Берегами Волхова. Первый снег

Холодает. Ночи тёмные да длинные,  пригорюнился курган на берегу. Ветер нёс над полем перья лебединые, а наутро – оказалось всё в снегу.  А наутро даже Зоренька рассветная, что румянцем разукрашивала даль, нароняла в волны слёзы самоцветные да ушла, свою баюкая печаль.

Вдовьим платом серый день лежит на крепости, ни огня в нём, ни улыбки – только грусть. Я замешкалась, должно быть, по нелепости - все дороги эти знаю наизусть. Все дороги, все пути над миром, смелая, облетела, видя Землю с высока. Но на перья растерзали крылья белые, ну, а новые – не выросли пока.

Зря не сказано ни слова, все – пророчества, их бы слушать, не ругая, а вникать.  Обними меня покрепче, Одиночество, мне к объятиям твоим не привыкать.

Где-то радость промелькнёт забытым сполохом и расплавится в закатной полосе. Укрывает душу листьев пёстрым ворохом Русь моя в своей таинственной  красе.


***

Колокольчики поют над колыбелью, звёзды катятся горохом на кровать. Посади меня к окошку с рукодельем, буду песни петь протяжные и ждать. Я колечки золотой своей кольчуги расплету, она мне больше не к лицу. Все слова мои заветные -  о друге, о желанном, что торопится к крыльцу.

Чьи бы кони не неслись – все будут мимо. Полог звёздный – оберегом надо мной. Сколько стрел в меня ты выпустил, Любимый,  а хватило бы, по правде, и одной – самой первой, с золочёным опереньем, что целила, а не ранила крыла…

Нежность дарит безграничное терпенье, ни обид она не ведает, ни зла. Где-то кони на волнах взбивают пену, тешат гусли в Ильмень-озере Царя.  Вновь ладошкой крепостную гладит стену златокудрая красавица Заря. Колокольчики поют над колыбелью, к пяльцам клонится в дремоте голова...

Заметает Русь нежданною метелью белым утром, за три дня до Покрова.