Баллада о Масаде

Израиль пал, великий храм разрушен.
Народ, упорно не желавший быть рабом,
Теперь, похоже, уж совсем приручен -
Могучий Рим доволен может быть на том.
Тут дело даже не в косом богатстве,
Потоком хлынувшем в победоносный Рим,
Важней, что больше нет идеи братства.
Народ строптивый лег и пал Иерусалим.
Так думал Рим, и так, он был уверен,
Израиль вечно на коленях будет жить.
Коль ты в империи – твой путь отмерен.
Здесь свой закон, его нельзя переменить.
Уж сколько стран стояло на коленях
От Малой Азии и дальше на восток:
Филистимляне, персы непременно,
Обязаны все Риму дань платить в свой срок.
Конечно, даки, англосаксы, галлы,
Германцев племена, славян огромный род –
Все покорились Риму, все вассалы,
Послушным должен быть в империи народ…
Вдруг слух прошел, что группа иудеев
Не хочет признавать владычества римлян,
Что сильны духом,  что из Маковеев,
Что Богом избраны из множества землян.
Но допустить такое разве можно!
Терпеть строптивых не привык всесильный Рим:
Разделаться с той кучкой непреложно,
Оплот их разгромить, все сжечь, развеять дым.
Их сотен несколько было едва ли,
Все больше женщин и детей,
                лишь треть мужчин.
Нехитрый скарб с собой для жизни взяли
На первый случай, ведь им жить не до седин.
И отыскали гору у Кумрана,
Где море близко очень Мертвое лежит.
Мертво оно, и пить нельзя ни грамма,
Надежда лишь на дождь, что, к счастью, набежит.

Представить трудно даже в наше время,
Как эти смельчаки на гору взобрались.
Как пядь за пядью вверх тянулось племя,
Как скот вели, еду несли и как клялись
Быть вместе всем, врагу не покоряться,
Держаться до тех пор, пока надежда есть…
Но прежде нужно на гору взобраться,
Хоть круто очень, длинен путь, но надо влезть.
И как ни сложно – гору одолели.
Не зря упорно так тянулися они:
На плоском там верху достигли цели,
И сразу начались строительные дни.
Всем семьям будут нужные жилища,
Забавам детским – место, дворик для скота.
Как хлеб хранить, где воду брать – поищут:
Простор хоть малый,  но – для вольного труда.
И в дни дождей они собрали воду в яме,
Камнями выложенной по ее краям.
Резервуар тот был отвесно прямо
В пещере темной и невидимой врагам.
К пещере путь пробит с горы вершины,
Надежной лестницей идет по краю вниз,
Чтоб избежать опасности причину,
Перилами идущим огражден карниз.
Есть место для молитв совместных Богу,
Где все возвышено и совесть во главе,
Где мысль чиста, земное – за порогом
И добрые дела у каждого в уме.
Но главная забота - оборона:
Уверены, что римляне придут сюда,
Известно, что в имперском их законе
Непокорившимся пощады нет следа.
Поэтому владеть оружьем надо,
Должны мужчины быть отменные стрелки,
Чтоб стала крепостью гора Масада,
Не вдруг взяли б ее отборные полки.
С пустынных трех сторон гора отвесна,
Легионерам пришлым не подняться здесь.
Пологий склон и римлянам известен.
Отсюда, надо ждать, последует их месть.
Нет времени, а надо укрепляться:
Высокую стену сначала создали,
Бойницы в ней и ряд фортификаций,
Дежурным – башенки, чтоб видели вдали.
Для прочности – второй ряд укреплений.
Из прутьев и ветвей соорудили вглубь,
И цепь других защитных ухищрений,
Довольно крепких, хоть их внешний вид и груб.
Владеть оружьем, безусловно, значит,
Будь это пика, иль трезубец, иль клинок,
Иль стрелы лука, если бой уж начат –
Разить врагов насмерть, и да поможет Бог!
Дела в Масаде шли своей чредою,
Когда совет старейшин получил доклад,
Что прямо к ним с грозящею бедою
По каменной пустыне движется отряд.
Он вскоре прибыл. У горы подножья
Военный лагерь, ощетинившись, возник.
Для римлян нет понятья «невозможно»,
Их воин всюду сеять смерть давно привык.
Все развернулось, как предполагалось:
Атаки римлян долго ждать им не     пришлось.
Лишь двое суток позади осталось.
И все стремительно, немедля, началось.
Был гонг, гремел и несся клич атаки.
Начался штурм. Солдаты ринулись наверх,
Чтоб добежать до рукопашной схватки
И уничтожить сходу иудеев тех.
Но сотни стрел с вершины, как лавина,
Без промаха по ненавистному врагу.
Как некогда отчаянным Давидом
Сражен был Голиаф в библейском том     бою.
Телами римлян склон горы усеян,
Повержен грозный враг, стремглав бежит         назад.
Убийц зарвавшихся отряд рассеян,
И испарился весь карательный заряд.
Понуро шли назад легионеры,
В живых оставшиеся после битвы той,
Бесславны были стяги, лица серы,
Без всяких дум об отошедших в мир иной.
Но меры Рима, знают все, суровы.
Он не отступит от намеченного вдруг.
Непокоренным – смерть или оковы.
И не изменится давно привычный круг.
Разгневанный властитель Иудеи
Учетверил вновь посланных туда солдат
И отобрал он их из тех, кто злее,
Кто полностью в крови, кому сам дьявол – брат.
Не раз опять атаковать пытались
Засевших иудеев на вершине той.
И каждый раз позорно вниз бежали
Головорезы, проигравши новый бой.
Штурм не прошел, возможна лишь осада,
Хоть не пристало римлянам играть в пассив.
Но стала крепостью гора Масада,
Совсем неважно, что так мал ее массив.
И потянулись дни осады долгой,
Вниз хода нет, отрезаны кругом пути.
И нет дождя, ни грома и ни молний,
Запасы скудны, мизерно воды.
Но до тех пор, пока хоть шанс единый
Еще имеется, и место есть пока,
А над Масадою – свод неба синий,
То недописана последняя строка.
Десятки дней тянулася осада,
Жив был в сынах Израиля свободы дух.
И вера в Яхве – главная отрада,
Хоть имени его не говорили вслух.
И продолжалась жизнь общины смелой,
Молились Богу, славили его в веках,
Всяк занимался каждодневным делом,
И все дежурили на боевых постах.
Но время шло, и пища иссякала,
Неумолимо близился конец пути.
Уже и несмышленым ясно стало,
Что от финала эпопеи не уйти.
Ни у кого слабинка не закралась,
И каждый в полном был ладу с самим собой,
Когда там сил совсем уж не осталось,
И наступил черед разделаться с бедой.
Но что за сила духа, что за воля,
Какое мужество должно в груди гореть,
Чтоб разделявших жизнь твою и долю
Любимых жен, детей заставить умереть!
Своей рукой кинжалом в сердце прямо,
Дыханье отнято у самых дорогих –
Какая боль души, какая драма! –
Такое не найти в трагедиях других.
С собой покончить легче непомерно,
Когда исполнен долг пред совестью своей
И души близких уж в раю, наверно,
Пора за ними вслед отправиться скорей.
О том заранее договорились:
Уйти из жизни надо каждому помочь.
С заданьем этим вмиг определились:
Друг друга в грудь клинком – и вечной стала ночь.
И тишина, звенящая до неба,
И крики молчаливых чистых душ во мгле.
И нету места в мире этом, где бы
Прекрасней жизни путь проделан был вполне.
Прошли века, но память о Масаде
У возрожденного Израиля жива.
И это лучшая для тех награда,
Кому свобода высшей ценностью была.