О неизбежной мистичности человека

О неизбежной «мистичности» человека


    Человек неизбежно имеет в себе мистическое... область, сторону, измерение... как назвать его? поскольку участвует в таинствах. Или сказать иначе: он неизбежно имеет нужду в таинствах, поскольку мистичен, т.е. никогда не исчерпывается лишь внешним, телесно-душевным... Если же он преградил путь Божиим таинствам и тайнам, то наступают таинства демонические, о которых апостол сказал, что о них «срамно есть и глаголати»(1).
    И это так, потому что человек так сотворён, он больше, чем просто земное существо, и иным он быть не может, как бы не старался. Для свт. Григория Нисского(2) «человеческое “по образу Божию”, которое есть дефиниция его происхождения, означает участие в апофатически непознаваемом Боге, означает человеческую непостижимость»(3).
    «Дорог Ты мне, любовь моя, потому что Ты для меня – тайна. И всегда любовь горит и не сгорает, пока длится тайна. Открытая тайна – сожжённая любовь... Господи, дражайшая тайна души моей, сколь лёгок этот мир, когда ставлю его на весы с Тобою»(4).
    Господь – наша тайна, но мы и сотворены в ней: «Не утаися кость моя от Тебе, юже сотворил еси в тайне, и состав мой в преисподних земли»(5).
    Вот одно из толкований этого стиха: «Ничто не может утаиться от Тебе, сотворившего человеческое естество в тайной художественной храмине природы...»(6) Но, думается, не только тайна природной храмины здесь может быть разумеема, ведь тот, кто создан по образу Божию, творится, хотя и зримо всей уже сотворённой вселенной, но всё равно – в тайне. Таково и бытие его.
    «...Человек, распятый между существованием и ничто, может быть непостижимым Незнакомцем, если он обязан несуществующему Бытию, Тайне всех тайн. Сама человечность открыта для тайны, которая одновременно – тайна открытости. Иначе говоря, человеческая направленность к Тайне соотносится с мистичностью человеческого существования; динамизм человеческой экзистенции есть дорога от загадочного существования в сверхсуществующую, непостижимую Тайну...»(7)
    «Тысячи лет мы в пути. Называем небо “небо” и море “море”. Всё изменится однажды, и мы тоже изменимся, но наша суть неизменно будет вычерчена по законам той геометрии, которой мы пренебрегали у Платона. И в ней... – те же самые естественные и спонтанные движенья души, что рождают и влекут в заданном направленьи материю; те же импульсы и то же стремленье к глубинному смыслу смиренного Рая, который есть наше истинное “я”, наше право, наша свобода, наше второе – и настоящее – духовное солнце»(8).
    И где оно в нас, в которой же нашей сфере и части? «То, что соответствует в нас образу Божию, не есть часть нашей природы, а наша личность, которая заключает в себе природу»(9).
    И не только это. Но и весь мир – в нас. «Природа вся в человеке, вся, без исключения. Она находится в человеке как целостное стихотворение, а вне человека – как отрывки, слова, звуки, буквы этого стихотворения. Она в человеке как полнота жизни, а вне человека – как зовы и символы жизни»(10). И в этом тоже – наше таинство.
    Поскольку «человек не животное, привязанное к этой земле, и не в состоянии насытится землёю. И если мы не в состоянии увидеть это в духе, то можем увидеть это хотя бы в грехе... Ни один грешник никогда не нашёл полного удовлетворения, и, потому что грех не может его насытить, он ищет со всё большим желанием и рвением; даже должен разжигать в самом себе желание, когда оно ослабевает, потому что все эти земные желания, как и всё земное, в определённый момент ослабевают... Очевидно, что “не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих”(11), и если человек знает, откуда идёт у него эта ненасытность, то не может насытить дух свой материальными благами, будь они праведными или грешными»(12).
    И так мы собою и в себе влечём всё сотворённое к Богу. Мы бываем настигаемыми, мы ищем, пытаемся хранить, и говорим об этом, поя и благодаря, и призывая...
    «...Поэзия – свыше, но не как благодать (она сверхъестественна по сути своей, даруя нам соучастие в том, что принадлежит одному лишь Богу), а как высочайшее естественное подобие деятельности Божией. Данте говорил, что искусство наше – внук Господень. Прообраз искусства – не только то художество, которое сотворило мир; чтобы оценить его по достоинству, необходимо вспомнить тайну исхождения Слова, ибо разум всегда плодоносен, и там, где он не может произвести подобного себе, как Бог, он хотя бы породит творенье по образу своему и подобию, в котором останется жить сердце... В своей духовной сути, поэзия выходит за пределы всякой техники, мало того – за грань искусства»(13).
    Поскольку оно тоже – бытующее по образу таинственного познания и жертвенного слова, есть малое таинство. «Искусство, которым вполне владеет человек, которое не имеет от него тайн и не отражает ничего, кроме его вкуса и рассудка, такое искусство как раз и есть искусство без человека, искусство, не умеющее ни выразить его, ни даже изобразить... Всё только человеческое – ниже человека. В том искусстве нет и человека, где хочет быть только человек»(14).
    «Античное изречение “Познай себя”... Григория... наводит на мысль о таинственности и непостижимости природы человека, который представляет загадку для самого себя... Григорий определяет человека как “разумное животное”, в котором персть таинственно и неизъяснимо связана с умом, и ум с духом...(15) Будучи одновременно духовным и телесным, человек представляет собой нечто парадоксальное, невместимое для ума(16)»(17). Познаваемое же однако в том, что ещё более непостижимо – в Боге. «Живу уже не я, но живёт во мне Христос», – сказал апостол(18).
    И совершается это так: «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине»(19).
    Как понять это? Истина – несокрытость, по прямому смыслу греческого слова Aletheia. Дух же здесь – то, что «втайне»: «ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно»(20). Втайне...
    И это не только наша несокрытость и наше втайне, как дела и вера («как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва»(21)), но и Божия несокрытость, Воплощение, Сошествие Духа, благодать, и Божие втайне...
    Как же нам помолиться втайне, как нам предать Богу то, что в нас непостижимо?
    «Феноменология поэтического воображения как раз позволяет исследовать бытие человека как бытие некой поверхности – поверхности, разграничивающей область того же самого и область иного... Благодаря поэтической речи по поверхности бытия разбегаются волны новизны. А язык несёт в себе диалектику открытого и закрытого. Смысл служит закрытости, поэтическая речь – открытости... Итак, на поверхности бытия, в той области, где бытие хочет и проявиться и спрятаться, движения закрытости и открытости столь многочисленны, они так часто меняют направленность, несут столько сомнения, что мы могли бы в заключение вывести следующую формулировку: человек есть существо приоткрытое»(22).
    Аз есмь дверь...(23)
    «Человек – это тайна. Истинная поэзия ощущает эту тайну, стихи передают что-то помимо слов»(24). Самая эта возможность передавать нечто помимо слов – выражение мистичности человека.
    «Поэт погружён в повседневное существование, прогуливается по знакомым местам средней Швеции или по шумным улицам одной из мировых столиц, проезжает сквозь растянувшийся на десяток километров еловый лес... и вдруг, откуда-то извне, до него доносится сообщение – неожиданно, бессловесно, таинственно и так узнаваемо. Он принимает его, но не старается расшифровать, перевести на обычный язык. Сообщение непереводимо. Он может лишь распознать его, подтвердить его прибытие. Так же, как сообщение подтверждает поэта»(25).

(1) Еф. 5, 12.
(2) Свт. Григорий Нисский, О сотворении человека.
(3) Горазд Коциянчич, Ведение в христианскую философию, гл. 6.
(4) Свт. Николай Сербский, Моления на озере.
(5) Пс. 138, 15.
(6) Мысль Блж. Феодорита Кирского, приводимая в толковой псалтири иером. Евфимия Зигабена.
(7) Горазд Коциянчич, Ведение в христианскую философию, гл. 6.
(8) Элитис Одисеас, Чуять наилучшее, XXVIII.
(9) В.Н. Лосский, Очерк мистического богословия Восточной Церкви, гл. 6.
(10) Свт. Николай Сербский, Мысли о добре и зле.
(11) Мф. 4, 4.
(12) Иеросхим. Рафаил (Нойка), О человеке.
(13) Ж. Маритен, Ответ Жану Кокто.
(14) Вейдле В.В. Умирание искусства, гл. IV.
(15) Свт. Григорий Богослов, Слово 32.
(16) Свт. Григорий Богослов, Слово 7.
(17) Иг. Иларион (Алфеев), Жизнь и учение св. Григория Богослова.
(18) Гал. 2, 20.
(19) Ин. 4, 24.
(20) Мф. 6, 6.
(21) Иак. 2, 26.
(22) Г. Башляр, Поэтика пространства, IX, 5.
(23) Ин. 10, 7.
(24) Даниил Гранин, Заговор.
(25) С. Сёдерблум, Г. Палагута. Тумас Транстрёмер.


Рецензии