Цикл Тувим. переводы

                Из цикла «Тувим»
                (переводы с польского)
                (1979 – 1990)
         *
     Молитва               
   
В молитвах уповать не на смиренье,               
Но ими твердо слово укрепить.               
Пошли мне, Боже, силы и терпенье,               
Чтоб вдохновеньем и безумством жить.               

Пошли мне, Боже, в пламени рожденье,
Пусть буду твердой волею горазд,
Пусть жизнь моя, в извечной перемене
Единством вечным душу мне создаст.
 
А если беды, то, Отец Небесный,
Перед твоим предстану Божеством:
Над головой два кулака железных
И взгляд, грозящий яростным огнем. 

               *                *            

             Счастье

Мне мир не в удивленье,
И сонм его вещей
Внимания достоин
Не больше, чем репей.

И люди, все науки
Познавшие вполне,
Поведают не больше,
Чем первый встречный мне.

Хоть смейтесь надо мною-
Нет силы книг открыть,
Я и без них с лихвою
Узнал, что значит жить.

Под деревом тенистым
Сижу в смирении я…
О счастье мое, Боже,
Как воспевать Тебя?





               *   
         
           Весна

Сердце всей громадою
Разрывает грудь мою,
Ошалел от радости,
Верьте слову, люди!

От затылка к темени
Ток сильней не помню я,
На таком калении
Осадить ли молнию?

Приходи же, славная
К молодому соколу,
Чтоб потомство малое
В нашем доме топало!

              *
 
              Я

В пять, июльскою порою,
В солнце алом утопая,
Самой главной мостовою,
Самой главной мостовою
Я по улице шагаю.

Там лазурь… и вдаль такое
Горизонта раздвижение...
И такое распаление
Молодой, горячей крови,
Что готов я шагом мерить
Город, загород и поле…
И пьянеть не напиваясь
Утра чистым алкоголем.

            *

Жизнь?.............................
Расправлю пошире плечи,
Вдохну полной грудью воздух,
И вовсю свою мощь, и силу
Крикну радостно, громко крикну,
Что за счастье кровь красная в жилах!
            

           *
               
      Петр Плаксин

Сентиментальная поэма   

                1

На станции Горечь Унынья,
В глуши, где и черт не заметит,
Телеграфист Петр Плаксин
Играть не умел на кларнете.

Случай плевка не стоит,
Не то, что поэмы целой,
Но в неумении этом
Главная мысль и тема.

У жизни свое коварство,
Порой пустяковый случай
Вдруг обернется драмой,
Сгущая черные тучи.

Он спутает сходу карты,
В шлее железной дороги,
В такой безнадежной кручине,
В такой печали- тревоге.

Так уходящий поезд
Движется по расписанью…
Так с третьим звонком уплывает
Осеннего дня сиянье.

И Плаксин стоит у окошка,
Глядит, не меняя позы,
На путь бесконечно-далекий
И льет свои долгие слезы.

                2

Но почему у окошка,
У телеграфа и пыли,
Стоял тосковал Петр Плаксин -
Не ведал никто в целом мире.

Не ведал Иван Абзацев,
Кассир и парень из хватов,
(Он осенью собирался
Заслать для Катюши сватов).

Не ведал Фома Запойкин,
Техник и мастер поклонов,
За что от начальства свыше
Рублем наделен был казенным.

Не знал Илья Слономоськин,
Кондуктор сверхскромной зарплаты,
Который из кожи вон метил
В местные аристократы.

Ну и конечно не ведал
Прокопий Сергеич Рубленько,
Он ведал лишь станцией этой
И выпить любил маленько.

А если само начальство,
Фигура у всех на примете,
Не знает…, то, значит, не знает
Никто на всем белом свете.

                3

И все-таки были люди,
Не раз заявлявшие смело,
“Шерше ля фам" - по-французски,
Что значит - в женщине дело.

И верить бы им не стоит,
Но, даже Варвара Петровна,
(Кондукторша), говорила,
Что здесь “ля фам, безусловно.

Она шептала в секрете,
Как Бог положил на душу,
Телеграфист Петр Плаксин
Влюбился по самые уши.

Святые угодники!  Боже!
Ну, посудите сами,
В кого же влюбился Плаксин?
В Нину? Авдотью? Таню?

В Ольгу?  Анисью? Наташу?
Может в Марию Петровну?
А может в Семенову Машу?

В кого? В полячку у стойки?
Господи, смилуйся в меру…
А Плаксин меж тем у окошка
Хандрил обычным манером.

            
                4

На станции Горечь Унынья,
В глуши, где и черт не заметит,
Техник Фома Запойкин
Чудесно играл на кларнете.

В игре его проникновенно
Сливались и боль, и утрата,
С надрывом тянулась песня:
“Пурпуровый луч заката...”

И томно тянулась и гладко,
И в ласке все звуки тонули…
Но, вдруг, разухабисто - дико
Звенело о пряниках в Туле.

Меж тем как Ядзя у стойки
От музыки млея душою,
Шептала: "Фома Петрович,
С ума вы сведете игрою...”

А техник усы подкрутит,
Мигнет, чтоб велась интрига:
“Ей Богу, одной Вам играю,
Прекрасная панна Ядвига.”
       
Ах, Ядзя вся льнет к музыканту…
И сладче игра в экстазе…
А Петр Плаксин вздыхает
О Ядзе, о милой Ядзе…


                5

В поле гуляет ветер
И в окна стучит сильнее…
Фома Петрович тоскует:
“Ох, жаль мне тебя Россея…”

Снег падает сплошь и крупно,
А ветер сквозь щели воет,
И каждый день панна Ядзя
Водку приезжим готовит.

Мороз свирепствует лютый,
И дрожь до кости корячит,
Петр Плаксин сидит и шепчет
Письмо о любви горячей.

Пишет Петр Плаксин Ядзе,
Что слово сказать робеет,
Поэтому умоляет
Письмо прочитать скорее.

Пишет, что он ее любит,
Только боится признаться,
И просит хранить его тайну,
И над письмом не смеяться.

Пишет с душой и чувством,
Что любит любовью чистой,
И падают, падают слезы
У Плаксина - телеграфиста.


                6

На станции есть окошко,
Откуда видны лесосеки,
Поля, поезда и рельсы,
А также деревья-калеки.

Откуда видны пассажиры
В пути за моря и веси,
Российская грустная осень
И серое поднебесье.

Тоска навалилась на плечи,
Банальные скорбь и мука…
И далекие очи в тумане...
И горькое слово разлуки…

Ах, бедное сердце, не бейся!
Ах, очи вы снова не зрячи!
О, бессонные ночи рыданий,
О, слезы любви горячей.

“Не для меня вы, пан Плаксин,
Фома Петрович поскольку
Мне дорог душой поэта,
А вы с телеграфом - нисколько”.

Читает и плачет Петр Плаксин:
“Зачем я живу на свете?
И какой же Фома Петрович
Мастер играть на кларнете…”
          
                7

На станции Горечь Унынья,
У самой почти ограды,
Могила с крестом и табличкой
И надпись на ней в два ряда:

“Лежит здесь, почивший в бозе
Верный слуга и раб божий,
Телеграфист Петр Плаксин,
Молись за него прохожий”.

                *
            Все для тебя.

Все для тебя - любое дуновенье,
Движенье каждое и каждый шаг.
Глаза закрою - ты мое виденье,
И как молитва имя на губах.

Все для тебя - последнее дыханье,
Последний грош, последнее “прости”,
И молодости страстной упованье,
Что для тебя тяжелый крест нести.

Сойти с ума! Преодолеть напасти,
Дробить гранит, лежащий на пути,
И в светлой вере прошептать “О, Счастье…”
Когда на гибель скажешь мне идти.

Потом, сдружась с невиданной удачей,
У ног твоих спокойно опочить,
И твердо знать, что так, а не иначе.
Я для тебя мог умереть и жить.

                *

                Ничей

Как трава и ручей
Я ничей,
Я ничей в этой жизни мирской,
Только твой я
И Господа Бога,
Только твой.

Только твой я
И Господа Бога,
День за днем уплывают вдаль,
И шепчу я
Пресветлому Богу
Всю печаль.

И шепчу я
Несмелые речи,
Слезы застят до слепоты,
И Вершитель мой
Тишь Вселенская,
И ты.

День за днем
Ожидаю прихода,
О печали поведать готов,
Темным таинством нашей беседы
Без слов.

И кончая день каждый молитвой,
Вспоминаю сны ясные те,
Что поведали мне о Всевышнем,
О Тебе…

                *

                На балконе

На балконе, на балконе,
К сердцу руки прижимая,
Я стою, и взгляд мой тонет,
В серебристом небе мая.

В теплом запахе сирени,
Шире скорбь моя и круче,
На лицо мне дуновенье
Одевает шелк летучий.

Сердце полнится тоскою,
Жить в разлуке не готово,
И едва глаза закрою,
Вижу образ твой я снова:

На балконе, на балконе,
К сердцу руки прижимая,
Ты стоишь, и взгляд твой тонет
В серебристом небе мая.
               
                *       

                Нет края…

Нет края, где б меня не жгла
По старым улицам тоска,
Где радость заменить не жаль
На старую мою печаль.

И нет земли, где отдохнуть,
Чтоб прошлое свое стряхнуть,
Так в лабиринтах всех дорог
Одно виденье дал мне бог.

И мне другого не дано,
Затмило всех оно одно,
Так в сердце бьется у меня,
Родное небо и земля.

Среди дорог, среди людей,
Средь океанов и морей,
Как тень, тоскуя о былом,
Я помолюсь за отчий дом.

Я ту молитву с детства знал,
Она не гимн и не хорал,
И не высокопарный слог,
Слова простые дал мне Бог.

О, Боже, как ты всемогущ,
Блесни надеждой из-за туч,
И проведи дорогой той,
Где отчий дом, где край родной.

                *

              Работа

Поэзия - ты продолжаешь быть
В своей скупой, размерной оболочке,
Как обтесать, вогнать в четыре строчки
Еще одну, чтоб глубже смысл раскрыть.

И знать, ее, заветной, не скрутить
Средь тысячи, неподходящих впрок,
Что порох сух и заведен курок,
Готовый суть на вылет прострелить.

Что образы расплавлены в металл,
И вновь из красок в звук идет литье.
Меж тем как мифы заменяют все,
Чтоб корень слова обнаженным стал.

Так! Вновь и вновь то в сердце, то в слова,
Тяжелый клин без устали вбивать,
Упорствуя, с начала начинать…
Всегда!

                *

           Труд

Так возвеличить смерть, как я,
Холодным блеском осветится,
Средь шума праздничного дня,
В аду как Данте очутится.

Увидеть бездыханным круг,
И сна, и вечности скрещенье,
Шагнуть и с почвой зыбкой вдруг,
Утратить соприкосновенье.

И что словам не передать,
Найти в труде, чтоб счастье крепло,
Живой цветок создать из пепла,
И умереть - и вновь страдать.

                *

         Майские заботы

Пусть в мае начинается любовь,
Пусть будет неуклюже - бестолкова,
Терпеть и гибнуть, и воскреснуть вновь,
И знать, что лишь она всему основа.

Запутаться в сиреневой листве,
И упиваться запахом сирени,
Перетряхнув все мысли в голове,
Развеять их как шепоты и тени.

А ночью выйти в шелестящий сад,
И одиноко шествовать в прохладе,
Чтоб погребенья совершить обряд,
Над молодостью и печали ради.

И пусть уводят дальше дерева
Киваньем веток противоречивым,
Вновь бормотать бессвязные слова,
Вновь становится глупым и счастливым.

                *
      
                Мещане

В затхлых квартирах, затхлые стены,
В них проживает мещанская свора,
Копоть и плесень, и пыль по колено,
Ужас ледовый, предчувствие мора.

Утром извечный понос бормотанья:
Дождь…мандарины… дают то-то…там-то…
Сядут… походят… и снова стенанье,
Все для них призрак и все для них фантом.

Сто раз проверят часы и карманы,
Усики фабрят, и лацканы холят,
Шагом размеренным как истуканы,
Ходят дышать кислородом на волю.

Ходят… в свои застегнувшись личины,
Смотрят направо, налево и прямо.
Видят все вещи отдельно и чинно:
Вот дом…, вот Стасик…, вот конь…, вот яма.

Сплетни в газетах - сладкою сдобой,
Все обсосут, обмусолят, проглотят,
И с до отказа набитой утробой,
Знай себе пухнут в своей же блевоте.

И вновь заводят: вот Форд…, вот касса…,
Вот Дева Мария…свершить бы причастье,
А бредни лавиной как снежная масса…
Спаси меня, Боже, от всякой напасти.

И с головою тяжелой, балдея,
К вечеру в норы свои заползают,
Там под кроватью, вместо злодея
Судна вонючие в страхе бодают.

И снова шарят в чулках и посуде,
Штопают, деньги считают в испуге,
В затхлых застенках, затхлые люди,
Гордость лелеют свою и заслуги.

И перед сном на творца уповая,
“Не дай мне погибнуть Господи-Боже”,
Отходят ко сну, то храпя, то рыгая…
В затхлых квартирах мещанские рожи.

                *

                Ожиданье

Живу, цепляясь за земное,
Быть ангелом невмоготу,
Черствеет, ноет ретивое,
Один как перст… чего-то жду.

Я знаю мудрости Завета,
Дурманы снов и крепких вин,
Власть женщин и толпы наветы
Цветы и холод домовин.

И дух, витающий без плоти,
Как звук неясный и глухой,
И плоть, застывшую в полете,
Без ласки и души святой.

Все жду. Приливы и отливы
Шумит настойчивый прибой,
И день за днем, как див за дивом,
Поют и плачут чередой.

И набухает майским соком,
И птицей рвется из груди,
Стихов явленье ненароком,
Ах, жизнь, что будет впереди?

                *               
         
                Метель

На всем, что есть лежит печать снегов,
Смешались сон и снег в водовороте,
И след моих растерянных шагов
Давно застыл в бессмысленном полете.
 Могу стоять, а то могу поспать,
Могу сидеть с газетой прошлогодней,
Могу брести в бесчувственном сегодня,
Чтобы другой меня мог увидать.

И кто рассудит в полусонной мгле
Мой шепот безнадежно-запоздалый,
И след от тени на седой земле,
Бесплотнее любой снежинки малой.

На всем, что есть лежит печать снегов,
Прошли года в заснеженной дремоте,
И тянется последний вздох стихов,
В бессмысленном, пустом водовороте.

                *

               Ночью

Половина жизни,
Половина ночи,
Я в своей аптеке,
Взгляд сосредоточен.

Вижу, сном измучен,
Старых слов секреты,
Словно недоучка
Выписал рецепты.

Разве так бывает?
Слету и без стука
В сердце попадает
Шелест трав и звуки.

А в аптечных недрах,
Где все пережито,
Крест, часы и беды
И тома Тацита.

Пусть же рифмой свяжут
Римские размеры
Бой однообразный
Старых книг и веры.

Здесь, в бутылке яда,
Блеск смертельной стали,
Так в печали радость
Выживет едва ли.

Словно месяц впало
Сердце в черный омут
И стучит устало,
Погружаясь в дрему.

Но в сознанье темном,
Где судьба - пустое,
Погружаясь в дрему,
Вижу крест святой я.

               *

      Песенка умершего

Отошла душа от тела,
Но в зеленые наделы,
Я, за ней рванувшись к свету,
Вдруг увидел - ангел это.

Ангел с образа святого,
В круге нимба золотого,
Лен волос, очей сиянье,
Ты прими мои стенанья.

Возвратись со мной в мястечко,
Будь послушной как овечка,
Дай мне руку поскорее,
Что я умер, пусть не верят.

В серебре и позе тронной
У конторы похоронной,
На дощатом пьедестале
Я с цветком тебя поставлю.

Пусть дивятся ротозеи,
Ты же крылышки смелее
Распахни, взмахни разочек,
Мой утерянный дружочек.