Поэма

        ПОЭМА

ПЕРВЫЙ РАЗ НА ЭСТРАДЕ
    (Продолжение)

Не помню, как покинул сцену …
Но тут в гостиную мгновенно,
Нет, не вошел и не вбежал,
А как-то очень странно … впал
Иван Иванович Соллертинский.
С какой-то силой исполинской
Он припечатал мое тело
К стене: - Что ты наделал?!

А я наивно так спросил:
- Что я нескладно говорил?
- Кто дал тебе, голубчик, право
Связать акт твоего позора
С прекрасным жанром разговора?!
О, ты неподражаем! Браво!

Твое паденье беспримерно!
Ты в обмороке был, наверно?
Хочу понять прежде всего:
Ты,впрямь, не помнишь ничего?

Тогда напомню с сожаленьем
Картину твоего паденья:
Помнишь, инспектор шел с тобой?
Когда ж тебя оставил он,
Ты, испустив ужасный стон,
Внезапно пнул его ногой.

Чтоб не упасть, ты поневоле    
Схватил контрабасиста,
А локтем ткнул в лицо альтиста,
Который скорчился от боли.

Что-то невнятно бормоча,
Ты налетел на скрипача
И, ухватившись за смычок,
В борьбе ты овладеть им смог.

Затем, как победитель спора,
Вернул смычок великодушно
И, улыбнувшись простодушно,
Побрел к подставке дирижёра.

Походкой гаденькою, странной
Меж скрипок и виолончелей
Ты шел, качаясь, словно пьяный,
И наконец, добрел до цели.

Все были вдруг поражены:
Ты стал засучивать штаны,
Словно в холодную погоду
Босым лез в ледяную воду.

С трудом ты взгромоздился всё же,
И, тупо вглядываясь в зал,
Жутким фальцетом закричал:
- О чем мне говорить, о боже!

И тут же к залу встав спиной,
Ты, друг мой, уже явно с дуру   
Вдруг начал взмахивать рукой,
Листая важно партитуру.

Никто не знал, что ты в агонии,
И зал решил без колебанья:
Ты – молодое дарованье
Продирижируешь симфонией,
А Гаук, хоть и корифей,
В тени таланта молодого
В конце произнесет о ней
Лишь заключительное слово.

Но кто-то из оркестра хмуро
Сказал тебе: - Не будь глупцом –
Оставь в покое партитуру
И к залу повернись лицом!

Ты вдруг обиженно надулся,
Что-то сказал неясно,
Но к залу все же повернулся
И, видит Бог, напрасно!

Как папуас Новой Гвинеи,
Ты, словно в танце ритуальном,
Задергался так натурально,
Что все вытягивали шеи,
Способные лишь удивляться:
Как, прыгая на каблучке,
Ты умудрялся удержаться
На этом куцем пятачке?

Дав залу вволю посмеяться,
Изрёк: - Пора и потрепаться!
Затем, не обозначив темы,
Ты, ухмыляясь без конца,
Сказал: - Танеев, как и все мы,
От матери родился и отца.

Ты помолчал, после чего   
Изрёк: - Но вывод сей условен:
Так как родители его –
Чайковский и Бетховен!

Сам, обалдев от этой мысли,
Добавил: - В переносном смысле!
Тут из оркестра намекнули:
Пора закончить выступленье,
Но ты вдруг заорал, как псих:
- Танеев не паял кастрюли,
А создавал свои творенья,
И вот вам лучшее из них!

И тут ты долбанул альтиста
По лбу в порыве вдохновенья –
Мол, он и есть это творенье
Прославленного симфониста!

И, завершая свою роль,
С альтиста не спуская взор,
Вскричал: - Симфония це-моль,
Или иначе до-минор!

Затем с гримасой сатанинской
Фальцетом выпалил тотчас:
Це-моль я перевел для вас
С латыни на язык латинский!
И, самого себя кляня,
Вдруг взвыл: - Ой, выгонят меня!
      (Окончание следует)            
         11.12.2017 г.             


Рецензии