Вавилонский Пароход

Набережная, глухим собачим воем,
Катала волны в пепельный песок,
Обрыв стоящий под конвоем,
Чугунных фонарей, цепей острог.

Подошвы, в фресках пыльных плит,
И глин, седые шрамы на пароме.
И море, в переплёте смол и лет,
Гребень волны- в стеклянном шторме.

Кислотно-жёлтые ухмылки,
Оконных плотоядных ртов.
И выбритые налысо затылки,
Лилово-красных облаков.
...
Под ноги, на гнилом полу,
Залитым кофе с тошнотворным брэнди,
Свернулись лужи,
 и луну,
Искали в лаке туфель тощих денди.

И циферблат трещал. Корабль грузно ухнул.
В оливках пыльных пиджаков,
Мы грызли ногти и на шторы бухты,
Крошили нервный тик часов.

Смеялись в злобе. Вспоминали свет таверны,
Листали мокрые газеты.
Мы не отчалили, и верно,
Глаза домов на нас свели лорнеты.

...башня...

Она стояла в сетке кирпича.
И небу в вены вгрызлись мезонина фалды.
И на реке фаянсовой, она,
Двоилась, как валет в квадрате карты.

Как шрам, закован в кирпиче,
Шпиль башни вырос над водой,
И башня, будто в неглиже.
Покрылась солнечной золой.

„Теперь уж всё" - из чугуна цилиндра,
Ворчливо раскраснелся сутулый грек.
И солнце превратило в сидр,
Тот горизонт, что ускорял свой бег.

Стемнело. Звонко, но слегка,
Как будто перстень обронив,
На нервах ноты свысока,
Вздохнул обрыв.

И облака, взбесившись
Взбили пыль домов в закате,
И циферблат в рогах луны кипел
горшком в ухвате.

Сминаясь в позвонках стена,
Смешалась с башней в искривлённом эхе,
И крепость как горбатая спина,
Дрожала падая, как будто в смехе.

На гребне горизонта стыл,
Обломок чаши континента,
Корабль лунную дорогу, как костыль,
Тянул. А волны кастаньеты,
Сомкнувшись пальцами ветров,
Хлестали щёки парохода,
И мы сминали корки снов,
И плыли не сбавляя ходу.
...
Планеты носили нас на руках,
Я лежал в шелковых складках космоса,
И в облачных валунах,
Я видел суставы Колосса.

Он зачерпнул нас на руки,
И больно вывихнув кисть.
Мачты сливались в мареве,
Пароход шёл в новую жизнь.