Один день войны лейтенанта Сараева

Утром моховые кочки коробило. Вода в траншеях  схватывалась  мутными иглами льда. Сильно сложенный, командир пулеметного расчета старший сержант Василий Бондаренко, стряхнул с правого рукава шинели снег и приветливо повернулся ко мне.  Со скупой   улыбкой на лице протянул мне свою  ладонь. На ней лежала горсть спелой красницы*.

             -Угощайтесь, лейтенант. Брусника. Сплошные витамины.  Не хуже молдавского винограда.
-Спасибо. Как здесь у вас?

       -Спокойно пока. Посмотрите, видите, вон за колючкой  дымок поднимается. Совсем по- домашнему обжились здесь  гансы. То на губных гармошках играют, то песни поют, а сейчас,  видно  кофе греют для  полдника.
 
        Я вернулся блиндаж более обыкновенного раздраженным тем, что немцы ведут  себя  здесь, как  хозяева положения. Горсть съеденной мной клюквы   лишь разбудила во мне аппетит. Я взял из  вещмешка пару сухарей и положил их в карман шинели.

          -Ваня, - обратился я к помкомвзвода  Кулеватову, - давай сходим  на охоту.
         -На кого? - отвлекся он от тихого разговора с  москвичом Максимом Придчиным.

      -Не на медведя же.
      -А нам за это не нагорит, что ЕГО побеспокоим?
-Беру ответственность на себя. Да и  за что нам может  с тобой нагореть? Не сдаваться же в плен идем.
-Хозяин барин. Вам, как говорится, виднее.

С двумя снайперскими винтовками мы минут тридцать  осторожно, где на коленях, где по- пластунски, прикрываясь кустами, кочками и ржавой травой, продвигались влево от позиций  нашего взвода.  Сизый мох, чуть припорошенный свежим снегом, податливо подминался под нашими локтями и коленями. Мы старались не задевать своими плечами ни одной сосенки, ни одного тонкомерного ствола  березы.  В  колеблющемся просвете молодых деревьев синела полоса леса, замыкающего дальние подступы к мари, на которой сейчас почти вплотную сошлись наши и немецкие  позиции.
    Лежа на животах, мы стали наблюдать. Снег прекратился. Дали очищались, становились все шире. Еще не чертили меркнущие пространства  ракеты. На  затаенных полях лежала стерегущая опасность тишина. 
 
   -Они тут как на курорте расположились, -  шептал мне на ухо напарник,- посмотрите, вон даже и  лошади у них свободно пасутся.   Видно артиллерийские битюги. 
Я окинул взглядом рассыпанный по поляне табунок пасущихся животных. Коротквостые, они спокойно наклоняли к траве свои головы. Виден был парок от их дыхания.
-Смотри Ваня, правей. Видишь за кустами двое немцев в полный рост ходят.
-Вижу. Хозяйственные  мужики. Видно дрова собирают.
          -Стреляем сначала по этим двум фрицам, потом по битюгам..

         После наших первых выстрелов оба  солдата упали. Кто - то из них закричал. Мы выстрелили по лошадям. Тех будто  ветром сдуло. Слышен был только их глухой удаляющийся топот. Мы вернулись к своему взводу. Через пару минут завыли мины. Начался обстрел наших позиций.  Негласный нейтралитет с немцами  закончился. Звонили со штаба батальона. Спрашивали, что за шум. Я объяснял. Рыканье мин мешал мне говорить и слушать. Земля под моими ногами ходила ходуном, бревна накатов скрипели, разъезжались.  Запах сгоревшей взрывчатки проникал сквозь дверные щели в блиндаж.

       -Да, лейтенант, разворошил ты их осиное гнездо на свою шею.  Жди теперь новых непрятностей.
       -Добра я от них и не ждал, товарищ майор.

           Минометный обстрел  повторялся еще несколько раз. Враг будто хотел нам сказать: «Вы хотели войны? Получайте. В результате  плотного секущего  огня несколько наших бойцов были ранены. Среди них и командир пулеметного расчета Бондареко Вася. Когда стемнело, мы стали поправлять развороченные взрывами бревна накатов. Связывали их между собой.

Ночью, укрывшись с головой  шинелью, несколько раз пытался заснуть.  Глухая даль  воспоминаний сладко тревожила меня. Голубая мечта о счастье   пряталась в дальнем уголке  души.  Вспоминал, с каким  молчаливым укором во взгляде смотрел на меня Бондаренко, когда его побледневшего, с осунувшимися небритыми щеками, на носилках проносили мимо меня по ходу сообщения.  В глазах его стоял  вопрос. «Ну что, рыцарь удачи, может, ждешь от меня похвалы за свое геройство? Не дождешься». Возможно, это только моя мнительность, а в глазах его отражалась лишь боль от полученного им ранения?
 
Я ему ничего не ответил. Но ведь комсорг роты совсем недавно говорил всем нам. «Если бы каждый из наших бойцов на всех фронтах убил хотя бы  по одному вражескому солдату, то война закончилась  уже на следующий день. Воевать  было бы просто уже  не с кем.»

Снилась высокая, по грудь рожь. Зеленые волны  бесшумно катились по житному полю и солнечный свет струился  в набирающих спелость колосьях. На росистых межах я рвал цветы, чтоб подарить их ей. Самой лучшей девушке на свете. Я учился вместе с ней в 9 классе Армизонской средней школы. В сентябре 1941 года я пришел в десятый класс, но через два дня мне пришла повестка из военкомата. 
  Проснулся неожиданно, как от резкого удара. Показалось, что на нейтральной полосе кто - то закричал,  прося о  помощи. Прислушался. Потрескивали дрова в железной печурке. Я запахнул на груди шинель и вышел из блиндажа. В двух шагах от входа смутно маячила фигура часового. Две Медведицы кружили вокруг Полярной звезды и в их призрачном свете тускло и грозно отсвечивал ствол карабина за солдатским плечом. Прошуршала за бруствером невидимая мышка и затихла в своей ухоронке, под упавшим деревом.  Взлетела ракета. Начала падать ослепительным шаром белого распадающегося  огня. Мы невольно пригнулись. От ближних кустов и от елок во все  стороны побежали, стремительно удлиняясь, пугливые ночные тени. Желто высветилась пара близко сведенных глаз лесного зверя. Мелькнуло гибкое светлое тело лисы. Вышла, наверное, на ночную охоту.

Когда свет ракеты померк, и нас со всех сторон вновь окружили темнота и звезды, я тихо спросил часового:
-Кто-то кричал, кажется?
-Не слышно было,  товарищ лейтенант.
-Страшновато?
-Есть немного. Темно сегодня, как в пузыре. И ветер по кустам шарится. В этих болотах самое место чертям водиться
-Скоро сменю тебя, боец.
-Не пишут вам?
-Мама три дня назад  письмо прислала.
-Все нормально там?
-Голодновато. Почти все мужики и техника на фронте.
-У нас в саратовской тоже самое. Никто не хвалится.

Перед рассветом я вновь забылся в коротком беспокойном сне. Белое   солнце слепило меня. Я плыл к берегу пустынного острова с плоскими берегами. Прохладные волны били меня в лицо. Еще издали виднелась впереди меня белая черта прибоя, и за этой чертой неподвижно стояла она, в своем белом платье. Стояла и ждала. Она смотрела в мою сторону. Галина не махала мне рукой, но я плыл к ней торопясь и не жалея своих сил. Белая чайка, молча, кружила надо мной. Поджав красные лапки, и косо поставив крылья, она падала навстречу ветру. Я проснулся, от того, что кто - то настойчиво толкал меня в плечо.

-Товарищ лейтенант, вам звонят!
Ознобленный предрассветным холодом, я машинально взял из рук дневального влажную от пота  телефонную трубку. Видение  с белой чайкой и островом, на котором стояла она, еще стояло перед моими глазами, мешало мне сосредоточиться.  Звонили со штаба батальона.

фото из инета
Красница*-брусника