миру море

Робко трепещущие пастозные мазки утра, нового луно-закатного острога печали тянут меня за светлый водопад волос .
То, что расставляет запятые в помехах платья вдоль синего моря- дельфины.
Ты слышишь их шепот, ты слышишь их рокот, их нежное посапывание на глубине морских вод.
Они играют в медуз - это их огромные шляпы -
водружают на канделябры предплечий, на мягкие резонирующие дуги костных орбит, и засыпают у граней песка. Песок сокрушается в - основание - вниз -к –началам- к –мягким- переливам –перламутра ; играючи его нежность скатывается по координатам плоскостной деструкции системы. Лишь путём разрушения абстрактное обналичивается в оболочку конкретного, то есть супит брови под вывеской абстракционизма, некого склада всего над чем председательствует двуглавое божество - ИЗМА-  повелитель искусств наук и ремесел. В непостоянстве бесконечного единения параллельных линий, прошлое и будущее сгущают натиск отсутствия сквозь решето стекающего сна. Сна, что откладывает блики –личинок- личинки -бликов на абажурное разветвление тумана. Предрассветная дымка от испарении, чайки озадачивают воздух трансформирующим хиазмом клюва, ласкают его на лоскуты, разрывают густым истошным смехом. Воздух сшивается в турбулентном течении, сгущается мраморной пунктуацией. Раздробленный на интонации биологических систем , он помнит о рассыпающемся единстве песка . Пролетающая система чайки  помнит о рассыпающемся единстве логоса.
дельфины
спят
раскидавшись
гладкостью
утра
на
атласе
волнистых
полотен
моря.
 
-amore-
 миру
 вторя.