Курьяново

Часть первая

Курьяново

1
Луг лежал шагов на триста,
На нём речка серебристая
Мчалась с севера на юг,
Собирая всех вокруг.
Полноводьем отличалась,
Рыба всякая плескалась,
Три огромнейших холма
Целовали берега.
На холме, что посредине,
Есть деревня на равнине.
Холм в уютнейшем местечке
Поселил людей у речки.
Ну, а улицы все в плане
Букву «Н» напоминали.
Крыши яркие пестрят,
Всю окрестность веселят.
Люди строились с расчётом —
Жить века и с разворотом.
В меловую гору врылись,
Словно бы заякорились.
Пять колодцев с ключевой
Вкусной, чистою водой.
Люди тихо, мирно жили
И друг  другом дорожили,
Многих там детей крестили
И умерших хоронили.
Были верными друзьями,
О замках позабывали,
Даже в лютые года
Не бранились никогда,
Поколенье не одно
Дружбой славилось давно.

2
Но… Всегда оно некстати!
Нет уж к прошлому возврата…
Тучи что ли набежали?
Иль лихие времена настали?
Пропадать вдруг деньги,
Кольца, бусы, брошки, серьги.
Чтобы случаи те знать,
Можно несколько назвать.

Был петух красноголовый
С гребешка до ног бордовый.
Вся деревня любовалась,
Красотою удивлялась.
Гордо он ходил и смело,
Грудь широкая горела.
Хвост, как черные огни,
Чуть касался до земли.
Загнут клюв, как у орла,
Впечатляла борода,
Лапы цепкие, что грабли,
Шпоры длинные, как сабли.
Первым ночью запевал,
Кремль по нём часы сверял.
Спел под Троицу и вдруг —
Пропадает наш петух.

Шёл баран домой из стада
И барана вдруг не стало,
Нет ни шкуры, ни рогов —
Затерялся средь хлевов.

3
Люди думали, гадали,
Кумовьям не доверяли.
Подозренья — в узелки,
На дверях уже замки.
Говорят, среди народа,
Что в семье не без урода.
Знать, в деревне завелась
Неизвестная всем мразь.
Назову её скотиной,
Может, вошью, может, гнидой,
Лучше — кличкою шакала,
Но житья при ней не стало.
Потихоньку взгляд бросали
На соседей, проверяли.
Может, все же молодёжь
Совершить могла грабёж?

4
Бросив даже беглый взгляд
На столпившихся ребят,
Видим, как они стройны,
Загорелы, удалы,
Легкость в теле, красота,
Сила скрытая видна.
Чистый воздух наполнял
Души светлые и нрав.
Говорил всем внешний вид —
Вожаком был здесь Давид,
И в кругу авторитетом,
По сложению атлетом:
Рост хорош, плечист и строен,
Взгляд уверен и спокоен.
На лице все было видно,
Что душе его обидно.
Заливала краска щёки
За напрасные упрёки.
Взять он мог из всей округи
Лучших девушек в подруги,
И любую мог увлечь,
Каждая б сочла за честь.
По натуре — весельчак,
Друг надёжный и смельчак,
А в пылу нередких драк
Шёл в ход увесистый кулак.
Слабость в нём была одна:
Он, как тонкая струна,
Замирал и не звенел,
Фитилём кунжутным тлел,
Если вдруг прошла она —
Дуня, свет его, княжна.
Самой статной и красивой,
Но немного горделивой,
Для него была она
В круге девичьем одна.
Как красиво танцевала,
Так степенно, величаво!
Заразительно смеялась,
В руки парням не давалась.
Соблазнять она умела
Модным платьем, гибким телом.
Кожа чистая с румянцем
Отливала белым глянцем.
В деревенской простоте
И в манере, чистоте,
Дуня, словно госпожа —
Смотрят вслед ей, не дыша.
Парни многие пытались
Ближе быть к ней, но остались
С носом. Вытершись, ушли,
Как никчёмные нули.

5
Средь ребят стоял один,
Постоянно молчалив,
Непонятный парень Яков,
Он, как тормоз был, как якорь.
Как задиристый петух,
В драку лез и там и тут.
Его трогать не хотели —
Был значительно слабее.
Рост всего метр пятьдесят,
А характер — не понять:
Мало с кем он говорил,
Будто пёс за всем следил.
Слово каждое друзей
Принимал в штыки скорей,
В каждом взгляде и во вздохе
Видел лишь к себе подвохи.
В школе он не отличился,
Ниже среднего учился.
Был судьбе он благодарный —
Поступил  в ветеринарный.
А в деревне со смешком
Звали все его Яшком.
Парень тоже Дуню «пас»,
Не сводил влюблённых глаз.
Но Яшка она презрела,
Даже видеть не хотела,
Было в этом, без сомненья,
Даже чувство отвращенья.

6
Никаких следов при кражах —
Не нашли иголки даже.
Отпечатков никаких —
Ни звериных, ни людских.
Может, правда, волки съели
И барана, но где серьги?
Мог хорьку прийтись по вкусу
И петух, но где же бусы?
Может женщины в говенье
Золотые украшенья
Сами спрятали, забылись,
Иль под лавку закатились?
Значит, так тому и быть —
Подозренья прекратить,
Мол, баран был без мозгов,
В стаю сам попал волков.
Ну а грех за петуха
Всё ж взвалили на хорька.

7
Успокоилась деревня,
Снова были все душевны.
Пели песни вечерами —
Слышно было за буграми.
Свадьбу громкую сыграли,
За Давида всё ж отдали
Дуню с приданным богатым,
Те живут в отдельной хате.
Сам Давид летал орлом,
Дуня  вкруг его вьюном.
Было всё у той семьи,
Жили в мире и любви.

8
Время начало клониться,
И Яшку пора жениться.
Девок в жены забирали,
Но Яшка все отвергали.
Долго свахи слух ласкали,
Женку Якову искали
В деревнях и хуторах —
И нашли в семи верстах.
Бледнолицая особа
Была замужем. И снова
Счастья вздумала искать,
За Яшка пришлось отдать.
Мало ли, что их сближало,
Ничего не помешало,
Ей в течение трёх лет
Двух сынов родить на свет.

9
Время шло, года летели,
Голова уже седела.
Яков годы не считал,
Он их в детях замечал.
Сам же сильно располнел,
Даже сердцем подобрел.
В час всеобщего досуга
Воздавалось по заслугам.
Человеку-семьянину
Надо бы иметь скотину,
А скотина чтоб не пала,
Чтоб семья не пострадала,
Люди в будни и в престол,
Звали Якова за стол.
Стали с Яковом считаться,
Мило даже улыбаться.
Недоступные когда-то
Лишь смущались виновато.
(Надо б дать и правде честь —
Был падёж, так он и есть).

10
Жизнь, как месяц молодой,
То всплывает над трубой,
То уходит на ремонт
За пологий горизонт.
Так, у Дуни вдруг корова
Стала что-то нездорова —
Не встаёт, не ест, не пьёт,
Даже жвачку не жуёт.
Для крестьянина корова —
Будто клад, всему основа.
Есть корова — есть еда,
Без коровы — никуда.
Словно бледная луна
Свет у солнца забрала.
Встал у Дуни в горле ком,
Поспешила за Яшком.
Горд Яшок был, даже рад,
Что шёл к юности возврат,
Что ему такая птица
В ноги может поклониться.
К ней с готовностью пришёл,
Попросил большой котёл,
Как колдун, из разных трав,
На костре варил отвар.
Дуня время не теряла,
Как могла, так помогала,
И промолвила для вида,
Что нет толку от Давида,
И приходится одной
Плугом быть и бороной.

Юность вспомнила подруга —
Не того нашла, мол, друга:
«Ведь ухаживал и ты —
Не узнала доброты.
Как же я была глупа,
Упустила мужика».
Тут же, вроде ненароком
Прислонялась к нему боком,
Вновь нечаянно касалась
И лукаво улыбалась.

Дунин взгляд его пьянил,
Белый свет ему затмил.
Яков где-то в глубине
Слышал зов её к себе.

11
Каждый день уже неделю
Поит Яков Зорьку зельем.
Можно было бы корову
Посчитать уже здоровой:
Хвост трубою, весела,
В стадо просится сама.
Яшке только не резон:
Где увидит Дуню он?
Дальше ежели лечить —
Значит, всех людей смешить.
И корова была рада,
Что попала снова в стадо.
Только Яшка с каждым днём
Тлел невидимым огнём.
Жизнь пошла вся колесом,
С Дуней видится тайком.

12
Новость, как стрела, летела,
И в деревне всех задела:
Этой ночью, вроде б, Яков
В подворотне Дуню прятал.
От Давида, мол, скрывались,
Втихомолку целовались.
Был момент, кому не ясен,
Сам добавил, приукрасил.
У колодца и под крышей
Новость эту каждый слышал.
Может, раз уже в седьмой.
Слышал даже и глухой.
Говорили, убеждали,
Вроде, сами и видали.

13
Муж Давид был не простак,
Не бессмысленный чудак,
Чтоб не слышать те слова,
Что разносит вкруг молва.
Ходит туч мрачней Давид,
По ночам уже не спит.
Доглядать жена не стала,
Его тело увядало.
На щеках, как на равнине
Вскрылись новые морщины,
Раньше боек был, высок,
Нынче вроде бы подсох:
Тише нравом, взгляд поник,
Да и голосом утих.
Он к соседям не заходит,
Злой позор его коробит.
Был бы Яков удалец,
Не женат или вдовец…
Всё гадал, не мог понять,
Как могла жена сменять
Удалого мужика
На плюгавого Яшка.
Он не мог себе простить,
Был готов себя казнить.
Неуёмному Давиду
Не давала жить обида…

14
Всё ж, стыдясь всего народа,
Сквозь калитку огорода
Яков в Дунин дом шмыгнул,
Лишь тогда легко вздохнул.
Словно чайка белокрыла,
Дуня стол скорей накрыла:
Не прошло и трёх минут —
Полон стол был и уют.
Как венец всего стола —
Склянка красного вина.
Разговор пошёл с улыбкой,
Распечатана бутылка.
У двоих глаза сияли,
В унисон сердца стучали.
Пир горой пошёл, как в сказке,
Поцелуи, взгляды, ласки.
Тут открылись настежь двери,
И Давид глазам не верит:
Видит только лёгкий взмах —
Дуня в Яшкиных руках,
Тот поднял и закружил
В вихре вальса. Только вдруг
Перед ней мелькнул супруг.
Сам Давид пришёл с покоса
И стоял теперь с вопросом.
Он и сам не ожидал,
Что в такой разгул попал.
Яков тоже от испугу
Чуть не выронил подругу,
С шумом плюхнулся на стул.
По избе прошёлся гул.
Яков чувствовал нутром,
Что ударят кулаком.
Бить Яшка Давид не стал,
Но за шиворот поднял,
Как кота, его потряс
Дал ему такой наказ:
— Да, была больна корова,
Но теперь она здорова.
Кто тебя сегодня звал,
Ты зачем сюда попал?
Почему тебе нужна
Не корова, а жена?
Подхватив его рукою
За штаны, и головою
С силой к двери так пустил —
Лбом чтоб тот её открыл
И от боли громко взвыл.
Лишь в сенях упал Яшок,
Как соломенный мешок.

15
Дуня молча наблюдала,
Никого не защищала,
Скулы только заходили,
Нервы явно подводили.
Только шум в сенях утих,
Успокоился Давид.
Грудью к мужу Дуня встала,
Кровь горячая взыграла,
Зло в глаза его глядя,
Прошипела как змея:
— Можно ли моих друзей
Гнать бессовестно взашей?
— Ты забудь, что есть друзья,
Ты теперь жена моя!
Если он ещё придёт,
То отсюда не уйдет.
— Ты теперь мне тоже враг!
— Ну, какой же я чудак,
Что змею не опознал
И порядочной считал.
— Вот тебе последний сказ:
Тронешь ты его хоть раз,
Я за друга отомщу
И тебе я не прощу.

16
Собирались тучи в среду.
Время двигалось к обеду.
Люди двери прикрывали,
Трубы вьюшкой закрывали,
Молния чтоб ненароком
Не влетела трубным ходом.
В небе тучи тяжелели,
Люди только разумели:
Гром и молнии сверкали
Не с небес, как ожидали,
А из Дуниных ворот.
Яков задом наперёд
Птицей-ласточкой летел,
Посреди дороги сел.
Кровь со лба его бежала,
Губы синие дрожали,
Оглянулся, спохватился
И домой бегом пустился.
Прямо-прямо, потом вкось,
Зацепил телеги ось,
Клубы пыли над домами
Поднял Яков сапогами.
В край дороги не вписался,
В угол дома затесался,
Здесь же, словно рикошетом,
По репьям пошел, при этом
Разломал для куриц клетку,
Сбросил серую наседку.
Та квохтала и кричала,
Деток малых защищала.
У ворот народ смеялся,
За живот рукой держался.
Вспоминали вперебой,
Как Яшок бежал домой.
Эко, было удивленье,
Словно в цирке представленье!
Дети только не смеялись,
Вида Якова боялись.

17
После крупного позора
И прилюдного обзора
Аж до следующей субботы
Не был Яков на работе.
Чтобы рана зажила,
Чтобы меньше болью жгла,
Рассосался чтоб синяк,
Он прикладывал пятак.
Дуня же совсем напротив,
Платье новое набросив,
В туфли новые обулась,
Перед зеркалом крутнулась,
Причесалась и пошла
По деревне не спеша:
Ничего, мол, не случилось,
Всё вам это только снилось.

Молотком Давид стучал,
Никому не докучал,
Но хотелось мужикам
Говорить с ним по душам.

18
Жёлтый лист кленовый вился,
В паутине заблудился.
Вместе с тихим листопадом
Провожают грустным взглядом
В путь крикливых журавлей
Стаи чёрные грачей.
Ветры с севера подули,
К югу уток потянули.
Мелкий дождь стучит тоскливо,
Ивы плачут сиротливо,
Только тёмные поля,
И угрюмая земля.
Было сыро, тучи низко
Над дубравою повисли,
Шаловливый вольный ветер
Мысли сонные заметил,
Закружился в быстром вальсе,
Словно нет другого танца,
Силой меряться готов,
В грудь ударился дубов,
Гулкой нотою запел,
Снизу в тучи налетел,
Приподнял, как одеяло,
Чтоб на ветви не упали.

19
Вечер взял свои права,
Стала мокрою трава.
Ночь решила поспешить
Тени ретушью залить,
Унеслась за косогор,
Чтоб подслушать разговор
Двух обиженных влюблённых,
Пожилых, неразведенных.
Там, усевшись в стоге сена,
Увещала вдохновенно
Дуня малого Яшка,
Говорила не спеша:
— Ты, наверное, дурак,
Травишь кошек и собак.
Кто ж крушит преграду лбом?
Стену рубят топором,
Да к тому ж еще с умом.
Дело чтоб нам утрясти,
Надо знать, куда вести,
Чтобы люди не гадали,
Чтоб соседи твердо знали:
Вы с Давидом не враги.
И ему ты не помоги.
Впредь его не избегай,
Ненароком забегай…
Пообвыкнет пусть немного,
Не смотрел чтоб очень строго.
Капля даже камень точит,
Ручеек гору размочит.