Молчание Глава десятая

Из поэмы Молчание Камчатки

Инок и феллах

Вода от вод Эдема – белый Нил
Несёт в Египет благодатный  ил.
Молитвой слёзною лик  мира омывает
Духовный Нил, рождённый на Синае.

Господней  Славою Синай был освящён.
Здесь на горе  Всевышний  дал  Закон.
О том здесь монастырь хранит преданье,
Подобно главам из Священного писанья.
               
Века Египет христианский от гонений
Спасал Синай в оскалах  гор пустых.
Века в  безмолвии – для подвигов святых.

Из тьмы египетской взывает к сердцу притча,
Что сохранилась  в пастырской строке:
О Божьей милости, лисе и  молоке.

***

 Молитвой непрестанной  как дыханьем
Да жменью зёрен жил в скиту монах,
Камней Синая  созерцая прах.

В Пасхальный день спускался он в долину,
Поговорить с крестьянином –   феллахом,
Приятель возгласом приветствовал  монаха.

Под пальмою, среди  корней и листьев
Монах вкушал земной звучащий мир,
Феллах – пасхальный хлеб  и козий сыр.

Крестьянин как-то раз сказал монаху:
 – Я тоже Господа люблю и почитаю

И козье молоко под пальмой в  миске
Для Бога  каждый вечер оставляю.

Ни разу даже капли  не  осталось,
И от козы бывает небу прок,
Жаль  днём под пальму не приходит  Бог…

От слов крестьянина пустынник рассмеялся,
Сказал, что молоко не пьёт Господь –
Бог – Дух Святой. А Дух – не плоть.

Монах настаивал, феллах не соглашался…
 Решили вместе проследить тайком,
Что происходит ночью с молоком.

День отступил. Недолго в лунном свете
Друзьям досталось  верить в чудеса.
Прокралась к миске сквозь кусты лиса.

Всё вылакала и ушла,
Куда-то протрусила вдоль канала
И за кустами из виду пропала.

Феллах стоял как громом пораженный,
Мерцали безразлично  небеса,
Катилась по худой  щеке слеза. 

На слово доброе монаху он ответил:
«Теперь я вижу: это был не Бог».
Побрёл в своё прибежище и слёг.


Вершины гор чуть тронул робкий  свет.
В свою пустынник направлялся  келью,
Когда увидел ангела  пред дверью.

Он преграждал крылами  путь.
Отшельник на колени пал от страха.
Посланник Господа заговорил с монахом:

 – Крестьянин – простодушный человек.
Ни мудрости, ни знаний не имел он,
Чтоб  Бога чтить иначе, чем он  делал.

И это – главное, ты отнял у него.
Ты думал в гордости, что верно рассуждаешь,
Но только одного мудрец не знаешь.

Господь, под пальму посылал лису,
Из милости, феллаху в утешенье,
Чтоб не было напрасным  приношенье.

                ***
День завершив на заливных полях,
Вернулся к пальме  в сумраке  феллах,
Без подношения. Среди теней  змеистых
Зияла пустотой Господня миска.

Враждебным и пустым казался мир,
Крестьянин в страхе  ощутил как слаб и сир,
Несчастен он,  и слеп и наг –  без Бога.
Ознобом веяло от горного  отрога.

Феллах не уходил, он ждал лису,
Глядел во мрак сквозь ветки тамариска.
Зверёк  не знает, что пустует  миска.

Лиса под пальму так и не пришла.
Молочный свет нахлынул  утром ранним.
Лисица – Божья, понял египтянин.

Наполнив к ночи миску молоком,
Феллах покаялся в монастыре  окрестном.
Наутро  молоко исчезло.

***
Приют пустынника  – расщелина в скале –
Крест самодельный,  да свеча над дверью.
Монах без устали кладёт поклоны  в келье,
Неведомому Богу на земле.

Уйдя из дома от смертей людских,
Немногочисленной родни устроив кости,
Стал жить в скиту и ждать явленья гостя,
Глаз не смыкает  в бдениях ночных…

Моленье в сердце не тревожит слух.
Пост и молитва иноку – подмога.
Он ежедневно воскресает ради Бога,
Тончая плотью, возвышая дух.

Когда пожарище небес спалило день,
Пустынник для молитвы стал на  камень,
 Чтоб не заснуть.
 Вдруг в сердце вспыхнул пламень,
Из глубины стены явилась тень.

И  сразу облеклась в  слепящий дым.
Вокруг монаха началось движенье:
Обрушилась скала,   исчезла келья,
В виденьях инока  – пустыня перед ним.

Нимб солнца, расклеенный до крови.
Не воздух – пламя. В горней сердцевине
Непознанный никем Творец любви
Предвидит  подвиги отшельника в пустыне.

***

Пустыня: ни прибежища, ни звука.
Взывая к Господу в душевной глубине,
Сгорает инок в собственном огне.

Столпом на камне день и ночь монах,
Безмолвно говорящий с  тишиною,
И тишина не кажется пустою.

Глядит, как будто видит, в пустоту.
Прощенья ждёт от всех, кого обидит,
То обретёт себя, то ненавидит.

Молитва покаянная  в тиши,
Свободная, без страстного волненья,
Вдруг прекратилась. Лёгким мановеньем
Отверзлись небеса самой души:

В сто раз блистательней алмазов и сапфиров,
В коронах звёзд, мерцающих в зноби,
Монах душою ощущает плотность мира
И напряжение сердечное в глуби,

К высотам Серафимским устремленье.
Пред иноком открылась связь времён,
Людскому недоступна разуменью.

Молельный  камень скрылся, как гюрза.
Аскет почувствовал – он лёгкий, бестелесный.
Увидел в восхищенье – неизвестной
Его возносит силой в небеса.

Ум озарён, в груди любви восторг
И пенье ангелов, и ароматов вьюга.
Пустыннику показывает Бог
Сакральный град как избранному другу.

Иерусалим – надмирный – золотой,
В длине и широте , как свод небесный.
Двенадцать врат имеет град святой,
Обители и домы повсеместно.

Меняет лики Божья красота:
Просторы вод, размах лесов безбрежных
И хаос древних гор, и пустота,
И сонмы духов в ризах белоснежных.

С посланником встречал монах рассвет.
С вершин видны все города, все царства.
Был воздух каждого земного государства
Окрашен в свой, неповторимый цвет.

Аскета охватил священный страх –
Таких небес не видел инок сроду.
 – Что означает цвет? – спросил монах.
 – Различья веры, будущность народов.

С земли российской воздух как река
Проистекал и, в небо поднимаясь,
Пред взором собирался в облака,
Строением и обликом меняясь.


Туманы, тучи в зоревой дали
Густели серым, жёлтым, светло-синим.
Был млечно-белым ореол России,
Несущей истину народам всей земли.

 –Господь в ней новый зрит Иерусалим.
Такое небо только над Россией,
Она тысячелетье прославляла Его имя.
На запад обратился херувим.

 – Погнаша Господа, – вдруг вырвалось из уст
Посланника. Монах, глазам не веря,
Отпрянул вспять, когда увидел зверя.
За ним шла туча чёрная на Русь.


***

Исчезли облака, мертва земля,
Зловещей отграниченная метой.
Отвес свинцовый заливал поля.
 – Сбывается предсказанное Светом.

Народ за омраченье веры пред Творцом
И за помазанников Божеских ответит.
Родная кровь умоет лик отцов,
Не пощадят родителей и дети.

Глядел аскет, как тропы меж корней
От моря Чёрного, от берегов Камчатки
Шли к месту лобному, где царские палатки
Стояли в центре круга из камней.

Как в золото оделись дол и лес,
Когда молитвенники церкви – архиереи
Несли икону Богородицы и крест,
Как свет святой затмила круча зверя .

Со всех сторон текла река людей
В парчовых и бедняцких одеяньях.
Пустынник оказался близ царей,
Моливших снять с России наказанье.

Повсюду раздавались голоса,
Они просили Господу в угоду
Освободителя-царя послать народу.
Остановилась туча в небесах.

Короткий дождь просыпался как прах.
Трава к земле прижалась луговая.
 – Всё, что увидел, опиши монах, – 
Сказал посланник неба и растаял.


        Благое молчание

***

Сквозь времена, сквозь облачный прогал
Неизъяснимый свет сошёл на зыбь болот.
 – Не вы меня избрали. Я избрал,
Чтобы вы шли и приносили плод» , – 

Так говорил Господь ученикам.

Ветвь от лозы Божественной,
В пустыне
Духовным зреньем царь увидел храм,
В гармонии прямых и плавных линий.

Как в срезе дерева: за кругом – новый круг
Вокруг ядра. Всего в одно столетье
Над водами поднялся Петербург –

В величье панорам и анфилад,
В великолепии дворцовых полукружий,
В смешенье стилей храмов и палат.

***

На пятна фонарей в тумане вязком,
На охру впалых окон, бледный снег
Глядит поэт из лаковой коляски:
 – Русь свяжут семь морей, семь рек.

 Навстречу зареву, идущему с востока
С залива дует ветер штормовой.
Столпотворенье зданий над Невой,
Ныряющий корабль в волне  высокой.

К истокам вод, что камень отрицают,
Стекает время с кончика пера
И замирает в домике Петра,
Где жаркая свеча во мгле мерцает.

Где над морскою картой государь,
От мира отрешён беззвучьем ночи,
В мечтах о море приближает даль,
Мысль отсылая к рубежам восточным.

Усильем воли заглянув за край земли –
Как в пустоту, на гибельную схватку
С пространством,
 Великий кормчий направляет корабли:
В путь невозвратный, в логово Камчатки.

Дыхание Невы волнует слух.
В сознанье царском новый Петербург
Помеченный крестами в небесах
Сияет на камчатских берегах.


***


…Восход смахнул крылатым опереньем
На луговой покров туман густой.
На камне в форме сердца на мгновенье
Луч солнца задержался золотой
И заскользил по горным перевивам,
Вплетаясь нитью в радужный узор.
День разгорался над темнеющим массивом,
Румянцем оживляя лики гор.
Повеяло с высот прохладой ранней,
Предвестницей полуденной жары.
Идущий  наступил на камень,
Лежащий на тропе крутой горы
И вверх пошёл.  Свет по тропе метнулся,
По граням кремней в розовой пыли,
По облакам…  И человек вернулся,
И отнял яркий камень у земли.

От камня пролегла дорога.
Идущий  понял, что нашёл,
Там,  где не чаял, проявленье Бога
И вместе с ним поднялся на престол
Торжественно сияющей вершины,
И с горней высоты открылась новь –
Энергий океан, что есть любовь,
Космических потоков величины.

Теченья тверди,  раскалённой до крови,
Нисходят в океана колыханье,
Под натиском нещадного дыханья
Ничем не ограниченной любви.
Кипит и пенится в котле земная плоть.
Ломаются лучи небесной сферы.
В высокие уста  берет Господь
Тростинку-трубочку Господней меры.

Легко от плоти  плоти  зачерпнув,
Припал устами к длинной трубке  -
Так выдыхает птицу стеклодув,
Щипцами формируя образ хрупкий.
…Подобен мастер в жёсткий миг  - Творцу.
Порыв души –  за гранью осознанья  –
Не прочитать по грубому лицу.
Прозрачной формой облачив дыханье,
Остановив материи распад,
Увидев в капле шихты веер цвета,
Любовь высокую он отдаёт предмету
И создаёт для птицы райский сад.

Вздыхает жарко спелая листва.
Плод созревает в разогретой толще.
Система капилляров вещества
Пронизана  неизмеримой мощью.
Рукою  отшлифовывая мысль,
Дыханья умеряя штормы,
Глубинным смыслом заполняя форму,
Художник отпускает птицу ввысь.

Как  Феникс, возродится новый день,
Но повторить творенье  -  невозможно.
…Глядит Господь любовно и тревожно
В стекло души, где бьются свет и тень.


***
Над затененною  гранитами  Невой,
Всем телом возвышаясь над каналом,
Спас – на – Крови, как пряник  расписной.
В медовом небе  места мало
От куполов.
Народ со всех сторон
Идет к собору.
Колокол качнулся.
Коснулся высоты протяжный  звон
И переливчатым,  ликующим  вернулся.

Люд – поспешил,  услышав  благовест,
К  молитве, к чудодейственным  иконам,
Оглядывая  по пути  корону,
Сиянием  венчающую  крест,
Сквозного облака  вуаль,
Над колокольней - царскою невестой,
В  узорье  каменном стоящую над местом,
Где был смертельно ранен государь.

Событье кануло в обыденный туман.
Душа по звонам ищет путь исконный
К  Распятию,  спасающему  храм.
Целует прихожанка крест поклонный:
Подножье, гвозди на ступнях Христа,
На камень дышит человечьей болью.
Тоскующей  рукою, вдовьей
Касается нательного креста.

***
Пускай сто раз мне скажут : «Бог незрим»,
Но в яви дня, а чаще в полусне,
Я знаю, что нужна Ему, Он нужен мне.
Придет мой час и будет встреча с ним.

От Бога жизнь, от Бога  смерть твоя.
И даже для себя ты не  своя.
И твои мысли не Его, греха не утаить.
И в чем найдет тебя Господь –
В том будет и судить.