Весь сентябрь в 18 четверостишьях
Завтра проскользнет фригатом бумажным?
Туда и обратно по пешеходам,
Кроме сна ничто не кажется важным.
Пишу мантру: «так нельзя, нельзя, Нельзя!»
Пальцами в душе, скрипом на зеркалах.
Все календари минуют нас скользя,
Заметим эти лишь проснувшись в гробах.
Осколки на счастье разбитых сердец.
Переход с театральной на Ворота;
Не ждёт, эскалатор, заживший рубец.
Может на следующей встречу кого-то?
Тонкие пальцы и чёрные брови,
И разговор про то, что нету души.
Пересечемся у колодца вскоре,
От рук соль и заварной запах лапши.
Смотреть на тебя два часа — мой фети'ш.
Не готов ложить руки под катетер.
На студенческом жирным шрифтом «престиж»,
Кажется умру, если сдвинусь на метр.
Один, снова, поиск незваных друзей,
Я иду на концерт ноября без всех.
Теряю на доске в очередь ферзей.
Щелкунчик колит луну, словно орех.
Снова встречаю себя у колодца,
Вновь с минералкой, но всё-таки трезвый.
Мне нечем и не зачем колоться
И нет причины сторонится лезвий.
Больница рядом: два шага от сюда.
Я несу тебя шатаясь в охапку,
Ты — главная часть большого этюда,
Идём за фруктами на Бессарабку.
Идём за фурнитурой на Лесную.
Ты? Другое имя и документы.
Ты? Ужин переноситься в пивную,
Плывут прошлого пятна и фрагменты.
И снова колодец, на третий этаж.
Поиск в слепую дверей кабинета,
Возле расписания ажиотаж,
Только тебя там со вторника нету.
Взгляд измученный изо чёрных зеркал.
Я конечно пишу в беседу первой.
Скольких ты ещё в губы не целовал?
Скольким не отдал порванные нервы?
Помнишь отрезки, когда на МТV
Крутили записи Курта Кобейна?
Мы смеемся на лекции визави,
Для беседы не хватает глинтвейна.
Ты— плавучая ледяная гора,
Обнимаешь без предсмертной записки.
В твоих зрачках — узоры, нить ковра,
И лучшие кинофильмы на диске.
Нам не хватает чего-то и что-то,
Будто стена нерушимая Пинка.
Твоя жизнь на бумаге лишь литота,
В туалете все заняты кабинки.
Звонок будит ровно в двенадцать тридцать,
Ступеньки. Уходишь быстрее меня.
В отсвет чёрного зеркала, влюбится
В твою тень и эхо прошедшего дня.
По венам заместо крови — пузырьки
Всевозможных оттенков газировок.
Ты целуешь глазами в обе щеки,
В желудке бунт тысячи' голодовок.
Я бы рад обнять ненароком плечи.
Послевкусие непонимания.
Нам тоскливо слушать друг друга речи,
Но страшнее навес молчания.
Очередные разговоры о всем,
Хотя ты шагаешь не рядом, не здесь,
Я задену твой мир, твою тень плечом.
В надежде, что ты где-то на улице есть.
Свидетельство о публикации №117100110607