Чокеров железные удавки...

Это всё уже в ушедшем веке,
всё в тумане будто пыльной мги...
На сибирской дальней лесосеке
трактора сжимаю рычаги.

Звук жестокий бензопил напева
душу раздражённую сверлит.
Ель – злодеями погубленная дева,
в красоте поруганной лежит.

Вот и сучкорубы подоспели
молодой ватагой удалой.
Донага красавицу раздели.
Дело остаётся лишь за мной.

Чокеров железные удавки
поскорей на мёртвых надевать...
Нам к зарплате только бы прибавки!
Что живое губим, наплевать!

Я включаю трактора лебёдку,
и на щит с подругами, в пакет
волоку убитую красотку.
Что же стал не мил вдруг белый свет?

И в себе я видел печенега
из жестоких и враждебных стран.
Будто в вакханалии набега
волоку красавиц за аркан...

Из стволов сосновых будто слёзы
каплями сочатся янтаря.
Их в порту погрузят в лесовозы,
увезут за дальние моря.

И получат премию лихие
лесорубы, и напьются в дым.
Не пора опомниться, Россия?
Не торгуешь телом ли своим?

Съёжится шагреневая кожа,
всё ведь не бездонно, наконец.
И свою ты силу уничтожишь.
Чем её восполнишь ты? Конец!

На работе той провёл два с лишним года,
и воюя с гнусом, и в пургу.
Хороша в тот майский день погода...
Завтра рассчитаюсь. Не могу!