***

Дело было летней ночью,
На бровях я полз домой
И скажу вам, между прочим,
Самогон был очень злой.
Нагнала три банки Дуська,
И, почуяв сладкий дух,
Я подумал: Дай, припрусь-ка,
Мож обломится что вдруг.
Огурцов надергал с грядки,
Сапогами сбив пыльцу,
Васильков нарвал охапку
И рванул к ее крыльцу.
Вот стучу я в ейну хату,
Взять готов на абордаж.
Кто там,- вылезла с ухватом,
Я облился потом аж.
Я при ней слегка робею,
Это ж целый бегемот,
Но шепчу ей: Дульсинея,
Я ваш этот, Дон Кихот.
А она в лицо мне грудью,
Так, что кругом голова:
Полюбовниками будем,
Но, давай, налью сперва.
Усидели мы две банки,
Говорили всё за жизнь,
Чую, что мне сносит планку,
И пора валить кажись.
А она прям до кровати,
Донесла, ей хоть бы хны,
На пол сбросила халатик,
Я ж послушно снял штаны.
Вдруг в сенях мы слышим звуки,
Муж ее пришел, кузнец,
И, хватая ноги в руки,
Я подумал: всё, пипец.
Испугавшись пуще смерти,
Мигом юркнул под кровать,
Час лежу, второй и третий,
Носом начал я клевать.
Вот жену я вижу в койке,
С ней какой-то странный тип,
Кувыркаются там бойко,
А кровать скрипит, скрипит.
И от жуткой той картины
Заорал я, как дурак,
Тут едва коня не двинул,
Натолкнувшись на кулак.
Выходил в окно бесшумно,
На лету надел штаны,
Приземлившись, я подумал:
У меня ведь нет жены…
Дело было летней ночью,
Я под мухой пёр домой
И подумал, между прочим,
Больше к Дуське ни ногой.