Немного о себе2

                НЕМНОГО  О  СЕБЕ
    Это очередная, третья тема в стихотворном цикле "Возврат к прошлому".
   
    КРИК  ДЕТСКОЙ ДУШИ
    Я уже писал, что военные годы мы - мама с двумя сыновьями - провели в эвакуации в Ташкенте, а вернувшись в Ленинград, обнаружили, что нашу квартиру отдали семье блокадников. Пришлось скитаться по родственникам, некоторые из них ворчали: «Это не жизнь, надо искать жилье …»
    Мне было восемь лет, и я не очень-то понимал происходящее, а мама переживала жутко. Был даже момент, когда она хотела покончить жизнь самоубийством, но, поняв, что два ее сына совсем пропадут, отказалась от этого рокового шага. И в этот момент родной брат мамы предложил ей уехать с ним в Палестину (государство Израиль будет создано лишь спустя два года).
Затея эта провалилась. Вернувшись «ни  солоно хлебавши», мама, случайно узнав о трагедии одинокого смертельно раненного фронтовика, стала навещать его в больнице, ухаживать за ним. Удивительный человек моя мама:  видя, что этот человек обречен, сострадая ему, она не решилась просить  о завещании его крохотной комнатки в коммунальной квартире. Когда он умер, оперировавший его хирург вручил маме … конверт. Вынув из него письмо, мама прочитала:
«Дорогая Мусинька! Вы будете читать это письмо, когда меня уже не будет в живых. Спасибо вам за теплое внимание и искреннюю заботу, которое вы проявили по отношению ко мне. Ведь я видел, как нелегко давалось вам это. Вы явились ко мне, неизлечимо больному человеку, добрым ангелом, для которого я хотел быть другом и отцом, но никак не обузой. Потому-то я и решился на безнадежную операцию. Желаю вам и вашим детям здоровья и счастья. Вспоминайте хотя бы иногда обо мне.               
Ваш А.М.
P.S. В этом конверте вы найдете заверенный нотариусом официальный документ, в котором я завещал вам и вашим детям мою комнату и находящееся в ней имущество... »
    Читая это прощальное письмо, мама без конца рыдала …
    Наша жизнь постепенно налаживалась. Мама стала работать на ткацкой фабрике, но  ночью 17 января 1951 года маму … арестовали. Это была расплата за попытку пятилетней давности уехать из страны. Я свято верил, что мама ни в чем не виновата и выразил это в «стихах»:
«Мама не виновна!» -
Я скажу всем прямо.
И прошу: пожалуйста,
«Отпустите маму!»

    Этот искренний крик детской души тяжелым камнем остался на долгие годы...

    СВИДАНЬЕ С МАМОЙ
    В начале 54-го года маму перевели из Тайшета в Мордовию. К тому времени переписка не ограничивалась, и разрешили свидания. Узнав об этом, я загорелся мечтой увидеть мамочку. Сказано – сделано. Не буду описывать, как я добирался до станции Потьма, а затем до поселка Явас. В конторе лагерного пункта Явас я написал заявление с просьбой разрешить мне свидание с мамой. Взяв мое заявление и метрики, женщина в военной форме сказала мне:»Подождите!» и скрылась за дверью.
    Спустя несколько минут открылось небольшое окошко, и я увидел плачущую седую женщину. Я достал из чемодана пачку печенья и подошел к окошку, чтобы отдать печенье этой несчастной старушке.
    - Витенька! – воскликнула она и зарыдала. От неожиданности я остолбенел – это была моя мама! Я не узнал свою маму! А ведь несчастной «старушке» не было и пятидесяти лет. И тут меня начали сотрясать рыдания.
    - Мамочка! Мамочка! – все еще рыдая, восклицал я.
В это время ко мне подошла та самая женщина в военной форме.
    - Вам разрешили свидание на трое суток, сказала она – Вы будете жить с вашей матерью в отдельном домике. Пойдемте, я провожу вас.
    Трое суток пролетели невероятно быстро. Все три дня мы с мамой безудержно целовали друг друга. Мама держалась очень хорошо – больше она не плакала, ни на что не жаловалась, засыпала меня вопросами. На все мои вопросы мама неизменно отвечала:
    - Не беспокойся, у меня все в порядке.
    Лишь много позже, вернувшись домой, мама призналась, что только ночью, когда я безмятежно спал, она давала волю слезам …
    Расставание для нас было пыткой. Мы оба плакали, но я быстро взял себя в руки:
    - Мамочка, тебя очень скоро освободят! В этом меня заверил, человек, которого уже освободили, хотя он отбывал максимальный срок – 25 лет. Мама плакала и в знак согласия кивала головой …
 
    «БЫСТРО ПИШИ СЛОВА!»
    После свидания с мамой я вернулся к обычным делам. А обычные дела - это учеба в техникуме Промышленного транспорта. Группа у нас была очень веселая, всем нам по 15-16 лет. Да и как нам не быть веселыми: мы молоды, а наш руководитель Исаак Александрович Сливкин – это ходячее остроумие.
Читая лекции об организации транспортных перевозках на металлургических заводах, рассказывая о доменном производстве и загрузке чугуновозов, а в мартеновских цехах – загрузке стали в  изложницы, Исаак Александрович непринужденно «загружал» вместе с чугуном и сталью  свои остроумные шутки. Однажды перед дальней поездкой на практику в Днепродзержинск, Макеевку, Запорожье одна из наших девушек, очень волнуясь, задала вопрос:
    - Исаак Александрович, что брать с собой в Запорожье?
    - Что брать? Возьми или большой чемодан с продуктами, или маленькую сумочку с деньгами …
    Помню, в нашем техникуме чествовали преподавательницу русского языка и литературы Аполинарию Васильевну Дементьеву – ей исполнилось 70 лет. В далекие 20-е годы она преподавала  в Пролеткультах. Поздравить ее приехал один из ее учеников – народный артист СССР Николай Константинович Черкасов.
    А за несколько дней до этого мой товарищ Олег пришел ко мне в … два часа ночи … с гармошкой.
    - Олег, ты что обалдел?
    - Витька, я написал музыку, давай быстро пиши слова!
    - Какая музыка, какие слова?
    - Через четыре дня в техникуме торжественный вечер в честь 70-летия Аполинарии Васильевны.
    - Но почему ты в соавторы выбрал меня?
    - Я же слышал, как Аполинария хвалила твои стихи. Так что быстро пиши слова!
    - Ну ладно. Сыграй свою музыку, а я под нее попробую что-то написать. Только играй негромко – соседи давно спят.
При этом нас ничуть не смущало, что на дворе ночь, что вокруг все спят, Что ни он, ни я никогда не сочиняли песен. Так среди ночи родилась лирическая песня «В парке».

В парке, освещенном луною,
Вновь я, как и прежде с тобою.
Тихо … Никого … Мы опять одни,
А вдали светят счастья огни.

Счастье долгожданное рядом
С дивным, чуть загадочным взглядом…
Верю, что открою его секрет,
Если «Да» ты шепнешь в ответ.

Утро … Наступил час прощанья.
Грустно в этот миг расставанья …
В парке скоро встретимся мы опять,
Будем вместе рассвет встречать …

    УЖЕЛИ ПОРТЕРЯЛ Я ВАС?
    В августе 1955 года я отдыхал в молодежном летнем лагере в небольшом поселке Сертолово. От пионерского молодежный лагерь отличался тем, что нам не морочили головы линейками, построениями, рапортами. Кроме того, не было ненавистного «тихого часа» и каждый вечер в зале проводились танцы под радиолу.
    Те танцы разительно отличались от сегодняшних дискотек, на которых размалеванные девицы  под гремящую какофонию непотребных звуков дергаются в духе ритуальных танцев полинезийских папуасов или, слившись с партнерами, доводят себя до полного экстаза. В годы нашей юности под чарующие звуки «Танго соловья», «Брызги шампанского», «Цветущий май» и им подобных мелодий, невероятно смущаясь, мы танцевали, как поется в известной сегодня песне, «едва соприкоснувшись рукавами». И в этих скромно одетых недотрогах с косичками было столько женственности, чистоты, очарования!
    Нас, 17-18-летних юношей, конечно же, влекло к девушкам! И в этом влечении было что-то доселе неизведанное и необычайно волнительное!
    Как-то после завтрака ко мне подошел Роберт. Это был настоящий «стиляга», как иронично в те годы называли одевающихся по западной моде и увлекающуюся джазом молодежь. На танцах Роберт подходил к девушке и небрежно предлагал ей: «Ну что, сбацаем буги или рок?» 
    Роберту очень нравилась симпатичная девушка по имени Белла, которую он, то ли смущаясь своих чувств, то ли боясь насмешек, высокомерно называл «крошка Бэтси своеобразной красоты». И вообще он довольно часто подтрунивал над ней. Так, однажды, увидев ее сидящей на скамейке с книгой, Роберт тут же, двигая руками и ногами, запел на мотив его любимого блюза:

О, Сан-Луи – передовой колхоз,
В колхозе этом Джон – главный босс.
Я поднимаюсь на 102-й этаж,
Там крошка Бэтси лабает джаз …

    Бросив на ходу «Дурак!», девушка с гордым видом удалилась.
    Как-то Роберт обратился ко мне:
    - Витька, сейчас понесут завтрак для «крошки Бэтси» - их высочетво еще не закончили утренний туалет.
    - Ну и что? – спросил я.
    Вместо ответа Роберт протянул мне футбольный мяч.
    - Я знаю, что у тебя точный удар. Поэтому я поручаю тебе важнейшую миссию, - высокопарно заявил он.
    В это время из столовой вышла белокурая девушка, держа в руках  поднос с тарелкой манной каши, бутербродом с сыром и стаканом  чая.
    - Витюша, - умоляюще воскликнул Роберт, - постарайся попасть мячом в этот изысканный завтрак.
    - Сделаем, - подражая Роберту, нарочито небрежно бросил я, опуская мяч к правой ноге.
    До цели было не более десяти метров. Удар оказался точным: поднос вылетел из рук вскрикнувшей от неожиданности девушки, и все его содержимое оказалось на земле.
    - Браво! Молодец Витя! -  подпрыгнул от переполнившего его восторга Роберт.  И, повернувшись к пострадавшей, со скорбной миной добавил: - Передайте наше искреннее сострадание их высочеству, оставшейся без утренней трапезы.
    - Дураки! – залившись краской, воскликнула девушка и побежала к своей подруге. А мы, довольные своей выходкой, хохотали ей вслед.
    В общем, отдыхали мы, как и подобает молодежи очень весело. Но одно изрядно портило мне настроение: из-за невысокого роста я комплексовал, стараясь не показывать это.   К тому же из-за своей застенчивости я долгое время не посещал танцевальные вечера. Лишь за несколько дней до отъезда из лагеря я все же решился войти в танцевальный зал с намерением посмотреть, как все это выглядит.
- Дамское танго! – объявил ведущий танцевального вечера. Одна за другой девушки подходили к своим избранникам. И вдруг – о, чудо! – ко мне подошла … Таня. И хотя мы с ней, как, впрочем, все друг с другом были «на ты», она церемонно произнесла:
    - Разрешите пригласить вас на танец?
    Я был на десятом небе от счастья и с гордостью ощутил, как из гадкого утенка (я всегда был невысокого мнения о своей внешности) вдруг превратился в прекрасного белого лебедя! От неожиданности и сильного волнения я глупо ответил:
    - Разрешаю!
    Таня рассмеялась, и мы вошли в круг танцующих. Звучала прекрасная мелодия медленного танго «Цветущий май». Я держал руку Тани в своей, и сердце мое так бешенно колотилось, что, казалось, заглушало музыку. И вдруг в голове моей родилось пылкое признание:

О, Таня, ты – очарованье!
И я во власти ожиданья
Твоей улыбки, нежных слов –
За них я все отдать готов!

    Конечно, я никогда не отважился бы озвучить ей этот порыв ликующей души!
Мы оба молчали и смущенно улыбались. Я безумно хотел сказать Тане что-то приятное, но язык не повиновался мне … Когда музыка смолкла, я проводил Таню к тому месту, где стояли ее подруги.
    Теперь я твердо решил пригласить Таню на следующий танец. Но едва зазвучала музыка, К ней подошел Игорь Сперанский, и я с плохо скрываемой досадой следил, как они, танцуя,  мило улыбались друг другу. К моему несчастью, Игорь проводил Таню в самый далекий угол зала. Когда вновь зазвучала музыка, Игорь подхватил ее, и они закружились в задорном вальсе.
    После недолгих, но мучительных раздумий я решил уйти. В это время объявили дамское танго. Может быть, это мой последний шанс? Подавленный, уже без всякой надежды я ждал нового чуда. Чуда, увы, не произошло – Таня пригласила Игоря. «Я чужой на этом празднике жизни», - вспомнил я слова Остапа Бендера. Так из прекрасного лебедя я вновь превратился в гадкого утенка.
    Забившись в самый дальний угол зала, я достал из кармана огрызок карандаша и, выкинув оставшиеся две дольки шоколада, на внутренней стороне обертки мгновенно написал:

Зачем, зачем я встретил вас?
Чтобы до дна испить мученья?
Сраженный блеском ваших глаз,
Я был во власти озаренья …

Но вы прошли не оглянувшись,
Не улыбнулись даже мне,
И я, как будто бы очнувшись,
Вдруг понял: был в волшебном сне …

    На следующий день наспех собранная футбольная команда нашего лагеря встречалась в матче с молодежной командой поселка Парголово. Я играл под десятым номером, под которым спустя несколько лет взойдет звезда блистательного Пеле, а спустя десятилетия – еще одного футбольного гения – нападающего «Барселоны» Лионеля Месси.
    Едва началась игра, как защитник парголовской команды сбил с ног ворвавшегося в штрафную площадку Сашу Малько. Судья решительно указал на 11-метровую отметку.
    - Пендаль бить будет Витя! – распорядился капитан нашей команды Роберт. Видимо, он не забыл мой точный удар по  подносу с завтраком для «крошки Бэтси».   Я установил мяч на точке и, всем своим видом показывая, что пробью в правый для вратаря угол, несильно, но точно послал мяч в противоположный угол. В итоге – мяч и вратарь оказались в разных углах ворот, а я принимал поздравления ребят.
    – Ви-тя! Ви-тя! Мо-ло-дец! – восторженно кричали стоявшие у кромки поля мальчишки и девчонки нашего лагеря. Я посмотрел в их сторону и увидел хлопавшую в ладоши Таню.
    Затем произошло нечто ужасное: подбадриваемые своими болельщиками, которых было раз в пять больше, чем наших, парголовцы влепили нам три безответных мяча.
До конца игры оставалось несколько минут. Наша команда бросилась отыгрываться, и после навеса от углового флага Роберт в высоком прыжке головой послал мяч под перекладину – счет стал 2:3. А когда судья уже посматривал на свой секундомер, Саша Малько рванулся по правому краю, отдал пас Игорю, тот – в одно касание мне, а сам устремился вперед, ожидая, что я тут же верну ему мяч. Однако (вот она – месть за все мои страдания!) мяча он от меня не дождался. Сместившись чуть вправо, я на ложном замахе обыграл защитника и хлестко пробил – мяч затрепетал в ссеке ворот соперников -3:3! Матч был спасен! Товарищи по команде, окружив меня, пожимали мне руки, трепали по волосам, хлопали по плечу.
    Встреча так и закончилась вничью. А когда раздался финальный свисток судьи, ко мне неожиданно подбежала Таня и, … чмокнув меня в щеку, радостно прощебетала:
    - Молодец! Сегодня первое дамское танго – твое! Но мне, уязвленному тем, что она увлеченно танцевала с Игорем и больше уже не приглашала меня, показалось, что и этот неловкий поцелуй и эти слова – не более, чем сиюминутный порыв. И потому я неожиданно ответил:
    - А стоит ли?
    - Эх, ты …- разочарованно проронила она и, круто повернувшись, ушла …
    Последнюю ночь в лагеря я почти не спал. В голове моей все время звучало: «Эх, ты …» Схватив неизменные атрибуты – бумагу и карандаш – я вышел в полутемный коридор и выплеснул все, что наболело в душе:

О, как же робок был я с вами!
Зато не робок был другой –
Легко увлек вас за собой,
А я остался лишь с мечтами.

Мечты – обманчива их сладость,
Мечты - о, как сильна их власть!
Мечты – единственная радость,
Когда в душе бушует страсть.

Как незавидна доля эта!
Но такова судьба поэта …
Ужели в тот вечерний час
Навеки потерял я вас? …

    На следующее утро двумя автобусами мы возвратились в Ленинград. Я заметил, что Таня и Игорь сели в разные автобусы. Я терялся в догадках: может быть, они поссорились? Когда ребята, высыпав из автобусов, стали прощаться, Игорь даже не подошел к Тане. А Таня, как-то странно взглянув на меня, бросила: «Ты ведь так ничего и не понял …» С этими словами она направилась в сторону Литейного проспекта. А я еще долго смотрел ей вслед …
    Все-таки удивительная пора – молодость! Откуда только берутся силы! К работе, учебе и спортивной журналистике я в преддверии Олимпийского футбольного турнира без колебаний добавил трехгодичные курсы английского языка. После первого года я «отметился» стихотворением, посвященным преподавателю английского языка Нине Алексеевне:

«Мы все учились понемногу,
Чему-нибудь и как-нибудь» …
Но как мы благодарны Богу,
Что указал нам этот путь.

Где Вы без страха и сомнений,
Душевный источая дар,
С любовью, пылким вдохновеньем
Несете людям дивный дар.

Язык Шекспира и Джерома –
Как труден и прекрасен он!
И хоть в нем много незнакомо,
Он будет, будет покорён!

Промчался первый год. И что же?
Учиться стало потрудней,
Но нас сомнение не гложет:
Вы с нами – значит, все «о,кэй”!

Пройдет второй год, там и третий,
И гордость в Вас  заговорит,
Когда на выпускном банкете
Коллеги спросят, Вас заметив:
«Не ваш в малиновом берете
С послом английским говорит?»

    В 1980 году умер замечательный актер, поэт и бард Владимир Высоцкий. Эта смсерть потрясла миллионы поклонников его яркого таланта. Похороны Владимира Высоцкого вылились в многотысячную демонстрацию всенародной любви к мятежному барду.  Именно тогда 25 июля в день смерти Высоцкого я издал свой первый «диссидентский»  писк:

Голос хрипловатый –
Как он всем знаком!
С песнею крылатой
Он вошел в наш дом.

Как он страстно дрался
С ханжеством и злом –
Падал, оступался
И снова напролом!

В человечьей гуще
Он – желанный гость,
А для власть имущих –
Словно в горле кость!

Песней не боялся
Он с плеча рубить!
Умер … Но остался
В душах наших жить!

    Летом следующего года я отдыхал и лечился в одном из санаториев в Армении. Там я написал шутливое стихотворение «Лала» и прочитал его юной официантке, носившей это красивое имя.

ЛАЛА
Страдая энтероколитом,
Решив избавиться от мук,
Худой, без сил и аппетита
Приехал летом я в Джермук.

Здесь я нашел все, что мне надо –
Природы девственный простор,
Шум бурных рек и водопадов,
Немые вереницы гор.

И лишь погода угнетала:
В горах – то ветры, то дожди,
К тому же медсестра казала:
«В июне солнца здесь не жди».

И сразу стало грустновато:
Удобств, воды горячей нет,
И неуютные палаты,
Довольно грязный туалет.

Уехать – лишь одно желанье,
Ведь неустроенность везде …
Я представляю их питанье –
Бурда на тепленькой воде.

И вот сижу уже в столовой.
И вдруг – о, чудо из чудес!
Несет в тарелке суп перловый
Сам … ангел, вышедший с небес.

И сразу солнце засверкало …
«Вы – не принцесса Суламифь?»
Она ответила: «Я – Лала»,
Улыбкой дивной одарив.

И  тотчас быт весь изменился:
Палата стала – хоть куда,
И туалет преобразился,
И есть горячая вода.

И уже ветры не мешают,
И дождь совсем не моросит,
И процедуры помогают –
Куда девался мой колит?

Промчались дни … И дал я слово,
В обратный собираясь путь:
«Сюда вернусь, вернусь я снова,
Чтобы  … на Лалочку взглянуть! …

    Это шутливое стихотворение привело Лалочку в восторг. И надо же, юное создание неожиданно стало  проявлять ко мне знаки … особого внимания. Это тем более удивительно, что я в свои 43 года был старше ее на 27(!) лет и годился ей в отцы. Перед отъездом из санатория Лалочка дала мне свой адрес и взяла с меня слово, что напишу ей письмо. Слово-то я дал, хотя знал, что  это заведомый обман. Что могло быть общего между нами? Ведь этим дивным созданием можно было лишь безмолвно любоваться …
    А жизнь продолжалась … пустые прилавки магазинов, длинные очереди стали обычным  явлением. Особенно меня возмущали в очередях разговоры старушек, не понимавших истинных причин их убогой жизни. И я прямым языком дал им достойную отповедь.

СТАРУХИ
Вы – обезумевшее «воинство»,
Пред смертью живя на сносях,
Давно потеряли достоинство
В бесконечных очередях.

Давитесь вы и давите,
Брюзжите подряд на всех,
Но только не понимаете,
На ком этот тяжкий грех.

Рэйгана скопом травите –
«Поборника новорй войны»,
Но только не понимаете,
На ком тяжкий груз вины.

Израиль и синагоги
Предаете вы всем чертям,
Будто пенсии ваши убогие
Назначали именно там.

Будто по их мановению
Пустые прилавки у нас.
Какие же все-0таки гении,
Кто так одурачил вас.

Кто сделал вас темными, грубыми,
Кому вы покорно верны.
Талдычите ртами беззубыми:
«Главное – нет войны …»

    Вся социология социализма была насквозь лживой. На работе, на собраниях, слушая этот идеологический бред, становилось не по себе.

О, где ж мои прежние грёзы?:
Их нет. Я, как дряхлый старик,
В глазах – затвердевшие слёзы,
В устах – раздирающий крик …

    А однажды, сидя на очередном собрании, я, взбешенный откровенной фальшью выступавших, разразился такими строками:

В этой злой, удушающей мгле –
Ложь, цинизм, равнодушие,
И душу разрывает мне
Бездушие, бездушие …

Все лгут, куда-то спрятав стыд,
Страдаю я, их слушая,
И плачет лишь душа навзрыд –
Бездушие, бездушие.


Шепчу я им, почти моля:
«Преступно ваше малодушие!»
Но крепко стянута петля
Бездушия, бездушия …

    А выйдя из этого смрада на вечернюю прохладу улицы, я с радостью вдыхал свежий воздух.

Засыпает город, утомлённый
Шумом и дневною суетой.
В грустное раздумье погружённый
Я бреду по улице пустой.

Лишь дома притихшие, немые
Равнодушно на меня глядят
И безмолвно, словно часовые,
Фонари потухшие стоят …

    ВЕЧНЫЙ ЖИД И ВЕЧНЫЙ ЗАМ
    Однажды, совершенно случайно я встретил своего техникумовского однокашника Толю Кудрявцева.  За прошедшие после окончания техникума 21 год оба мы окончили Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Я работал старшим инженером в проектном институте, а Толя, пройдя через работу в Василеостровском райкоме КПСС, взлетел на должность генерального директора объединении «Ленмашснабсбыт».
    - Витя, как здорово! Приходи запросто в мой кабинет – поболтаем!
    Он оказался большим любителем  женского пола, о своих похождениях он много рассказывал мне, а однажды повел серьезный разговор.
    - Витя, постановлением Пленума ЦК КПСС мы должны создать отдел контроля за поставками продукции четырех отраслей народного хозяйства. Разработай положение об отделе, должностные инструкции 11 сотрудников, кстати, ты, как начальник отдела, должен их найти и включить в штат. Отдел должен регулярно проверять на заводах Ленинграда и области выполнение ими плана поставок своей продукции в другие районы страны. За невыполнение планов поставок твой отдел должен накладывать штрафные санкции на эти предприятия и ежемесячно отчитываться перед Главком. Все понятно?
    - Далеко не все. Толя, ты же понимаешь, помещения для будущего отдела нет, мебели, канцелярских принадлежностей и пишущих машинок - тоже нет. А людей? Я, что, буду на улицах хватать прохожих за руки: «Не желаете ли, поработать в моем отделе?» Конечно, я повешу объявление «Требуются …», а наш отдел кадров пусть присылает ко мне грамотных сотрудников. А сейчас сам я сижу, глее придется …
    - Витя, ты же знаешь, что в 20-е годы в нашей стране на пустырях возводили фабрики и заводы …
    - Толя, ты, как бывший партийный работник, понимаешь: это - чистая демагогия, сегодня – далеко не 20-е годы.
    - Витя, задачи поставлены и, как говорится, за работу, товарищи!
    - Вот, вот, это стиль сегодняшней работы …
    Надо ли говорить, сколько усилий и нервов было потрачено, пока эти дерзкие планы удалось реализовать. А награда – перевод в …замы.

ВЕЧНЫЙ … ЖИД И ВЕЧНЫЙ ЗАМ
(Обращение к генеральному директору)

Вы помните: шесть лет назад
Как я создал отдел контроля …
Ни добрых слов и ни наград,
Но такова уж моя доля …

Когда налажено все было,
Я был отправлен в … замы лихо …
И хоть во мне все болью ныло,
Я вел себя смиренно, тихо.

Новый начальник, как на диво,
Был не дурак «прочистить глотку» -
Любил он, грешным делом, пиво,
Но чаще нажимал на водку.

Пьет, не работает - не важно!
Все сходит с рук в текучке дел …
Четыре года – вспомнить страшно! –
Он вытворял все, что хотел.

Работа, правда, не стояла,
О том известно было вам:
Отделом сделано немало –
Руководил им тихо зам.

А наш «герой» пил и резвился,
За водку штрафы отменял,
И очень горько прослезился,
Когда работу потерял.

Свободно вновь «святое место» -
Быть может, зама назначать?
Нет, не из «нашего он теста» -
В замах ему и «прозябать!»

Неважно, что горит он в деле,
Что Главк о нем достойно говорит.
Не быть ему! И вот в апреле
Явился новый фаворит.

Тот за работу взялся рьяно,
Я успокоился тогда.
Но он – о, горе! – слишком рано
Ушел из жизни навсегда.

Меня вы вызвали однажды:
- Тебе на время И.О. быть!
- Позвольте, И.О. я был дважды –
Зачем же в третий раз шутить?

Неужто сыпать соль на раны
Еще не надоело вам?
К чему увертки и обманы –
Ищите снова шефа нам!

Ведь вас одно толкает дышло:
Я – беспартийный и еврей!
«Как бы чего-нибудь не вышло:», -
Сказал уже я у дверей.

И, улыбнувшись несвободно,
Промолвил: - Что ж, как вам угодно!...
Покорно благодарен вам –
Ваш «вечный жид и вечный зам» …

    Как стремительно летят годы! Давно ли я , совсем еще молодой, как на крыльях летел из армии  домой.
    И вот уже сотрудники отдела поздравляют меня с 50-летием! А одна из них молодая женщина по имени Люда одарила меня стихами. В них она утверждала, что столетие назад мужчина в 40 лет считался пожилым, а ныне  и в 50 он – «ласковый и нежный зверь», сводящий с ума молодых женщин. Я, конечно же, не замедлил с ответом.

Конечно, лет бы сто назад
В салоне у княгини,
Имея те же пятьдесят,
Я б чинно пил «Мартини».

В лото б со старцами  играл,
Ловил бы сплетни в свете,
На нравы молодых брюзжал,
Тащась к себе в карете.

И, сидя в обществе старух,
Из уст моей маман
Я слышал бы «мерси», «шарман» -
Слова, ласкающие слух …

Сейчас, куда свой взор не кинь –
На танцы, рестораны,
Нет ни салонов, ни княгинь,
Лишь пьянь да наркоманы.

Зато солидные отцы
И в пятьдесят - не стары
И, как патлатые юнцы,
Трясутся под гитары.

Людмила, с Вашим поздравленьем
Я понял многое теперь …
Благодарю Вас. С уваженьем
Ваш ласковый и нежный зверь …

    Увы, мир неуклонно сползает к нетерпимости, насилию, терроризму. Как хочется, чтобы миллионы людей на всей планете совместными усилиями искоренили эти язвы современного мира. Как тут не вспомнить слова блестящего финала девятой симфонии Бетховена: «Обнимитесь, миллионы, - миру этот поцелуй!» Именно эти волнующие слов стали девизом моего следующего стихотворения.

ОБНИМИТЕСЬ, МИЛЛИОНЫ!

«Быть иль не быть? Вот в чем вопрос!»-
Так вопрошал герой Шекспира,
Ведь люди с сотворенья мира
Пролили столько горьких слёз,
И все не впрок – и как колосс
Над миром Гамлета вопрос.

А Гамлет сам? Он – мщенья жертва:
Убив Полония, Лаэрта,
Убив в конце концов себя,
Увы, и он жил не любя.

Ведь он-то знал, как мир наш горек,
Что на планете зла – не счесть,
Он видел, кем стал «бедный Йорик»,
И все-таки он выбрал месть.

.Пора, пора жить по законам
Любви, согласья, доброты,
Ведь мир у роковой черты -
Так обнимитесь, миллионы!

ГОД МУДРОЙ ЗМЕИ

«Змеи, змеи вокруг, будь им пусто …» -
Пел Высоцкий в удушье тех дней,
Рвал он струны и пальцы до хруста:
Нужель мы не можем без змей?

И мы в вихре сегодняшних дней,
Осудив те безликие годы,
С нашей жаждою света, свободы
Вдруг опять уповаем на змей?

Может быть, мы от яда застоя
Не очистили души свои?
Объясненье довольно простое:
На пороге год мудрой Змеи.

Мудрой, доброй, немного сварливой,
Не дракону в пример справедливой …
И Змее, открывая все двери,
Мы вверяем надежды свои.
И чего уж таить, твердо верим
В покровительство мудрой Змеи!

    Идеология коммунизма, а с нею и советская власть буквально трещали по швам. Советские лидеры, пытаясь удержаться на плаву, жестоко подавляли вспышки народного волеизлияния. То, что случилось 9 апреля 1989 года в Тбилиси, кровавым преступлением власти – иначе не назовешь.

КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Скорбит потрясенная Грузия,
Кроваво горит небосвод,
Ужас, подобно контузии,
Болью сковал весь народ.

Народ, даже в дни потрясений
Сдержавший излишние страсти,
В кровавое воскресенье
Ввергли кровавые власти.

Им бы к народу спуститься,
Но в них разыгрался бес,
И вырвались злобные лица
С .. лопатками на перевес.

Презрев все святое на свете,
Смели они все на ходу –
И падали женщины, дети
В этом кровавом аду.

Народу грузинскому верю я –
В добре, красоте его сила,
Но как же Лаврентий Берия
Вдруг вырвался из могилы?!

Поруганы честь и свобода,
Но верим мы в праведный суд.
Так пусть от суда народа
Его палачи не уйдут.

С годами и это несчастье
Как всё растворится во мгле …
Пусть царствуют мир и счастье
На древней грузинской земле!