Памяти мамы

Жаль не довелось в том краю побывать,
Где худенькой девочкой бегала мать,
Где в салки играла, веночки плела,
Где пела за прялкой… Метель замела
Все тропки, дорожки, следочки, следы.
Испить бы глоточек воды из Вихры
Вдруг мамина память во мне прорастёт,
Вдруг вспыхнет от маленькой искры костёр,
И то озарит, взгляд чего не видал,
Что ум отвергает, а дух мой искал.
Я там не ходила, не мяла травы,
Но вижу опять монастырские рвы.
Там полоцкий сотник Галынский как царь,
Хозяин земель. Полудённая хмарь:
Петровки, и солнце в зените, печёт,
И пот в три ручья меж лопаток течёт.
Я на сенокосе, не наши поля,
Батрачим, Галынского пана земля.
Батрачим, но, право, батрак – не изгой.
Душистое сено под босой ногой
Шуршит, лёгкий ветер коснулся щеки,
Прохладу принёс от тихони реки.
Поставили сено, управились в срок.
Не только во времени мир тот далёк.
Кем я заглянула на тот сенокос?
В мир маминой бабушки сунула нос. 

Что память, а что-то домыслить могу…
И вот уж далёкой девчонкой бегу.
Излучина, берег обрывистый, лес,
За тучами месяц проныра исчез,
Дубок молодой и ромашковый луг,
И сердца влюблённого бешенный стук,
Нехитрого скарба в руках узелок…
Дорога одна среди тысяч дорог.
И много раз будут потом вспоминать
Про свадьбу убегом, как поп их венчать
Никак не хотел, а потом обвенчал,
Как трудно им было в начале начал,
Как жили в землянке, как первый домок
Колхоз всей артелью построить помог.
О, память, куда мне из цепких оков?
Вот тайно ласкает внучаток свекровь
Украдкой, чтоб муж ничего не узнал,
А свёкр непокорного сына проклял
За то, что посмел, сироту полюбил,
Прощенья просили, он их не простил.
Вот трижды горели, вот строились вновь,
Вела их по жизни святая любовь.
И дети росли, как дубки поднялись,
И стала привычной счастливая жизнь.

Проклятье. Проклятье, Дамоклов ты меч,
Как важно прощение в сердце сберечь,
Как важно прощенье просить и прощать.
Про бабушку с дедом поведала мать.

Про бабушку с дедом, но не про себя…
Военные годы сквозь Время глядят.
А сколько ей было? Семнадцать всего.
Что может девчонка? Почти ничего.
Сбежать на Урал не успела к сестре,
Засела фашистская власть на селе.
И прятались в ямах, в лесу, в погребах.
Кто схвачен, тот раб на германских лугах.
Местечко почти что дотла сожжено.
Всё в жизни страшнее, чем в страшном кино.

И долго потом уже, после войны,
Ей жуткие снились военные сны.
Про девочку Гелю расскажет потом,
Когда детским счастьем наполнит свой дом.
Тогда, в первый день, враг прошёл по селу,
И не был готов ещё разум ко злу.
Сидела с подружкой она на крыльце,
И лишь удивленье на детском лице.
Пугала, конечно, одежда и речь,
А Гелины чёрные кудри до плеч
На солнце искрились, их ветер ласкал…
И окрик вдруг: «Юдэ!» - И жуткий оскал. 
И выстрел. И Гелечка рядом лежит.
И кровь по лицу алой струйкой бежит.
И ужас. Вопросы потом: «почему?»,
«За что?», «помешала, быть может, кому?».
А в чём виновата бедняжка была?
Лишь в том, что еврейское чадо она.

Так как в оккупации маме жилось?
Страх? Да. Но сильней на беспомощность злость.
Как жили в землянке в ближайшем лесу…
И снова в тот мир меня мысли несут.
Как ели крапиву, грибы, лебеду
И выжили, да, пережили Беду.
И Армия Красная Мир принесла.
От рабства фашистского маму спасла, 
Катюшами выжгла фашистов чуму,
И мама с отцом поженились в войну.
Комдив по походному их расписал.
Мой будущий папа Россию спасал.
Тогда, в сорок третьем, на запад был путь,
Чтоб земли в советское лоно вернуть.
Военная служба. Лишь в сорок седьмой
Из Вены далёкой вернулся домой.

Лет в восемь услышала я в первый раз
Про девочку Гелю от мамы рассказ.
Она говорила: «Мы – дети страны,
В которой народы друг другу равны.
И, кто бы ты ни был, чуваш иль мордвин,
Ты нашей великой страны гражданин.
Грузины и русские, ненцы, эстонцы –
Всех нас согревает советское солнце».

Ношу я в себе непосильный мне груз.
Разрушили люди Советский Союз,
Опошлили память дедов и отцов,
Враг явный не смог, а, вот тот, чьё лицо
За тайной завесой шпионской сети
Над нашею картой склонившись сидит,
Обдумал, сумел, рассчитал, раскачал.
О, сколько нюансов быть может в речах!

А мамы моей нет почти тридцать лет,
Но вижу, порой, я её силуэт
На празднике или в толпе городской
Привидится, вдруг, облик мамин родной.
И в лица гляжу с замиранием я,
Хоть знаю, что нет тебя, мама моя,
А внуки и правнуки, жизнь продлевая,
По землям бескрайней России шагают.