Дистрофия

Устраивая левые концерты, Иван Андреевич принимал непосредственное участие в концерте; при этом первое отделении он вел конферанс, а во втором отделении выступал как артист оригинального жанра – фокусником.
Рассказывать каким он был конферансье, я не буду – просто боюсь сбиться на описание знаменитой куклы из «необыкновенного концерта» театра Образцова.  «Дядя Ваня» и  внешне и по манере (доверительно-пошловатой) был похож на Апломбова, впрочем, как и большинство представителей этой славной когорты. Разве, что в силу своей хулиганской натуры, Иван Андреевич частенько вставлял в свои монологи слова, как сейчас говорят, из ненормативной лексики. Особым шиком было для него матюгнуться так, чтобы зрители в зале ничего не поняли. Нас он объявлял следующим образом: «А сейчас, дорогие друзья перед вами выступает вокально-инструментальный ансамбль (закашлялся), Ман (поперхнулся), да (кхе-кхе), че (достал платок), сы!» 
В зале некоторым слышалось «Звездочеты», но большинство вообще ничего не понимало. Зато за кулисами вся артистическая шайка веселилась от души. Особенно изгалялся исполнитель классических произведений певец по кличке «Дистрофия». Перед выступлением он распевался исключительно на матершинных вариантах арий из опер и оперетт (коих  знал множество), вставляя при этом к месту и не к месту несчастное название нашего ансамбля.
Несмотря на свой ехидный характер и худобу (что является следствием, на мой взгляд, характера) певец Дистрофия был очень даже неплохим тенором. Говорили, что он закончил консерваторию по классу вокала и был учеником чуть ли не у самой Архиповой. Однако ни в опере, ни в оперетте он не прижился и виной тому был один физический недостаток – последствие родовой травмы. Правая рука у него была маленькая и сухонькая и постоянно согнутая в локте. Пальцы этой  руки  всегда были сжаты, будто он в них держал щепотку соли, (я полагаю ядовитой). Рука всегда была прижата к животу, словно он его придерживал.
Во время пения Дистрофия, сам того не замечая, начинал жестикулировать именно правой рукой, чем отвлекал зрителя от исполнения арии. Поэтому перед его выступлением «Дядя Ваня» настойчиво инструктировал певца:
- Слушай Дистрофия, если ты опять будешь махать своей культяпкой на сцене, я тебе точно ее оторву и отдам собакам на съедение.
 - Иван Андреевич, да никогда, да ни за что, да ни в жизнь, Ну было один раз нечаянно – больше ей богу не повторится.
- Ну, ну.
Затем Иван Андреевич выходил на сцену и торжественно объявлял:
- Выступает лауреат всесоюзного конкурса артистов эстрады такой-то, (не помню его фамилии).
«Дядя Ваня» щедро раздавал на сцене звания лауреатов и дипломантов различных конкурсов своим артистам. На сцену выходил худющий, роста выше среднего, Дистрофия, придерживая  живот в сопровождении совсем невысокого плотного, явно цыганского покроя телосложения, аккомпаниатора Леши Костусенко, игравшего на аккордеоне. Эта парочка уже настраивала на комический лад. Леша, театрально посовещавшись с солистом, объявлял, что тот будет петь и начинал играть вступление, и далее подключался Дистрофия. Первые три, четыре такта рука была неподвижна, затем ладонь начинала елозить по животу влево и вправо и чем дальше, тем энергичней и большей амплитудой. На темном фоне костюма белая ладонь просто не могла не привлекать внимания зрителя. В зале начинали раздаваться смешки, а когда Дистрофия добирался до длинной кульминационной ноты и вытягивал, по-прежнему согнутую в локте, руку вперед, словно желая поделиться щепоткой соли, в зале уже слышался откровенный хохот.
Из-за кулис начинал доноситься трехэтажный мат, но Дистрофия, как и все тенора, был влюблен в собственный голос и, естественно, кроме себя никого не слышал. Леша Костусенко начинал таращить и без того круглые глаза и надувать щеки, чтобы не засмеяться. От этого он становился похожим  на перезрелую грушу, при этом аккордеон начинал предательски подпрыгивать на животе. Затем и Леша не выдерживал – наклонял голову вперед, как бы разглядывая клавиатуру и свисающие на лицо черные длинные, слегка волнистые, волосы тряслись, словно тряпки на швабре. Аккордеон тоже присоединялся к действу, издавая чудное вибрато.
Прилагаемые Лешей героические усилия чтобы удержаться от смеха служили еще большим раздражителем для зала, теперь уже смеялись все - номер превращался в жанр цирковой клоунады.
Исполнив пару арий и откланявшись, Дистрофия счастливый, сопровождаемый бурными аплодисментами, отправлялся за кулисы, где его ожидал теплый прием. Ты что (так твою раз так!) цирк мне здесь устраиваешь (так твою раз так!). Да я тебе (так твою раз так!) вместе с культяпкой башку оторву (так тебя раз эдак!). Иди, вон тебя на бис вызывают (мать твою!).
Повернув опешившего певца к себе спиной, Иван Андреевич, пинком колена под зад, отправлял его обратно на сцену. Тот вылетал из-за кулис под общий хохот, останавливался, недоуменно смотрел назад, затем начинал кланяться в зал. Леша Костусенко бочком, бочком выползал на сцену, становился перед Дистрофией спиной к залу, как бы спрашивая, что тот будет исполнять, и так аккомпанировал, отвесив голову в поклоне.  Когда Дистрофия в очередной раз отвешивал поклоны на сцену выходил радостный Иван Андреевич и, показывая на виновника торжества, просил еще и еще раз поклониться публике, не забывая при этом с улыбочкой пообещать,  вырвать ему гланды.
Объявив следующий номер, «Дядя Ваня»  тут же успокаивался и отмахивался от Дистрофии, который пытался что-то объяснить Андреичу – мол потом, потом, сейчас не до тебя, а потом, как бы и вовсе забывал про этот конфуз.
Когда эта сценка почти в точности повторилась на следующем концерте - до меня, наконец, дошло, что Иван Андреевич являлся сценаристом, режиссером-постановщиком и третьим актером этой интермедии, причем двое других не догадывались, в чем они участвуют. Просто Иван Андреевич решал, что пора бы расшевелить публику и запускал на орбиту Дистрофию.
Я как-то спросил Иван Андреевича:
- А нельзя ли чего ни будь придумать, чтобы Дистрофия не дирижировал своей рукой?
- Да бесполезно – мужик он поперечный. Я ему как-то сказал: не вздумай исполнять свои матершинные арии  на сцене, так он так и запел – матом, вот хохма была.
Стало понятно, Андреич просто программировал Дистрофию перед выходом на сцену, а Лешу Костусенко использовал в качестве резонатора.
Теперь пришла пора рассказать про Алексея Костусенко.