухватили внезапно и сразу, иногда требуется написать целый трактат. Таким образом, содержание предаваемого сообщения предопределяет иерархию языковых единиц.
Как пишет в курсе лекций «Теория языка» Б.Ю. Норман, главным продуктом речевой деятельности человека является текст. В соответствии со своей важностью, со своим рангом единицы языка являют определенную последовательность. Но именно текст несет информацию и служит достижению коммуникативной цели. Текст включает в себя некоторое количество высказываний. Высказывание состоит из слов, которые, в свою очередь, распадаются на морфемы.

Обычно в языкознании описание структуры речи идет снизу-вверх, от простого к сложному. Морфемы образуют слова, из которых составляются фразы и предложения, подобно тому, как дом строится из кирпичей, или детские кубики образуют в итоге картинку. Такой диалектический подход для описания генезиса языка, несомненно, является верным, но подходит ли он для объяснения процесса мышления?
Если попытаться представить, как человечество создавало язык, то следует предположить, что вначале речевой аппарат Homo sapiens фактически не был приспособлен для этой цели. Потребовалось несколько тысячелетий, прежде чем легкие, гортань, голосовые связки, язык, губы приняли нужный вид и обрели подвижность, достаточную для извлечения артикулированных звуков. Вначале человек, видимо мог говорить очень короткие «слова», состоящие из двух-трех звуков. Сегодня такие образования мы называем корнями слов, из них с прибавлением аффиксов образуется слово каким мы его привыкли видеть. Но на современном уровне развития сознания мы уже не мыслим ни морфемами (корнями), ни словами. Мысли возникают у нас как бы цельными фразами и предложениями. Отдельно взятые слова иногда используются, но их значение приравнивается к цельным высказываниям. Особенно они актуальны, когда нужно сообщить что-то экстренное, передать информацию максимально быстро. Например, «стой!», «опасно!», «беги!», «тревога!» и т.п. В этом случае слово по своему значению эквивалентно цельной мысли. В большинстве же случаев, отдельно взятое, оно для нас не информативно, и хоть несет множество лексических значений, совершенно ничего не сообщает в конкретной ситуации. Так, в известном анекдоте по угнанный самолет один угонщик с умным видом спрашивает другого:
- Петька! Приборы?
- Сто!
- Что сто?
- А что приборы?

Мы перестали понимать отдельные слова (знаем только их словарные значения, не улавливая содержания в самом звучании), для выражения мысли нам нужны словосочетания. Именно поэтому при изучении иностранного языка запоминать отдельные лексемы и параллельно разбираться с грамматикой – малоэффективный способ. Гораздо быстрее дело пойдет, если осваивать распространенные речевые обороты, то есть учить сразу фразеологию. Конечно, при этом не нужно пренебрегать и словарями, но упор делать на связках, применяемых в разных случаях.
Борис Норман приводит в своем курсе такой пример. Предположим, мы встречаем в некоторой книге высказывание: «Зеленые реалисты держались особняком». Речь в нем идет о неопытных учащихся реального училища (были когда-то такие!), и особой трудности у нас его понимание не вызывает. И все же спросим себя: «А как это мы узнали, что слово «зеленый» употреблено здесь в значении «неопытный», а не в значении «цвета травы, листвы»? Слово «держаться» – в значении «вести себя», а не «хвататься за что-либо»? Слово «особняком» – в значении «отдельно, в стороне от других», а не как творительный падеж от существительного «особняк»? Представим себе иностранца, переводящего данную фразу пословно, с помощью словаря. «Словарь русского языка» С.И. Ожегова дает при слове «зеленый» пять значений, при слове «реалист» – два и, отдельно, еще одно; при слове «держаться» – девять, словоформа «особняком» тоже допускает двоякое толкование – мы о нем уже говорили... И если бы мы пошли по пути перебора всех данных значений и их возможных комбинаций, сочетаний друг с другом, то получили бы в результате огромное количество смысловых вариантов (подсчитаем: 5 ; 3 ; 9 ; 2 = 270), в которых бы, наверное, и погрязли. Но мы с самого начала отбрасывали все ненужные нам, лишние в данном контексте значения. На основании чего? Потому что мы сразу догадались, что речь идет о людях, а, следовательно, значения типа «цвета травы» и т.п. сюда не относятся. Получается, что в каком-то отношении смысл целого высказывания предшествовал значениям отдельных слов...

И это действительно так, мы долго-долго учим иностранный язык, запоминаем несколько тысяч слов, прекрасно владеем грамматикой, легко переводим с листа, но беглая устная речь еще некоторое время остается для нас недоступна. Почему? Потому что мы пока не достигли уровня считывания информации целыми фразами, которые и являются носителями мысли. Если мысль не ухватывается в одно мгновение, то приходится прибегать к только что описанному способу – перебирать все значения входящих в предложение слов в надежде, что в один момент произойдет чудо, и до нас дойдет смысл туманного высказывания. Как правило, приобретенный багаж знаний позволяет не рассматривать сотни возможных вариантов, а догадаться, о чем идет речь после двух-трех неудачных попыток. Постепенно, с освоением языка, мы все лучше и лучше понимаем передаваемые послания. Но даже общение на родном наречии не исключает случаев, когда смысл фразы остается непонятым, и мы просим собеседника пояснить, что он имел ввиду.

Таким образом, еще раз подчеркну, современный человек мыслит не словами, а высказываниями, выражающими отдельные мысли. Мысль рождается в голове спонтанно и сразу, а дальше уже нужно подбирать слова, которые помогли бы выразить ее в наилучшем виде. Сложить мысль из слов, конечно, тоже можно, но смысл при этом может получаться какой угодно, что, впрочем, не исключает возможности, что однажды он совпадет с тем, который мы и хотели выразить. Нередки ситуации, когда озвучивая какую-то идею, человек никак не может вспомнить подходящее слово, оно, что называется, вертится на языке, но никак не хочет произноситься. Мы остро ощущаем в этот момент, что знаем нужную лексему, чувствуем, что понимаем ее значение, но вот мгновенно извлечь ее из памяти не получается. Какое уж тут мышление при помощи слов? Они явно запаздывают с приходом и не могут угнаться за полетом наших помыслов.

Чаще всего подбор слов для выражения мысли люди принимают за сам процесс мышления. Это не так, мысль приходит целиком, как идея, которую затем мы облекаем в слова. Целое существует в сознании говорящего раньше части, высказывание предшествует слову. Парадоксально, но так работает наш мозг. Также дом как идея существует раньше, чем кирпич для него. Предположим, человек собирается обзавестись своим домом. Сначала он создает его в своем воображении, для него это лишь фантазия, мечта. Когда она сформируется в деталях, он начнем подбирать для дома конкретный строительный материал. «В случае с речевой деятельностью та общая идея («идея дома») и есть побуждение, общий смысл, который человек собирается передать своему собрату. И воплощается он в тексте и его единицах – высказываниях», – пишет Норман. Слово, только включенное в состав высказывания, несет полагающуюся ему часть общей информативной нагрузки. Смысл высказывания как бы определяет значение каждого конкретного элемента, который сам по себе не несет для нас «никакого» смысла.

Вильгельм фон Гумбольдт, немецкий филолог и философ, писал: «Речь течет непрерывным потоком, и говорящий, прежде чем задуматься над языком, имеет дело только с совокупностью подлежащих выражению мыслей. Нельзя себе представить, чтобы создание языка начиналось с обозначения словами предметов, а затем уже происходило соединение слов. В действительности речь строится не из предшествующих ей слов, а, наоборот, слова возникают из речи».
Но откуда же тогда берутся наши мысли и что они такое, до того момента, когда мы выразили их средством языка? Кто подсказывает мне, что я должен подумать в связи с определенными событиями, как отреагировать на некоторую ситуацию? В чрезвычайных обстоятельствах вообще думать некогда, нужно действовать, иначе последствия могут быть губительны.

Представители церкви, например, сказали бы, что мысли нашептывает дьявол для погибели человеческой, и только постом, молитвой и покаянием можно избежать его коварных происков. Однако та же церковь трактует как божественные откровения тексты, таким же образом нашептанные в уши святых и угодников. Даже если источник наших помыслов разный, суть от этого не меняется: мы – лишь приемники и проводники внешней информации, ченнелеры, медиумы, контактеры.
А что думает по этому поводу наука? Самое разное. С «древнейших» времен ответ на вопрос «что есть мышление?» пытались дать философы, затем к ним подключились психологи, психоаналитики, нейрофизиологи, и другие специалисты, но единой точки зрения на сей счет выработать пока не удалось. Считается, что мышление может быть обыденным и научным. Последнее приравнивается к творческому акту. Одна из основных его особенностей состоит в уникальном восприятии процесса субъектом, в сознании которого всплывает лишь результат мышления – найденное решение, сопровождающееся интуитивным ощущением его адекватности. Сам процесс остается за кадром. Поэтому научные открытия обычно совершаются в форме внезапных озарений (инсайта) и в довольно неожиданных ситуациях: в ванной (Архимед), под яблоней (Ньютон), на подножке омнибуса (Пуанкаре), во сне (Менделеев и Кекуле) и т.д. – после «физической паузы, которая освежает интеллектуально», венчая своего рода «креативное забывание» https://revolution.allbest.ru/philosophy/00502123_0.html.
 
Спустя 30 лет я вспомнил урок биологи, чтобы констатировать по сути то же самое утверждение: мозг является самой сложной из известных нам систем переработки информации. В нем содержится около 100 миллиардов нейронов, каждый из которых имеет в среднем 10 тысяч связей. При этом мозг чрезвычайно надежен: ежедневно погибает большое количество нейронов, а мозг продолжает функционировать. Обработка огромных объемов информации осуществляется мозгом очень быстро, за доли секунды, несмотря на то, что нейрон является медленнодействующим элементом.
Ученые пока не могут понять, как мозгу удается получить столь впечатляющее сочетание надежности и быстродействия. Довольно хорошо изучена структура и функции отдельных нейронов, имеются данные об организации внутренних и внешних связей между нейронами некоторых структурных образований мозга, совсем мало известно об участии различных структур в процессах переработки информации. 
Наше сознание, поток мыслей, ощущений и эмоций базируется в совсем крохотной части головного мозга, называемой оградой (клауструм). Эта тонкая (около 2 мм) пластинка серого вещества в каждом из двух полушарий, расположенная снаружи от чечевицеобразного вещества мозга. Вот в этой оболочке мы и ведем свои внутренние споры и рассуждения, принимая их за мыслительный процесс, который происходит либо совсем в других зонах, либо вообще за пределами физического тела.
А вы, как думаете?