Детство мастера Драгана

Вторая редакция.Трилогия. Первый рассказ.
С благодарностью гештальт-терапевту четвертой ступени Н.В.

(Публикация по мере редактирования)
Не назвала бы "миниатюрой".

 Это первый рассказ трилогии. Жанр фэнтези.
Но у меня нет странички на Прозе ру. Мне нравится здесь.



            Детство мастера Драгана.




...он не отмечен статистикой, и не внушает страх. мрачный, незримо густой, микро-мрак.


    Дрын Голюн жил на чердаке.
    По утрам оттуда открывался прекрасный вид на пыльную крышу. Дрын поднимал из пыли свою полу-прозрачную тень тёмно-серого цвета, зевал и выходил наверх. По пути формировался, меняя очертания со страшного злого, через расплывчато-прессованного, на длинного и задумчивого. И, вот, на крыше представал Дрын. Длинный, с     рожками-антенками на прямоугольной башке, с длинными ногами и руками, он садился на край металлической крыши, задумчиво всматривался в даль, прищуривался и без того узкими щёлками глаз на встающее за соседними домами солнце.

   - У-у-у-ту-у!- раздавалось над утренней улицей, и, спешащие прохожие принимали этот тягучий звук за гудок машины...
Но, это выл Дрын. Дрын Голюн.
   Он считал себя вполне сформировавшейся тёмной сущностью, возникнув много лет назад из микро-мрака человеческой души. Жил на крыше пятиэтажного дома, точнее, на её чердаке, и, по утрам, выл на рассвет.

   - У-у-у-ту-у!

   Вдоволь повыв, дождавшись, пока солнце взойдёт повыше, Дрын принимался плясать,
временами извлекая из металлической крыши звонкий звук. Тренировался. Ему надо было войти. Войти в материю. Ведь, он был тенью, а для тени сложно попасть в материальный мир. Сначала звук, потом вибрация стального листа крыши...

   Он мог уже напугать, хотя и не причинить вреда. Натанцевавшись на стальном листе, Дрын соскользнул по тени от стоявшего рядом с домом дерева с крыши. Начиналось летнее утро, радостно пробуждалась природа, распевались птички, осторожные дворовые кошки выглядывали из укрытий, люди спешили на работу. Дрына Голюна все это не интересовало. Он глубоко презирал жизнь, и любил смерть. Вот, мёртвый воробей возле низкого куста удостоился его внимания. Дрын приблизился к несчастной погибшей птичке, и, некоторое время рассматривал трупик, щуря и без того узкие глазные щели, со злым удовольствием подмечая приметы разложения. Потом накрыл мёртвого воробья своей мрачной фигурой, и, с наслаждением втянул в себя память его маленькой смерти. Дрыну казалось, что от этого он делается больше и темнее. Хотя, заметить увеличение тёмной сущности от воробьиной смерти и крайне сложно. Но, из чего то же он вырос до сегодняшнего своего размера! Дрын взглянул на отражённую стеной дома свою тень. Она доходила почти до второго этажа. Однако, предметы, а особенно дома, сильно увеличивают сущностные отражения. На самом деле, Дрын был ростом со среднего человека. Но, такое сравнение показалось бы ему унизительным. Повертев рожкообразными антенками с шариками на концах на прямоугольной башке, Дрын прищурился. Подвывая себе под нос (у-у-гу-ууу!), прячась в тенях деревьев, он поскользил дальше, наслаждаясь своим одиночеством. В материальном мире его никто не видел. Люди шли мимо, иногда проходя сквозь него, а иногда и он проходил сквозь них, подвывая встречным (внутри некоторых ему попадались затаившиеся там сородичи, выходцы чужих микромраков) сущностным теням.

   Дрын намеревался погулять сегодня на кладбище, память человеческой смерти была интереснее птичьей, может быть, даже немного подрасти. Больше всего на свете он любил смерть людей. И, мечтал когда-нибудь втянуть в себя всю смерть какого-нибудь неудачника. Выпить до последней капли весь её леденящий холод... И, вырасти! Как бы он вырос тогда!.. До самого края неба! Правда, были случаи разрыва сущностей, которым это удавалось. Но, о плохом Дрын старался не думать.

   В основном, он проходил мимо людей по-касательной. Насквозь старался не проникать (не так то это просто, на самом деле, да и можно угодить в ловушку, застряв в ком-нибудь на несколько дней). Тогда, прощай рассветная крыша, и не повоешь, и не поскользишь... Сиди, и скалься на чужих микромракцев. Очень надо... Поэтому, шёл Дрын по-касательной, и, периодически с размаха бил кулачищем (из передних его конечностей формировались отменные кулаки!) кому-нибудь в лицо, злобно кривясь и подвывая (у-ууу! Сво-ооолочи!) Дыщ! Дыщ! Люди в материи этого не замечали, только иногда смахивали с лица как будто тонкую паутинку. Тогда Дрын торжествовал! Значит, может, может Дрын Голюн задеть этих материальных мерзких существ. Хотя, он не мог быть уверен, что это реакция на его удар. Но, ведь не может же быть столько совпадений. Значит, задевает... У-ууу! У-гу-у-ууу!

   В этих раздумьях Дрын доскользил до окраины города, где располагалось кладбище. Надо сказать, передвигался он быстрее любого автобуса. Скользил по-касательной с материальным, и, очень быстро оказывался в том месте, куда хотел попасть, если точно знал его расположение. Кладбище встретило Дрына умиротворённой тишиной.

   С фотографий на памятниках, в основном, из глаз когда-то живших людей, на него смотрела тихая торжественная вечность. Вот лицо молодого парня. Во взгляде - знание, которого там не было, когда фотограф сделал снимок. Знание вечности. А за памятником - пространство, созданное многими воспоминаниями душ, одна из которых - душа этого парня. Душ, уходящих в пространство вечности. Их воспоминаниями наполнено всё кладбище. Их-то Дрыну Голюну и надо. Сущностная тень с наслаждением вдохнула воздух, в своё полупрозрачное тёмно-серое очертание, расправилась, и, Дрын побежал среди могил, раскинув передние конечности, похожие на кряжистые ветви мёртвого дерева. Иногда здесь попадались его собратья. Другие сущностные тени, отпущенные из тюрьмы чьего то разума. Сегодня он был один. Надо застолбить себе участочек. Или парочку. И никого не пускать.

   Кресты на могилах вызывали у Дрына досаду. Не этого он тут искал. Зачем это дурацкое напоминание о Жизни, там, где всё так мрачно и торжественно посвящено его любимому пространству Смерти? Вот бы их упразднили совсем... Мало кому это надо по-настоящему. Только люди, в отличие от сущностных теней, так редко умеют быть честными. То ли дело чёрные монументальные гранитные памятники!  С фотографиями! Вглядываясь в лица и глаза умерших, Дрын Голюн пытался угадать, видели ли они там, в Вечности, тёмных больших Мастеров... Но, этого ему не открывалось. Дрын мог увидеть только Общий Вход. Он посидел на холодном камне памятника из белого мрамора, наслаждаясь ледяной атмосферой Вечности. И...заскучал! Да, ему стало скучно. Смерть смертью, а у него есть дела ещё в мире живых.

   Дрын Голюн злобно прищурился, вспоминая. К тому же, давно он не видел своих единоразумных товарищей. Химеру и Депресса Горюна.

   Пожалуй, стоит сегодня переместиться в ещё одно место... Медленно покидая кладбище, Дрын читал имена на могилах, морщился от вида крестов (зачем люди врут?) и, скользил, стараясь вобрать в свои очертания побольше смертной памяти похороненных здесь людей (это не воробей уже!). Надо было ещё кое-где сегодня побывать...

   Медленно скользя от выхода с кладбища, Дрын Голюн остановился в раздумье. Сразу туда? Или... Есть ещё кое-что, стоящее его внимания. Вот этот дом... Да, это там! Дрын скользнул сквозь кирпичную кладку (это нетрудно для сущностной тени), и, оказался в пустой грязной комнате, с немытыми окнами, сквозь серый фильтр которых едва проникал дневной свет. На замызганном полу лежал молодой парень, в очень грязных драных джинсах и майке, когда то претендовавших на модный прикид, а теперь больше напоминавших ветошь. Рядом - пустой шприц. Сегодня, почему то, он один тут. Кузька. Старый знакомый. Совсем убитый наркотой.

Надо будет попробовать... Конечно, Дрын всего лишь сущностная тень... Но, вдруг получится!

В противоположном углу комнаты стояла Она. Та, перед которой Дрын Голюн благоговел. Во всем своём бесстрастном великолепном безобразии, с острой блестящей косой на плече. Смерть. В длинном тёмно-сером балахоне с капюшоном. Вестница тьмы, бесстрастный исполнитель. Стояла, и ждала. Значит, ещё нет разрешения... Что ей стоит оборвать эту ничтожную жизнь, уже даже не принадлежащую тому, кому она дана? Одно точное движение... Смерть мастер, она не промахивается. Благоговейно поклонившись Смерти, Дрын пошевелил антенками, и скользнул к распростертому на полу телу парня. Слился, принял его очертания, впечатался в материю... Там - билось живое сердце. Распластанной и невменяемой узницей болталась в трансе из стороны в сторону детская душа. Даже не испугалась соседства постороннего...  Не она поддерживала сердце. Она не участвовала. Жизнь... Неистребимая жизнь. Зачем она этому ничтожному? Он давно отказался. Но, бьётся...

   Дрын Голюн напряг все свои силы, и попытался поднять тело парня. Не смог. Напрягся ещё раз. И, снова - ничего. Даже Жизнь не содрогнулась, продолжая настойчиво запускать это дурацкое сердце. С досадой Дрын вышел из тела. Посмотрел сверху вниз на Кузьку. Он лежал всё в той же позе, на грязном полу. Дрын брезгливо поморщился, ещё раз взглянул на бесстрастную Смерть в противополождном углу, и, вышел через стену на улицу.

   Выйдя в летнее утро, из холодного склепа квартиры-притона, Дрын Голюн переместился в другой район. Собственно, дело Дрына было в слежке. Было несколько подростков, которых он хотел бы видеть мёртвыми, но, они пока были в мире живых, на них не было ещё разрешения.

Первый стоял, и курил на балконе. Дрын приблизился, накрыл его собою. Как будто тень, лежавшая на лице человека, стала чуть гуще. Парень даже не поморщился. Он не видел Дрына. Дрын обитал в пространственном промежутке. А этот парень был в материи. Дрын расплескал свою тень по перилам балкона. Повис перед лицом мальчика, и сжал кулачищи. Первый удар нанес по лицу. Второй в живот. Кулаки тени проходили насквозь материальное тело. Когда же Дрын обзаведётся достаточной энергией, чтобы разбить в кровь это поганое лицо труса? Трус строил из себя крутого. Его даже боялись. Но, Дрын то знал цену этого ничтожества. Видел его насквозь, насмотрелся на страхи и фобии. Психически искалеченный отморозок с манией величия. Мужчины из таких не вырастают. Дрын ударил его ещё раз в лицо и отлетел от балкона. Парень, как ни в чем ни бывало, затянулся поглубже сигаретой, чтобы не погас ее огонек. Ветер развивал его светлые вьющиеся волосы, и трепал расстегнутую черную ветровку. Не этот, так другие... Дрын чувствовал, где состоится выход Смерти. Вот и сейчас... Что то звенело в пространстве. Да. Сегодня. И, где-то очень близко.

   Безошибочным сущностным чутьём угадывая направление, Дрын быстро заскользил по-касательной. Вскоре он оказался рядом со школой. Дети тринадцати лет. Дрын поморщился, скривив физиономию. Шумной кучкой они толпились перед автобусом. Какая-то экскурсия... Парочка родительниц. Учителка. Дрын сел на корточки, и стал изучать компанию ребят, прищурив глазные щёлки. Вот горстка "крутых". Модно одеты, держатся обособленно. Остальные разбиты на парочки, тройки. А эти стоят компашкой человек на семь. Смеются, выделываются друг перед другом. Одна девочка одиноко держится в сторонке. Какие же они все мерзкие. Вот эта девочка, из "крутых", считает себя первой красавицей. Дрын не назвал бы её даже симпатичной. Так, модные шмотки, макияж-маникюр. Ничего своего, чтобы было красиво. А у той, из тройки неподалёку, мать - жена священника. И, завидовать этой девочке приходится не только материнской, недостижимой красоте холодной королевы, а ещё и её "праведности". " Ха-ха-ха!" - Дрын расхохотался, увидев, как мамашка-священница подошла к учителке. "Праведности". Видела бы ты её душу, дурочка! Душу лицемерки, и властной гордячки, доведшей тебя до этой безвыходной горькой зависти. Все остальное - наносной фасад. Его рассечёт своей косой смерть. Уже очень скоро...

   Мальчишки громко смеялись, плевали на асфальт, и пытались показать себя мужественными. Вот это меньше всего интересно было Дрыну. Подлецы и трусы. Один сжимал в руке в своём кармане блистер с таблетками, наркотиком. Если бы вырос, стал бы как Кузька. Но, этого не будет. Умрут сегодня они все. В промежутке хорошо это видно. Смерть ещё не проявилась, но, холод уже есть. И, все они стоят в его тени. Тень смертного холода Дрын ни с чем бы не перепутал. Это было для него, как хлеб, то, без чего он не мог существовать... Все собравшиеся этим холодом уже были объяты... Кроме водителя и одинокой девочки. Водитель выживет. А девочка... Не в холоде, но и не в земном свете. Вот от неё держаться бы Дрыну подальше. Странная девочка. Чужая. Руки ей поцарапали бездомные кошки, которых она кормила, прогуливая школу. Прогуливала, чтобы не издевались над ней " крутые", выбравшие себе объектом для острот эту сироту. Должна бы мстить им, внутри себя. Но, этого в ней нет... Не держит в себе зла. И не помнит им. Ни затаённо, ни в переносе, никак. Сердце чистое, совсем прозрачная душа ребёнка. Так не бывает. Дрын тряхнул башкой, отгоняя наваждение. Но, девочка не исчезла. Всё также стояла в сторонке. Чистая детская душа. И, взрослые глаза. Дрын пригляделся повнимательнее. Воспитывает её тетка. Странная девочка. Чужая. Вот и травят её сверстнички. Зачем пришла? Кормила бы своих бездомных кошек, осталась бы в живых. Но, она здесь. Только смерти на ней почему то нет, хотя с материальным она, также, как и все, кроме водителя, уже развязана. Подальше от неё, подальше... Дрын отодвинулся от изгоя. Дети и взрослые зашли в экскурсионный автобус, и машина тронулась с места.
"Крутые" радостно заорали. Все чему то радовались. Наверное, тому, что не надо учиться сегодня. Мамашки и учителка озабоченно оглядывали своих подопечных. Все расселись по парам, кроме сироты с поцарапанными руками. Девочка смотрела в окно. В её лице была решимость. И... Ого! Соизволение Свету. Дрын поморщился брезгливо. Давно он этого не видел в современных людях, особенно в детях. Вот дура, зачем припёрлась?! Испортить всё Дрыну?! Свет хорош в отголосках... Скользящим по граням касательной, и раз сто отражённым Дрын Голюн тоже любил Свет. А он то обрадовался, что нет других сущностных. Вот из-за этой дурочки и нет их. Видно, предупреждены. С досадой Дрын вылез на крышу автобуса.

   Машина ехала по мосту. Усиливался звон, доходя до самой пронзительной ноты... Они подошли с двух сторон. Смерть - слева, а Дух Света - справа. Она с косой, Он с огненным мечом.  Дрын отполз по крыше подальше, и, думал уже слинять с этого места, ведь, нечего ловить, раз тут Свет, ещё растеряет набранные в себя холод и тьму, такие ценные, так долго собираемые им. Но, он не успел.

   Два взмаха одновременно. Косы и Огненного Меча. Орудия и Оружия. Страшное крушение автобуса, чуть не столкнувшегося с мчащейся фурой с горючей смесью, взорвавшейся бы сразу. Водитель вывернул руль, и, автобус полетел вниз с моста. Дрына снесло с крыши от удара о землю. Все они, бывшие пассажиры, стояли теперь в промежутке пространств. Грязные дети в оборванной одежде, учительница и родительницы, чуть больше и темнее среди серых замызганных подростков, и, там же - ослепительно сияющий Свет, обнимающий, объявший девочку-сироту. Отползший в сторону Дрын, прикрывая прищуренные глаза, разглядел прекрасное, но, неинтересное ему лицо Ангела, Духа Света. Девочка теперь тоже состояла из этого Света. И, была красива какой то неземной сияющей красотой. Дрын знал, что она не видит Смерть, стоя в Свете... В её лице не было страха. Остальные в ужасе смотрели, как безобразная (с их точки зрения, Дрын, например, благоговел перед нею) стражница тьмы в плаще с капюшоном отсекает их последние связи с земной жизнью, точными движениями, безошибочно орудуя своими инструментами. Через десять минут всё было кончено. В промежуток окончательно перешли все, кроме несчастного водителя, вылетевшего через стекло, далеко отброшенного в сторону, и, пока оставленного Смертью. Этот ещё поживёт. Скорее всего, недолго. Остальные все стояли в промежутке между пространствами... В материи, в исковерканном автобусе, остались изуродованные человеческие тела. Через некоторое время раздался взрыв.

   Свет, прекрасный Дух, обнимающий девочку сияющими крыльями, стал отдаляться вместе с нею, медленно взлетая вверх. Одна из бывших одноклассниц сироты бросилась за ними. Спасённая девочка вопросительно посмотрела на Ангела, но, он только грустно покачал головой, ускоряя полёт, и, скоро они совсем скрылись из вида, только светящаяся точка осталась в вышине, а от неё - простёрся луч, пронзающий насквозь и промежуток, и пространство, уходящий дальше, в те глубины миров, куда Дрын ещё попасть не мог. Весть.

   Вскоре сияющая точка, искра в вышине, исчезла, но, Луч остался. И, когда Смерть, разорвав грань касательной, выводила в миры свою добычу, неотражённый отголосок Света, Луч, последовал туда за ними...

   Дрын остался один. Рассмотрев свои конечности, грязно выругался, и сплюнул на асфальт: они стали почти прозрачными. Отражаемые опорой моста антенки потеряли свой тёмно-графитовый цвет, став светло-серыми. Справа подлетел угольно-чёрный воробей, и, уселся Дрыну на плечо. Дрын Голюн ещё раз сплюнул, и, выругался покрепче. Потерял кучу тьмы... А ведь хотел взять их смертную память, подрасти, стать потемнее... А тут и воробьиная смерть отщепилась от него. Скоро чёрный воробей совсем распадётся в промежутке. Несформированный...
Птичка, действительно, чирикнула, и, рассыпалась, на кучку угольно-чёрных пёрышек. Потом, собралась, уже менее чётким контуром, пролетела пару метров за стремительно покидающим место аварии Дрыном, и, снова, рассыпалась...

Здесь было нечего ловить, и, Дрыну стоило свалить ещё от школы. Эти дети и взрослые были не лучше, и не хуже других детей и взрослых. И, их смертью можно было бы наполнить своё существо до прекраснейшей черноты, не будь с ними этой дурацкой соизволительницы Свету, за свои тринадцать лет успевшей научиться полюбить, приняв, как есть, своих врагов, и, быть с ними до последнего. И - после последнего. Её Весть пронизывала промежуток Светом, и, шла в даль, туда, где Дрын ещё не мог находиться. Куда забрала людей Смерть. И, малейшее движение их душ в сторону этого Луча дало бы им возможность вернуться по нему через промежуток... Не на землю, в Жизнь. Дрын злобно хмыкнул себе под нос, - "Если бы им это было надо". Красавица ведь скоро увлечётся местной " модой". Жена и дочь священника переругаются при первой же возможности. Об остальных и думать неохота. "Вот ведь какая дура! Ни себе, ни другим!" - выругался на спасённую девочку Дрын Голюн.

   Он шёл, размахивая длинными, сильно посветлевшими ручищами, прямо посреди дороги, не замечая машин, проезжавших его насквозь, даже не ускользая от них по-касательной, и, иногда, с силой бил кулаками по их железным крышам, и, пинал по- колёсам.

   Вдруг, его тонкие антенки уловили звук... Сирена? Да! Реанимация. Дрын метнулся в сторону, откуда доносилось протяжное завывание. Реанимационная машина неслась по сплошной, обгоняя другие. Дрын изменил обличье. Уменьшился в размерах, сформировал капюшон, натянул его на башку, и, скользнул на крышу с синей мигалкой. Там уже кто-то сидел. Дрын сощурился. Не свой. Не сущностная тень. Душа... Они были похожи, и, смотрели друг на друга. Дрын узнал душу Кузьки, телом которого пытался оваладеть в пустом притоне. Тёмная, в грязных разводах, в лохмотьях, и с детским лицом, душа Кузьки смотрела прямо в щели Дрыновских глаз. "Брат..." - произнесла еле слышно. Дрын сплюнул на дорогу. "Не брат я тебе!" - подумал со злостью. И, во-время отпрянул, потому что, ненавистный ему Свет столпом пронзил насквозь пространство вместе с промежутком, и, через крышу реанимационки, втащил душу Кузьки вниз, туда, где врачи пытались откачать от передозировки его тело.
"Сейчас решат, придурки, что "спасли человеческую жизнь" - подумал Дрын, поднимаясь из кювета, куда он скатился, избегая новой встречи с разоряющим его драгоценную темноту лучом, - "соучастники паршивые!.."
К Кузьке Дрын решил больше не соваться. Ну его, избранный, наверное. Дело шло к ночи, и, Дрын Голюн двинулся по направлению к родному чердаку.

   
   Дрын был дневной сущностью. Точнее, сущностной тенью, из человеческого микромрака, отголоском зла, по-сути. Сущность сильнее личности. Дрын мечтал вырасти в тёмного мастера, маэстро тьмы, и, стать могущественным. А пока, в завершение этого неудачного дня (даже воробьиную смерть потерял, погнавшись за большим куском), он вернулся на чердак, с которого начинал утром своё путешествие. Слился с темнотой внутри, растёкся по засыпанному пыльным песком полу... И - забылся. Сущностные тени не спят, они забываются. Дрын, забываясь, мечтал, как станет большим тёмным магом. И, звать его тогда будут не Дрын Голюн, а Мастером Драганом.





                -------------------
                ------