О жизнелюбии

На фотографии, установленной на небольшом возвышении, среди множества живых цветов, улыбалась молодая, красивая женщина. Ее, чуть скуластое лицо, лоб, который прикрывала темная, мелированная челка, делали улыбку открытой и искренной. Она почти смеялась. И смеющиеся ее глаза выдавали в ней огромную силу жизнелюбия.


Я никогда не видел эту женщину и, мало что слышал о ней от Ирины, ее дочери, с которой мы хорошие друзья. Друзья не только по социальным сетям, но и в жизни. С Ириной мы познакомились в то время, когда она училась на заочном. Она привлекала внимание окружающих своей внешностью. Невысокого роста, хрупкая, темноволосая, с тонкими чертами красивого лица. Знакомство наше началось с ее вопроса – будем ли мы изучать на занятиях восточную философию? Признаться, мне тогда подумалось, что девица желает выделиться на фоне других студентов и, тем самым заработать определенные бонусы, которые, понятно, очень важны для каждого студента. Однако, в последующих наших беседах, выяснилось, что Ирина думающий студент, имеющий аналитический склад ума. И, что, для меня всегда было важным, ее мировоззрение, ее ценности, не имели ничего общего с теми постмодернистскими штучками, которые сегодня господствуют в отношениях между людьми. Да, и, как выяснилось, никаких таких особых замыслов установить хорошие отношения с преподавателем, у нее не было и в помине.


Я всегда рад тому, что в жизни моей встречаются такие люди. У них есть надежный якорь, с которого они никогда не срываются. На них можно полагаться. Они не хотят, и не будут ловчить. Они живут подлинно человеческой жизнью в качестве Личности, исступая из своих границ, из себя самого прежнего, ограниченного, «вырастая» из самих себя. Живут настоящей жизнью.


В наших разговорах «по душам» Ирина очень редко упоминала о своей маме. И мне в голову не могло прийти, что жизнь наша, изумляющая нас тайнами бытия, раскрываясь в узнавании и освобождаясь в пробуждении, приведет меня к первой и последней встрече с этой женщиной, которая искренне улыбалась на фотографии.


Я не лукавлю, когда говорю, что ничего не знал об этой жизнелюбивой женщине, хотя благодаря нашей дружбе в соцсетях, имел какое-то представление об ее внутреннем «я». О том, что она глубоко порядочный человек.


Однажды, благодаря ее, я испытал самый настоящий прилив счастья. В свое время, я приложил весьма и весьма скромные усилия, помогая Ирине в подготовке письменной работы. В ответ от этой женщины я получил слова благодарности, которые только сейчас могу оценить по достоинству, по-настоящему. Буквально она сказала следующее: Благодарю Вас за помощь моей дочери, очень признательна, огромное СПАСИБО!!!! Будьте здоровы, пусть у Вас все сложится благополучно. Спасибо за дружбу. Я рада, что у Иры есть такой друг. И я рада с Вами дружить. Для меня эти ее слова были не просто словами благодарности, они были и словами поддержки, таким образом, она придавала мне уверенность в правильности моих поступков, моих действий, за что я, в свою очередь, бесконечно благодарен ей.


Поблагодарив ее, я сказал, что очень рад тому, что у Ирины очень хорошая гуманистическая и ценностная база и ориентиры. И был изумлен ее ответом, она сказала, что с базой и ориентирами действительно всё в порядке. Услышать такое в наше время, это или редкость, или надо иметь мужество, чтобы так воспитать своего ребенка!


Просматривая ее страничку «В Контакте», я понимал, что имея блестящее образование, она ясно осмысливала глобальные перемены в жизни, которые уже невозможно объяснить с помощью старых парадигм, которых, в свою очередь, уже никто не хочет.


Это парадигма эпохи Просвещения, или парадигма модерна. У неё есть десятки других наименований, и все они произносятся с презрением и отвращением: ньютоновская парадигма, картезианская парадигма, механистическая парадигма, парадигма зеркала природы, парадигма отражения. Она состоит в идее, что, с одной стороны, мы имеем личность, или субъекта, а с другой стороны, эмпирический или чувственный мир, и всё достоверное знание заключается в создании карт эмпирического мира — одного-единственного и простого «предзаданного» мира. И если эта карта верно передаёт, или репрезентирует, эмпирический мир (то есть соответствует ему), тогда она и есть «истина».


Как бы мы её ни называли, данная парадигма теперь считается безнадёжно устаревшей или, по крайней мере, серьёзно ограниченной, и все жаждут заполучить новую, а, следовательно, постсовременную парадигму — или парадигму пост-Просвещения.


Ее размышления красной нитью пронизывала мысль о том, что человек, погруженный в сон невежества, уходит без всякого понимания, откуда и зачем он пришел. Он оказался в мире, лишенном смысла. Еще недавно его занимали мысли о «смерти бога» и «конце истории», но даже это требовало от него столь многого – интеллектуального напряжения, опасного проникновения в бездну сокровенных смыслов, переоценки ценностей – что человек решился на бегство. Царство количества, в котором этот узник мнит себя господином, предоставило ему немало способов продлить свой сон.


Вернуться к истокам – это обрести способность вновь мыслить начально; войти в предвечный Хаос Гесиода, повернув время вспять; постичь sacrum через столкновение с прародителями богов, став участниками космогонических и теогонических процессов. Любое возвращение может быть только возвращением к Началу. Любое спасение может быть только спасением от времени и невежества.


Искала ли она пути выхода из состояния невежества, я сказать не могу. Но то, что наряду со своей юридической практикой, она много времени посвящала изучению духовной жизни и духовных практик, это я могу утверждать.


В последней записи, которую она закрепила на своей стене, было сказано: «Следуя по дороге жизни, нужно научиться без сожаления оставлять позади все то, что затрудняет твой путь вперед: плохие воспоминания и старые обиды, прошлые ошибки и былые разочарования, а главное – людей, доказавших своими словами и поступками, что вам с ними больше не по пути».


Я все время говорю о ней, не называя ее имени. Хочется писать и говорить об этой женщине как женщине с большой буквы. Однако правила письменного русского языка не предоставляют такую возможность. Имя ее, как и возраст (оказалось, что ей было всего 46), я узнал только в час прощания.


Ритуальный зал был достаточно просторным помещением, хорошо и ровно освещенным. Пришедших проститься с ней оказалось так много, что все места оказались занятыми и около двух десятков человек небольшими группками стояли вдоль стены, противоположной к входу в зал.


Люди, пришедшие проводить Оксану Анатольевну в последний путь, говорили коротко и, как и подобает в таких случаях, тихо. Но в тихих этих словах мне ясно слышалась сила их убежденности в жизнелюбии Оксаны Анатольевны, ее ответственности за судьбу других людей, с которыми она так или иначе была связана, в ее жизнеутверждающих Началах, на которых она строила всю свою жизнь.


Настала минута прощания. Люди скорбно и молча подходили к ней, останавливаясь ненадолго, всматриваясь в ее лицо.


Я понимал, что нужно было подойти к гробу с телом покойной для прощания, обнять Ирину, чтобы таким образом, поддержать ее в час горькой утраты. Однако, я не стал этого делать. Мне хотелось сохранить в памяти образ той, смеющейся на фотографии красивой женщины, которую никогда не встречал в жизни, но которую, казалось, знал, всю жизнь. Траурная и в то же время светлая музыка возносила меня вслед за ней, я видел ее идущей впереди меня, смеющуюся, в развевающемся белом платье. Где-то глубоко, внутри меня появившаяся горечь утраты сменилась грустью и светлой печалью. Должно быть такое чувство испытывает каждая мать, когда провожает свое повзрослевшее дитя в первую в его жизни дальнюю дорогу, надеясь на лучшее и, одновременно, желая быть с ним рядом, всегда готовой помочь в минуту беды. И во мне родилось и крепло ощущение, что она знает дорогу в неизвестное. В будущее.


Медленно раздвинулись кулисы и украшенный постамент, на котором был установлен уже закрытый крышкой гроб, также медленно двинулся, унося покойную из ритуального зала, где оставались мы, живые. Зал как будто сразу отовсюду опять наполнился звуками возвышенной светлой музыки.


Такой мне запомнилась эта женщина, ушедшая навсегда, в последний раз обернувшись ко мне с искренней улыбкой на лице.


Кулисы сомкнулись.


Церемония прощания была окончена. Выйдя на улицу, и дождавшись Ирину, которая выходила из зала в окружении родственников и близких, я обнял ее за плечи, со словами поддержки. Она заметила, что я не подошел к покойной для прощания, а скромно простоял в зале. Я не стал говорить ей все то, о чем мне думалось. Когда-то скажу. И уверен, знаю, буду понят.

16.12.2017