И волшебство в живом тумане - из писем в облака...

(фото из интернета)
Ассоциация со стихотворением Арсения Тарковского "В последний месяц осени, на склоне"

Здравствуй!

… Волшебство в живом тумане! Ты не знаешь, как оно выглядит. Я тоже не знаю. Мы вообще мало что знаем о волшебстве. Но ведь так хочется войти в него, увидеть… или хотя бы ощутить… Ночь. В сиянии фонарей – письма осени. Это деревья придают сияние своим редким, едва сохранившимся листьям. Ряды  скамеек, на которых никто не сидит. И только в конце аллеи спускающийся на дорогу… откуда-то сверху… столп светящегося тумана. Собираюсь сделать шаг. И вдруг у последней скамейки, у самого начала световой полосы слышу:
     - Не вздумай в него войти!
    Оборачиваюсь на голос и вижу, что последняя скамейка не пуста.  Странная фигурка всплывает из вороха листьев. Из-под плаща-дождевика едва проглядывает выпуклость коленей. Лицо скрывает непомерно большой капюшон. И я не вижу, как выглядят глаза у этого заговорившего со мной существа. Пытаюсь не обращать внимания на голос. Вдруг это мне почудилось в шуме ветра… Почудилось, а человек сам по себе… Просто вышел в ночь, чтобы просто сидеть на одинокой скамейке у полосы живого тумана и вбирать в себя звуки ночного волшебства… И вообще стоит ли разбавлять своим присутствием чьё-то состояние забытья?.. И я снова пытаюсь войти в этот волнующийся в световом тумане столп…
    - Потом не сможешь выбраться из него… - также неподвижно произносит укутанная в плащ фигурка человека.
     Голос показался мне знакомым. Отдалённо знакомым… Ранее где-то слышимый голос… Кажется, таким голосом в фильме «Зеркало» читались стихи Арсения Тарковского. Потом я читала другие его стихи… Самого Арсения я видела только один раз в окружении известных личностей в Переделкино. И не решилась подойти. Не решилась сказать, какой чудесный и таинственный жизненный настрой подарили мне его поэтические ноты… Особенно эти, взметнувшиеся в моём сознании строки: « В последний месяц осени, на склоне»

«В последний месяц осени, на склоне Суровой жизни, Исполненный печали, я вошёл В безлиственный и безымянный лес. Он был по край омыт молочно-белым Стеклом тумана. По седым ветвям Стекали слёзы чистые, какими Одни деревья плачут накануне Всеобесцвечивающей зимы. И тут случилось чудо: на закате Забрезжила из тучи синева, И яркий луч пробился, как в июне, Как птичьей песни лёгкое копьё, Из дней грядущих в прошлое моё. И плакали деревья накануне Благих трудов и праздничных щедрот Счастливых бурь, клубящихся в лазури, И повели синицы хоровод, Как будто руки по клавиатуре Шли от земли до самых верхних нот.»

     «Как будто руки по клавиатуре
     Шли от земли до самых верхних нот»

Я повторила эти строки вслух. Словно пробормотала их или прошептала в кружащийся столп живого тумана.
     - И ты явно видишь этот образ?! – донеслось со скамейки. В этом голосе я чувствовала дрожащие нотки и зыбкое торжество неведомого ранее проникновенья…
     - Да, такая вот моя сопричастность с осенью, ткань волшебства… - прошептала я в сторону сокрытого от меня плащом собеседника.
     - Но волшебство не каждому дано впитать в себя, услышать и принять… - будто взволновался плащ… Или чувства человека, мечущиеся под капюшоном и полами этого плаща… И чувства эти продолжали искать свою оболочку слов: - А если впитаешь и примешь, нелегко будет нести его поверх тяжести жизни на усталых плечах…

    - «И плакали деревья накануне
Благих трудов и праздничных щедрот
Счастливых бурь, клубящихся в лазури» - непроизвольно  повторила я тиснение переполняющей меня звукописи осенних строк. Я словно входила в пластику кружащихся листьев и уходящих в небо нот. Ночь окутывала меня полами небесного плаща. И я чувствовала, что уже стою одна посреди этого волшебства в живом тумане. Я словно говорю с человеком из давнего-давнего прошлого, из не случившейся реальности. В холодном дне последнего месяца осени кружилась и волновалась моя, казалось бы давно остывающая душа. И небо было рядом… И на скамейках аллеи, как в тронном зале ночного небосвода, отрешённо и торжественно сидели сливающиеся с извлекаемыми  звуками флейтисты. И золото своих коронованных фонарями писем сбрасывали на их вздрагивающие пальцы уносящие музыку деревья…
     Вдруг всё исчезло, и музыка дождя превратилась в снег. И я обернулась в сторону скамейки… Я хотела сказать своему незримому собеседнику, зачем так не бесконечно волшебство флейт? Зачем уходящая в небо музыка возвращается снегом? Зачем осыпается холодными нотами на сияющую пустоту?
     Я останавливаюсь у скамейки совсем близко… Я хочу попросить его приподнять капюшон и открыть мне свои глаза… Я хочу взять его за руку и расспросить про жизнь…
     - Вы… Ты… - задыхаясь прикоснулась к жёсткой материи рукава… Но он был пуст… Я ухватилась за край капюшона... Но за непромокаемой материей не обнаружила лица…

     Это был просто кем-то оставленный на скамейке и слегка раздуваемый ветром плащ-дождевик. Ветер наполнял его воздухом… или дыханьем того человека, которого я видела лишь однажды, не осмелившись сказать… Но его поэтический строй чувств и ощущений, наполняющий моё одинокое состояние на аллее ночного парка… Пожалуй, это  и было волшебством в живом тумане…
     И я хочу сказать тебе в минуты тоски и ожиданья… тоски о не встреченном или рано унесённом с поверхности земли человеке – ищи оставленное им волшебство! Ищи в обрывках своей памяти, в ворохе беснующихся листьев ещё одной осени! Вспоминай самые лучшие, когда-то сказанные им слова! Или… приближай к себе слова не произнесённые, но  желаемые… Сам твори своё волшебство! В собственной душе находи эти драгоценные крупицы! В себе проращивай эти золотые зёрна волшебства! Вдруг когда-нибудь, на одинокой скамейке посреди миров кто-то услышит их… И к чьёму-то сердцу прилягут они… и к чьёй-то душе притянутся драгоценным подарком – как воспоминание о жизни на Земле…

До свидания!