Артист оригинального жанра
Выйдя на середину сцены, Иван Андреевич с каменным лицом начинал демонстрировать стандартные в таких случаях фокусы, доставая из цилиндра и фрака кучу всякого барахла, разрывая на мелкие кусочки и затем, якобы, склеивая газету и т. д. Но далее он переходил к своим любимым карточным фокусам и атмосфера таинственности и отчуждения постепенно улетучивалась – налаживался дружелюбный контакт с залом, но, при этом какая-то веселая магия всегда незримо присутствовала на сцене.
Один фокус не дает мне покоя до сих пор: Андреевич предлагал любому из зала взять из его колоды любую карту и не глядя положить ее к себе в карман. Затем предлагал ему же назвать любую карту, делал несколько пассов, не подходя к случайному ассистенту, и тот доставал из своего кармана именно названую им же самим карту. Как это ему удавалось – до сих пор не пойму.
Выступление, состоящее из отдельных номеров, начинало походить на один веселый спектакль с участием зрителей – появлялся некий сюжет:
Иван Андреевич интересовался, есть ли женихи в зале, обещая подыскать (вернее сотворить) подходящую невесту. Из зала обычно делегировали какого-нибудь местного ухаря. Андреевич допрашивал принародно, какая ему нужна невеста. Естественно выяснялось, что ему нужна красивая, скромная, работящая и неглупая девушка. «А у нашего парня губа не дура, где же найдешь такую, ну попробуем» - следовала яркая вспышка и на сцене обнаруживалась ассистентка в полупрозрачном наряде шамаханской царицы. «Дядя Ваня» начинал ее нахваливать – какая она работящая, добрая и как она любит детей, и как она будет любить своего будущего мужа, правда в ответ он должен будет покупать ей всякие золотые безделушки и разные камушки.
Ошарашенный жених естественно отказывался и даже пытался сбежать со сцены, но бдительный Андреевич преграждал ему путь: «Не хочешь эту, мы сейчас сотворим другую, дело это непростое, даже у Бога получилось это со второй попытки».
Далее шел известный номер, с распиливаем женщины. У клана Кио в этом номере было задействовано две ассистентки – одна заранее складывалась в левой половине ящика и по команде выдвигала ноги из него, а вторая со сцены принародно укладывалась в правую половину и выставляла голову. Иван Андреевич обходился одной – только вместо ног первой помощницы выдвигались ноги от манекена обутые в такие же туфли и чулки. По требованию фокусника она отвечала, и вертела головой, а также шевелила ногами при помощи палок, которые складывались перед распиливанием ящика. К распиловке привлекался жених, под смех и ахи-охи зрителей. Затем, после обычных манипуляций с раздвиганием ящиков, в конце фокуса, оттуда восставала русская красавица из ансамбля «березка» в длинном красивом сарафане до пят нарумяненная и в кокошнике да еще с ведерками на небольшом коромысле. Магнитофон начинал тарахтеть «во поле березка стояла», новая невеста вполне сносно исполняла знаменитый танец. Иван Андреевич всячески расхваливал невесту, жених пытался улизнуть со сцены.
Задержав жениха, Андреич плавно переходил к следующему номеру своей программы. «Чего-то наш жених оробел. А давайте-ка, добавим ему смелости. Что для этого нужно? Да вот такая шляпа». Иван Андреевич махал своим цилиндром, показывая, что он пустой, затем ставил его на столик, делал пассы, и извлекал оттуда бутылку водки под радостные аплодисменты зрителей. Дав распечатать ее жениху, он спохватывался: «А где же стакан?», и доставал его из той шляпы. Жених в это время подозрительно нюхал распечатанную бутылку. Андреич говорил: «Не волнуйся, она настоящая», затем наливал ровно сто грамм – это полстакана, и предлагал жениху попробовать, тот выпивал. «Дядя Ваня» начинал сокрушаться: «Я же ему сказал, попробуй, а он все выпил. У вас на селе все так пробуют? Так ведь на все не хватит, а помолвку-то отметить надо. И что теперь делать?» – делал вид, что задумался. «А вот что!»: брал со столика большую воронку с двойными стенками, в которую заранее налили ровно сто грамм водки, наклонял голову жениху, подносил воронку к лицу, сдвигал палец, открывая отверстие для входа воздуха и из воронки в подставленный стакан под смех зрителей вытекала водка, ровно сто грамм. «Кто-нибудь желает попробовать?», - обращался он в зал. Желающих не находилось. «Ну что ж, пей обратно и иди, отдохни», говорил он жениху. Стихийный ассистент, давно уже потерявший способность что-либо соображать заглатывал еще полстакана и быстренько ретировался со сцены. Вдогонку слышалось: «Постой, а чего ты не закусываешь? Да не разводи руками, а лучше по карманам поищи!». В кармане обязательно обнаруживался малосольный огурчик, завернутый в фольгу.
Дальнейшее выступление Ивана Андреевича проходило в такой же веселой манере при полном контакте со зрительным залом. А за кулисами в артистической среде также налаживалась атмосфера любви и взаимоуважения. В трюке с двойной воронкой использовались две бутылки водки: одна распечатывалась заранее – из нее наливалось сто грамм в воронку; вторую - Андреич распечатывал на сцене принародно. Первая шла по кругу во время исполнения номера, при этом весьма дородный господин – чтец-декламатор (не помню его имени) весьма строго следил, чтоб всем досталось поровну, и никого не обнесли. Танцоры, правда, не пили, а мы, «Мандачесы» были не в счет. Вторая бутылка оказывалась за кулисами сразу же после номера и ее постигала та же участь, откуда-то появлялись маринованные огурцы. Затем у дородного господина прорезался певческий талант и он, положив ручищу на плечо Дистрофии, голосом Кобзона из кинофильма « семнадцать мгновений весны» задушевно пел:
Ты Гаян, напои меня
До пьяна, но не до смерти
Иван Андреевич, стоя боком к зрительному залу и делая магические пассы, свирепо таращил глаза на свою артистическую шайку, и беззвучно шлепая губами и тряся головой, посылал страшные проклятия в ее адрес. Заметив это, его гвардейцы становились по стойке «смирно» и ждали, когда Андреич вновь займется залом.
Частенько, после концерта, местное начальство приглашало артистов к заранее накрытому столу. На этот случай у всех была припасена посуда. Застолье было кратким - после нескольких дежурных тостов и торопливых благодарностей (надо ведь еще добираться домой), из авосек появлялись кастрюли, и все сметалось со стола. Дистрофия сваливал все в одну кастрюлю – винегрет, салаты, обязательная вареная картошка с мясом на второе, сверху пироги и другая выпечка, приговаривая, мол, все равно в животе все перемешается. Братья танцоры перекладывали блюда тарелками, которые были точно по внутреннему диаметру кастрюли. Ассистентка Андреича извлекала из сумки набор кастрюлек, устанавливающихся друг на друга, а дородный господин набивал едой стеклянные банки с полиэтиленовыми крышками. Через три минуты на столе оставались только тарелки с недоеденным национальным блюдом под названием Тукмач. Спиртное тоже прихватывали с собой, яблоки рассовывались по карманам.
Обратно ехали в наилучшем расположении духа. Дородный господин всегда точно знал, кто, сколько добыл спиртного и периодически проводил экспроприацию, предлагая поделиться излишками с остальными, тут и нашему ВИА кое- что перепадало.
Иван Андреевич обычно дремал впереди, не принимая участия в дорожном разгуле. Как я уже говорил, он бросил пить и курить в свои пятьдесят пять, а также завязал с картами и с женщинами. Хотя говорили, что раньше он проигрывал целые состояния, и даже однажды проиграл свою ассистентку какому-то воровскому авторитету, но потом его убили, и она снова стала выступать вместе с ним. Все это похоже на правду, однако я встретил его, когда Иван Андреевич к деньгам относился лишь как необходимому средству для существования его конторы, а к материальным благам был совершенно равнодушен.
Что у него осталось? Это его подпольная филармония, неподдельный интерес к неординарным людям и самое главное, это сцена - возможность выступать и таскать кроликов из шляпы.
Свидетельство о публикации №117091908737