Василиса. Из России в Сибирь

Н. В. Тимофеева, с. Венгерово

По Московскому тракту, утопая в пыли,
Из далекой России шли в Сибирь мужики.
Не за лёгкою долей, не гулять-отдыхать,
Шли работать на поле, свою землю пахать…

***
   От автора. Наконец-то русские люди очнулись и начали интересоваться, кто они и откуда, составлять свое родословное древо. Но подумайте, что в родословной: фамилия имя отчество, дата рождения и дата смерти, а между ними тире, черточка, и вся жизнь этого человека с его радостями, горестями и маленькими победами укладывается в эту коротенькую, черную, бездушную черточку.
   Позвольте мне попробовать, исходя из обрывочных воспоминаний родственников, найденных документов тех далеких лет, написать короткие рассказы, из которых мы немного поймем, как жили и чем дорожили наши бабушки и прабабушки, дедушки и прадедушки. Ведь они, как и мы жили на этой земле, радовались, огорчались, любили, рожали детей и много тяжело работали.

***
   1898 год. Витебская губерния, село в Тверской ныне области. Василису Леонтьевну Демешко, сидящую за самопряхой, одолевают грустные мысли. Тяжело ей одной поднимать детей, заниматься хозяйством. Вроде бы давно отменено крепостное право, но жизнь не стала легче. Вот и муж ее, Михей Ильич, рано ушел из жизни из-за непосильной работы на помещика. Бесконечные поборы, подати и повинности. По натуре своей она сильный человек. Вот и все говорят, Василисе все по плечу. А как иначе, если все трудности в жизни легли на ее плечи. Ведь ей еще и 40 нет, а голова уже наполовину седая. Старший сын Никита уже взрослый, обзавелся семьёй, живет отдельно своим хозяйством. Недавно просватали и Любаву за Василия Кравца.
   Алексей помладше, тоже женат, жена Татьяна. Живут вместе с ней. Тесно, но и у других не лучше. Свой надел земли им никогда не получить. Ее просто нет. Дочери Катя, Анна и невестка Татьяна помогают по дому. Умеют все: и прясть и кросна снарядить, и ткать всему их научила. Селиверст тоже взрослый, уже скоро 17. Ивану 13 лет, но и он во всем помогает братьям: и дома, и в повинностях у помещика. И самому младшему, Захару, 9 лет.
   Прошлым летом староста собрал крестьян на сход. Зачитывал Указ о переселении за Урал в Сибирь. Говорил, что там много свободной земли. Отведут каждому переселенцу земельный надел по 15 десятин (1.09 гектара) на душу. Освободят от податей и повинностей на 8 лет и даже простят недоимки по прежнему месту жительства. Выдадут безвозвратную ссуду, помогут обзавестись на новом месте инвентарем и скотом. Освободят от службы в армии на 3 призыва. Кроме того, первый год будут выдавать пособие. Заманчиво!
   Слушали все, разинув рот. Каждому захотелось непременно поехать в эту Сибирь! Но, старики поразмыслили и решили не торопиться, а послать мужиков на разведку. Пускай посмотрят как там на самом деле. Так ли уж все хорошо? Вдруг это очередной обман. Много раз им обещали послабление от податей, и много раз на деле всё было по-прежнему. Однако племянники Михея, Николай, Василий и Александр засобирались. Они молодые, им проще. Пора жить своим хозяйством. Да и ее старшие сыновья как с ума посходили, «надо ехать» и всё тут.
   Да, есть о чем подумать. И заманчиво и боязно. Еще неизвестно, как на месте все обернется. Страшно срываться с насиженного места. Здесь она родилась, здесь родились ее дети, здесь могилка ее мужа. Престарелые родители...
   В соседней деревне мужики вернулись из Сибири. Говорят, жизнь можно, но очень холодно. Надо наготовить теплой одежды. Сказывают, вагоны на железной дороге большие, как амбары у помещика, значит надо нам взять с собой лошадей и телеги. Хоть и обещают там дать, да не очень в это верится. Детей много, инструмент и провизию надо на чем-то везти… Хорошо бы и корову взять. Вот тогда не страшно, по крайней мере, с голода не помрем. Надо взять с собой и кросна, и весь инвентарь. Там в Сибири, сказывают, лён-то не сеют, а как без холста? Во что одевать семью? И, пока есть еще время, надо побольше напрясть пряжи, наткать полотна, насушить сухарей да рыбы. Дорога дальняя предстоит.
   Начали готовиться к отъезду. Два месяца работали усиленно все: старшие дочери и невестка пряли, ткали, ребятишки помогали им, накручивали цевки, помогали старшим и по хозяйству. Василиса шила опорки, вязала носки. Нагнали и горилки. Не один раз она выручала потом Василису.
   Дом у Василисы Леонтьевны крепкий, под тесовой крышей. На усадьбе есть завозня, двор для скота, загон для овец. Поэтому и продать его она сумела раньше других, и цену хорошую взяла. А жить пока переехали к родителям. Ничего, месяц, другой пожить, можно и потерпеть в тесноте, да не в обиде.
   Незаметно подошло время отъезда. Отслужена служба в церкви, навьючены телеги нажитым за долгие годы скарбом, одеждой, кормом для скота, снедью для себя. Впереди долгая дорога. Вроде все решено, собрались на новые земли, но как же зашлось, заболело сердце, когда исчезла родная деревня за последним поворотом. Заголосили бабы. Сжались в комочки, приумолкли напуганные ребятишки. Только мужики хоть и повесили головы, но быстро опомнились, прицыкнули на баб и вскоре все успокоились. Такова судьба. Что суждено, то и будет. Видно, так Богу угодно.
   Вагоны на железной дороге и впрямь большие. Поместились туда и лошади, и телеги (Василию с братьями отец дал лошадь с телегой). Погрузили и корову с овцами, хотя и пришлось отдельно уговаривать рабочих. Зато как молоко выручало, и не только их семью, в дальней дороге! Сами расположились в вагоне вместе со скотом.
   Загрузили переселенцы в Сибирь целый состав. Только с их деревни собралось 36 дворов. Все организовано. Назначен сопровождающий. Один раз в день дают горячую похлебку, хлеб. На станциях состав стоит подолгу, можно разжиться кипятком, благо свои запасы еще есть, жить можно.
   В Уфе устроили перекличку, покормили, тронулись дальше. Вдруг поезд пошел вверх. Что случилось? Наверное, это тот самый камень, через который надо переехать! Состав окутало черным дымом. Паровоз забирался все выше и выше, тяжело пыхтел, таща за собой нагруженные вагоны. Казалось, что сейчас он остановится или сорвется вниз. Все замерли, начали громко читать молитвы, готовые к неизбежной катастрофе, но состав продолжал медленно взбираться выше и выше. Постепенно все успокоились, тем более, начало смеркаться, наступила очередная ночь.
   Проснувшись утром, увидели, что горы остались позади. Огромные, черные как грозовые тучи, вылезающие из-за леса, они были похожи на большие овины с сеном. Там, за ними, остался родимый край. Впереди Сибирь.

На новом месте

   Все дальше и дальше уходил поезд за Урал, на восток. В дощатом вагоне становилось холоднее и холоднее. Женщины начали искать шали, шерстяные носки, одевать ребятишек. Недоумевали: май месяц на дворе, откуда такой холод?
   В Омске поезд остановился, и на перроне закричали: «Все, приехали, дальше поезд не идет, разгружайтесь. Дальше на лошадях или пешком».
   Открыли двери вагонов, и люди сразу поняли, что такое Сибирь! Не зря сюда отправляли каторжан! На перроне холодный ветер со снегом пронизывал насквозь одежду. Лошади не хотели идти. Растерявшиеся люди, ожидавшие теплого приема, метались между лошадьми, что-то требовали от старшего. Бабы подняли гвалт, ругая, на чем свет стоит, и мужиков, уговоривших их ехать сюда, и царя, и умоляя господа пожалеть их и их деток.   Кое-как, по непролазной грязи и холоду добрались до волостного управления г. Омска, в надежде получить обещанных лошадей, но там заявили, что лошадей у них нет. Выдали деньги – по 100 рублей на семью – и посоветовали самим искать место для дальнейшего проживания. А какое место, вокруг солончаки, да болота, леса почти нет. Как им, охотникам, привыкшим жить в лесах, здесь жить? Долго в этот вечер спорили и возмущались переселенцы, хлебая горячую похлебку на постоялом дворе... Семья Демешко смотрела на Василису Леонтьевну. Она, пожалуй, одна из всех молчала, не кричала, не кляла судьбу, только утром, достав из поклажи икону Николая заступника, долго и упорно молилась, била земные поклоны. Она давно привыкла к трудностям, и также привыкла сама решать трудные задачи.
   Утром объявился «покупатель» из Усть-Тартасской волости. Предложил переселенцам ехать туда. Земли много, всем хватит. Есть свободные дома. Ну что же делать, надо соглашаться, пора уже определиться.
   Никита с Алексеем и семьями нашли «покупателя» из Кыштовской волости. Там и земли свободной много, и урман, болота. На новых землях можно строить дома. На строительство дают безвозвратную ссуду на строительство и обзаведение хозяйством. Любава с Василием, как не отговаривала Василиса, собрались вместе с ними.
   До Меньшиковской волости им предстояло добираться вместе, так что, переночевав еще ночь, отдохнув и собравшись с мыслями, тронулись в путь.
   Долго плутали, мыкались по незнакомым лесам, ночевали в деревнях у сибиряков. А то и в поле, благо погода становилась теплее. Насмотрелись всякого. Но все-таки ехали. Вернее, ехали дети, а взрослые в основном шли пешком. Остановившись на ночлег, распрягали лошадей, треножили и отпускали кормиться. В лесах полно прошлогодней травы, а на опушке уже несмело пробивается новая зеленая травка, которую старательно грызут овцы. Корову привязывали на длинную веревку и она, смачно сопя, хватала полным ртом траву, дабы хоть чем набить утробу.
   На четвертый день добрались до Нового Тартаса, но вдруг дорогу преградили какие-то люди с ружьями наперевес: «Стойте, кто такие? Дальше нельзя! Заградпост!»
   Вперед вышел сопровождающий: «Это переселенцы с России. У вас что, зараза что ли какая?»
   «Да, брюшной тиф. Лучше поезжайте подальше».
   Василиса, видя как устали и люди, и лошади, обратилась к этому грозному мужику с ружьем: «Подожди, милок, нас прогонять!
Устали очень и мы, и скотина. Разреши трошки отдохнуть тут где-нибудь в сторонке».
   «И то правда, располагайтесь вот в этом колке, да давайте поедим. Подкиньте-ка чащи в костер. А ты, Нюра, подкинь картошки. Голодные, поди. Горячего то давно не ели».
   Василиса Леонтьевна достала из поклажи котелок, налила воды из ведра, попросила дать ей несколько картофелин. Ловко повесила котелок над костром. Достала сухой рыбы, бросила в котелок, добавила польского лука, набранного дорогой. В ведро с водой положила ветки смородины. Достала припрятанную горилку, сухари. Тем временем поспела в золе картошка. «Вот теперь и пообедаем!»
   Все дружно уселись прямо на землю у костра. И то ли от горячей ухи, вкусной картошки, то ли от выпитой горилки, все оживились, заговорили. Дошло дело до песен. И тут этот грозный мужик, оглядев всех, вдруг сказал: «А знаете что, поезжайте-ка вы деревню Лисино, там старостой мой кум. У вас есть справка от фельдшера?» 
   «Да фельдшер в Омске нас осматривал и дал справку».
    «Со справкой будет все нормально».
   Повернувшись к мальчонке лет десяти, скомандовал: «Эй, Ванятка, а ну-ка запрягай Серко в телегу, поезжай с ними. Люди нормальные. Заодно и деда проведаешь, а завтра вернешься. Скажешь дядьке Титу, что я велел принять как положено».
   Ванятка подскочил, запахнул видавшую виды шубейку, надетую на голое тело. У Василисы при виде этого зашлась душа. Она достала из поклажи новую холщовую рубаху и подала Нюре, матери Ванятки: «На, милая, одень мальчугана. Вы так выручили нас. Спасибо вам за все. А тебе, Василий, (так звали грозного мужика с ружьём, отца Ванятки ) вот рукавицы и бутылка горилки. Выпейте за наше здоровье. Век за вас молиться буду».
   Ванятка уже сидел на краю телеги на брошенной рогожке.
   «А ну, чего приуныли, садитесь на телегу, счас я вас мигом доставлю!». Его бойкий голос, азарт добавил сил уставшим от долгих скитаний по чужой земле людям, подарил надежду на благополучный исход. А Ванятка, ударив вожжами Серко, вдруг запел:
   «У деревни речка, а у речки мост, на мосту овечка, у овечки хвост. Эх, не было бы речки, не было б моста, не было б овечки, не было б хвоста». И все вдруг подхватили: «Соловей, соловей пташечка, канареечка жалобно поет. Раз поет, два поет, повернется и поет задом наперед». Ну и мальчишка: заставил уставших людей улыбнуться, да еще и запеть!


Новые места, новые знакомые

   Еще одну ночь ночевали в поле, а утром на дороге попрощались с теми, кто ехал в Кыштовскую волость. Что ж, настало время отпустить сыновей в самостоятельную жизнь. Они взрослые и должны сами решать свои проблемы. Удерживать было бессмысленно. Уехала с ними и дочь Любава с Василием. А вот Николай остался с Василисой. Ему отец строго-настрого приказал не бросать её одну.
   Дорога свернула вправо и вскоре привела к воротам, от которых в обе стороны тянулась изгородь. Сопровождающий, знающий местные порядки, покричал ребятишкам, играющим в лапту, чтобы позвали старосту.
Ворота открыли. Вскоре взору приезжих предстала небольшая деревенька с избами и пятистенниками под земляными крышами. У домов огороды обнесенные плетнями. Ворота из жердей.
   У крайнего дома остановились. Ванятка, соскочив с телеги, закричал стоящему на крыльце мужичку: – Дядька Войтенко, тятька сказал, чтоб ты принял этих людей как следует. Документы у них в порядке, он проверял. Это переселенцы с Рассеи.
   – Ну, раз кум сказал, примем.
   И на правах старосты Тит Митрофанович, (как потом выяснилось) начал раздавать приказания: – Лукерья, надобно принять новых жителей, да покормить с дороги.
   Лукерья, жена Тита, степенная, черноволосая, молодая женщина оглядела приезжих: – Ладно, примем, – и, посмотрев на Катю, добавила, – вот ты, деваха, иди ко мне на помощь. Скорее будет. Голодные, наверно.
   Староста продолжал командовать: – Ванятка, а ты что стоишь столбом? Беги к тетке Матрене, скажи, чтоб в баньку подкинула. Надо людям с дороги помыться. А вы, мужички молодые, давайте-ка натаскайте воды в баньку с озера проворненько, чтоб всем хватило».
   Посмотрев на Василису, спросил: – Я думаю, ты тут за главную. Как тебя звать, величать?
  – Василиса Леонтьевна».
  – Вот что, Леонтьевна, поворачивай подводы вон к тому дому на отшибе. Там жили переселенцы, да уехали, не схотели работать, лодыри, распроязви их в душу. Там будете жить.
– Минька, – обратился он стоящему рядом парню, – запряги Серко, подвези воз сена к тому дому. Надо покормить скотину. А вы, девки, берите ведра, уберитесь в дому, там сраму, как во дворе. Зайти нельзя. Вам там жить. А там и банька поспеет.
   По его команде все сразу забегали, всем хватило работы, даже маленьким ребятишкам.
   К Василисе Леонтьевне, разбиравшей поклажу, подошла местная женщина Матрена: – Ты давай-ка, Леонтьевна, собирай белье мужикам, я уже баню закрыла, скоро будет готова. Да и сами не тянитесь. Большую грязь убрали, а дочиста мыть, да скоблить будете завтра. Надо быстренько помыться. Лукерья на ужин ждет. Одежду брось на улице. За дорогу-то, поди, понахватали вшей. Завтра еще баньку протопим да прожарим хорошенько.
Ах, баня, сибирская баня!
   Баня располагалась в большой избе с сенями. Внутри в углу сделано подобие топки без дверки. На топку наложено много камней, железа, обломков кирпича. Под воду поставлены деревянные бочки. В небольшой бочке (шайке) щелок для мытья волос. Дрова в топке поджигают, тем самым нагревая железо и камни. Раскаленное железо бросают в кадку с холодной водой. Так греют воду. Трубы в бане нет, и весь дым выходит через двери, поэтому стены в бане черные от копоти и сажи. После того, когда камни накалятся, и вода нагреется, остатки угля и золы выгребают, моют полок и лавки, двери закрывают. Баня выстаивается. Моются в бане по несколько человек, пока камни не остынут, парятся от души.
   Это было совсем не знакомо приезжим. У себя на родине они мылись дома в корыте, а грелись в печке. Печи большие. Прямо в теплую печь накладывали соломы, на неё ложились и так прогревались. А тут баня!
   С мужиками в баню отправили местного парня. Ох, и досталось рассейским мужичкам! Напарил их Колька так, что они чуть живые, перемазанные в саже, выскакивали из бани, кляня на чем свет Кольку. А он в ответ закатывался со смеху: «Ничего, через недельку сами запросите баньку. Бегите на речку отмывайтесь! Ха-ха-ха!». Бабы смеялись тоже, но сами мыться пошли с опаской. Матрена налила им в шайки воды, добавила щелока.
  – Вот, мойте головы, Волосы будут, как шелковые. Давайте, давайте, не бойтесь! Мыло у нас самодельное, варим из жира. Ну, уж какое есть. А я пока попарюсь.
   Она плеснула на камни кипятка, в бане сразу стало жарко. Взяла веник и стала на полке хлестать себя по бокам и спине.
  – Ах, как хорошо! А ну, девки, залазьте ко мне, что это за баня без веника! Да не жмитесь к стенам, будете все в саже.
   Страшновато, но была, не была, и девчонки с хохотом и визгом напарились, намылись горячей водой. И, правда, как хорошо в бане!
   Сразу после бани все пошли к Лукерье. В сенцах, на столе уже были наставлены кушанья – нанесли со всей деревни и сала, и соленых

груздей, и моченой брусники. Приехавшие принесли горилки, сибиряки не остались в долгу – пришли с бражкой да с настоечкой.  На почетное место, в передний угол, посадили гостей. Детвору усадили отдельно. Пусть ужинают, да знакомятся.
   После первого тоста «за знакомство», все загомонили. Каждый хотел сказать, что-то своё, рассказать новости. Хотя, что можно рассказывать, в деревне все на виду и про всех всегда, все известно.
То ли после бани, то ли после вкусных щей да выпитой настойки, стало клонить ко сну. И тут молодой парень взял в руки гармонь! И подскочили в пляс бабы да девки, а за ними и мужики. И зазвенели частушки!
   Как же помогает в их тяжелой, беспросветной жизни гармошка! Ведь, кажется, так наломаешься на работе, нет сил ни ногой, ни рукой пошевелить, а зачастит гармонь, зальется, и ноги сами идут в пляс, и звенит частушка одна за другой.
   Пришла пора расходиться по домам. Завтра подниматься до рассвета. Василиса встала, поклонилась в пояс: – Спасибо, люди добрые, за привет и заботу.
  – Да, что ты, Леонтьевна, теперь ты наша, вместе нам жить, а значит, надо помогать друг дружке. Иначе не проживешь.
   Вот так с легкой руки Тита Войтенко Василису Леонтьевну в Сибири, в деревеньке Лисино, стали уважительно называть Леонтьевна. И далёкая неведомая Сибирь стала второй родиной моей прабабушки и её семьи.
Деревенские будни
Деревня Лисино, основанная в конце 18 века как добровольно, так и принудительно жителями Тарского уезда, согласно ревизии 1889 года состояла из 30 дворов с населением 150 человек. Стояла деревня на высоком месте, вокруг на расстоянии примерно в две версты обнесённая плетнем. На дорогах, выходивших из деревни, стояли ворота, около которых кто-нибудь постоянно дежурил. Поэтому чужой человек мог проехать только с разрешения старосты. Огороженная часть земли называлась поскотиной. Общая земля. Здесь около построек находились огороды под картошку и мелочь. Без опаски потеряться, паслись маленькие телята, приболевшая корова, овцы с маленькими ягнятами. Играли ребятишки.
   Рядом с деревней несколько озер: Домашнее, Заднее, Казырла (рядом с домом Демешко), чуть поодаль большое, протянувшееся на несколько километров, озеро Ланчак. В озерах водилось много рыбы. Караси крупные, мясистые, выручали летом, да и на зиму насушивали мешками. Зимой варили уху из сухой рыбы. Причем досушивали рыбу в русской печи на соломе, отчего сухие караси рассыпались в руках. Даже все косточки просто таяли во рту!

   А сколько вокруг рямов! За Задним озером Абрамов рям. В сторону деревни Ложниково Гарасимов, поодаль Бодадымов и Сафронов рям. Заходят в рям в сырой год по воде и по кочкам. А внутри сухо, небольшие кочки, заросшие мхом, проходы между кочек также мшистые, поэтому при ходьбе такое ощущение, что идешь по ковру. На кочках растет багульник, создавая приятный аромат. Рядом на кочках, на пожелтевшем мху тянутся тоненькие, зеленые веточки брусничника с бордовыми ягодами брусники на концах! Рядом может расти голубичник с крупными голубыми, сладкими ягодами голубики. Вокруг – сосны большие, могучие и маленькие. На болотах клюква. Клюква также растет на мху, на тонюсеньких веточках, ниточках. Кажется, что она просто рассыпана по полю. Рям – это кладезь витаминов! А какие красивые озера в ряму! Это просто надо видеть! Камыша, как на обычных озерах нет, вода коричневая, а вокруг покрытые мхом кочки и между ними зеленые сосны. Красота! Просто сказка! Рано ягоды не собирали, ждали, пока поспеет. На все свое время.
   Конечно, в ряму живут змеи. Но далеко не всегда их увидишь – они прячутся от человека. И ещё, при заходе в рям нужно сказать заклинание: «Я в рям, змеи с ряма!» И все будет нормально.
   Живут в деревне семьи единолично. Все земли за поскотиной поделены на паи. Пай получают только мужчины. Каждой семье выделяется участок под пашню, сенокосные угодья и лес. Возможно, и земли ряма делили между семьями, поэтому и названы по фамилии одного из владельцев. Семье Демешко выделили участок под пашню за Задним озером. Передали в пользование часть леса, отвели сенокосные угодья. Казалось бы, все складывается хорошо, но пашня в нескольких местах заросла лесом. Надо корчевать. Причем, на месте выкорчеванного леса из земли вновь и вновь пробивается новая поросль. Вновь растет лес. Потом уже научили новоселов, что поросль нужно скашивать и тогда она не будет разрастаться.
Что было…
   Быстро летит время... Теперь уже Лисино большая деревня: более 50 дворов. Разного понаехало люда. Есть и их земляки из Витебской губернии, и литовцы, и украинцы. По-разному встречали в деревне приезжих местные, и часто, совершая утреннюю молитву, Василиса вновь и вновь благодарила бога за то, что на дороге свел тогда с тем суровым мужиком. И что Тит Войтенко так по-отечески принял их.
Но годы берут свое. Состарилась раньше времени от непосильной работы Василиса Леонтьевна. Теперь она, как и положено, живет у младшего сына Захара. Помогает снохе Пелагее управляться по хозяйству, присматривать за ребятами.
   Вот и сегодня накормила детей, подоила коров, напоила телят и села отдохнуть у окна с вязкой. Не привыкла она сидеть, сложа руки. Хоть и видит плохо да вязать носки можно и не глядя. Задумалась. Мысли роятся, путаются в ее голове. Сколько всего она пережила в этой ставшей уже родной Сибири. Страшно вспомнить какой трудной была первая зима. Ведь там дома погода намного мягче. Зима не такая длинная, да и нет таких холодов. Работы в тот год на новом месте просто невпроворот и распахивать новые земли, целик не сразу поддается. Надо засеять, корчевать лес. Для скота построить хоть какой-нибудь двор. Как и дома в России сплели плетень из чернотала, намешали глины с соломой, обмазали. Хотели покрыть соломой, но спасибо местным мужикам они просто заставили покрыть пластами. Хорошо, что Николай рядом. У него получилось рубить пласты. Оказалось это целая наука и не у каждого получается. Надо еще знать, где и как рубить. А рубить надо на солонцах где близко к поверхности расположена белая глина. Причем, рубить вместе с глиной. Кладут пласт на крыше травой вниз, а глиной вверх, так как белая глина при попадании влаги размокает и, образуя корку, тем самым не пропускает воду. Именно потому на солонцах в сырую погоду стоит вода. Зимой завернули такие морозы! Дома не натопить. Окна, затянутые требухой, плохо держат тепло. Хорошо, что есть ставни, только ими спасались.
Морозы крепкие до 45 градусов мороза. Все ходят в валенках. На ярмарке в Меньшикове по случаю купила колодки и к следующей зиме уже сама в бане накатала валенок. Трудная эта работа, а что легко было в её жизни? Корчевать лес, косить сено, сеять, убирать хлеб. Все трудно. А сколько работы со льном пока соткешь холстину.
Осенью выращенный лен надо выдергать, связать в снопы и высушить в ригах, высоких сараях из плетня, покрытых соломой. Для чего снопы развешать свободно на шестах. С высушенного льна обмолотить семена, прибрать. Под первый снег разложить лен на поле, где он лежит до весны. Весной собрать, связать в снопы и подсушить в риге. Затем до сенокоса высушить в жарко натопленной бане, после мять, трепать чесать. Вот только тогда получится куделя. Привычная ежегодная работа. Местные не многие взялись за лен. Ходят в покупном, оборванные, заплата на заплате.   Хозяина не видно одни квартиранты, как у нас говаривали. Работают много, прядут на веретене, самопрях нет. Все у них по-другому.
Да, наготовили нынче кудели много, будет, чем заняться долгими зимними вечерами при лучине. Все перепрясть. А там и кросна надо снаряжать. Хватит работы на всю зиму.
Долгое время жили все вместе, сыновья переженились, много наехало переселенцев. Вот и Захар женился на своей, землячке, приехавшей, как и они с Витебской губернии. Работящая Пелагея все умеет. Мать ко всему приучила. Но поле одно, хозяйство одно, да и не разрешали строиться. Ребятишек полный дом не разобрать где чьи. Бывало, поставит плошку большую посреди комнаты, усадит вокруг, а сама с плеткой, чтоб не баловали. Своих детей в строгости вырастила и внукам большой воли не дата. Теперь вот поставили каждая семья свой дом. Конечно, рубили сыновья сами, а ставили на мох всей семьей даже сваты Пушницы приезжали. Всем миром долго ли сложить дом! Много лет прожили в Сибири, а все равно живут Демешко рядом своим закутком. Вон и в деревне зовут Демешкин край. Так же как и дома лечатся настоями из трав. А чтобы не пустить заразу в дом, под порогом в доме ящик с опилками и в него налит креалин и ручки двери обмотаны холстиной, пропитанной креалином.
При вспышке инфекции ребятам строго приказано не ходить в другой край. Там умирают дети, а у них целехонькие. Так то.
Женился и Иван. Еще мальчишкой он подружился с Маней Пушница. Понравились друг другу. Дождалась Маня своего суженного, четыре года ждала, сыграли свадьбу. Очень довольна Василиса невесткой. Опрятная и работящая. Вообще у нее снохи хорошие и её почитают.
Выдали замуж дочерей Катю в маленькую деревню Чернаковку Кыштовской волости, теперь она Сазонова, Анну за Брылева Василия он тоже из переселенцев.
Что будет…
Слабеет Василиса Леонтьевна. И не ведомо ей, что уже без неё Семья Пушница из Берестенки переедет на новое местожительства к озеру Бойдово в деревню Байдово, где в это время только, только будет зарождаться строиться еще одна новая деревня Коренова, затем все живущие в деревне Байдово переедут в Кореново.
После и её сыновья разберут свои дома и тоже переедут в деревню Кореново, где построятся опять же на отшибе своей заимкой.
Не узнает Василиса, что сестра её снохи Марии Устинья выйдет замуж за сына Николая Демешко Фому и они вновь породнятся, как сватовья.
А её внучка Настя дочь Любавы Михеевны и Василия Кравец выйдет замуж за Павла Пушница . А в 1944 году Анастасия Васильевна , нарожав Павлу Емельяновичу девять детей, из которых только одна Таисия уже вышла замуж за Макаренко Апполинария, а самому маленькому только 2 годика, умрет от рака. Перед смертью она скажет моей маме: « Дети все вырастут, а вот Павел мой намучается». Её слова были пророческими. Действительно все
дети выросли и дожили до старости. А вот Павел не один раз приводил в дом хозяйку, да недолго они выдерживали с такой оравой ребят.
А её сынок Захар в тридцатые годы, боясь ссылки за болото, бросит новый дом в Лисино, отдаст инвентарь: косилку, конные грабли в колхоз и уедет жить в деревню Кореново. Там его с семьей примет в дом брат моей бабушки Марии Емельяновны Пушница Павел Емельянович. Позже в Кореново Захар построит новый дом, а в 1940 году переедет в село Шипицино в надежде позже перевести свой дом, но начнется война и его дом так и останется в Кореново. И уже в Шипицино он вновь построит дом.
И что у Захара и Пелагеи будет большая семья. ( Пелагее за жизнь трижды присвоено звание «Мать героиня»), и из 18 детей 13 детей доживут до глубокой старости. Трое сыновей будут участвовать в ВОВ, но все вернуться домой целыми и невредимыми.
И её старший сын Николай будет вести записи о своей семье. И именно благодаря этим записям и воспоминаниям Евгении Захаровны дочери Захара Михеевича, я смогла узнать про свою прабабушку Василису Леонтьевну. Большая им за это благодарность.
Господи, как же они выживали и растили своих детей в те далекие и по-настоящему страшные годы. Работали с утра до ночи в колхозе, голодали, но вырастили и сохранили детей. Вырастили достойными людьми, Ни один не пошел воровать или разбойничать. Наверное, правда, какая в нас заложена с рождения жилка, все будет так другого не дано.
Но это все будет много позже, а пока Василиса Леонтьевна, спокойно не кляня судьбу, доживает свой век.
Надежда ТИМОФЕЕВА, с. Венгерово.
Историческая справка.
Озеро Байдова расположено на границе Венгеровского и Кыштовского районов. Расположено с севера на юг. Длинною около 8 км, шириною 3,5 км. Переводится с тюрского языка как «богатое». Озеро, особенно в то время богатое рыбой кормило людей вкусной и разной рыбой. Водились в нем и щука и окуни и караси. Рядом огромные Байдовские болота и ряма.