Любовь и голуби

Я с детских лет стремился в небо,
Мне там казалось чище и светлей.
Я на чердак влезал с кусочком хлеба,
Крошил его для сизых голубей.

Они в ответ так нежно ворковали,
Нас подкупала отношений чистота.
На руки, плечи, голову слетали
И смело пили воду изо рта.

Я так любил весь этот сизый мир,
Который в сердце мне стучал крылами.
Я душу настежь всю для них открыл
И чувствовал взаимность между нами.
               
Летели птицей школьные года,
Десятиклассники – совсем иное «племя».
Ты в класс вошла впервые наш тогда,
Когда любить уже настало время.

Любовь пришла, ворвалась, словно ветер.
Лишь только ты! Я обо всём забыл.
Ты заслонила всё на этом свете,
Лишь голубей, как прежде, я кормил.

Горела осень в золотом огне,
Как был прекрасен миг тот увядания!
Когда на крыльях счастья, как во сне,
К тебе «летел» на первое свидание.

От милых глаз ненастный день светлей,
Нам грезились безоблачные дали.
Я говорил тебе про голубей,
Которые из рук моих клевали.

Пришла зима и выпал первый снег,
Как красотой мы зимней восхищались!
Я помню твой весёлый, звонкий смех,
И как в любви впервые мы признались.

А как же голуби? О них я не забыл.
Да, тут зима сурова к всякой птице.
Я сизарей, как прежде, с рук кормил,
Не забывая счастьем поделиться.

И вот настал последний зимний день.
Что ж, без конца не может быть начала.
И вот весны, уже не робкой, тень
В окно капелью звонкой постучала.

А я так ждал, когда настанет вечер,
И в парк бежал, где просыпался клён,
Где о любви шептал весенний ветер.
Я так безумно был в тебя влюблён.

Звенел апрель и музыка звучала,
И я восторженно о чём-то говорил,
Но ты в ответ задумчиво молчала,
И я не сразу перемену уловил.

Казалось, счастье было очень близко.               
И грезился любви цветущий май.
Но ты ушла так тихо – по-английски,
И даже не сказав банальное прощай.

А я, как парус одинокий в море,
Искал покинутый любви своей причал,
Но не нашёл. И утонул я в горе,
Когда  с другим тебя я повстречал.

Ну а со мной ты встречи избегала,
А неизвестность для души всегда больней.
И только боль немного отпускала,
Когда кормил, как прежде, голубей.

Я бился в классе, как в неволе птица.
Летит записка голубем: «Я жду!
Пойми, нам нужно объясниться».
В ответ короткая: «Ну так и быть, приду».

И ты пришла, мне сделав одолжение,
Взглянув в глаза, как будто невзначай.
Произнесла с холодным выражением:
 «Хотел знать правду? Что же получай.

Всё кончено, любовь к тебе остыла.
Возврата к прежнему не будет никогда.
Я всей душой другого полюбила
И думаю, что это навсегда.

А ты, прошу, забудь меня скорей,
Меня не существует больше на планете.
Я не люблю тебя, тем паче, голубей,
Ты умер для меня на этом свете…»

Я умер! Острым лезвием слова 
Хлестнули бритвой оболочку тела.
С тобой согласен, в этом ты права.
Зачем мне жить, когда душа сгорела?

Высотный дом – стрелою в облака.
Несутся мысли – необузданные кони.
И вот уже в пролёте чердака
Полгорода, почти как на ладони.
 
В глаза ударил больно яркий свет,
Вспорхнула в небо голубей тревожных стая.
Я, как во сне, ступил на парапет,
От высоты всем сердцем замирая.

Зловеще пропасть распахнула пасть,
Старуха смерть уже глядит сурово,
Ко мне питая необузданную страсть,
И проглотить меня уже готова.

Последний вдох, и пропасть бездны ждёт,
И ветер в спину будто бы толкает,
Зовёт с собой в последний с ним полёт
Туда, где боль, как снег, весной растает.

В последний миг отдаться своеволью.
Погасло солнце, как во тьме фонарь.
От пропасти, с небес, со всей любовью
В лицо ударил грудью мне сизарь.

И я упал на крышу с парапета,
Закрыв лицо руками поскорей.
Сквозь пальцы видел я в полоску света,
Спускавшихся на крышу голубей.

И так тревожно ворковала эта стая,
Как будто упрекала меня в том,
Что рядом, в муках, кровью истекая,
Лежал сизарь с поломанным крылом.

Я рядом сел, за смерть себя ругая,
Прокручивая жизни плёнку вновь…
В тот день мне доказала птичья стая,
Что значит - настоящая Любовь!

                *  *  *