Без чапаева и с ним
1
Обозначим некоторые пролегомены.
Начнем с безусловного утверждения: Пелевин – абсолютный гений. Читатель вправе согласиться или не согласиться. Мое дело – обозначить позицию. Ибо перед собой и читателем нужно быть совершенно честным. Иначе зачем писать?
Далее: Пелевина постоянно критикуют, при этом не стесняясь передергиваний. Это обычная практика и относится не только к критике именно Пелевина. Но в любом случае не надо приписывать критикуемому (который, возможно, и не подозревает о твоем существовании) высказывания, мнения и миропонимание, которые ты рад ему приписать, дабы бомбежки оппонента (как для США – Югославии или там Ливии) выглядели прилично. Не нужно поступать по примеру А. Столярова (см. роман «Мы, народ…» в «Неве» № 5 за 2011 г., персонаж Фима Пыкин. Во всем остальном, впрочем, роман вполне пристоен и даже талантлив, хотя повторяет собственные зады, в частности «Жаворонка»; чего там, Столяров – мастер, не будем с этим спорить, – а все же маститому турбореалисту до уровня таланта «Фимы Пыкина» сто верст, и все лесом. «Завидовать дурно», как говаривали учителя). Но это – в сторону. Я лишь хочу подчеркнуть: Пелевин никогда не был приверженцем либерализма, как, впрочем, и тоталитаризма, а его успели обвинить и в том, и в другом. У него своя собственная, неповторимая позиция.
И третье: Пелевина по сию пору числят по ведомству литературы, а отнюдь не философии. Потому что при всей сложности его прозы читать ее упоительно, я бы обозначил это состояние как напряженное наслаждение. Давайте условимся: Пелевин – писатель, а порою даже беллетрист, потому что он это умеет как мало кто другой. Кстати, именно поэтому он – самый популярный автор современной молодежи.
2
Сколько высказано претензий к Пелевину: он, мол, и стилем не обладает, и чрезмерно плодовит. Даже есть такое мнение, что у него с издательством договор на много лет вперед издавать по книге в год минимум… Издает-таки. О причине сего, как я ее понимаю, расскажу ниже. Что же касается первой претензии – не надо ля-ля. Пелевин тончайший стилист. Хотя бы потому, что любую его книгу я узнаю с первой (максимум второй) страницы. Как, к примеру, прочтя пару страниц «Кода Онегина», я понял, что это Фима Пыкин.
Кроме того, постмодернистский опыт Пелевина, о котором опять-таки много твердят (но которого не существует, – вернее, этот опыт виртуален), помогает ему создавать для читателя желательные ассоциации.
Известное четверостишие из «Generation P»
«Мы с Иваном Ильичем
Работали на дизеле.
Я мудак и он мудак –
У нас «Дизель» с****или»
отсылает нас не только к городской частушке, но и прямехонько к В. Пеленягрэ. Или, напротив, к А. Дементьеву. Впрочем, какая разница, ибо всем известно: вечера в России упоительны под хруст французской булки, и Дементьев выше этого обобщения тоже никогда не поднимался.
Это не шутка. Вернее, есть тут доля шутки, но только доля. Потому что такой куплет сразу указывает на уровень творчества автора (в данном случае Вавилена Татарского), а также на уровень культуры общества, которое такой продукт потребляет – и с огромным аппетитом.
Кстати о «Generation P». Позволю себе начать статью о книгах с фильма, конгениального роману. Режиссер Виктор Гинзбург, выходец из России, ставил его несколько лет. Приедет в Москву, поснимает, деньги кончатся – возвращается в Америку, зарабатывает мани. Заработает – приезжает, снова снимает. И так несколько раз. Заметьте: в фильме нет нестыковок по возрасту актеров (а стареют, знаете ли…), а значит, Гинзбургу удалось создать команду энтузиастов (и не только артистов – еще и операторов, и прочих необходимых для постановки фильма специалистов): им ведь приходилось как-то определяться с основной работой, а актерам еще и постоянно держать себя в нужной для фильма форме!
Я даже не представлял, что эту книгу можно экранизировать. Оказалось – очень просто. Могу рассказать рецепт: найти точнейшие типажи (правда, нужно, чтобы эти актеры еще и творчество Пелевина любили), точнейшую натуру, доводить актеров (сами жаловались) до полного изнеможения на репетициях – а потом снимать с одного-двух дублей, а главное – не допустить ни малейшей отсебятины в сценарии: выдержать фабульную и по возможности сюжетную линию, не дописать ни одной строчки, а из авторского текста выбрать самые нужные и точные реплики. Там нашлось даже место для лекции Че Гевары, хотя и в конспектном, но точном изложении! Ну, так соавтор сценария – сам Пелевин. А среди актеров, кроме неизвестного мне, но очень точного В. Епифанцева в главной роли, Михаил Ефремов, Андрей Фомин, Владимир Меньшов, Александр Гордон, и разве что Шнуров не совсем на месте.
Результат блестящий.
Ну, теперь – к книгам.
3
Виктор Пелевин. Шлем ужаса. Миф о Тесее и Минотавре. М., Эксмо, 2010 г.
Констатирую с уверенностью: Пелевин блестяще знает психологию. В том числе издательскую.
«Я люблю писать песни от лица идиота», – этой фразой Александр Галич предварил исполнение «Красного треугольника» («Ну, так что ж тут говорить, чего ж тут спрашивать…») на печально знаменитом концерте 1966 года в новосибирском Академгородке. То, что «лирический герой» песни был партийным функционером, а его жена работала в ВЦСПС, не мешало (скорее помогало) им быть именно и только идиотами.
Идиотов на свете много, даже чересчур. «Я бы сузил», как сказал герой Достоевского. Для иллюстрации приведу парочку примеров.
Первый. Когда-то умный кинорежиссер поставил умному композитору задачу: напиши мне пошлейшую песню, но по всем канонам шлягера. Умный композитор точнейшим образом задачу выполнил. Но и тогда, и теперь, через сорок с лишним лет, этот «шлягер» до сих пор исполняют именно как хит. Догадались? Я о песне «Помоги мне» из «Бриллиантовой руки».
Второй. На «ОСП-студии» придумали для своей пародийной «спортивной» программы под названием «Назло рекордам» пародийный «спортивный» клич. Сейчас он звучит на всех стадионах во время любого спортивного матча. Субкультура фанатов не поняла, что это пародия, и ее апологеты самозабвенно орут: «Оле, оле, оле, оле, Россия, вперед!» или там «Спартак – чемпион», – неважно, зависит от клуба и матча.
Такой же случай – со «Шлемом ужаса». Издатели пишут в аннотации: «Один из самых необычных романов Виктора Пелевина… был создан в рамках международного издательского проекта «Мифы» и является, пожалуй, самой философской книгой писателя».
Между тем этот «роман» не более и не менее как тончайшее и в то же время грубое (Пелевин это совмещать умеет) издевательство над современной философией, примерно такое же, которое устроил один из его героев (помните? «Как-то раз восьмого марта / Деррида Соссюр у Барта») над французской. Пелевин взял несколько шире.
Ребятишки сидят в социальной сети и валяют дурака. Вернее, дурака валяет писатель, думая: а когда же читатель поймет, что это не что иное, как дуракаваляние?
Не поняли. Не разобрали, что за трепом – ни сюжета, ни фабулы и ни малейшей идеи. Пустота, ничем даже не прикрытая. (Заметим – это тоже философия. Но совсем другая, отнюдь не та, что имели в виду издатели.)
Не поняли и – издали. Да еще как: у меня в руках дополнительный тираж… Стало быть, по сию пору ищут смысл там, где он отсутствует по определению. «Дизель»-то – того… с****или… Ну, и флаг им в руки.
Пущай, чего там. Гению тоже деньги нужны. Тем более под маркой международного издательского проекта. Там небось и гонорары поболее.
4
Виктор Пелевин. Ананасная вода для прекрасной дамы. М., Эксмо, 2011 г.
Я очень люблю эту книгу, хотя ничего нового, да простит меня Пелевин, он тут читателю не предъявил. Ничего нового по сравнению с собой же – эта оговорка несколько меняет содержание моего высказывания, не так ли? И я мог бы по поводу этой книги кое-что сказать.
Но – опоздал. За меня в 1-м номере нашего журнала за нынешний год уже высказался В. Окулов (статья «Кодексы ПВО»), да еще и перевыполнил план, опубликовав эту же статью, слово в слово, в «Литературной России» от 27 мая с. г.
Так что у меня есть свое мнение, но я с ним не согласен. И вообще, как учила нас Лолита Торрес, «о любви не говори, о ней все сказано». «А молчать не в силах, – продолжала Лолита, – пой!».
Что ж, давайте споем. Можно хором:
- Мы с Иваном Ильичем
Работали на дизеле!
И так далее.
5
Виктор Пелевин. Фокус-группа. М. Эксмо, 2011 г.
Эту книгу нельзя назвать новинкой. В ней собраны рассказы и эссе, ранее уже опубликованные в различных сборниках, а также в периодике. Думаю, составителем был сам автор, ибо благодаря изысканному контрапункту сборник вселяет в читателя мощный заряд… оптимизма(!) – нечувствительно, как выразились бы в 18-м веке. Не потому, что «милосердие имеет форму шляпы» («Свет горизонта», дополнительная глава к «Жизни насекомых», имеющая, впрочем, вполне самостоятельную художественную ценность), а потому что милосердие не только имеет форму, но и есть. Не потому, что «действие каббалистических эманаций нейтрализуется алкоголем», а «для подавления каббалистической магии в русском языке существует один очень простой, но чрезвычайно действенный триграмматон, который легко прочитать на стенке любого российского лифта» («ГКЧП как тетраграмматон»), а потому, что «наверняка действие этих простых народных средств преодолеет влияние всех тетраграмматонов будущего», хотя «их у нас впереди, судя по всему, еще немало».
Наиболее печальна в нашем мире, по мнению героя Пелевина, участь сочинителя, ибо ему самому приходится забивать те гвозди, которые нужно вырывать причинным местом («Запись о поиске ветра»). Впрочем, так было всегда. Ну, да много ли среди нас сочинителей? Для меня гвозди, например, в данный момент забивает Пелевин. А уж с каким успехом я их пытаюсь выдернуть – судить публике. Подавляющее же большинство нынешних сочинителей лишь имитирует этот труд. У них, небось, и причинного места нет, одна имитация. Зато они уверены, что находятся на празднике. Хотя на празднике Бон можно быть только гостем.
Здесь «Дизель» не с****ишь, он попросту отсутствует. И хотя «там ничего не было, но это «ничего» почему-то притягивало внимание».
6
Виктор Пелевин. Т. М., Эксмо, 2009 г.
Ну вот, наконец-то добрались до главной пелевинской книги прошедшего десятилетия.
Она вышла два года назад, ей посвящено множество рецензий, поэтому пересказывать фабулу не стоит. Ну, что из того, что читатель этой рецензии узнает, что герой книги граф Т. – своего рода инкарнация Льва Николаевича Толстого, изуродованная миром, который создал демон Ариэль, в конце концов оказывающийся одним из литературных поденщиков, сочинителей сериала о графе Толстом, что непротивление злу насилием оказывается школой рукопашного боя типа дзюдо, что граф Т. крошит своих противников в мелкие дребезги по пути к Оптиной Пустыни, коя, в свой черед, является не чем иным, как… Ну, хватит.
Речь идет, в сущности, о взаимовлиянии автора (в данном случае – ублюдочном коллективе авторов) и героя. Речь идет о том, что «творчество, демиургия есть самый темный грех из всех возможных… писатель есть обезьяна дьявола – он создает тень мира и тени его обитателей».
Стоп. Это высказывание Ариэля Эдмундовича Брахмана – неправда. Потому что тень мира нечувствительно становится миром, а тени обитателей его непосредственно влияют на действие. Именно поэтому в этой тени состоялась наконец встреча графа Т. и Достоевского.
(Но не Толстого с Достоевским все же.)
Вариативность теневого мира зависит и от автора, и от героя. А в данном романе – скорее от героя, и тем сильнее, чем он полнее обретает себя в этой пустоте. Миры мелькают, двоятся, троятся – собственно, как в жизни. Что есть истина – неизвестно, если уж на этот вопрос даже Христос не ответил. Ибо пустоту изнутри увидеть нельзя, можно лишь гадать о ней, «то, что за этим ждет, не влазит в стих и рифмуется только с самим собой». Тут нужен взгляд со стороны. Тут нужен Чапаев.
И вы знаете – он появляется! Еще молодой («Учусь. На кавалериста»), но уже знающий, что где нет знания – нет и смерти. И именно после этой встречи граф Т. уничтожает Ариэля и наконец получает свободу воли.
Знаете ли? «Т» – это «Чапаев и Пустота», написанная еще раз. И, как и в первом случае, заканчивается такой же пустотой – только без глиняного пулемета. Он тут излишен, ибо «Пустынь» – это пустота, куда же без нее… Окно, раскрытое во все стороны сразу! Так не может быть, но так есть…»
Ну да, лошадь это говорит. Однако она так же важна автору, как Ариэль, как Соловьев (ни разу, собственно, в романе не появившийся, тем не менее полноценный герой), как Достоевский, Чапаев и сам граф Т.
«Это окно и есть я… Я и есть то место, в котором существует вселенная, жизнь, смерть, пространство и время, мое нынешнее тело и тела всех участников представления – хотя, если разобраться, в нем нет ничего вообще…»
Не будем кивать не епископа Беркли. Солипсизм здесь не более чем прием. Хотя бы потому, что если бы не граф Т., лошади попросту не к кому было бы обратиться.
7
…Ну, а теперь – почему же Пелевин выпускает по книге в год. Неужто действительно существует договор с издательством?
Да хоть бы и так. Брэнды «Головачев» и «Бушков» выпускают по десятку, но их за это не упрекают.
Вернемся к раннему рассказу Пелевина «Вести из Непала».
«Наиболее распространенным в Катманду культом является секта «Стремящиеся Убедиться». …Цель их духовной практики – путем усиленных размышлений и подвижничества осознать человеческую жизнь такой, какова она на самом деле. Некоторым из подвижников это удается; такие называются «убедившимися». Их легко узнать по постоянно издаваемому ими дикому крику».
Постоянно издаваемый дикий крик.
Надеюсь, не в пустоту.
Свидетельство о публикации №117100305829