Первый инквизитор

Она сжигает милых детишек во мгле, 
Сжирая kardia кровавое, в плюшевом сне, 
Мое! Сквозь ручки на гвоздь натыкает битум, 
Смолой укрепит и собой укроет на крестах прибитых 
Поверх кости. Трясется на зеркальной плитке 
Поверхности воды, захлопнутся гештальты мирные. 
Проблюется мыслью точечно в ведро сомненья, 
Малыш насядет на японочку в тенях забвенья! 


Сидит, как и сидела на верхней ступеньке. 
Сидит, как и сидела сука в своем положении. 
Сидит, как и сидела, ощетинясь телом. 
Сидит как и сидела, осталась без дела 
Но! 
Щенят оставит, ширяясь крылами. 
Вновь! 
Пеплом завалит, швыряясь деньгами. 
Стоп! 
Теперь с её подачки купит тары литр, 
Где хранит их души, прежде душит красный инквизитор! 


Бо-ги-ня! 


Второй и третий сушат себя в отражении, 
Четвертый разобьется прямиком в пылу сражения 
На кусочки, пятый снес башку, не начеркав и строчки, 
Седьмой переварил шестого в пищевой цепочке. 
Седьмой на половине тяжкого пути, 
Единственный кто сам решился безболезненно уйти. 
Восьмой, будучи восьмым, трусливо принял поражение, 
Где таблетки вызывают отторжение. 
Девятому – лежит дорога через колумбарий, 
Урну с прахом для него его друзья слепили сами. 
Десятый был и будет что и первый – не из мерзких, 
Друзья девятого зовут его десятый неизвестный. 


По правде сказать, не знаю кто был первым из них. 
И был ли первый, если каждый духом поник. 
Но знаю точно, дух её в их души с духами проник, 
Вырывая клочья мяса, как красный мясник! 
 

Богиня! Умоляем, устреми свой взор на нас! 
Мы не протянем без тебя и целый час, целый час. 
Поцелуй нас, Богиня! Всей толпою умоляем. 
Никакой другой мы даже в пламени не возжелаем. 


Но! Она сидит как и сидела – сука! 
Сидит, как и сидела, седевши блюет от скуки. 
Сидит, не собираясь с кресла чужого вставать, 
В жесткой извращенности она – изощренная ****ь! 
Богиня! 

Богиня...