Спасти от похитителей девицу и влюбиться

 (предыдущий фрагмент "Герцог Бекингем. Английские интриги"
   из главы "Английские интриги". Роман "Миледи и все, все, все."
      http://www.stihi.ru/2016/12/09/3904)

...Париж опасен ночью для безумной
наивной части ветреных людей.
В одну из самых сумрачных недель
ночь выдалась достаточно безлунной –
«безоблачной» для всяких тёмных дел.

Способные отпор дать лишь невежам,
гуляющие в полночь с видом свежим
девицы не домысливают, жаль,
насколько город выглядит зловещим
для мирных категорий горожан.

Из самых тёмных ниш, из закоулка
такая повыскакивает мразь,
такая в жизни выпадет вдруг масть,
что самый нелюдимый чёрствый бука
налётчикам охотно всё отдаст!..

...Злодеи не с     бокалом     лимонада
красотку ждали к кастингу мадонн.
Дев      чёрт     в ночи выгуливал,     маня     до
губительной черты. Тут не амвон!
Джон выглянул в окно. Чьё ж это чадо
себя в ночь бережёт из ряда вон?..
Засаде нанести пора урон.
За юных женщин страшно. Вот досада!

Но ход шпионов будет предварён!
Ведь из окна считал Джон не ворон.
Две дамы приближались. Это ж надо
так «жаждать» грабежа, иль похорон!
Их смелостью виконт был покорён.

Пока не заработала засада
и воздух ночи был лишь накалён,
Джон выбежал со шпагой наголо,
а в каждом пистолете – по заряду.
Из пистолетов пару раз он кряду
пальнул не зря в ближайшее хайло
(чем по расходу пуль превысил скрягу).

С раненьями пока что пронесло.
Был не похож английский бой на драку.
С виконтом угодивший в передрягу
враг причинить не   смог  ответно зло,
но сдох, не   маскируясь  под беднягу.

Двух Джон пустил, как минимум, в распыл.
По скорости воздействий на ватагу
две пули в цель – эффектный образ сил!
Со следующим, переняв атаку,
и сходу в полумгле скрестив с ним шпагу,
покончил Джон не сразу. Но сразил.

А третьей маске     не    дал сделать шагу
слуга виконта – смертью пригрозил.
Ну а четвёртый был неотразим,
поскольку в бегстве, к собственному благу,
вернувшись со двора, смерть не дразнил…

– Не вдруг очнётся враг от пораженья.
   Что ждёт нас скоро? Я – не ворожея.
    Но лишний раз не лезу на рожон, –
виконт по сторонам ворочал шеей. –
   Сударыни, мы вас постережём,
   а вы держитесь нас без рассуждений.
   С той стороны на улице ещё
   какие-то во мгле я вижу тени.
   Они отсюда кажутся толпой,
    но вызов нам на бой не прокричали…
Девицы, оценив добро, в печали
и в ужасе тряслись, само собой.

Всего-то лишь минуты пробежали,
а кажется, час     бойни     дан Судьбой!
Девицам впору выть, как на пожаре.
Чуть не попали сходу на убой!

Не сеявши, такое вдруг пожали:
сраженье там, где, крадучись, шуршали
девчушки лишь вдвоём, а не гурьбой!
Гром выстрелов и чад пороховой.
Бедняжки души аж до      пят    ужали,
но свой попридержали визг и вой,
всё ж выехать надеясь на кривой.

Какой кошмар для нежных двух бутонов!
Что ж им передвигаться лишь ползком?!
А тут отнюдь ведь не   квартал  притонов!
Рисковым юным дамам не в укор…

В пространство, где остались все препоны,
вгляделся Джон:  «Резерв  их? Аж при  нём мы
добычу их уводим. Наш фурор»!
Откуда ни возьмись, ещё шпионы
во тьме нарисовались, но в упор

не сунулись. Джон стал для них сюрпризом.
С их точки зренья, Джон преступный взор
внёс в их дела, творя свой произвол…
…Спасителем красавицами признан,
Джон до соседней улицы довёл

подружек – там стояла их карета,
и лошадь мирно хрумкала овёс.
Признательность девиц, английский форс,
мерси-мерси и миг возник ответа,
что ж дальше делать в ночь метаморфоз…

От женщин игнорируя вопрос,
как шайке он задал такую порку,
Джон млел, но отследил всё бодро-зорко:
– Их шайка там теперь нам не вредна.
   Толпа погони храбростью бедна.
– Квартиру вашу ждёт теперь       разор.    Кой
   чёрт дернул вас соваться в наш бедлам! –
признательность озвучила красотка
не на словах. – Пред вами в рост – беда.

   Нельзя вам возвращаться, господа,
   туда, где ждёт вас смерть! Признайте чётко!
   Теперь, считайте, вы – мой  гость.  Айда
   со мной – вам обеспечена ночёвка.

    И там вам не грозит невроз, скандал.
– Я время до утра бы скоротал,
   коль там у нас не спросят паспорта…
    Ударим прытью вскачь по бездорожью?
– О пешей – вспоминать я буду с дрожью.
Слуга нашёл занятие для рта
(поскольку стресс сидел уже в печёнках):
– Спать, спать, спать, спать, – звучало, как речёвка,
в устах слуги. – Бог взялся нас пасти!
Джон наводил к «ударнице» мосты:
– Проблемы ваши очень непросты.
  Наезд по вашу душу – не рисовка.
  Но чьи вы потревожили бразды?
  Кто     счёл, что вы – их приз, а не дешёвка,
  чтобы загнать свои же в гроб ряды!
  Шла из-за вас не     просто     потасовка.
   Кто ж     угрожал     вам, чудо доброты?!
– Не спрашивайте, иль грозит размолвка…
  Я в восхищенье, как дрались вы ловко
  в условиях и тьмы, и тесноты!

– Защитой стать для дам – здоровый стимул.
  Я рослый. Всё мне видно с высоты.
  Но речь не о моей   длине,  вестимо.
  За      вас     переживать невыносимо!
   Ужель с самою Смертью вы на «ты»?
– Выпячивать навязчивость     красиво    ль?!
   Чтоб дружба оставалась наша сильной,
   нельзя вам лезть в глубины темноты,
    которая окажется трясиной…

Словесных хитро-мудрых кренделей
Джон много перевёл с отдачей скудной
(питаясь информацией лоскутной):
– …Надеюсь, что не будет путь длинней,
   чем на тот свет. Впрямь рядом Смерть-лахудра.
– Вам некуда деваться, да и утро,
   как говорится, ночи мудреней…
«…Ей не нужны румяна или пудра, –
не смея повести себя вольней,
Джон любовался дамой, как во сне. –
Какая кожа! Как из перламутра»!..
Красотка (счастье выпало быть с ней)
виконту становилась всё милей…
Карета подвезла к перилам Лувра,

и дальше прокатилась в полумгле
уже по охраняемой земле
к какой-то двери узкой, чуть заметной.
И не мечтая о таком жилье,
Джон     изумлён     был: а с простой ли  смертной

в карете прокатился он сюда?!
Сперва привстав, совместно оседал
Джон с челюстью своей, но незнакомка
вопрос предвосхитила вслух негромко:
– Невзгоды все конечны, как всегда.

   Ну, вот мы и на     месте,     господа.
   Чертоги Лувра и во     тьме     приметны.
    Мы – фрейлины принцессы Генриетты.
Пока жар изумления спадал,
Джон и помощник вышли из кареты.

Пока Судьба свой строит лабиринт,
Джон сквозь него – насквозь, как супер-винт!
Внедрение не вечно как аренда.
Опасное зимой – тернисто летом…
Джон нагулял в поездке «аппетит»
и хвост держал всё больше пистолетом:
– Ох, повидал я в жизни, аж претит,
  различных женщин по ночным каретам!
  Они – не чмо, как я – не троглодит.
  Но где им всем стоять за вами следом,
  когда от них надёжно оградит
   вас фактор вашей красоты моментом!

  На вас едва ль кто может походить!
   Из зависти лишь могут нахамить.
Флиртуя, Джон не стал бы самоедом,
не всякий мадригал свой счёл бы бредом.

Кто сам себя давно без смеха мнит
удачливым матёрым сердцеедом,
тот явно с Джоном солидарен в этом…
– Лувр обветшал, но всё ж не мегалит.
    А  вам  в нём – ярким выглядеть рассветом! –
пред девушкой не выглядя аскетом,
Джон намекнул, что в нём вся кровь горит,
себя он тут навек заякорит. –
   Коль не нацепят на меня ошейник,
   я буду тут, поскольку не отшельник,
   безмерно счастлив в обществе харит
    пожить, коль речи нет об одолженьях.
Та улыбнулась, мол,  неплохо,  бритт:

– На будущее, ежели горит,
   чтоб не зашла речь о каких-то шельмах,
   спросите де Монро. При всех сношеньях.
   Теперь – о вас. Пусть век вас Бог хранит…
   за милый ваш акцент в произношеньях.
   И     пламя     в ваших душах, и     гранит!

  Должны мы     так     вас отблагодарить,
   чтоб нынче вам не думать о сраженьях, –
при всех ночных совместных потрясеньях
принцесса пребывала в подозреньях.

А вдруг всё, что случилось – шкода, прыть
иных интриг его преосвященства?!
Вдруг эти люди, что её спасли,
впоследствии всплыть могут как послы
де Ришелье, ведя себя бесчестно?
В принцессе подозрительность уместна.

Не зря она приблизила гостей,
пообещав ночёвку им авансом.
А план проверки был из двух частей:
стравить гостей с Бутвилем ранним часом,
пока иметь не будет он вестей,
и надо присмотреться бы к нюансам
любого поведения гостей
со всей их добродетелью и глянцем.

Принцесса перед тем, как лечь в постель,
речам своим, улыбкам, реверансам
придаст особый смысл. А между стен
должно и что-то  выплыть,  пусть не разом.

В постелях, а не с гиканьем и плясом,
прошла спокойно ночь. А между тем,
среди бретёров волк авторитетный,
Бутвиль – телохранитель Генриетты –
к принцессе заявившись поутру,
узрел, что от неё, без прав на это,
выходит гость. Такое по нутру
не     всякому,     влюблённому в принцессу.
(А гость – красавец, кстати, и атлет.)
Тут  целься  шпагой мысленно, не целься,
а нужен минимальный этикет –
спросить, кто этот «хмырь» (кому он кент).
Бутвиль желал расправы, а не стресса.

Граф ревностью своей по  горло  сыт.
– Совсем что ль потеряли страх и стыд?! –
Бутвиль загородил бесцеремонно
путь незнакомцам, а вернее, Джону,
да так, что тот был вынужден застыть. –
Вы, сударь кто такой и кем рождённый?

– Сейчас мне недосуг определённо
   вслух с вами говорить про мать и лоно, –
и не подумав гнев в себе, взрастить,
ответил Джон, ничуть не оскоблённый,
и тут же путь продолжив непреклонно
при ералаше, но не юморном. –
  Вы так взглянули – я почти обглодан!..

  У     фрейлины     спросите, у Монро,
  коль интерес есть в имени моём.
  Из     Англии    я прибыл. Город Лондон.
  А здесь я волей Божьей мимолётом.

  Иду не из тюрьмы и не в тюрьму.
  Позвольте уж решать мне самому,
  где быть и как при этом называться.
  Не требую к себе сто раз на дню
   ни лишнего вниманья, ни оваций.

Бутвиль оторопел: «Что за упырь»?!
Не видя в незнакомце оборванца,
но веря, что ничуть тот не тупил,
Бутвиль ошеломлённо отступил

и даже не спешил прибегнуть к мерам,
однако с настроеньем переменным.
Физически виконт был не задет.
Препятствие терпя с недоуменьем,
ни с кем не пожелав держать совет,

Джон огрызнулся: – Чуть не заклевали!
  Коль вы сочли, что я тут на привале,
  иль действовал кому-нибудь во вред,
   то вникли в ситуацию едва ли!
– Знать не желаю, чей вы там клеврет!
  По вас родные впрок бы горевали,
   коль знали б, где и как вам умереть, –

зловеще намекнул Бутвиль. – На треть
себе уже на жизнь вы наплевали.
Вы что, не разглядели, кто пред вами?!
Со лба пот не     хотите     ль утереть?
– Мне безразлично,     кто    вы. И едва ли
   я заинтересуюсь этим впредь, –
о перспективе влезть с ним в круговерть

виконт сказал, как о какой-то мерзкой.
Вооружён клинком, а не стамеской,
Джон шпагу сжал – слуга остановил.
А вдруг француз их  неспроста  гневил?..
Короче, вилы! А концы у вил
дворянский кодекс отточил до блеска.
Граф эту ситуацию счёл дерзкой,
свою нерасторопность – тоже мерзкой:
– Могу напомнить. Я – граф де Бутвиль! –
сказал француз с холодною усмешкой,
заведомо сплавлявшей всех в утиль.
С реакцией своей Джон не промешкал:

он холодно кивнул, а вместе с тем,
реакции той не было совсем!
Ведь Джон о первых шпагах стран соседних
не знал, не ведал.     Тёмный     был сосед,
для незнакомых лиц – не собеседник.

– Я между адом и врагом – посредник! –
пытался граф внушить авторитет, –
   Что вам тут надо?! – граф пришёл чуть свет,
был зол на подозрительных и вредных.
Бутвиль, что грозен был без дураков,
не взял ни в     лоб     виконта, ни с     боков:

– Я из себя не стану строить рохлю.
   Ответа жду и пальцы я до     трёх    гну!
Помощник Джона Патрик не таков
(холодная не значит недокровь).
– Мы тут  случайно.  Не из едоков.
   Так вы и есть Бутвиль?! – помощник дрогнул.
А Джон, как прежде, гость из простаков,
мог думать про любовь лишь и дорогу.
Ничуть не закосив под недотрогу,

рассеянно сказал он на ходу:
– Запомнить постараюсь ваше имя.
  Галантность ваша столь неоценима,
  что мы, надеюсь, встретимся. Найду
  удобный случай, граф, ну а пока что
  свободным часом я бы тут не хвастал.

  Точнее, я     опаздывать     устал.
  Дела торговли – как чужие жёны.
   Адью, милейший граф, – виконт уста
скривил в ухмылке. – Коммивояжёры
   мы… и спешим свезти всё по местам…
Слуга по новой вел отсчёт от ста,
ловя секунды до начала ссоры,
когда Бутвиль нежданно вдруг отстал
и острые свернул переговоры.

«Устроить недоноскам Божий суд?
Британцы – не любовники, не воры.
Пусть восвояси, коли так, ползут.
Но если у красавчика впрямь зуд
на нашу Генриетту, то от хвори

такой... вмиг сластолюбца излечу
я шпагой! А пустых ссор не хочу», –
подумал граф, уж тем обескуражен,
что гость о нём не знал и не обязан…

…Граф мысленно гостей обматерил,
шагая к Генриетте: «Этих рыл
надеюсь не увидеть тут отныне»…
А Патрик за углом аж истерил:
– О, как вы      рисковали,     сударь!     Мы     не
   в Английском клубе! Яростный Бутвиль –
   бретёр первейший! Многих в грязь и в пыль
   втоптал он, доказав своею шпагой,
   что наделён не только лишь отвагой.
    Но, слава Богу, мы уж за углом.
– О чём ты, Патрик? Видишь, я влюблён!
   Дай со     страстями     мне определиться!
   Какая бесподобная девица!..
   А у Бутвиля впрямь со мной – облом:
   никто не оскорблён, не истреблён.
   Ведь не успел ему я удивиться –
   ушёл разъякорённым кораблём…
   Зато сам     граф      был зверски удивлён,
   что кто-то его имиджу не внемлет…
   Поди, желая дать мне укорот,
    ревнивый граф вспылил. А я – как лёд…
– Брат из-за вас не спит, иль просто дремлет!
   Вот если бы узнал сейчас милорд,
   что вы, его надежда и оплот,
    пошли на риск из-за какой-то девы!
– Ты рассуждаешь, как какой-то древний
    и скучный безнадёжный импотент.
– Вот если б граф попортил вам портрет,
    иль зашпандорил в вас отрезок стали,
     то вы бы  вообще  не рассуждали!..

...«Как близко сатана бы ни смердел,
и как бы ни скрывал своей личины,
Всевышний принял что-то вроде мер.
Ни чёрт, ни шпик меня не отымел
во тьме, где все они неразличимы.
Наверно, обереги вшиты мне
под кожу – я цела по сей причине», –
подумала, оставшись в тишине,
принцесса про события ночные. –
Маркиз нашёл партнёра «пожирней»?
Иль    самого    его уж замочили?
Ужель его провёл кто на мякине?!
Что сталось с МолинА в его жилье?..
Сама  одной ногой была в могиле.
Одни напали, чтоб спасли другие?!
Что ежели вязать узлы другие
в интригах – это в духе Ришелье»?!

        (продолжение в http://www.stihi.ru/2016/08/30/3530)