Белостенная церквуха

БЕЛОСТЕННАЯ ЦЕРКВУХА


Белостенная церквуха
С бирюзовой глав раскраской –
И дохнула сразу Луга
Стариной, дохнула сказкой.

Высоко взметнулись башни.
Изглубока в полдень хмурый
Проклевался день вчерашний
Храмовой архитектурой.

А повсюду современность:
Дом культуры, магазины,
Новых зданий одномерность,
И истошный храп машинный.

А повсюду суматошный,
Суетливый бег людей:
Что полезно и ничтожно,
То, наверно, и нужней.

Храм, истрепленный веками,
Вскинул гордо купол-шлем,
Торжествуя над домами
В жизнелюбии своем.


* * *


ВОСПОМИНАНИЯ О ЛУГЕ МОЕГО ДЕТСТВА

И я учился в этой школе,
Но только год всего, не боле.
Я только начал здесь учиться.
(От жизни – малая частица).
И всё ж душа и память помнит:
Заросший зеленью питомник,
И вдаль бегущая гнилая
С войны далёкой мостовая,
По краю мокрые канавы
В неприхотливых мятых травах
Погодой солнечной и мглистой,
И цепь домишек неказистых.
А вот и школа на подъёме –
Да, я учился в этом доме.
Средь деревянных изб кругом
Был каменным лишь этот дом.
Сейчас не то. С годами теми
Уж не сравнишь. Другое время.
Вот рядом окон блеск весёлый
Многоэтажной новой школы
С такой ухоженной и гладкой
Большой спортивною площадкой.
А прежде здесь была поляна.
(И потому отчасти странно…)

О, детство! Вечный твой паломник,
Я дорожу всем тем, что помню.


* * *


СТАРАЯ ЛУГА

Железная дорога
Разделила Лугу
На город
И предместье.

На высокой насыпи
Неуютно,
Брошено
Спят товарняки.

Тут же будка серая,
Словно сакля,
Лепится
С краю крутизны.

А столбы фонарные
Спичками зажжёнными
Светят под себя.

Там, где город, –
Тычется
Башня в небо мутное.

Башня изувечена
Годами
И войной.

В том
Скелете храма
Нынче
Склад и тир.

Крики паровозные
Из депо
Рождают
Острую тревожную тоску.

Вечер
Лёг на кровли
Ветхого предместья.

Госпожой
Предстала
Тишина.


* * *


Я б предал забвенью Лугу
За уныние, за скуку,
Что от города далёко
И что нет в ней вовсе прока.
Детских лет воспоминанье
Не имело б здесь влиянье.
Детство там, за тем пределом…
Взрослость важничает делом.
От друзей (признаюсь с мукой)
Прёт застойностью и скукой.
А поля, леса, озёра
Не ласкают больше взора.
Это ли с младых ногтей
Я любил душою всей?!

Но предать нельзя забвенью.
…Под рябиновою сенью
Там, на кладбище высоком,
Спит отец мой сном глубоким,
Хладен телом и лицом.
Рядом со своим отцом.
Дед мой
«Дмитрий Фролыч Жуков».
Праху – дань почтенья внука.
Помнит память, как во сне:
Стар, ворчлив и в седине.
«Александр Дмитрич» –
                ниже.
Как живым, тебя я вижу,
Как живым, тебя я слышу,
Словно нет подземной ниши.

Так устроено на свете:
В прозе жизни – проза смерти.

Нет, из Луги мне ни шагу.
Вот и я здесь тоже лягу
Под рябиновою сенью,
Смерти сделавшись мишенью.
От естественного страха
Задрожу, забьюсь под плахой
И, навеки успокоясь,
В мирозданье прахом скроюсь.