Дядя Ваня

В начале семидесятых меня привлекли к участию в затонском клубном кружке художественной самодеятельности. Так это называлось официально, а на самом деле мы просто играли на самодельных электрогитарах на танцах. По другому это называлось «лабать на скачках», «терзать» или «мочалить доски». Как-то раз к нам в репетиционную комнату зашел человек -  почти точная копия конферансье по имени Апломбов из «необыкновенного концерта» театра Образцова. Он скептически  оглядел всех нас и нашу убогую аппаратуру и объявил:
«Я новый директор этого сарая, зовут меня Иван Андреевич, для вас, просто -  «дядя Ваня». Кстати у вашего ансамбля есть название? Нет, тогда я буду называть вас командой «Мандачесы». Вы не обижайтесь – вас так все профессиональные музыканты  называют».
Мы и не обиделись, поскольку и раньше об этом знали.
Оказалось – Иван Андреевич был большим специалистом по части организации левых концертов. Он имел афиши, билеты и договора от самых разных филармоний, в том числе и от Росконцерта. У него было несколько концертных бригад, свои администраторы и была четкая координация деятельности с аналогичными структурами других регионов. Когда его бригады несли культуру в массы Челябинской или Свердловской области, те, в свою очередь, «молотили» на просторах Башкирии вдали, правда, от крупных городов.
У нас в Затоне Иван Андреевич появился, можно сказать, как комета на излете своей жизненной траектории. Он не пил, не курил, картишками не баловался, был со всеми по-приятельски благожелателен и всем показывал, доставая из нагрудного кармана,  как  своего самого лучшего друга – пузырек валокардина.  Члены же его творческих бригад рассказывали, что Андреич вел раньше разгульный образ жизни и иногда за ночь проигрывал в карты целое состояние, а перепить его никому не удавалось. В это легко верилось, потому что было сразу видно, как потрепало его на жизненном пути.
Директором клуба в Затоне «дядя Ваня» стал не случайно – я так думаю, он просто залег на дно на время. А время это отмечено громким процессом в нашем  «Большом» (Башкирском театре оперы и балета). Тогда пересажали кучу администраторов и кое-кого из руководства театра, а также досталось многим имевшим хоть какое-то отношение к Оперному по партийной или хозяйственной линии. Полгода, пока шло следствие, и затем суд, Иван Андреевич питался одним валокардином, и периодически «скорая» увозила его в реанимацию.
Когда все более или менее успокоилось, «дядя Ваня» ожил, у него вдруг прорезался талант организатора на социалистических принципах законности, как он их понимал. Впервые за все время своего существования клуб стал рентабельным предприятием. Для этого он повысил цену на танцы с 25 копеек до полтинника, осчастливил нас аппаратурой и фабричными гитарами, «музыканты» (рука не поднимается опустить кавычки) стали выглядеть приличней и зарабатывать в разы больше (аж до семидесяти рублей).  Затем он ввел дневной киносеанс и договорился с кинопрокатом о смене фильмов два раза в неделю. Оказалось, много людей стали работать в городе посменно, и эту тенденцию Иван Андреевич прочувствовал, а потому кинозал даже днем не пустовал. А еще заработали платные кружки бального танца и баянистов, и еще  спортзал, который в выходные дни становился танцевальным, стали арендовать  спортсмены и школьники.
Профсоюзная касса завода стала пополняться «живыми» деньгами – успевай осваивать. Благодарное начальство выделило небольшой теплоход под названием «Агитатор» для культпросвет работы в бассейне реки Белой. «Дядя Ваня» тут же снарядил свою дружину в поход, прихватив для приличия нашу бригаду и несколько активисток из клубной самодеятельности. Я, к сожалению, а может к счастью, не смог принять участия в этом мероприятии – сдавал в очередной раз вступительные экзамены. А недели через две вся компания вернулась с Иваном Андреевичем в состоянии близком к инфаркту. «И зачем мне этот геморрой?!» - жаловался он мне, - «это просто чудо, что теплоход не потопили, и никто за борт на ходу не вывалился. А этим комсомолкам я бы по семь лет расстрела назначил. Жаль, что нет статьи «развращение малолетками пожилых детей». Теперь моих архаровцев придется в Сибирь отправлять, чтобы пришли в себя». С тех пор он про агитпоходы по реке больше не заикался.
«Дядя Ваня» был всегда чрезвычайно общителен, и терпеть не мог сидеть в своем кабинете в одиночестве. Обычно он прохаживался в фойе клуба и отлавливал кого-нибудь с кем можно пообщаться. Ко мне он был почему-то особенно не равнодушен. Завидев меня, он сразу же зазывал к себе в кабинет: «Пойдем-ка, я тебе чего покажу!». В кабинете он доставал колоду карт и показывал, какой-нибудь карточный фокус, затем как ребенок радовался, наблюдая, как я мучаюсь, пытаясь разгадать его. Он также по-детски огорчался, если мне удавалось сразу же разгадать фокус. Если я выдвигал версию, что картишки крапленые, он тут же доставал нераспечатанную колоду карт и предлагал мне самому ее распечатать и перемешать.
Частенько в кабинете Ивана Андреевича сиживал наш затонский участковый дядя Миша Конкин. Смешно было видеть, как представитель закона и отпетый мошенник ругают нынешнюю молодежь и осуждают бардак в стране. Здесь я вынужден сделать отступление и немного рассказать про Конкина.