Солнцу
с утра, проснувшись, обращаюсь с просьбой:
дай сил преодолеть мне всё, что было
на временем забытых перекрёстках.
Смотрю в окно. На выдохе вчерашнем
сегодня взгромоздилось, словно птица.
А бывшее, в одеждах обветшавших,
за внешним скрыто и ему не спится.
Преодолеть его — экран пронзивши —
пойти назад по выжженной пустыне...
Прошу тебя — во времени остывшем —
не экономь лучей на блудном сыне.
К кому ещё, надземное Светило, —
с утра ли, днём ли, вечером ли, ночью —
я обращусь с молитвою «О силе»,
в твою надземность вскидывая очи...
Свидетельство о публикации №117101101885
1. Основной конфликт: Бремя прошлого vs. Необходимость движения
Герой просыпается с чувством тяжести от «всего, что было». Его настоящее («сегодня») неустойчиво и громоздко («взгромоздилось, словно птица»), а прошлое, хотя и «забыто временем», остаётся живым, беспокойным призраком («ему не спится»). Конфликт заключается в необходимости пройти сквозь этот призрак, вернуться мысленно в «выжженную пустыню» былого, чтобы преодолеть его и двинуться дальше. Для этого герою не хватает внутренних сил, и он ищет их у внешнего, вселенского источника — Солнца.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Надземное Светило» — Ключевой образ-адресат. Это не просто небесное тело, а метафизический принцип: источник света, жизни, духовной энергии, находящийся над тленной, «заземленной» человеческой реальностью. Архаичное «Светило» и эпитет «надземное» придают обращению характер древнего гимна или языческой молитвы.
«На временем забытых перекрёстках» — Прошлое предстаёт как лабиринт нерешённых выборов, упущенных возможностей, которые, хотя и стёрты из общей памяти («временем забыты»), по-прежнему болезненно существуют в индивидуальном сознании.
«На выдохе вчерашнем / сегодня взгромоздилось, словно птица» — Блестящая метафора непрерывности времени. Вчерашний день — это завершённый выдох, но сегодняшний не начинается с чистого листа; оно «взгромоздилось» на остатках вчерашнего, неуклюже и тяжело, как птица, не сразу находящая равновесие. Это образ утра, лишённого лёгкости, отягощённого наследием.
«Экран пронзивши» — Сложная, почти кинематографическая метафора. «Экран» может символизировать поверхностный слой сознания, барьер памяти или сам образ настоящего, за которым скрывается прошлое. «Пронзить» его — значит совершить болезненное усилие, чтобы увидеть и принять то, что прячется «за внешним».
«Выжженная пустыня» — Образ прошлого как безжизненного, иссушающего пространства, где всё уже сгорело в страстях, ошибках или просто под солнцем времени. Идти по нему «назад» — мучительный, но необходимый путь катарсиса.
«Блудный сын» — Важнейшая библейская аллюзия. Герой отождествляет себя с грешником, скитавшимся вдали от дома (от света, истины, гармонии). Он не требует наследства, а просит лишь лучей — милости, внимания, животворящей энергии. Это жест смирения и признания своей зависимости от высшего начала.
3. Структура и ритмика
Стихотворение написано классическим пятистопным ямбом с перекрёстной рифмовкой, что создаёт ощущение торжественной, размеренной речи, подобающей молитве. Однако внутренний ритм беспокоен: обилие переносов, паузы, создаваемые тире и многоточиями, передают прерывистость дыхания, усилие мысли. Композиция кольцевая: начинается и заканчивается прямым обращением к Солнцу, но если вначале это просьба («дай сил»), то в финале — риторический вопрос, утверждающий безальтернативность этого диалога («К кому ещё... я обращусь?»).
4. Традиция и авторский почерк
Традиция духовной оды и державинского обращения к Богу/стихиям («О вы, которых быстротечны дни...»), но лишённая одической парадности, сведённая к интимному, почти шёпотному отчаянию.
Метафизический бунт Лермонтова («Выхожу один я на дорогу...»), где герой один на один с вселенной и ищет в ней не покой, а силу для продолжения пути.
Интеллектуальная лирика Бродского, для которой характерно осмысление времени как физической, почти материальной субстанции («во времени остывшем»).
Ложкин: Синтезирует эти линии в уникальный космический минимализм. Его молитва лишена конкретно христианского контекста, это архетипический крик души к источнику света. Образность строится на контрасте «надземного» (солнце, лучи) и «заземленного», тяжелого, «вчерашнего» бытия героя. Солнце здесь — не творец, а донор, к которому можно обратиться с предельной прямотой, почти как к равному («не экономь лучей»).
Вывод:
«Солнцу» — это стихотворение о духовной жажде и экзистенциальной усталости. Герой Ложкина, типичный «блудный сын» собственного прошлого, не просит прощения или забвения. Он просит энергии — солнечных «лучей» — чтобы сделать то, что должен сделать сам: пройти сквозь пустыню памяти и преодолеть её. В этом тексте особенно ярко проявляется свойственный поэту диалогизм, обращённый к безличным силам мироздания. Молитва к Солнцу становится для него единственным возможным способом заявить о своём существовании в «остывшем времени» и попытаться зарядить свою волю к жизни космической силой. Это поэзия не смирения, а волевого усилия, поддержанного верой в то, что где-то над земной сумятицей есть неиссякаемый источник света.
Бри Ли Ант 06.12.2025 23:48 Заявить о нарушении