Физика

            I
А Галилей держался гордо,
не отрекался, сколько мог,
покуда тягостный комок
не стиснут старческое горло.
Еще уста могли молчать
и бранью отвечать на муки,
но первыми устали руки
от предвкушенья палача.
Он посмотрел на тусклость лбов,
не поддающейся огранке,
на сытых мастеров охранки
из этих серых погребов.
Ведь что бы он ни говорил,
земля не прекратит вращенья.
Он подписал им отреченье
и трудно двери отворил.
И вновь увидел милый мир,
зеленый свет и купол синий.
Но он не знал, что в этот миг
земля разверзлась.
В Хиросиме.

            II
В ретортах плавится туман -
алхимики изобретают.
И лишь века изобличают
их яростный самообман.
В их мастерских темно от дыма,
и нам, пожалуй, ни к чему,
что этот поиск вел в тюрьму
и споро вздергивал на дыбу,
и что в карающем огне
наметилась, в известном смысле,
дорога, что титанов мысли
вела к сегодняшней Дубне.
 
           III
Легонько двигая горою,
богам и дьяволам подобны,
совсем по виду не герои,
проходят физики по Дубне.
Не лезу я в их горизонты,
вопросами не донимаю,
какие это пи-мезоны,
я ни за что не понимаю.
Но я отлично постигаю,
хоть с веком сам не очень сжился,
на что он нынче посягает -
вот этот мальчик в драных джинсах.
Девчонка в розовом берете,
ему кивающая мило.
И я им говорю: "Берите,
всё, что осталось вам от мира.
Но умоляю вас, не троньте
мои восторги без причины,
державный шум столичной рощи
и слезы над моей кончиной."

           IV
Сизиф! - я пла'чу и тоскую.
Про вечным правилам игры
я камни на гору таскаю,
а камни катятся с горы.
Болят израненные плечи,
изнемогает человек.
Но мира тяготы, как плети,
поэта гонят вниз и вверх.
И все же, преломив сомненья,
еще как бы в неясном сне,
страну другого измеренья
провижу в собственной стране.
Минует время, и, наверно,
мою тоску и жар души
как частную проблему века
веселый физик разрешит.
Но может быть, усталый робот,
воссоздающий нас из тьмы,
внезапно испытает робость,
узнав, как возникали мы.
Из красной тьмы,
                без веры в Бога,
в его спасительный причал,
мы в повседневности убогой
искали божеских начал.

            V
В моем доме приличный фундамент,
не в пример деревянным прочим,
в стены цемент залит пудами.
Он казался мне очень прочным.
Он таким мне прочным казался,
что идущий по миру сполох
уж, казалось, никак не касался
его стен, потолка и пола.
Я живу возле аэродрома,
где распахнуты все ангары.
Домик мой потрясает от грома,
задыхается дом от гари.
За вечерним чаем в беседке
проклинают судьбу соседки.
Им не ясно, с какой это стати,
когда вы, для примера, спите,
реактивный ревет на старте
так, что двери слетают с петель.
Но их внукам понятно очень,
им иначе открылось небо,
и они застывают немо,
кинув в небо синие очи.
И они оставляют игры
и глядят, и глядят часами,
как легко серебристые иглы
расправляются с небесами.

         VI
В век атомных коллизий,
не сердись, дорогой, -
математик и физик
из меня никакой.
И гармонию в числах,
признаюсь со стыдом,
я в прозрениях чистых
различаю с трудом.
Но - беспечный повеса -
я решаю умело
поредевшего леса
золотые примеры.
Или в самом знакомом
и обыденном с детств
открываю законы
притяженья сердец.
И подобно побегам,
оплетающим Русь,
я не столько к победам,
сколько к солнцу тянусь.
1963-1965 гг.


Рецензии