Стекает кровь по сумеречным стенам...

Стекает кровь по сумеречным стенам, сквозь белое пропитываясь красным. Всё, кроме душ, уложено в постели. Провалы памяти зияют.
Страшно
не от того, что сгнили половицы от влаги, стынущей багровой коркой – здесь жутки неосмысленные лица, безумия рассыпанные споры. Что прорастёт на простынях к рассвету, когда лекарство потеряет силу? Какие монстры приоткроют веки?..
А за окном – весна, и так красиво! На клумбах крокусы и ангелочки из мрамора в заплесневелых жилках. Здесь бродят девочки в ночных сорочках, вчера ворона, каркая, кружила. На кирпичах, как водится, есть дата, но только вот её совсем не видно – дом стар, не помнит, что был юн когда-то. Качели задевают ежевику, жильцы прикармливают звёздных гончих, прописаны пилюли и другое, что помогает сущности прикончить. Покоя нет – то бегство, то погони за миражом, химерой, длинной тенью, влезанье в шкуры [и всегда – в чужие].
Фальшивые подобия растений. Здесь кактусы хотя бы живы.
Живы.
Вода в графине медленно мутнеет, как разум, умирающий в покоях. Под рукавом из клетчатой фланели места, куда медбрат привычно колет. Печальна музыка по коридорам, по лестницам, давно не мытым рамам. Глоток свободы бесконечно дорог, но грудь пустеет, превращаясь в рану.