Слободзея

Главное здание духовной жизни селян, церковь, взорвали до моего появления на свет, в нашем селе стояла воинская часть, она и помогла. Чтобы оно не смущало жителей, идущих быстрым шагом в коммунизм с лозунгами и портретами вождей. Вот так и получаются неудачники и алкоголики.Колхозники из года в год наблюдали воровство, пьянство и любовные похождения председателя колхоза, веры ему не было. Люди смирялись. В полной безысходности жили и умирали. Это были рабы, исправно обрабатывающие бескрайние поля свеклы, томатов, а также бесконечные сады и ряды виноградников. Это они стояли за идеалистической,лаковой картинкой щедрой и солнечной Молдавии, которую представляли наверх.
Пили и воровали колхозники все, что можно стянуть по тихому,
ни страха, ни утешения для души не осталось, скатывались в порок.
На месте церкви со временем был выстроен безобразный железобетонный клуб, фасад которого украшала посредственная мозаика.
То, что я не могла лицезреть церковь меня очень огорчало, очень часто, я думала о том, что мне не повезло по сравнению с теми, кто видел и входил в нее.
Церковь, представлялась мне осязаемым воплощением сакрального таинства, открывающей свои двери избранным.
Ничего такого, я родителям не говорила. В семье было не принято задавать глупые вопросы, люди они были взрослые и занятые. Папа был коммунист,работал с утра до ночи, как на передовой, строил магазин, кафе, коровники, еженедельно ходил на собрания, мама была учительница и она тоже работала на износ, на две с половиной ставки, она приносила столько тетрадей своих учеников, что для их проверки не хватала вечера и она захватывала часть ночи, когда мы все уже сладко спали.А еще надо было написать план занятий на следующий день. Зачастую, за полночь, она начинала замерзать и когда ложилась в кровать к отцу, он просыпался от прикосновения ее ледяных ног. Отец отрицал Бога в том виде, в каком Он представал для верующих в Ветхом и Новом Завете...
Так, как я, Библию не читала и даже не видела никогда, мне было сложно уловить все нюансы его мысли. Я, знала, что она написана на старославянском и скорее всего, я не смогу прочесть текст, но мне хотелось, хотя бы прикоснуться к обрывку листа от фолианта, так непохожего на обычные книги и рассмотреть вязь букв старославянского языка на котором верующие напрямую говорят с Богом. Мама ,вообще отрицала Бога. Когда я спрашивала, а что же будет с человеком после смерти, отец отвечал, да ничего,закопают в землю,пройдет дождик, зеленая травка вырастет. И мать с ним соглашалась. Чтобы я не прилипала с расспросами, поминали о могильных червях, которые едят покойников, после этого желания расспрашивать уже не было и я убегала играть в сад.
Но, мысль, почему они так говорят и какие перенесенные тяготы жизни подвигли их к принятию такого мировоззрения, меня волновала, как и то, не отводят ли они вопрос в сторону, оставляя его закрытие на более поздний срок моего взросления.
Ведь моих брата и сестру возили крестить в Грузию, в город Тбилиси, подальше от доносчиков. И хотя крестики они не носили, у них были крестные. И для меня тоже в Слободзеи были обозначены крестные, но мое крещение не состоялось.
У мальчишек и девчонок живущих на моей улице была многочисленная родня. Дедушки, бабушки с двух сторон, двоюродные и троюродные сестры и братья, крестные, а также родственники по мужьям и женам всей вышеперечисленной родни. Это было хорошо, дети ходили в гости и получали подарки в виде конфет и пирогов, а то и из вещей что-то дарилось, я же не видела даже лиц моих дедушек и бабушек, так как ни одной фотографии с ними не было. На вопрос о них, родители отвечали, что они умерли, не вдаваясь в расширенные разъяснения.
Как то я нашла на дороге оловянный крестик и принесла показать его маме. Мама сказала, отнеси и отдай его бабушке Матрене (которая жила с дедом Никитой через дорогу напротив) и обронила, что когда-то в доме был золотой крестик, но он поломался и потерялся. Крестик, я отнесла бабушке Матроне, но даже от кусочка такого маленького дешевого сплава исходила энергия.
Русские и молдаване сочетались, через Христа, родством.Большой семьей было легче строить дома, сажать огромные огороды картошки, чтоб прокормится, а также иметь нужные связи через родственников в больницах и остальных государственных учреждениях.
Много позже, когда я буду жить в интернате, меня примут в пионеры, мы дети, будем ходить строем, маршировать распевая песню "Взвейтесь, кострами синие ночи" , всем оденут на шею галстук. И этот красный нелепый лоскут, стоящий в магазине семьдесят копеек,
хоть и провозглашался на линейках как часть алого знамени ничего не значил и утром дети одевали галстук, только потому, что без него не пустят в здание школы дежурные. На концах его писали на уроках шариковой ручкой, выпирали мел с доски, промокали воду. Галстук в большинстве действий исполнял роль носового платка.
В нашей всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина председателем дружины была девочка, невысокая ростом, редкие каштановые волосы мягкими кудряшками убраны в крошечный хвостик, глаза у нее были голубые, фигурка ладная, но имелся один недостаток, все ее лицо было усыпано фурункулами и прыщами. Она постоянно волновалась, стоило учителям или воспитателям обратится к ней с вопросом и ее накрывала волна, яркая краснота мгновенно распространялась по ее лицу и всему телу, девочка алела и всем остальным ее ставили в пример, посмотрите, как она смущается. Вряд ли такой несмелый и некрасивый ребенок, что-то невнятно произносящий мог быть лидером движения. Но, чем больше меня дрессировали эти взрослые приспособленцы и лицемеры, мои воспитатели, тем сильнее отторгала моя вольнолюбивая душа лживый свод навязываемых взглядов и правил. Русская классика и иностранная литература давала то, что не могла дать никакая школа, а именно полет мысли и свободу выбора.
Оглядываясь назад, я понимаю, что мои сельчане не в состоянии были жить, как животные и пьянка для многих являлось способом уйти от действительности, безобразной до невыносимости. Пили, чтоб не залезть в петлю, рожали не всегда полноценных детей.
В моем сегодняшнем дне мне очень близки слова Сальвадора Дали "– Анархия при монархии – вот наилучшее государственное устройство. Монарх должен быть гарантом анархии."