Воздух III

Становясь всё медленней и длинней
в окруженье инея и теней,
с точки зренья воздуха, мы на дне.
С точки зренья воздуха – так видней.


Человек с замёрзшей водой в ведре
осязаем воздухом поутру.
Он не понимает, что он в игре,
что уже заканчивает игру.
Он идёт над речкой и смотрит вбок,
осязает воздух плечом, плащом.
Видит - берег прячется. Видит - бог.
Видит всё, не думая ни о чём:
сновиденья времени, гнёт идей,
опыт милосердия и тоски,
видит - гнев предсмертия рвёт людей
на куски, как лев, и кусков куски.
Исчезает сердце, скулит во сне,
просит - новым именем назови,
не досталось и не осталось мне
долга долгой старости и любви.

Мы давно и просто спустились с гор
и из бездны города смотрим ввысь,
потому что самый большой простор
никогда не требует - поднимись,
заслужи, покайся, дрожи и чти,
подчинись, пожертвуй и докажи.
С точки зренья воздуха, всё в пути -
даже прокажённые гаражи,
облака, идущие по тропе,
и цветы с отрубленной головой,
эти понимают - они в судьбе
и насквозь, наотмашь пьяны судьбой.

Человек с замёрзшим огнём внутри,
к горизонту лестницы-поезда,
октябрей любимые пустыри,
городов размытые невода…
Посторонний тысяче бед и дел,
выдыхая в воздух бесшумный смех,
пока шёл, он тысячу раз успел
поменять местами себя и всех.
С точки зренья слова, он глуп и глух,
как другие, хуже любых ли был.
Затаив дыханье, рассеяв дух,
он увидит то, что всегда любил.
Он на четвереньках во мраке лет
полз по бритвам битв и ножам камней,
а сейчас его догоняет свет
этих блёклых, травленых чудо-дней.
Жизнь тогда казалась гнилой, больной,
непролазно, грязно, бессвязно длясь.
А теперь вот светится за спиной,
целиком пропала - и вся нашлась.