Эх, было время!

Как только голуби на крыше заворкуют,
Моё сердечко по былому затоскует.
Беру гитару я, как девку молодую,
И слёзы падают на грудь мою седую...

Эх, было время! Хоть по мне рыдала кича,
Но за меня стоял горой мой кореш Чича.
Его общественность уж очень уважала —
Ни одна женщина без спросу не рожала.

Раз помню, катим мы при шляпах и при фиксах
И за углом встречаем вдруг две рыжих биксы.
Снимаем шляпы: мадмазель, мол, добрый вечер!
И биксы падают нам с Чичею на плечи.

Каля-бада, аля-улю, вери-верья...
Ах, жизнь блатная, пенсионная моя!

Однажды прибыл на гастроли к нам катала.
Его судьба как черта в вату закатала:
Продул в очко он нам и шкары и штанишки
И выгнул пальцы на ногах своих в кукишки.

Вот так в трусах его менты и повязали.
Но мы отмазали и сменку-таки дали.
Картёжный долг — оно по первому понятью,
Но по второму — мы же люди, всё ж, и братья.

Каля-бада, аля-улю, вери-верья
Ах, жизнь блатная, пенсионная моя!

Прошли года. Не та уж жизнь, не те уж нравы.
В подъезде вонь и отмороженные чавы.
В косяк, что ль, веники забили — много дыма!..
Ой, не нервируйте меня, ходите мимо!

Чувак не чава и Чита вам не Чикаго.
Эх, жалко Чича мой не дожил, бедолага.
Как, впрочем, вся братва отчаянная наша —
Санек, Мишаня и, конечно же, Аркаша...

Каля-бада, аля-улю, вери-верья
Ах, жизнь блатная, пенсионная моя!


1986