Посиделки
— Ты, Иван, смотри, не путай
С соловьем лесным — осла.
Ненароками, не нукай
И не пей вина, пока!
Старость-младость уважая,
Разговором поспеши! —
Им село ты собираешь,
А не медные гроши!
И за это — уваженье!
Будешь есть и пить — весь год!
Брось в потеш! Потешь сомненье —
Надоел нам хоровод!
— Все собрались? Закрывайте,
Защелкайте ворота!
Да, смотрите ж, не валяйте
Ни меня, ни дурака!
Расскажу вам то, что было,
А и не было? — так, что ж!
Отыскалась бы кобыла,
К ней отыщется и рожь!..
Жили в русском захолустье —
Не упомню, где-когда —
Злой мужик. Ему б, попустье!
И мужикова жена...
Часто-часто доставалось
Бедной бабе, зря-почем.
Дальше — хуже оказалось —
Тесным стал родимый дом...
Муж ее — горазд был выпить,
И когда бывал он пьян,
Чтобы злость свою насытить,
Бил жену, до самых ран...
И она, не взвидя света,
Проклиная злой венец,
Понесла слова обета —
Положить всему конец!..
Над иконою склонилась,
И горячая слеза
Об иконочку разбилась —
Одинокая душа...
Боль-сомненья разбросались.
Побежала вдоль реки.
А в дому пустом остались
Мал-мала, ее сынки...
Помолилась, чуть-недолго,
В небо синее глядя,
И ее — родная Волга
Вместо мужа обняла...
— Хватит, Ваня, лезть в сомненья!
Их и так уж до черта! —
Лучше, дак, про приключенья,
Где замешан он. Айда!
— Ладно. Слушайте, родные
Всесельчане-земляки,
Да про то, как удалые
Не страшаются беды...
Кони вольные-гнедые!
Говорить — не запрягать...
А, несите, вороные,
Да вперед же, а не вспять!
У села — напротив леса —
Холм кустистый, где завесы
По утрам, тумана нет —
Будто тысячью монет,
Золотом роса играет
Чуть пониже. Завывает
Ветер вольный на холме.
Как злой всадник на коне,
Мельня скривилась на нем...
У подножья холма — дом.
Или лучше так — избушка.
Словно древняя старушка,
Подбоченясь, в лес глядит —
Мельника покой хранит...
Однажды, целый день, кричала
У мельни стая воронья!
А ночью, в полночь — точно жало
Вонзилось с ядом в старика:
В округе — дунул сильный ветер,
Освобождая жернова.
И только утром — на рассвете,
Старик был там, едва живя...
Замок — нетронутым остался...
— Не может быть! — шептал старик.
В ушах, гудящих, навязался
Неутаённый, жуткий скрип!
Открыл. Ворона, как старуха,
Вразвалку, топко подошла...
И слова три ему на ухо
Прокаркала-произнесла...
А утром оного, в постеле,
Что за мукою — мужики
Холодного найти успели,
Не зная, от какой беды...
Это, мои дорогие, не все!
Вы — словно куры, а я — как зерно.
Или зерно — это все-таки вы!
Клюнуть могу! Разевай только рты!
Но вот. Глядят — на понедельник
В надежде: Горе — не беда! —
На хутор едет новый мельник
Мукою полнить закрома.
Недолго, бедный, проработал:
С закатом встретился лишь день
И он, поваленный зевотой,
Уснул, в фуражке набекрень.
А ночью черной быстрый ветер
Задул, неистово свистя...
И вплоть до самого рассвета
Под ним крутились жернова...
И в эту тягостную ночь
Детина-мельник точно понял,
Что должен сам себе помочь:
Ужасный скрип — смертельно донял!
Поднявшись, мужества набрался,
Гостей, негаданных, кляня,
На холм бушующий прокрался,—
Черно где все от воронья...
Ворвался внутрь. Глядит — старуха!
Что подошла и слова два
Оцепеневшему, на ухо,
Как приговор, произнесла...
Покорный, поплелся домой,
От страха лютого — согнулся.
Не то, чтоб мертв, а не живой.
Как лег — так больше не проснулся.
Ну, вот. Я счас а ля, уйду!
Уйду — как только захочу!
Залягу дома на печи —
Заем, заёмно — калачи.
Ну, ладно-ладно. Досижу!
Не досижу, а — доскажу...
Опять, как раз на понедельник —
Чтоб знать нам всем, наверняка,
Вручил лишь цену — новый мельник...
И враз — засучил рукава!
Заради этого событья
Дал бабке, бедной и больной,
Тотчас, и в день новоприбытья,
Большой мешок муки ржаной.
Оттарабанил. И ушел.
Щи-хлеба с кашею отведал,
Живой огонь в печи навел,
И, вскоре, сон его наведал...
Проспал недолго он, ведь слышит,
Что бьется бешеный буран,
Что ветер ненавистью дышит,
Бросая в небе черных вран...
Хозяин на гору взобрался:
Пред дверью мельни оказался...
Заглянул внутрь... Свеча горит,
А перед ней — карга сидит...
Вот встала. Молча подошла
И слово на ухо она
Хозяину сказала тихо...
А мельник — развернулся лихо
Да треснул ей по голове!
Да по-мужски сказал карге
Да несколько известных слов!
Да запер двери на засов.
Да и пошел домой, опять
Да до зарницы досыпать...
А потом, опять с утра
В возы грузится мука!
И к тому же — с той поры
Не бывало там беды!..
Вот вам — сказка или ложь:
Не соврешь — не подвезешь!
Не смотрите ж, до обиды!
Эка невидаль—невиды...
Хоть ты скачем-поскачи,
Хоть ты плачем-поплачи,
А от вас — не утаю:
Ни на сколько не солгу!
— Это, Ваня,— загибаешь!
Видно, ты с утра — того...
Байки баешные баешь!
Песню спой! Ну хоть про что...
Грустно-невеселую,
Слезную-дворовую.
Или как душа-царица
Превратилась в жарку птицу!
Как напился воробей,
Как родился муравей.
Или как лягушка
Спать залезла в ушко...
Или как змея
В небо уползла.
В звездах укачалась,
В том — обосновалась!
Удиви хоть чем-нибудь.
Да про юмор не забудь!
На тебе. Держи сто грамм.
Выпей их, а не баян! —
Выпил! Кудрями тряхнул!
Удаль-песню затянул...
песня вани
Как, в лесу, жили звери разные:
Волки, гады и свиньи грязные...
Были б не свиньи, а кабаны —
Не было б в этом горя-беды!
Свиньи все желуди вкусные слопали
Грибы дождевые, лесные — похлопали...
Вечно в грязи лесной ковырялися,
Грязные, всеми зверьми избегалися!
Срамно хихикали и потешалися.
Даже над волком — и тем — издевалися!
Мол, волк ты наш серый с глазищами желтыми,
Вечно волками вам быть — серомордыми...
И даже свинья, по прозванию — “Мразь”
Кинула в волка зловонную грязь!
Волки от грязных — подальше держалися,
А те им: — Совсем бы вы в лес убиралися!
Рыщете вечно — поджавши хвосты...
Так, мол, недолго нам всем — до беды!
И точно — одна ее, как-то нахрюкала:
Волк — цап-царап! И набил свинке хрюкало!
И долго, посля, у волков не дрались —
Все, кто хотел, той свиньей нажрались,
Нарушив негласный звериный закон:
Те, кто в грязи — вроде, как не при чем!
И кушать их, грязных — совсем западло...
А взяли и съели, всем миром — назло!
И это попранье, все свиньи, увидя,
Червя привечают теперь — полусидя...
Ха-ха-ха! Видать по нам —
Впрок пошли тебе сто грамм!
Ваня! Милый! Без тебя
Нам душа — как ни шиша.
Можешь ты один помочь,
Смехом слезы превозмочь!
Или, хоть, наоборот:
Сзади, задом-наперед!
Нас уважь, иль уважи —
Хоть, что хочешь, расскажи!
— Ладно, милые-родные!
Не забудете меня?
Мне — рассказы удалые.
Вам — душа, а не шиша!
Наливай еще мне граммов!
Жизнь и вправду — хороша!
Вот хоть счас бы, по бурьяну
Показал бы нагиша!
Как бывало, раньше, в детстве...
Боже мой — не воротишь
Взгляд девчонки, что в соседстве,
Я ловил с чердачных крыш!
Трепещу я! Плачьте, люди!
Развернись, моя душа!
Никогда я не забуду
Первых глаз! Ее глаза...
Расскажу сейчас! Ей Богу!
Нет... Не стану... Не могу
Вам открыть туда дорогу,
Где уж не быть самому...
Слушайте ж, теперь, другое,
То, что тож — не за горою...
Раньше жил за лесом плотник,
В доме — прямо у реки.
Вот, пришел к нему охотник:
Просит две иль три доски.
Плотник досками снабжает —
Никого не обижает.
И хоть был не всем по нраву,
Все ж трудился он на славу!
Нерешительный немного,
Весь в работе. Верит в бога.
Да в характере припас
Лицемерия запас,
Что на мысли навевает:
Он иль вера ли — страдает...
Платой крупной не грешил,
Перед сильным — не дерзил.
Слабых — тоже не обидит.
Говорит: — Бог все увидит!
Да не нАжить бы врага! —
В общем, все, как и всегда...
Дал охотнику три доски
Из ольхи ли, из березки —
Не упомню, хоть зарежь!
Ну, не память — просто брешь.
Пробежало пару дней —
Вновь пришел мужик за ней...
Так недолго до тоски —
Раздавать же не с руки!
Снова плотник доски дал.
Угадал? Не прогадал?
Охотник денег не дает,
Хоть, в чем другом — наоборот...
Ладно. Время пролетело.
Дармач опять к нему идет
И хоть сомнение назрело,
Плотник доски отдает...
Зашагал к реке охотник —
(Увязался сзади плотник...)
Оказавшись у воды,
Кинул в реку две доски.
Тут не выдержал наш плотник:
— Эй! — кричит.— Вот так, негодник,
Уважаешь ты мой труд!
Доски выпустил из рук...
А охотник третью вынул,
Ею, словно как дубиной,
Любопытного огрел —
Тот упал. И околел.
А отсюда — две морали:
Коли босая нога,
К ней всегда нужны сандали!
А к сандалям — голова!
— Вот так — всегда! Уже напился
Наш Ваня, просто — на Ура!
Я ж говорил-оговорился:
Иван, не пей пока вина!
Пошли, честной народ отсюда!
Другой настанет день-придет.
Наш Ваня — это, просто, чудо,
Коль в радость нам — недоберет!
25 мая 1994 г.
Свидетельство о публикации №117121201539