Звон и пепел

Я не знаю, как быть тут и что мне делать:
между нами бегут и растут недели
и всё тянется, тянется канителью
аскетизм добровольный, осточертев.
Я живу на пайке из воды и риса,
только выбора нет, сколько ты ни рыскай.
Одиночество — это не зона риска,
если сам себя запер в немой черте.

Я сидела бы так до скончанья века,
я зашила б себе губы, нос и веки,
чтоб не чувствовать близкого человека
и не мучить опять никого из нас.
Тишина превращается в звон и пепел:
стоит только представить, как мы бы пели,
и моя темнота обернется белой —
можно отколупать, как тончайший наст.

Но мы так опасаемся новой боли:
мы всё ждем, будто кто-то другой исполнит
наши песни, и выйдем из преисподней,
и пройдет сам собой наш извечный страх.
Но недели бегут, всё бегут и режут,
мне не легче, хоть видим друг друга реже.
Может, мир без тебя мне открыт, безбрежен,
но я так измоталась в своих штормах,

что я первой озвучу свой стыдный скрежет,
невзаимный и глупый, быть может, взмах.
(Начинайся, мой внутренний Рагнарёк!)

У меня тут по центру, в огромной бреши,
заалел с твоим именем огонек.