Дни после, или Дом на склоне - Часть Первая

Поэма


Poor clay!
And thou pretendest to be wretched!
Byron, Cain

Denn alles, was entsteht,
Ist wert, da; es zugrunde geht...
Goethe, Faust

И всяк зевает да живёт...
Пушкин, Сцена из Фауста


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Русый юноша сел на песок
И пронизанный болью висок
Стал тереть загоревшим запястьем,
Глядя вдаль; в мутном зеркале глаз
Свет зари отражался и гас
Вместе с глупо утраченным счастьем
Жить в домашнем уюте и знать,
Что всегда позаботится мать
О печалях его и невзгодах
На пути, где немало забот
И печалей, но больше – сирот
Вдоль обочины на поворотах,
На довольно суровом пути,
По которому трудно идти
Без родных и друзей – в одиночку,
И поэтому юноши взгляд,
Ненароком вобравший закат,
Получить у печали отсрочку
Не пытался уже и всерьёз
Полон был неумеренных слёз.

II

Так я мог бы начать свой рассказ,
Но, признаться, Никита в тот час
Озабочен был вовсе не этим:
Он и правда сидел на песке
С нарастающей болью в виске,
Но тоска не могла завладеть им,
Потому что уже над ним власть
Укрепила суровая страсть.
Гравий прозы украсить туманом
Поэтических строк нелегко:
У кого на губах молоко
Не обсохло, тот был наркоманом.
Склоном сленга спускаясь бочком,
Уточню: мой герой был торчком.
За жаргон этот без промедленья,
Чтобы повествования путь
Не покинул читатель, ничуть
Не лукавя, прошу я прощенья,
Ведь, как сказано выше, идти
Трудно мне одному по пути.

III

В оправдание юноши – я
Сразу должен заметить: змея
Самоедства, стыда, осознанья
И раскаянья жалила от
Раздражения жертву в живот
Исступлённо и без состраданья,
Впрочем, только в то время, когда
Оставляла Никиту нужда
В героине, когда в одинокой
Голове, прояснившейся вдруг,
Муки совести, горечь, испуг
Возникали порой перед ломкой.
Вскоре телу – душевная боль
Уступала страдания роль.
Избежать не получится прозы:
Затруднительно – каяться и
Разбирать прегрешенья свои,
Если занят ты поиском дозы,
А тем более – если чутьё
Потеряв, не находишь её.

IV

Что же парня терзало порой?
Чем же был озабочен герой
В это хрупкое время покоя?
Что от тошного жжения жил
Безотчётно Никита забыл
На закате под рокот прибоя?
Утаю, но скажу наперёд:
Осознанье болезни не в счёт,
Ведь мы знаем немало примеров,
Сколь обманчив и сумрачен мозг
Наркомана бывает, всерьёз
К драме крайне опасных размеров
Не относится, видно храня
Безмятежность до чёрного дня
В легковерной душе наркомана,
А быть может – преследуя цель
Посадить ржавый катер на мель
С ловкой помощью самообмана,
Потихоньку, украдкой губя
Одураченного и себя.

V

Между тем, алым илом заря
Растворялась и цвет янтаря
Оставляла на небе и в море;
Побережье – волна за волной
Декорировала пеленой
Пены и – для контраста в узоре –
Малахитовой тиной – шитья
Краше не выполняла швея
Ни одна из прославленных в прошлом
И теперь, ведь природа любой
Труд людской наполняет собой,
Правя и утончённым, и пошлым,
Что надёжно, уже наперёд
Естеству превосходство даёт
Над искусным соперником, смело
На него поднимающим меч,
Чтобы тут же поверженным лечь –
За своё несравненное дело.
И природа, осилив его,
Признаёт храбреца мастерство.

VI

Был чудесный закат. Часто в дни
После встречи, сокрытой в тени
Несодеянного, наш Никита
Вспоминал горизонта порез
Или кровотеченье небес –
Впрочем, в памяти всё было слито
Воедино: пунцовая даль
Предвещала беду и печаль –
Так он думал гораздо позднее,
После мрачных событий, пока
Несвершённых, однако рука
Рока тихим подобием змея
Приближалась к Никите уже
На закате, но настороже
Не был он по причине недуга,
Донимавшего душу и плоть
Тягой, что он не мог побороть,
И помочь – рядом не было друга.
Но зато незнакомец стоял
В стороне и за ним наблюдал.

VII

Походил на скульптуру – в своей
Неподвижности он, но ей-ей
Не таился подобно кунице,
Укрывающейся за травой
И уставившей взгляд хищный свой
На гнездо незадачливой птицы.
Нет, скорее бесстрастно глаза
Неизвестного зрителя за
Изнываньем Никиты следили,
Словно пара студёных пустот;
Неподвижен был сомкнутый рот,
Говоривший чертами о силе
И о твёрдости нрава и чувств,
Если мы одному из искусств
Прозорливых софистов поверим.
В то же время он не был суров
Или мрачен. Всегда ли таков
Наблюдающий, или теперь им
Овладел равнодушия бес?
Это знает лишь разум небес.

VIII

И гадать нам совсем недосуг,
Потому что промолвил он вдруг:
«От Сенеки привет, мой Луцилий!
Так и есть: избегай и толпы,
И немногих, и даже стопы
Одинокой – посредством усилий.
Говорят, Кратет, древний мудрец,
Увидав, как гуляет юнец
В одиночку, спросил, чем тот занят.
Был ответ: «Говорю сам с собой». –
«Осторожен будь, ибо дурной
Человек – собеседник твой», – раня
Тупость истиной, Кратет сказал». –
Только тут наш герой осознал
Окончательно, что не виденье
Это всё и не слуха обман,
На которые мог наркоман
Поначалу списать появленье
Звуков речи внутри головы.
Наяву это было, увы.

IX

«Что за чёрт?!» – хрипло выпал вопрос
Из Никиты, который всерьёз
Испугался и тут же подняться
Поспешил, чтоб увидеть того,
Кто на пляже пустынном его,
Словно Лис – длинноухого Братца
(Как подумал Никита в тот миг),
Потревожил, кто тихо проник
В круг его одиноких мучений,
Кто так лихо трепал языком
И при этом с ним не был знаком.
Впрочем, на берегу в час вечерний
С кем-то встретиться немудрено,
Но сознание воспалено
Крайне было тогда у Никиты,
Да и боль головную рывок
Распалил: незнакомца не мог
Разглядеть наш герой, хоть открыты
Широко были парня глаза –
Страх такие творит чудеса.

X

«Зря шумишь, от волненья хрипя:
Я ничуть не страшнее тебя», –
Добродушно сказал незнакомец,
И подобно лучу на кольце
На доселе холодном лице
Засияла улыбка – японец
Или, лучше сказать, дипломат,
Если нет всевозможных преград,
Точно так же порой поступает:
Подчиняясь контролю ума,
Поначалу он сдержан весьма
И эмоции, будто бы скаред –
Скудный скарб, не спешит напоказ
Выставлять, но меняется враз
И даёт волю чувствам умело,
Если выгодно это ему
Самому, а порой потому,
Что на пользу для общего дела
Часто может пойти простота,
И приветливость, и доброта.

XI

«Кто ты?» – тихо спросил наш герой,
Но раздроблены шумной волной
Были слабого голоса звуки.
«Не расслышал тебя. Повтори», –
Бледный свет догоравшей зари
Освещал выражение муки
От попытки расслышать слова
На лице незнакомца – сперва
Нарочитое, но в одночасье
Лихо ставшее искренним и
Обаятельным, словно слои
Выражений лица, как запчасти
Или маски, менялись порой
По желанию – странной игрой
Увлечённого комедианта,
Про которого можно сказать:
«Он затем и рождён, чтоб играть,
Проявляя богатство таланта».
Но напомню, что наш лицедей
Далеко не добряк, а злодей.

XII

Тут Никита, остыв, разглядел
Незнакомца. Болезненно бел
Худощавым лицом был стоявший
Перед ним черноглазый брюнет
Тридцати приблизительно лет:
Симпатяга, улыбкой сиявший,
В летней куртке из чёрного льна.
И была сквозь одежду видна
Мощь его мускулистого тела,
Незнакомец в плечах был широк
И к тому же довольно высок...
Но уже не смущённо, а смело
Наш Никита смотрел на него,
Хоть скорее всего оттого,
Что надеялся выглядеть старше,
Дерзкий вид напустив на себя
И намеренно в речи хрипя,
А порой говоря басом даже;
Пыль в глаза незнакомцу пускал,
Но при этом был хрупок и мал.

XIII

«Я спросил, кто такой ты?» – «Один
Из немногих, кому никотин
Диалога дороже, чем воздух
Молчаливых раздумий, уже
Опостылевший жадной душе,
Оттого что препятствует росту
Хрупких саженцев истины – нам,
Восприятия нашим ноздрям,
Столь привычная снедь – атмосфера,
Ведь, питаясь, в какой-то момент
Понимаешь, что в будущем нет
Места для потаённого сквера
Размышлений и знаний твоих.
Мудрость – это беседа двоих
Или нескольких жаждущих правды
И на поиск идущих глупцов,
А не сирая ложь мудрецов,
Поучающих из-за ограды
Одиноких находок ума,
За томами строчащих тома».

XIV

«Можешь проще ответить?» – «Зачем?
Разве нет занимательней тем
Для общения, чем разговоры
О себе? Это скучный предмет». –
«Я пойду, не до трёпа мне». – «Нет,
Погоди. Не потомок Гоморры
И Содома, не гомик я – стой,
Не волнуйся. Мне нужно с тобой
Обсудить кое-что. Предлагаю
Заработать немало деньжат.
Но в подобных вопросах спешат
Недоумки одни, я считаю.
За тобой наблюдая три дня,
Понял я, что вполне для меня,
А гораздо точнее – для дела
Ты подходишь. Загвоздка в одном –
Что тебе должен я в деле том
Доверять абсолютно и смело.
Для колеблющихся есть прибор
В помощь – это простой разговор».

XV

«Наблюдал ты за мной? Странный тип!
Непонятная муть». – «Как Эдип
Перед Сфинксом, стоишь и загадкой
Изнуряешь себя, но ответ
Недоступен, ведь попросту нет
Здесь загадки, поскольку украдкой
Я следил за тобой потому,
Что означенному моему
Делу спешка напакостить может:
До поры не шагну за межу.
Потерпи. Вскоре всё расскажу.
Что за взгляд недоверчивый? Что же
Ты угрюм? Предложенью не рад
Или попросту очень богат?
Но, насколько известно мне, вряд ли
Ты от денег откажешься. Так?» –
«Верно. Я ведь не полный дурак.
Но вот только на старые грабли
Наступить опасаюсь: хорош
На словах, а на деле – соврёшь!»

XVI

Молча снял незнакомец кулон
С мощной шеи: в серебряной он
Был оправе, кулон сам – стеклянный,
Небольшой и округлый сосуд,
Вместо пробочки в нём – изумруд.
Содержал что-то белое данный
Пузырёк: порошок был внутри. –
«Понапрасну меня не кори, –
Наконец-то промолвил он кротко. –
Тот голодному может помочь,
Кто беднягу насытить не прочь.
В море гибнущим крепкая лодка,
А не слово поможет спастись.
Одному только взмывшему ввысь
Безрассудному сыну Дедала
Не поможешь, но думать о том
Совершенно бессмысленно: сном
Беспробудным столетий немало
Спит прославленный смертью Икар.
Память – это ли, впрочем, не дар?»

XVII

«Знаю я, в чём нуждаешься ты, –
Продолжал он среди темноты
Загустевшего вечера. – Знаю,
Что в заброшенном доме живёшь,
Что вчера за обещанный грош
Ты едва не отдался жирдяю,
Но на счастье своё – раскусил
Хитрость гомика ты. Благо, сил
На отпор и на бегство хватило
У тебя. Пуст остался капкан.
Мне известно, что ты наркоман:
Что Икару – дневное светило,
То тебе – героин, то есть – цель
И погибель. Разит карамель
Ненасытных сластён диабетом.
Словом душу твою теребя,
Я, как это ни странно, тебя
Осуждать не намерен при этом,
И желанье исполню, как джинн.
Здесь, в кулоне моём, кокаин».

XVIII

«Никогда я не пробовал кокс, –
Подавляя восторг, произнёс
Наш герой и немедля в карманах
Скрыл дрожащие руки свои,
Там немного песка было и
В правом – дырка. – О нас, наркоманах,
Люди думают: «Этим, небось,
Перепробовать всё довелось!»
Я не спорю, такие бывают,
Но слова эти не обо мне.
Был до геры доволен вполне
Дурью. Всё! Что другие глотают
Или нюхают – мне наплевать.
Верен я заменившему мать
И друзей героину». – «Так жёнам
До поры парни верность хранят,
А потом их скучающий взгляд
Вдруг становится снова влюблённым:
Появляется новый объект
Обожанья. Дурного в том нет!»

XIX

«Сомневаюсь...» – «Лукавишь, дружок!
Очевидно, что ты изнемог
От смешения жажды и зуда.
Не ломайся; всё то, что дают,
Принимать нужно: пищу, приют
И услуги от чуткого люда». –
«Кто бесплатно таким угостит?» –
«Безусловно! Всё это в кредит:
Рассчитаешься преданной службой.
По рукам?» – «Видно, стоит рискнуть,
Хоть и скрыта пока дела суть». –
«Ты доволен останешься. Слушай,
Сам тебе я вотру порошок
В дёсны и под губу. Хорошо?
Кокаин для профанов опасен». –
Поднесённое чуждой рукой
Угощение – принял герой.
Вскоре стал поразительно ясен
Окружавший Никиту простор,
Пробуждая в герое задор.

XX

«Наслаждения и красоты
В этот час извлечёшь больше ты,
Чем за год, – в шутку изображая
Мефистофеля, басом сказал
Незнакомец и захохотал
От души. – Эта фраза чужая
Мне близка, – продолжал он, смеясь. –
Вероятно, есть тонкая связь
Между мной и одним персонажем,
А точнее – меня и его
Будто объединяет родство,
Ну, хотя бы – духовное, скажем.
Впрочем, все мы в родстве искони
С ним и трепетно узы храним.
Что ж, пожалуй, представиться время, –
Произнёс незнакомец и в миг
Неподдельной весёлости лик
Сбросил, словно постылое бремя. –
Драгоценных порфир и тиар
Краше имя моё – Велиар!»

Конец Части Первой