Веноциания. Том 26

История одного человечества.




























































ВЕНОЦИАНИЯ


том двадцать шестой


















2016 г.






Собрание сочинений
в 99 томах. Том 68-ой.




































6990
Он там себя навеки сохранил,
Тот, кто, крестясь, спустился в шумный Нил.
Но опыт, что зависит от наития,
Уж, между тем, не радость чаепития.
Тем более, не пахнет мир лимоном,
Хоть мы и подружились с Филимоном.
Перо его, как видно, оскудело.
И взялся он тут нехотя за дело.
Чай это чай. Он греет естество.
Но надо пить без сахара его.
Порою мы и на сосульки дуем.
А на иное мы не претендуем.
А для согрева членов чай нам нужен.
Но, более того, полезен ужин.
6991
Но, более того, полезен ужин.
Хотя и чай нам тоже очень нужен.
Предупреждая вечности момент,
Я завершаю сей эксперимент.
И, как умею, так вот и пою.
И хорошо, что рано я встаю.
С рассветом. Такова во мне привычка.
Печь я б разжёг, но отсырела спичка.
К тому ж, комплект нательно белья
Имею я. И гордость в том моя.
В раздумье наполняясь чудной влагой,
Уж пью я чай с восторгом и отвагой.
И вот полны трудов моих листы.
Но всё равно. Всего важней мне ты.
6992
Но всё равно. Всего важней мне ты.
И вот зачем-то я измял листы.
Найдётся день, настанет новый час,
Склонюсь к тебе я так же, как сейчас
Склонён я к миске полной требухой
И к котелку с налимовой ухой.
Или уже совсем наоборот,
Разинув рот, я встану у ворот.
И отвергать тогда попробуй ты
Всё то, что в мире зла и суеты
Ты испытал. Да и о чём судил?
И вот кому ты в жизни угодил?
А посему поступок мой ничтожный.
А мир такой суровый и тревожный.
6993
А мир такой суровый и тревожный.
И по сему он не простой, а сложный.
Не повернув на нищего плеча,
Не пожевать спокойно калача.
Не завязав больному гнилость раны,
Не попадёшь и сам ты в ветераны.
Не положив умершему цветы,
В таком же разе позже станешь ты.
Не съев кусок, сочувствуя другому,
Ты не послужишь случаю благому.
При встрече с прелюбезностью лица,
Ты не узнаешь в рубище отца.
И уж в итоге кем остался ты?
Предметом критики? Или мечты?
6994
Предметом критики? Или мечты?
В таком вот разе кем остался ты?
Во мраке ночи днём осуществлённым
Не плохо б быть в кого-нибудь влюблённым.
Не испечёшь и пряник на поду,
Пока в тебя лучом я не войду.
Уха готова. И на дне круги.
А над тобою радуга дуги.
Твои страданья и твоя же боль
Неизлечимы, словно алкоголь.
А проходил ли ты вот в тот отдел,
Где он тебя до трусиков раздел?
А тот, кто персик и урюк едал,
Беды он в этом и не наблюдал.
6995
Беды он в этом и не наблюдал,
Уж тот, кто персик и урюк едал.
Пришёл черёд, на грудь сложил он руки,
И вкруг него закопошились внуки.
И вот один законченный роман
Написан им про правду и обман.
Мол, наступила новая пора.
И понесли страдальца со двора.
А разлагая души и тела,
Он совершал зловредные дела.
И он увидел прошлое в дыму.
И с этой ношей ехал я к нему.
И я других плепорций ожидал
В том, с кем дружил, и по кому страдал.
6996
В том, с кем дружил, и по кому страдал,
Я не такое встретить ожидал.
Не предлагал я всякое тому,
Кому всё это и не по уму.
Но всё же, вызвав в людях интерес,
Поверил я в технический прогресс.
Ещё я ждал не выгоды своей,
А друга. Друга преданного ей.
И в этом боль и суть всего и соль.
И мне ты всё тут высказать позволь.
А по сему я говорил ему,
Что все его старанья ни к чему.
Так что же он в награду ожидал
В том, с кем он жил, да и о ком страдал?
6997
В том, с кем он жил, да и о ком страдал,
Он близости и дружбы ожидал.
В своей извечной творческой юдоли
Он захотел всетрепета и боли
От постепенно загнивавших мест
Того, кто молча хлеб свой чёрствый ест.
Лежу я меж забытыми телами
И занимаюсь нужными делами.
И не смотрю я времени в упор,
И по нужде я выбежал во двор.
И безграничный общий путь мышления
Открылся мне в минуты просветления
Всенерадиво должного внимания
Моей задачи скромной понимания.
6998
Моей задачи скромной понимания,
Как нерадивость должного внимания,
Я избегал. Иначе я не мог.
И мне костра в ноздрю пахнул дымок.
И такова уже моя природа.
Не жеребячьего ведь я субъект народа.
Не межпланетная, к тому ж, я чья-то тварь.
Не преисподней я великий царь.
Нет, ты осла во мне не зри скотину,
Воспринимая так, как есть, картину.
Природа-мать в дремоте создала
Гибрид свиньи, коровы и осла.
А то, что я в вас личность угадал,
Уж от себя такого я не ждал.
6999
Уж от себя такого я не ждал.
И я тогда в вас личность угадал.
Да и подумал: «Всё я изучу,
Но я поставлю Господу свечу».
И толстую и тонкую. Шагай.
А хочешь, так туда перебегай.
И снова возвращайся вот сюда.
А тут земля, огонь. Да и вода.
И не стремись сопротивляться злу
Как попадёшь на времени иглу.
И вошь тебя не будет там кусать.
И клоп тебя не будет там сосать.
И жаждал я любви и понимания.
Да и к себе я требовал внимания.
7000
Да и к себе я требовал внимания.
И жаждал я любви и понимания.
И знал я, что от трения причин
Характер изменяется мужчин.
Но слон и конь, и гусь, и вепрь лесная
Тут пробегали, ничего не зная
О том, что я вот, сетуя и злясь,
Пытался не заметить в этом связь.
Когда бежишь за зайцем на охоте,
Не забывай, что ты служил в пехоте.
И, получив аванс, подумай впрок,
Что всё имеет в этой жизни срок.
Уроком тем, что я преодолел,
Хотел я, чтобы каждый заболел.
7001
Хотел я, чтобы каждый заболел
Уроком тем, что я преодолел.
И чтобы сам он перед всякой болью
Не потреблял заразу алкоголью.
И тут, в канаву бёдра опустив,
Да и себя за всё, за всё простив,
Я удержался всё же от соблазна
Смотреть на вещи смыслу сообразно.
И каждый взгляд мне был настолько мил,
И каждый вздох мне был настолько нужен,
Что я мечты своей не уронил,
Тем более что я с мечтою дружен.
И я смирился. И, по крайней мере,
Ещё я был готов предаться вере.
7002
Ещё я был готов предаться вере.
И был согласен с ней я в должной мере.
Совокупленьем важной из причин
Бывает торс изнеженных мужчин.
И я с той целью руку опустил.
И сам себя за всё, за всё просил.
И вот она, ликуя в лицемерии,
И обрела осознанность феерии,
Сдавив совсем в волнении его.
Вонзив туда живое естество.
И существо с названьем человека
Я ожидаю на исходе века.
И указал на то я, чем болел.
Но ношу я, увы, не одолел.
7003
Но ношу я, увы, не одолел.
И я не скрыл того, чем я болел.
Она же, грусть прибавив к круглоличью,
И постелив на землю шкуру бычью,
Меня и положила, как в кровать,
Не став себя от истины скрывать.
И тут, благодаря её ученью,
Уплыли мы вперёд по назначенью.
И был тогда в нас этот интерес.
А вдалеке уже дымился лес.
Потом, когда от нег мы подустали,
Со шкуры той мы с ней, конечно, встали.
И тут я и познал в цветке и в звере
Себя, да и её, по крайней мере.
7004
Себя, да и её, по крайней мере,
Я и узнал в цветке тогда и в звере.
И охладил в живой прохладе дня
Я весь свой пыл, что так томил меня.
Как говорится: «Пойман, так не съеден.
А не богат, тогда уж точно беден».
И только я прилёг на плоскость шкуры,
Как тут она со мною шуры-муры
И завела опять по животу,
Рукою направляясь в темноту.
Черту кровей мы съединили там
И обратились к трепетным мечтам.
И захотели мы тут вместе жить.
И, если можно, искренно дружить.
7005
И, если можно, искренно дружить
Мы захотели. И решили жить
И в мотыльке, и в каждой сущей твари,
Засеребрившись в истинном угаре.
Летят века, природу разнося
То уткой в волнах, то яйцом гуся.
И все во все века совокуплялись.
И только люди иначе являлись.
И уж потом посредством мастерства
Они качали нужные права.
Она ему свои права качала,
И иногда быстрей его кончала.
Такое вот случалось в них озорство
Примером благородного упорства.
7006
Примером благородного упорства
В них и случалось лёгкое озорство.
И разносился беззаботный смех
От беспредельно радостных утех.
Она же, не придав тому значенье,
Благодаря его за обученье,
Уж и включилась в творческий процесс
Со вздохом страсти и воскликнув: «Ес!»
И оказалась вскоре в интересе,
О том прочтя в довольно жёлтой прессе.
Адам подумал, сидя возле вод:
«Заметно уж как выперся живот».
Идут века. И вот куда нам плыть?..
Так можно и безумцами прослыть.
7007
Так можно и безумцами прослыть.
Поэтому куда-то надо плыть.
По многоводью времени крыла
Тут и проблема к цели подошла.
Теперь нужна мне девочка. Ему
Чтоб не остаться в жизни одному.
Но почему я знаю, что родится
Сестрица и в хозяйстве пригодится?
Для девочки, которую хочу,
Поставлю я пред образом свечу.
И повлияет жизнь на результат.
И вот такой, простите, трантатат,
Что и знавал себя во дни упорства,
И образцом прослыл в миру озорства.
7008
И образцом прослыл в миру озорства,
Там, где бывал в мгновения упорства.
Но заложил я с нею в эту ночь
То, что, простите, может нам помочь.
Когда детей я вырастил своих,
Я стал тут внуков пестовать двоих.
И побежал с авоською к ручью,
Чтоб искупать в нём всю свою семью.
И искупали мы своих детей
В сплетенье рук и в трепете страстей.
И положили спать их на кровать,
Чтоб им удобно было почивать.
И я сказал тут, не сдержав рыданья:
«Вот и мои свершились ожиданья».
7009
«Вот и мои свершились ожиданья».
Так я сказал и не сдержал рыданья.
И пленены мы были тут страстями,
Бренча своими звонкими костями.
Уснули дети. Мы же лишь дремали.
Ещё мы ничего не понимали.
И завели четырнадцать детей.
Тем более что много тут страстей.
Вот рыба. Ну, а в ней и требуха.
И из неё получится уха.
А вот улитки. А попался рак,
Ну что ж, сгодится, если не дурак.
Кому я верил в годы ожиданья,
И доверялся и в зенит страданья!
7010
И доверялся и в зенит страданья,
И верил я и в годы ожиданья
Своей судьбе. Ах, уж прости, Творец!
Но тут открыл я розовый ларец.
И очертил вокруг себя три круга.
И пусть об этом знает вся округа.
А я уж вновь склоняюсь над детьми,
Да и бренчу холодными костьми.
Пусть отдохнут и выспятся мальцы,
Ракушек мелких дерзкие ловцы.
Такая мне потрафила тут честь,
Чтоб им из рук моих и пить, и есть.
Их множество. И я сдержал рыданья
В дремучий миг поступков оправданья.
7011
В дремучий миг поступков оправданья
Я и сдержал безудержность рыданья.
И вот опять я у воды сижу,
Да и на волны с трепетом гляжу.
Не едет ли мой старшенький Сашок,
Что пил тогда со мной на посошок.
Я устремился в море-акиян,
И наблюдаю лежбище Буян.
Столицу енту ентого народа,
Где всё растёт на грядках огорода.
Там и округлый сладостный арбуз
Усыпан градом мелких-мелких бус.
Он пожелтел в немыслимой борьбе
С природою, развившийся в себе.
7012
С природою, развившийся в себе,
Я пребывал в немыслимой борьбе.
И потому, что знаю я людей,
Стал разводить я белых лебедей.
Да и на крыльях меченых металлом
В моих мечтах их множество витало.
И я натёр тогда себе мозоль,
Когда познал божественную боль.
И виноград я создал там висячий
И ароматом трепетно трясячий.
И вот тогда я и сказал: «Кусай!
И кости в небо весело бросай».
Так пребывал я в дрёме ожидания.
И все мои я вытерпел страдания.
7013
И все мои я вытерпел страдания,
Воспринимая трепет ожидания.
И узнавал я в проблеске годов
Золоторунность будущих садов.
И, глядь-поглядь, смотрю, а я уж сед.
Ну чисто твой из прошлого сосед.
А этой сказки я и не читал.
Но я её создать уже мечтал.
Ну что ж, дела, подумал я, табак.
Так заведу я северных собак.
И буду шастать с ними на ветру,
Чтоб и прослыть полярником к утру.
И дни мои, условные в судьбе,
Я посвящаю именно тебе.
7014
Я посвящаю именно тебе
Те дни любви, что я познал в борьбе.
И незаметно так вот, глядь-поглядь,
Я и повёл тебя в поля гулять.
И посмотреть в пузырный мелькоскоп
На затемненье в синем небе скоп.
И не идут ли в море корабли?
Не села ль лодка где-то на мели?
И как живёт курчавистый Сашок?
Не впал ли он во блуда посошок?
Он всё ходить любил в свободной рясе.
Не стал ли он артистом в переплясе?
И вот уже теперь, и неуклонно,
Я отношусь к проблеме благосклонно.
7015
Я отношусь к проблеме благосклонно
После того, как вышел в поле сонно,
Где пеленал я первенца Сашка
На покрывале ночи гребешка.
О, как нежна была его фигура!
Уж такова на наших детях шкура
С изображеньем в каменной скале
И с рылом взничь слегка навеселе.
Такое вот естественно для мужа,
Когда к нему её прильнула жужа,
Чтоб воплощать желания в вине
В нелёгкой с этой вечностью войне.
А небеса? Так пусть Господь простит.
Мой труд Его уж вряд ли восхитит.
7016
Мой труд Его уж вряд ли восхитит.
И пусть Господь меня за всё простит.
Мальцы растут, влюбляются, хотят.
Да и своих подкидышей растят.
Никто не знает, кто от чьей жужи.
Поди, попробуй маму укажи.
Все, как модели, ходят независимо.
Ах, браво, браво, браво и брависсимо!
Показ идёт в естественном пленэре.
Жюри молчит, скрипя томленьем в хере.
Да и мужчины, спермою сочась,
Торопятся, в кусты скорее мчась.
Пленэр темнеет. Слабнет оборона.
Тебе моё доверие, ворона.
7017
Тебе моё доверие, ворона.
Пленэр темнеет. Слабнет оборона.
Хватают тех. Кладут на камни этих.
Идёт борьба за продолженье в детях.
А дети тоже быстро подрастают.
И вот они уж бёдрами мотают.
И ходят парни, длинные концы.
Истицу ищут юные истцы.
И впереди один большой истец
Схватился страстно за её пистец.
Он ищет в массе младшую сестру.
А, отыскав, ведёт её к костру.
А тот, кто это нам не запретит,
Лишь на предметы яркие летит.
7018
Лишь на предметы яркие летит
Гусь-птица-рыба-дерево-цистит.
За загражденьем наши у костра
Творят судьбу, используя ветра.
Мамаша-дочь смеется, хохоча.
А он заводит вглубь её квача.
Находит друга каждый нежный друг.
Уже и дети появились вдруг.
Девицы лет двенадцати пищат.
И плевы в них от натиска трещат.
Один схватил старуху за бекрень,
И тащит молча в мраморную сень.
А там, вверху, над озером ютится
Премудрая, на всё взирая, птица.
7019
Премудрая, на всё взирая, птица
Там, наверху, над озером ютится.
И лебеди, и ящуры, и куры,
Ближайшие по времени структуры.
Да и орёл торопится поспеть.
И он не может более терпеть.
И с кем ему бы, думает, сдружиться.
А вот и над водою слон кружится.
Одной семьёй и свёкры тут и дяди.
Идёт борьба совокупленья ради.
И каждый здесь способен для потребы
И попадь где, и кое-как, и где бы.
И мальчик, лет семи-восьми милок,
Уж прячет свой заветный в уголок.
7020
Уж прячет свой заветный в уголок
Подросток, лет семи-восьми милок.
Им увлеклась прекрасная мадонна.
И с ним согласна даже без гондона.
Его целует страстно по годам
Совсем-совсем прожжённая мадам.
Лет девяноста, может, даже боле,
Со рвеньем жарким, да и поневоле.
А вот уж с ними рядом, у костра,
Лежит её доступная сестра.
«Быть может, Ева,  -  думает Адам,  -
Пойду я ей хоть что-нибудь отдам.
Пусть погрызёт». Вдали над морем птица.
И тут вот я хочу с тобой проститься.
7021
И тут вот я хочу с тобой проститься.
А там летит взволнованная птица.
И лёгкою улыбкою лица
Мне указала путь мой до конца.
Утиного. И к ней я так и так.
И даже ставлю девушку в верстак.
Ну, а она, конечно, и не против.
И я б сказал, она уж и напротив.
Но медлю я, хоть кол на мне теши
Во исполненье принципов души.
Она свою мне тут вручает принцу.
И предлагает не стесняться принцу.
А я всё медлю кануть в бездну ног,
Чтоб прозвучал последний мой звонок.
7022
Чтоб прозвучал последний мой звонок,
Я не спешу. Я там не одинок.
И, применив особое умение,
Тем более, хотя и, тем не менее,
Я говорю: «Так в чём головоломка?
И почему на теле зуд и ломка?»
Но он не может, не умеет он
С ней поступить, как смог бы в лавке слон.
«Ну что ты! Что ты! Что ты медлишь, Ёшка!
Застёжка? Видишь, там она, застёжка.
Предохраняйся. Кожей обвяжи.
Не забывай. На узел завяжи».
И впрямь сошлись. И он ключом забил.
А мой сосед всё это невзлюбил.
7023
А мой сосед всё это невзлюбил.
Но здесь он даже глубже заглубил.
И Еве стало по себе. И даже
Была она уже в ажиотаже.
И к ней тянулась жадная рука,
Чтоб и продлить сей опыт на века.
Адам смеётся с миной на лице
И просит Еву выкрикнуть в конце.
Куда же глубже. Кончился конец.
И стало Еве легче, наконец.
Потом пошли другие, и не хуже.
Бывали шире, и бывали уже.
А он, истец, как возраст свой забыл,
Резонно произнёс: «Я молод был».
7024
Резонно произнёс: «Я молод был».
И тут уж он о возрасте забыл.
А шёл ему годов восьмой десяток.
И, говорили, у него до пяток.
Бывало, встретит вдумчивость лица
И гопца дрица гопца гоп ца ца.
И ходит кругом, и зовёт к ручью.
И там уже и любит как свою.
Иную тащит прямо за носок.
А степь разносит вдумчивый басок.
Ополоснёт в реке, и вновь душа
В нём ожила. И шелест камыша.
И всё ликует. Уж таков был он.
А иногда он слушал патефон.
7025
А иногда он слушал патефон.
И уж вот так, как видишь, может он.
Ушла из дома курвачка его
Совсем недавно. Мужа своего
Оставила на Рождество Христово.
И с тех вот пор, прошло с момента това
Немало дней. Стал всё он забывать.
И где его не помнит он кровать.
И слышит он: «Тебя отец слепил
Из двух говняшек и ведра опил».
Взбесился он, да и хотел узнать
Про мать свою и про свою же знать.
Ан нет и нет. Не знает он, болезный,
Что этот труд, по сути, бесполезный.
7026
Что этот труд, по сути, бесполезный,
Уж до сих пор не знает он, болезный.
«Огнём,  -  кричит,  -  мне душу окропило.
Так где же ты! Создатель мой, лепила!
Что из опилок и куска говна
Слепил меня и всунул миру: «На!
Гордись теперь продукцией моей.
Конструкцией с инструкцией для ей».
«О, мамочка! Тебя уж нету, ма!
Сойду-ка я с сиротского ума».
Да и умолк с печалию лица.
И жалко стало парня истеца.
И тут слезу Создатель уронил.
А я смахнул с пера чуток чернил.
7027
А я смахнул с пера чуток чернил.
И тут слезу Создатель уронил.
Адам всё шепчет: «а» и «в», и «бэ»
Сидели три подростка на трубэ.
А шест сломался. Дождь не унимался.
Горячий дух сквозь трубы поднимался.
Вот едет он неведеньем ведом.
А уж куда он едет?.. В жёлтый дом.
Повсюду пресса щёлкает хвостами.
Висят на пальмах с красными устами
Корреспондентки. Выдохся жилец!
Создатель божий, девичий стрелец.
Адам тут видит прессу бесполезну.
И испытал он ожиданий бездну.
7028
И испытал он ожиданий бездну.
И вот он видит прессу бесполезну.
Взмахнул рукой, прикрыл бананом зад,
И побежал в ближайший зоосад
К своим пенатам. Сам себе анатом
И терапевт. И разразился матом.
Теперь он учит древнюю культуру,
Не выходя без цели на натуру.
Встаёт он рано. Воду пьёт из крана.
Полощет горло в ручейке урана.
Гороху где-то раздобыл мешок.
И выгнал спирта в полости кишок.
И расписался: «Писяю в сосуд.
И отдаюсь на всевселенский суд».
7029
«И отдаюсь на всевселенский суд».
Напишет так, и вновь нальёт в сосуд.
Два беса, каждый с каждого конца,
Несут его с задумкою лица.
А пациент всё хуже и всё хуже.
Глаза ширеют, плечи уже, уже.
Уже видна изнанка молодца
На потемневшей плоскости лица.
Совсем ослаб, и грузным стало тело,
И от души частично отлетело.
На нём юзоли мелкого сырца
Скрипят под нижней верхностью лица.
Но весь он гол. И не поймёт он чёта.
И не дождётся чести и почёта.
7030
И не дождётся чести и почёта
Уж наш стрелец. И сбился он со счёта.
И снова два он пальца загибает,
И вкруг себя он ими огибает.
И где-то там, буквально через то,
Смеётся громко раз наверно сто.
А пальцы быстро, быстро вынимает.
И ничего уж он не понимает.
И где он? Кто он? Как? Да и куда
Идут отсюда к звёздам поезда?
В каком таком пространстве направлении
Он наблюдает это удивление?
На сопль его анализы берут.
И всё тут не считается за труд.
7031
И всё тут не считается за труд,
Когда на сопль анализы берут.
И заверяют: «Врать уж буде, буде».
И суп подносят с вилкою на блюде.
Вливают каплю ёда прямо в нос,
Чтоб не проняли грыжа и понос.
А он кричит: «Нет, нет! Не наливайте!
Идите прочь! Усов не вырывайте!
Сперва такие сами отрастите,
А уж потом творите, что хотите».
Во фрунт стоят вожди, глаза мозоля,
И требуют от бедного юзоля.
И говорят: «Твоя уж в чём забота?
Не помогать, когда идёт работа.
7032
Не помогать, когда идёт работа,
Вот в этом вся твоя вот тут забота.
Кто из дерьма наследника слепил,
Тот свой престиж навеки укрепил.
А нам уж здесь, при всём при том и этом,
Не заниматься внешним туалетом.
С тобою в стужу здесь нам дервенеть,
И перспективой в вечности звенеть.
Сказал бы сразу, знали бы давно,
Что ты не любишь красное вино.
Не будешь есть, и даже пить не будешь,
Так и себя ты к вечеру забудешь.
А жизнь, она тебе не трантатат.
Её не сразу виден результат».
7033
Её не сразу виден результат.
Адам хотел уйти на трантатат.
И в вал волны он с берега скатился,
Да и со всеми тут же и простился.
И не вздыхает больше, и не стонет.
Плывёт вперёд. Ну, а оно не тонет.
Никто его не думает спасать
И бумеранг для бедного бросать.
Все понимают: дождь его размоет.
Да и к прибрежью волнами примоет.
И наблюдают за Адамом люди.
А виноград лежит на тонком блюде.
И тут всего не выскажешь словами,
Как было б вам, случись такое с вами.
7034
Как было б вам, случись такое с вами,
Тут не расскажешь жаркими словами.
И точно в срок наступит вечерок,
И всяк поймёт сей времени урок.
Не в том беда, с чего тебя слепили,
А в том, что дух в тебе не укрепили.
Глядишь, и зашаталась голова.
И уж пошла по всей земле молва.
И шапка опустилась набекрень.
И думать уж тебе об этом лень.
И растворился ты тогда в волне,
Как и Чапаев с Анкой на войне.
А как скопится за душою яд,
Уж тут вас люди сразу и сгноят.
7035
Уж тут вас люди сразу и сгноят,
Как накопится за душою яд.
Нельзя лукавить сыну пред отцом,
А глупому сражаться с мудрецом.
К тому ты и проникнешься вниманьем,
Кого ты сам встречаешь с пониманьем.
Ты обрети в душе своей покой.
И пусть ласкает мать тебя рукой.
И подтолкнёт отец из горной кручи,
Благословив в день хладный или жгучий.
Да и поможет снять тебе портки
У водопада времени реки.
Плыви, сынок! И что случится с вами,
О том расскажут нужными словами.
7036
О том расскажут нужными словами,
Что там случится в этом разе с вами.
Всё! Кончено! Осталось три сонета.
И будь здоров. В наличии монета.
Ну и пускай. Проделан скромный труд.
И уж меня редакторы сотрут.
А ты свою судьбу вперёд гони,
Строку-реку индейку извини.
Всему конец приходит в бездне лет.
Сломалась ось. Разбился драндулет.
На голом теле с тонким ремешком
Я вышел в путь без цели и пешком.
Я ремешок меж пальцев теребил.
А если я кому-то нагрубил?..
7037
А если я кому-то нагрубил,
То по лицу ведь я его не бил.
И знаю я, что погибать не гоже
Ни от тоски, и ни от скуки тоже.
И чем потом, остынув, извиняться,
Не лучше ли вначале изменяться?
Да и пора бы с вами мне проститься.
И вот к иным заботам обратиться.
Одна надежда, что при новой встрече
Не заведём мы столь пространной речи.
И всё о прошлом, бывшем и былом.
О том, как зло не побеждают злом.
А если я кому-то нагрубил,
Какого беса я себя любил!
7038
Какого беса я себя любил.
Уж не такой я вроде и дебил.
А дело тут, как видишь, не о том,
Что суп был с кошкой, или плов с котом.
А суп с котом, он где-то и с намёком.
И в перспективе, в скором недалёком,
Укажет нам, кто мясу оборвал,
И кто потом на бойне побывал.
И суп с котом, и с гайками пирог,
И без сметаны жареный творог.
В поступке этом каждому своё.
И вот умолкло пение моё.
Ну, а как если я вам нагрубил,
Какого беса я себя любил!
7039
Какого беса я себя любил!
И я кому-то, видно, нагрубил.
Но вот Адам покончил сам с собой,
И с запредельной встретился судьбой.
И ничего. Живёт себе, как все,
В России где-то в средней полосе.
Побрился он и в сауну сходил.
Потом по цуму долго он ходил.
Купил себе ко времени прикид.
И смастерил из шлакоблоков скид.
И завалился сам туда на дно.
И все его забыли тут же... Но!
Вдруг услыхал он чей-то крик из леса.
«Уж ты повеса. Право, ты повеса».
7040
«Уж ты повеса. Право, ты повеса».
Он слышит крик откуда-то. Из леса.
Ах, это кто-то там у лесопарка.
Охрана с ним. Два парня. И кухарка.
Кухарка днём готовит им обед.
А вечером и дел кухарке нет.
Она к его кровати подойдёт,
Возьмёт подушку, взглядом обведёт,
Торшер пригасит, выключит его,
И уж её тут стонет естество.
Мол, пыль стираю. Возит пылесос.
А он целует девушку взасос.
И в этот лес я в ягоды ходил.
И возле их жилища проходил.
7041
И возле их жилища проходил.
Я в этот лес по ягоды ходил.
И было жарко. Вижу, с ним кухарка.
И тут же, прямо рядом, в центре парка,
Она к нему приникла естеством
И уж совсем в томлении живом.
И хочет, хочет девушка, уж хочет,
И что-то там она ему щекочет.
И хи-хи-хи уже, и ха-ха-ха.
Знать, не боится милая греха.
Гляжу, и с корнем весь и заглотила.
Как черепаха. Старая Тартилла.
А я стою тут около навеса.
Потом я скрылся в ближней чаще леса.
7042
Потом я скрылся в ближней чаще леса.
Ну, а они остались у навеса.
И тут кухарка думала, что он
Заплатит ей хотя бы миллион
Рублями старыми за верность и услуги.
Да и возьмёт её к себе в прислуги.
Досталась-таки Геббельсу и Гессу
Такая вот любовь по интересу,
Что преуспевших некогда евреев
Разделывал до подлинных ливреев.
Струной звенит от напряженья кончик.
Идёт в Дахау с пленными вагончик.
А жизнь, она ушла по пустякам.
Бродил я по просторам и векам.
7043
Бродил я по просторам и векам.
А жизнь, она ушла по пустякам.
И я подумал: «Я ли не в раю?
Уж я бы с нею сделал ай лавью!
Рука тут прикоснулась ветерка.
А он когда-то членом был ЦеКа.
И крепко сжать и долго так держать,
Ну, как ты тут не будешь возражать!
О, я терплю, терплю, терплю, терплю!
И эти вещи очень я люблю.
Ну, а сказать тут русским языком,
Так я ведь в детстве бегал босиком.
И прежде, чем за это дело браться,
Порой старался в чём-то разобраться.
7044
Порой старался в чём-то разобраться
Я прежде, чем за это дело браться.
Но тут, проделав многое губой,
Она взяла платочек голубой.
И им уж и сняла с него помаду.
И думает: «За что такому гаду
Такое вот пикантное меню!
Уж я с ним и престиж не сохраню!
Кому угодно даст вперёд щелчка
Его довольно прочная рука.
Пускай себе потешится, пускай.
А ты держи, держи, не выпускай.
И он уже, отдавшийся соскам,
Тут и пошёл неспешно по рукам.
7045
Тут и пошёл неспешно по рукам
Он, отдаваясь трепетным соскам.
А память беспардонная живёт.
И вот она ложится на живот.
И весел он, да и горяч внутри.
Хоть ты бери с него и пыль сотри.
А девушка тут терпит суету.
И он ей шепчет светлую мечту.
Всё что-то хочет он. Но срок прошёл.
И он себя тут прежним не нашёл.
Куда ты смотришь, растуды сюды?
Да и налей мне сельтерской воды.
И стыдно тут ему и признаваться,
Что вот придётся с нею расставаться.
7046
Что вот придётся с нею расставаться,
Пора бы ветерану признаваться.
А что умел он раньше и скорей,
Так ты уж вспомни тут богатырей.
Но славой даже прежнего генсека
Не заменить живого человека.
Не воскресить уж, в сущности, того,
Что не встаёт намедни у него.
Прошедшее в нас не вернётся, нет.
А нет, так нет. И вот и весь сонет.
Учитесь, дети. То не опечатка.
И брошена вам временем перчатка.
Я рифму бесконечно догоняю.
Ну, а, догнав, я дальше сочиняю.
7047
Ну, а, догнав, я дальше сочиняю.
А знали вы ли, как я их меняю?
Не знали? Ничего. Не в этом дело.
Уж были б кости, нарастёт и тело.
И про царей и пресс-секретарей
Я сочиняю. Я ли не Гирей!
Я исписал достаточно чернил,
И эту пошлость я досочинил.
И я меняю твёрдую валюту
На царский трон и пьяного Малюту
Скуратовича. Дивная пора
Живёт во мне на кончике пера.
Но не ищи ты здесь, в моих сонетах,
Ответ в вопросах на вопрос в ответах.
7048
Ответ в вопросах на вопрос в ответах
Ты не ищи уж тут, в моих сонетах.
Один в один я с вами пью и ем.
И не боюсь я с неких пор проблем.
И, пропуская всё через себя,
Люблю тебя, да и люблю себя.
А пробу ставить некуда уже
На этой даме в тайном неглиже.
И нету места более для проб
И у того, кто не опущен в гроб.
И с почестями пресс секретаря
Я и живу, короче говоря.
И я когда-то лозунги ронял.
Но я свои привычки поменял.
7049
Но я свои привычки поменял.
А я когда-то лозунги ронял.
И ничего я в ней не находил,
Когда без цели к деве подходил.
И для меня всё в принципе не ново.
Хотя она всему первооснова.
А что я вам сейчас наговорил,
Так я такой дебилистый горилл.
Но это можно выдать и за сон.
Тем более что мне приснился он.
Сперва я был душевным реалистом,
Потом я стал тщедушным скандалистом.
Порой и не заснуть мне до рассвета.
Так мне мила судьба моя, поэта.
7050
Так мне мила судьба моя, поэта,
Что я порой не сплю и до рассвета.
И менее и более равна,
По крайней мере, времени она.
Теперь уже всё прошлое не в счёт.
За чей же счёт мне требовать расчёт.
Иначе б ничего не вышло целого
Из вымысла так часто неумелого.
И врал бы я, как прежде, как бывало.
И черновик на части б разрывало.
А почему? И сам я не пойму.
То непонятно здравому уму.
Бывало так, что я себе грубил.
Но день настал. И вот мой час пробил.
7051
Но день настал. И вот мой час пробил.
И я стакан с наливкою разбил.
А в результате кончилось терпение.
А вместе с ним и вымысла кипение.
И я покончу тут с Веноцианией,
Моей любовью, нежной меломанией.
И потому бессмысленным сочту
Я продолжать возделывать мечту.
А начинал я с радостным озорством
И с рвеньем, и с желаньем и упорством.
Но завершил разбитым стариком.
И вот иду я по лесу пешком.
Ах, я бесцельно годы погубил!
Какого беса я себя любил.
7052
Какого беса я себя любил.
И зря, быть может, время я губил.
Попробуй ты мечту опередить,
И вместе с тем себе не навредить
Единым словом. Что же будет с нами?
И с этими вот вымыслами-снами?
На всё ушло каких-то двадцать дней.
А в результате, что сказать о ней?
В дороге захромает старый конь.
И уж погас в моей душе огонь.
Но отдаюсь, читатель, я тебе,
Да и судьбой молюсь твоей судьбе.
Уж этот сук я под собой рубил.
Какого беса я себя любил!
7053
Какого беса я себя любил!..
Ну, а теперь послушайте, в чём дело.
А дело в том, что я уж сочинил
Веноцианию, за дело взявшись смело.
И вот настал тут времени черёд,
Чтобы идти немедленно вперёд,
Так как медленье гибели подобно.
А умирать мне как-то не удобно.
Вот и решил я, чтоб вперёд смотреть,
Уж и продолжу сочиненье впредь.
И растереть, почти одно и то же.
И, результат стремленья подытожив,
Всё повторить и весело, и смело.
Так я сказал. И взялся я за дело.
7054
Так я сказал. И взялся я за дело.
И приступил к нему довольно смело.
Отваги у меня хоть отбавляй.
К тому ж, к моим заслугам прибавляй
Мою решимость, да и совершимость,
И к рвению упорства одержимость.
Да что перечислять! Не хватит пальцев.
Немного ты отыщешь и удальцев.
И менее тут встретишь удальцов
Среди безусых вьюношей-птенцов,
Что ни с того сего, с барахты бухты,
Взялись бы так вот делать дело. Ух, ты!
И с этих пор уж я баклуш не бил.
Какого беса я себя любил!
7055
Какого беса я себя любил!..
Но и баклуш я более не бил.
А полежать я всё-таки любил.
И никому я больше не грубил.
Нет, не устал я от забот домашних,
Не сделанных сегодняшних, вчерашних.
Весь вечер я в постели пролежал,
И даже что-то там соображал.
И тем, что я тогда сообразил,
Я всех вокруг в тот миг и поразил.
А напишу-ка я такую штуку,
Что упредит искусства и науку.
И, глубоко увлёкшись этим делом,
Я приступил к нему довольно смело.
7056
Я приступил к нему довольно смело.
Такое вот себе я выбрал дело.
И из меня хоть и торчали кости,
Но стал я тут серьёзно ездить в гости.
И перестал я без толку лежать,
И этим лишь соседей раздражать.
А стал я делать трепетное дело.
И так меня гордынею задело,
Что я едва не обратился в прах.
Но победил я свой животный страх.
И я решил: «Уж я свершу дела,
Чтоб вечность мне попутчицей была».
Ну что ж, сказал я тут себе: «Пиши.
И слушай голос трепетной души».
7057
«И слушай голос трепетной души.
А что услышишь, то и запиши».
И голос тут взывал ко мне упорно.
И стал писать я о любви и порно.
А где-то там, в лесу, бесполый гриб
Не знал ещё, как в речке много рыб.
И тут уж я подвержен был томленью.
И с этих пор по щучьему веленью
Позволил жить себе совсем иначе.
И вот тогда писать я снова начал.
И никого не стал я обвинять,
А стал я всюду вирши сочинять.
Я был певцом. И был настолько страстным,
Что видел мир доподлинно прекрасным.
7058
Что видел мир доподлинно прекрасным,
Таким я был тогда живым и страстным.
И иногда настолько, что вокруг
Все поражались, понимая вдруг,
Какой она порой бывает, страсть.
Но я не мог и бублика украсть,
Когда работал грузчиком в пекарне,
Или потом в районной сыроварне,
Где я… О, нет. Довольно. Мой рассказ
Куда-то в бездну увлекает вас.
Достойно ль это замыслов поэта?
Но мне приятно тут писать про это.
И я отдался таинствам души.
А не укрылся от проблем в тиши.
7059
А не укрылся от проблем в тиши,
Да и отдался таинствам души.
Я брал перо, макал его в чернила,
И сочинял о том, что сердцу мило,
Что привлекало ум во мне и дух,
И заостряло воспалённый слух.
Я изучил и ренессанс, и готику,
Век серебра и бронзы, и эротику.
Овечки там пасутся сплошь картинные.
И девы совершенно там невинные.
Там люди благородными считаются.
И лишь духовной пищею питаются.
Там каждый вздох был чистым и прекрасным.
И всякий подвиг был там не напрасным.
7060
И всякий подвиг был там не напрасным.
И каждый вздох был чистым и прекрасным.
Тот век прославил многих мудрецов,
Да и привлёк к возмездию лжецов.
Никто там ни пред кем не виноват.
И там сказать «чурбан» считалось мат.
Но всё же люди там порой болели.
И многие беды не одолели.
Но жизнь, что представлялась божьим даром,
Давалась им порою даже даром.
И дорожил минутой там и часом
Тот, кто порой питался хлебным квасом.
Да и судьбы своей простолюдин
Там не был брошен, не был он один.
7061
Там не был брошен, не был он один
Своей судьбы тех лет простолюдин.
Он был всегда с хозяином и Богом.
Да что писать! Взгляните по итогам.
Мировоззренье, божьих храмов лики,
Ньютон, Коперник, Пётр, возьми, великий.
Тогда ещё и в Космос не летали,
Но звёзды все уже пересчитали.
И не ошиблись. Всякую учли.
Теперь бери и к вечности рули
По старым картам древних звездочётов.
Не скинешь их уж ты теперь со счётов.
Куда бы ты не шёл, и кем бы не был,
Твой предок бесполезным миру не был.
7062
Твой предок бесполезным миру не был,
Куда бы ты не шёл, и кем бы не был.
Везде тебя покормят, приютят,
Уложат спать, утраты возместят,
Что нанесла скитальцу непогода.
Там возвращались рыцари с похода.
И с верных жён тяжёлые замки
Снимали лёгким манием руки.
И сразу в них походка облегчалась.
Невеста там по осени венчалась,
Да и несла в себе она кольцо,
Как крестьянин несёт к попу яйцо
На Пасху. И тех лет простолюдин
Покинут не был. Не был он один.
7063
Покинут не был. Не был он один,
Эпохи той поры простолюдин.
Он ценностью был главной мирозданья.
И Бога был он высшее созданье.
Так был свободен он и был велик.
И вдохновлял его Всевышний лик.
Да и когда он попадался в плен,
То и тогда он не склонял колен.
Ему склонить колени помогали.
И гордеца на плаху повергали.
И шёл уж он в костёр из-за колен,
Предпочитая униженью тлен.
Хоть телом он Атлантом там и не был.
И как Атлант не подпирал он небо.
7064
И как Атлант не подпирал он небо.
Он был творцом и Бахуса, и Феба.
Такие вот старинные дела.
А ведь война столетнею была.
Она несла победы, пораженья,
Коронованья, распри, униженья.
Бывало, помню, выйдешь на турнир,
И пред тобою весь распахнут мир.
В руке копьё. На теле шлем и латы.
Конь под тобой не меньше чем крылатый.
Она сидит в трибуне средь гостей.
Азарт пронзает душу до костей.
В те времена всяк мог быть знаменитым.
Мог скрытным быть, а мог быть и открытым.
7065
Мог скрытным быть, а мог быть и открытым.
А мог и оказаться знаменитым.
И дня такого в том столетье нет,
Чтоб не слагал он женщине сонет.
Супруга дома. Верность под замком.
И ходит уж по ягоду пешком.
Детей растит, да убирает дом.
А он, стремленьем к подвигу ведом,
В походе ищет взгляд Прекрасной Дамы,
Имея принцип дерзкий и упрямый.
Домой он месяцами не являлся.
И вдруг под утро в замке появлялся
Усталый и разбитый, и избитый.
Но на коне. Он рыцарь знаменитый.
7066
Но на коне. Он рыцарь знаменитый.
И видим мы, что худ он и избитый.
И ждёт он всепризнания от прессы,
Имея к ней большие интересы.
Хорош ли, плох ли там его сонет,
Молвы о том уж суток трое нет.
А побеждал он леность, да и хворь,
И тут уж ты с ним более не спорь.
Опять коня давай ему и латы.
Позор ему быть долго без зарплаты.
И заработать должен он на хлеб.
И на конь он садится, да и где б
Он не был, уж везде он был открытым.
И был он и крутым, и знаменитым.
7067
И был он и крутым, и знаменитым.
Да и душой он миру был открытым.
Но не всегда он открывал забрало.
Однажды так его в бою забрало,
Что он схватил жнеца-простолюдина,
И думал, что в руке его дубина.
И дрался им. И враг с коня упал.
И он ему на шею наступал.
И тут слугу он посылал за квасом.
И, кошелёк отняв, бывало часом
Он убивал врага, втыкая в шею
Ему свой меч. Судить его не смею.
Пусть вечность судит их в кромешной мгле,
Но не среди живущих на земле.
7068
Но не среди живущих на земле,
Пусть вечность судит их в кромешной мгле.
Достоин был он всяких награждений,
И добрых полон был он побуждений.
Да и любви хотел прекрасной Дамы,
Уже исполнив часть своей программы.
И вот на шёлке с кубком серебра,
Под золотым шатром и ярким бра,
Он позволял себе уж, скинув латы,
Потратить с нею часть своей зарплаты
На семидневный, да и нощный пир.
И открывал он тут пред ней весь мир
Души своей, где всё слезами смыто,
И кровью предков страждущих омыто.
6069
И кровью предков страждущих омыто.
И всё тут потом и слезами смыто.
И оживал он, чувствуя восторг.
Да и с судьбой он вёл нелёгкий торг
За рыцарство времён, да и народов,
Среди земель, морей и небосводов.
Исколесив весь свет без колеса,
Объехал он и долы, и леса.
Нет, не за ради денег в кошельке
Был прочен меч в его стальной руке.
И не за ради девичьего плача
Он ликовал, всё ж в тайне сердцем плача.
А той он ради, что светла в челе
В необозримой бесконечной мгле.
7070
В необозримой бесконечной мгле
Той ради он, на светлом чьём челе
Ни тени страха и полёт улыбки.
И стан её и трепетный, и гибкий.
Да и плечом она когда поводит,
То средь небес луною ясной ходит.
И вожделенья радостного для
Проходит время, счастье им суля.
И для любви божественного духа,
И для мечты естественного слуха
Все в ней дела, поступки и надежды
Прекрасны, как и стан её и вежды.
Вот пятый день как смотрит в небосводы
Луна средь общей прелести природы.
7071
Луна средь общей прелести природы
Уж пятый день как смотрит в небосводы.
И там он встретил юную звезду
У всех иных созвездий на виду.
А конь его лихой, навострив уши,
Стал до того податлив и послушен,
Что и понёсся к дальним облакам
По бездорожья вздыбленным векам.
И вот летит он в бездны Мирозданья,
Где всяких сфер причудливых созданья.
И стайки звёзд об этом говорят.
И три Луны одна в одной горят.
И светят. И у каждой образ милый.
И всё гармонии исполнено и силы.
7072
И всё гармонии исполнено и силы.
Будь он усидчивее, он бы ввёл в чернилы
Всю эту мира боль и красоту.
Но конь берёт созвездий высоту.
И мчится вдаль. Комет, как комаров.
Укрыться б только под созвездий кров.
Но ждать нельзя, зовёт его дорога.
В душе его томленье и тревога,
И намеренье час преодолеть.
И только вот в пути б не заболеть,
Как в прошлый раз, когда он, лёжа в койке,
После одной очередной попойки,
Вот так же был готов идти в поход.
И тут и вспомнил он прошедший год.
7073
И тут и вспомнил он прошедший год,
Когда уж был готов идти в поход.
И грезил он красавицей во сне.
И вот теперь он вышел по весне.
Случаен ли его желаний бред,
Что может дать не только телу вред?
И всё ли тут так явно и остро?
И он берёт у пояса ведро,
И черпает им влагу бытия,
И утоляет жажду пития.
И конь уже немедля воду пьёт,
Да и копытом звонко в тучу бьёт.
Ах, жаль, что он не помнит цвет чернил!
И память он о них не сохранил.
7074
И память он о них не сохранил.
И даже он не помнит цвет чернил.
И толстый свиток свежий пергамента
Берёт с собой он в суть эксперимента.
И свет он видит светло-голубой.
Другой с сиренью. Да бери любой!
Простор язвится, ввинчиваясь в ухо
Коню шлеёй судьбы ночного слуха.
Стал конь резвее, стал ещё резвей.
И закружился ночи суховей.
«О чём задумка?»  -  Так подумал конник.
И видит он высокий подоконник.
И ничего тогда уж он не помнил.
Да и людей он тоже не запомнил.
7075
Да и людей он тоже не запомнил.
Ах, подоконник! Тут он всё припомнил.
И видит он, что только смелый конник
Способен въехать в этот надбалконник.
И стал он думать, как ему прожить,
Дабы упрёк судьбы не заслужить.
А звона нет. Наверно, ждут приказа,
Прекрасной Дамы строгого указа.
Приветить гостя колокольным звоном
В его величье и в лице евоном.
Затем удар, второй, и вот уж третий.
И изменилось всё на этом свете.
А те, кто были в мире до того,
О них уж он не помнил ничего.
7076
О них уж он не помнил ничего.
О тех, кто были раньше, до того.
О детях, о семье и ветеранах.
О том, как он встречал их утром рано,
Людей бегущих вдоль реки туда,
Куда не ходят даже поезда.
Бежал и он. И падал он в траву.
Потом крутил он в небе булаву.
Тренировался. Быть готовым к делу
Хотел. И придавал упругость телу.
Чтоб в форме быть, уж если грянет час.
И час пришёл. И вот он тут сейчас
Свершает то, о чём уже не помнит.
И если он ещё хоть что-то вспомнит.
7077
И если он ещё хоть что-то вспомнит.
Ах, он тогда застрял в каменоломне.
И встретил он подругу у ручья,
Да и спросил её: «А ты-то чья?»
Берёт её он трепетно за плечи.
И не нужны ему уж больше речи.
Но плечи были так её свежи,
Что перед ним возникли миражи.
И повторил он: «Ничего не помню.
Ах, хорошо! Когда-нибудь припомню.
Теперь мне тут вот выпал час иной,
Познать судьбу с красавицей женой.
Ещё мне жалко,  -  думал он,  -  кого?
Так это друга, друга моего».
7078
«Так это друга, друга моего».
Так думал он. Он потерял его
В бою когда-то. Кажется, в бою.
Друг за него там жизнь отдал свою.
Рубить врага направо и налево
Им приказала Ночи Королева.
Отец её молчал, наследный принц.
Что повторял обычно: «дринц» и «дринц».
И дринц, и дринц он всюду повторял,
И дочку этим больно укорял
За то, что не любила эту бойню.
Потом ему она подарит двойню.
А тот, кто их за это не любил,
Жестоко по лицу ладонью бил.
7079
Жестоко по лицу ладонью бил
Тот, кто за это их и не невзлюбил.
Тогда он шёл по берегу крутому,
И заглянул в просторный дом к Крутому.
Поднялся ветер, и звенел он в ухе.
Зуб заболел какой-то старой мухе.
Зуб был отменным, рос он по часам,
И шевелился, двигаясь к усам.
Да и взрастал тех высей параллельно.
И наш чудак расстроился смертельно.
И приступ он сердечный получил.
И застеклить он окна поручил
Слуге, сказав: «Иди, иди, дебил».
И в грудь себя он тут упорно бил.
7080
И в грудь себя он тут упорно бил.
Потом ещё он стражника убил.
И вот тогда, когда тот лучник падал,
Такому же случиться было надо,
Какая-то из дам сказала: «Ах!»
А он был в летних репсовых штанах.
И, навалив со страху, поскользнулся.
И только раз печально улыбнулся.
И покатился на пол через стол.
Потом, сползая медленно на пол,
Скрипел медалью, скрежетал зубами,
И натирал паркетный пол губами.
И умер, прошептав: «Так кем я был?»
И в грудь себя он тут нещадно бил.
7081
И в грудь себя он тут нещадно бил.
И повторил два раза: «Ах, дебил!»
И только в этот миг он всё припомнил.
Как будто он ещё о чём-то помнил.
Да, умирают сложно короли!
Ты лучше где-то сбоку поюли,
Да и слезай с коня, идя в смотрины,
Свой взгляд вонзая в острый клюв куриный,
Туда, где даже не поднять ноги
От боли в сердце. Ум побереги.
Хоть это, может, где-то не к лицу
Скитальцу, правдолюбцу, мудрецу.
Но всё равно. И вся твоя в том дума.
Так он сказал. Но так ли он подумал?
7082
Так он сказал. Но так ли он подумал?
Ну что ж. На том его иссякла дума,
Что отличается от вещих снов
Почти реальной плотностью основ.
Пескарь какой-то или рыба-рак
Уж вдалеке плывут во мглу сквозь мрак.
И там, конечно, путь томился млечный.
Не наш. Но тоже в чём-то бесконечный.
Где даже сталью ковану коню
Сломал ребро я, помнится, на дню.
Да и лицо ему я там расквасил.
Ах, как его я в этот раз дубасил!
И оттого его тогда я бил,
Что он, конечно, в чём-то и дебил.
7083
Что он, конечно, в чём-то и дебил,
За это я его нещадно бил.
Ну что, придурок с предмогильной дрожью?
Нет, чтоб пройти сторонкой спелой рожью,
Так лезет прямо в лужу колеи.
И мочит там достоинства свои.
Шипы булав, обломки стрел и камни,
Не понимая, что и я вот сам ни…
Ни в зуб ногой с такою тракт-буссолью.
И знаний нет. И не справляюсь с болью.
На Зюйд, на Вест себя я поверну,
Да и скажу коню негромко: «Ну?!»
И что я помню? И о чём я думал?
Того не вспомню. Я о том не думал.
7084
Того не вспомню. Я о том не думал.
Так что я помню? И о чём я думал?
Уж погодить приветного звонка,
И не входить мне в этот мир пока
В юзолей наших радостей резона
Не посажу я фикус у вазона,
Чтоб и вскочить уже потом на конь.
Да и откуда эта благовонь
Заполыхала ярко на окне?
Тут рай и ад вдруг распахнулись мне.
Ну что ж, решусь, хоть фикус и убрали.
Такие вот там были пасторали.
А принцип зрел на землю с высоты.
Ах, я пойду в ближайшие кусты!
7085
Ах, я пойду в ближайшие кусты!
А принцип зрел с небесной высоты.
По-нашему простой наследный принц,
Но потерявший междометье дринц.
И всё такой же умный и седой,
И с непомерно длинной бородой.
Как папа Карла, только вот блондин.
И никогда не ездил он один.
Всегда с охраной. И повсюду принцы.
Других Галактик страждущие дринцы.
И смотрят все по кругу, глядь-поглядь,
Не идет ли навстречу чья-то Ядь.
А Ядь она ведь в то же время Теча,
И наш потомок, да и наш предтеча.
7086
И наш потомок, да и наш предтеча.
Вот Ядь такая, я сказал бы, Теча.
И если встанет перед нею дринц,
То и проснётся благородный принц.
И принципы начнут шуметь в юзоли,
Тем обнажая ногти и мозоли,
Заглядывая вглубь под занавесь,
Где и лежит божественная Весь.
Проверить надо, не забрался б кто
Туда, в её обширное пальто.
И не нарушил там бы репарат.
А по-иному фотоаппарат.
Не думский, нет. Любитель суеты.
Тот аппарат хранитель красоты.
7087
Тот аппарат хранитель красоты.
Не думский, нет. Он выше суеты.
Порой не зная замыслов юзолей
И не щадя ни пяток, ни мозолей,
На языке, который я люблю,
Он мне сказал: «Безмозглое люлю».
За власть над миром в сфере вечных сфер
Любил чесать он свой огромный фер.
И только глазом он едва моргнёт,
Как и рукой к ноге его прижмёт.
И, почесав, уходит, чтоб узнать,
Не мчится ли сюда вторая Надь.
Не подставляет ли она под тучи плечи
В весёлый этот тихий летний вечер.
7088
В весёый этот тихий летний вечер
Не мчится ль Надь, не подставляет ль плечи?
Герой проснулся и спугнул юзолей.
И тех из них, чьи пятки без мозолей.
И понесло тут друга моего
На этих сфер живое естество.
И он из вниз опущенного пальца
Достал два очень согнутых щупальца.
Ощупал справа, повернул налево.
А там сидела Ночи Королева.
Тех мест она хозяйкою была,
Всей этой швали дочка барахла.
И пригласила утром на плетень
Того, кто был любитель бегать в тень.
7089
Того, кто был любитель бегать в тень,
Она и пригласила на плетень.
Три бочки пива. Несколько курей.
И две избушки с крышей без дверей.
Без окон тоже. Нету в них окон.
И там, вдали, увидел я балкон
Вечерних дум малороссийской ночи.
А женщина все выплакали очи
Налитые такою глубиной,
Что грусть явилась влагой неземной.
И если руки нас ещё касались,
То уж на них тут принципы бросались.
И нам казалось, что и Юг, и Сочи
Одно и тоже. И прохлада ночи.
7090
Одно и тоже. И прохлада ночи.
Такие там, как апельсины, очи.
Но я стою. Я перспективный бык.
Или уж я и к этому привык?
И тут вот я, ей не сказав и здрасьте,
Переживаю этакие страсти,
Что и не знаю, что мне ждать потом?
И поедим ли супа мы с котом?
И захотелось нам стелить постельку,
Подвинув к стенке пьяного Емельку.
Он всё равно глубоко, бедный, спит.
Не подхватить бы, я подумал, спид
Но и когда? Под вечер или в день?
И нависала надомною ночи тень.
7091
И нависала надомною ночи тень.
И я смотрел задумчиво в плетень.
От аромата нежного стыда
Влекут нас чувства прямо в никуда.
Забраться б к вам в большие ваши груди.
А вы мне: «Буде,  -  говорите,  -  буде!»
Но глазки-то иное говорят.
Да и, как прежде, радостью горят.
Дыханье слышит, сердце нежно дышит.
Плетень трещит. А вы мне: «Тише, тише!»
Так говорите шёпотом. И вас
Я тут и бац!.. Капуста кислый квас.
Но мой расчёт был много больше точен
Поры, где был порыв сосредоточен.
7092
Поры, где был порыв сосредоточен,
Уж мой расчёт был много больше точен.
А вот тепла овала ваших ног
Я ни сдержать, ни вынести не мог.
Окрашен мир в сиреневый туман.
И душу мне не радует обман.
А вы в волненье юбку подняли,
И всю себя тут мне и отдали.
И превзошло нормальностью кипенья
Всё то, что в нас не требует терпенья.
Трещало что-то. Ветер, вьюга, стоны.
И умолкали в ужасе чарльстоны.
Бледнели взгляды. Каждый был открытым.
И был доступным он, и был не скрытым.
7093
И был доступным он, и был не скрытым.
А воздух был прозрачным и открытым.
Всё завершилось около плетня.
И ты влюбилась в эту ночь в меня.
Дни были тёплыми, сырыми были ночи.
И ты, смущаясь, опустила очи.
И говорила: «Лапайте руками!
Мы с вами тут одни, за буряками».
Потом бежала в погреб взять еды,
Да и помыть при помощи воды
Заветные для женщины места.
И возвращалась свежестью чиста.
И брал тебя я тут желаньем взвитым.
И говорил: «Хочу быть знаменитым!»
7094
И говорил: «Хочу быть знаменитым!»
Всё ж оставаясь быть мечтою взвитым.
Большой постилкой, вытканной из льна,
Покрылись мы. И выпили вина.
И ты две кружки сразу влила в рот.
И пёс залаял около ворот.
И упивался до утра вином
Там с нами тот, кто вился за окном.
Лицо твоё всё время хорошело.
И ничего меж нами не замшело.
И это вот не выдумка, а факт.
И уж тогда и вспыхнул первый акт.
И обнимались мы совсем открыто.
И говорил я: «Выплеснись в корыто!»
7095
И говорил я: «Выплеснись в корыто!»
А где-то пели громко: «Рио Рита».
Я был открытым мирным небесам
И ожидал в отместку неги сам,
Чтоб быть моложе и тебе угодней,
Так мне казалось, надо быть свободней.
Тебе удобно было так и так.
И заскрипел, как злобный пёс, верстак.
И через сзади, и когда иначе,
Потом уж я, как мог, вот так и начал.
Смотрела ты, сойду ли я с дороги.
И высоко ли поднимаю ноги.
Ну, а уж я ему ещё кричу,
Как пролетавшему невдалеке лучу.
7096
Как пролетавшему невдалеке лучу,
Я в несказанной радости кричу:
«А-ааа! А-ааа! Ё-ёёёё-о!.. Ёё-ёё!.. Ё-ё».
И здесь всё тело страстное твоё,
В моё впиваясь замкнутое тело,
Себя отдать так страстно захотело,
Что содрогался, ощутив тебя,
Небесный свод, вечерний мрак губя.
Мягчело время, становясь не броским.
И уж совсем-совсем воззреньем плоским
Всё замирало и ложилось спать.
И мы спешили чувству уступать.
И пылким вздохом, страстным и семитым
Я закричал: «Хочу быть знаменитым!»
7097
Я закричал: «Хочу быть знаменитым!»
Но и хочу быть лаврами увитым.
И мы летим. И снова неги ждём.
И под весенним мы с тобой дождём.
Вот огурец блестит в лучах на грядке.
А я лечу, с тобой играя в прятки,
Под грудь упрятав обе две руки,
Губами нежа влажные соски,
Упругость тела чувствуя под ними,
Произнося любимое мне имя.
«О, королева!» И смотрю налево.
И там вся суть без вымысла и блева.
И боль души. И я уже молчу.
И погибать я вроде не хочу.
7098
И погибать я вроде не хочу.
Тебя целую. И притом молчу.
Рукой веду я ниже, ниже, ниже.
И смех я твой уже буквально вижу.
Поднялся он. Опять желанье хочет
Достичь того, что мне судьба пророчит.
И тут рукой с изяществом богини
Берёшь сама ты пальцами нагими.
Другой руки. И гладишь так небрежно!..
И пригубила… Нежно, нежно, нежно.
Смочив вначале сладкою слюной,
Терзаясь мукой страсти неземной.
Во мне желанье. И предмет мученья
Я не хочу терять без ощущенья.
7099
Я не хочу терять без ощущенья
Предмет любви, надежды и смущенья.
И счастье в нас. И влажность тёплых губ.
И боль, и страх, и даже ноет зуб
В буквальном смысле слова. Я молю
Тебя безумно: «Я тебя люблю!»
И лёгкость вздохов оглашает мир.
И жар души. И нежности кумир!
И оживают юности мгновенья
Необъяснимой страстью вдохновенья.
Ещё мгновенье, и в касанье рук
Необъяснимый трепет сладких мук.
Но я терплю. Ах, я его вотру
Безрезультатно в времени игру.
7100
Безрезультатно в времени игру
Я и вотру его. Пускай умру,
Продляя миг, как можно осторожно,
Что объяснить научно невозможно.
Едва его лишь в бездне колыша,
Уж застонали сердце и душа.
И в сонме этом нет предела неге.
И мы лежим на неостывшем снеге.
И плоть твою лелея и внемля,
Я жду тебя, тебе любовь суля.
Мы души греем где-то изнутри.
А с милым другом десять, пять и три.
И в миг себя и ночи ощущенья
Преодолеть хочу я без смущенья.
7101
Преодолеть хочу я без смущенья,
И до конца постигнуть, ощущенья.
Я нежный взор твой вижу у костра,
Да и лежу с тобою до утра.
И в океане мчащаяся буря,
Мой сон летящий в небе балагуря,
Уж рыбакам, что машут и кричат,
Вручает. Вручит. Или нет, вручат.
Не протестуют вечному движению
Различных сфер стремления к сближению.
Соображаю: «Мир себя родит.
И каждый в нём свою заботу бдит».
А ты мне шепчешь: «Дай хоть по утру».
И все препятствия. Иначе я умру.
7102
И все препятствия. Иначе я умру,
Преодолев стремления игру,
Осуществив заветную мечту,
Да и зайдя за вечности черту.
Ты снова гладишь обе мне головки
И говоришь: «Какой же вы неловкий!
Вы расплескали в средней полосе
Гормоны в изумительной красе
Моей улыбки бережно носимой,
Что несравнима с мыслью огласимой».
Мораль тут в чём? А в том, что он кумир.
Не будь его, и прекратился б мир.
«В твоих сожгусь я, милый друг, красотах.
И растворюсь в неведомых высотах».
7103
«И растворюсь в неведомых высотах
С тобой, мой друг, в твоих сгорев красотах».
И стоек я. И я живу лучась.
К тому ж ещё и нежностью сочась.
А он хозяин. Рада будь ему.
Он и в огне не тонет, и в дыму
Дышать умеет. При таких речах
Он спину держит в шее и в плечах.
И не склонил он буйной головы
Перед конечной грубостью молвы.
И дышит он мне в руки, и в плеча
Дыханием небесного луча.
И оттого непросто, друг мой, мне
В глубинах бездн томиться в тишине.
7104
В глубинах бездн томиться в тишине
Вот оттого непросто, друг мой, мне.
Да и сгореть нам тоже нелегко.
И мне бы пить почаще молоко.
И весь уж я от нежности дрожу.
И слов других я тут не нахожу,
Чтоб отвлекать себя, да и тебя.
И верю я, надеясь и любя,
Что ты, мой друг, поможешь в этом мне.
И будет польза нам с тобой вдвойне.
И сделай так, чтоб дольше он стоял,
Как будто я из глин его ваял.
А ты меня в горячих каплях пота,
Как никогда. И так же, как охота.
7105
Как никогда. И так же, как охота.
Вот так и ты в искринках мелких пота.
Оригинально. Копии не в счёт.
Смотри!.. Опять меня к тебе влечёт.
Но ты крепись. Имей такую склонность.
И этой муки жар и благосклонность
С терпением в усладе и в труде,
В желанье и в надежде, и в беде.
Ты подскажи читателю, пусть знает,
И пусть меня порою вспоминает.
И рукопись редактору отдай,
И душу всю бумаге передай.
И не мешай им где-то в стороне
Хоть что-нибудь подумать обо мне.
7106
Хоть что-нибудь подумать обо мне
Ты не мешай. И где-то в стороне
Ты насладись своим письмом и чтеньем,
Как постулатом с явным предпочтеньем
К высокородным образам речей
В живых огнях светящихся лучей.
А я молчу. Да, я горжусь тобой.
И мы сроднимся общею судьбой.
Ах, мы поможем в радости себе
Приобрести достоинство в судьбе
И чистоту доподлинного нрава.
На это мы с тобой имеем право.
Да и прожить и в вере, и в любви
Уж как хотелось мне огнём в крови.
7107
Уж как хотелось мне огнём в крови,
Вот так прожить, и в вере, и в любви.
С рутиной, и особенно с собой,
Я призывал себя идти на бой.
Я обретал мечту. Я звал гармонию.
И посетил я даже филармонию,
Где бездуховных и бездушных дел
До горизонта уровень зардел.
Давай-ка лучше сексом заниматься,
А в разговорах будем униматься.
Я расскажу тебе «Шехерезаду»
И всю, как есть, от переду до заду.
И будь верна ты дружбе и себе,
Пока судьба доверчива к тебе.
7108
Пока судьба доверчива к тебе,
Ты будь верна и дружбе, и себе.
Не верь тому, кто скажет: «Счастья нету».
Иди искать его по белу свету.
Зайди в приют и в бездну бардака.
Да и поверь: «Есть времени река!»
А кто отыщет мирный уголок,
Тот и зажжёт весёлый уголёк.
Живи правдиво. Верь в мечту, как в диво.
А если сможешь, действуй справедливо
Под видом вам открывшейся любви.
И за собою прочих позови.
И не погибнешь ты тогда в борьбе.
Ну, а судьба доверчива к тебе.
7109
Ну, а судьба доверчива к тебе.
А ты иди. И верь своей судьбе.
И обнаженья сердца чистым членом
Ты проведи по вздрогнувшим коленам.
И извлеки язвительный огонь.
И пусть прольётся радость на ладонь
Молвой свободы. И в твоих глазах
Пусть счастье затуманится в слезах.
И возгордись и сердцем, и умом.
И против лжи будь в действии прямом.
Поспи, поешь и, отдохнув, попей.
Да и оставь свой старый портупей.
И запылает гордость в кровотоке,
Да и ещё в безудержном потоке.
7110
Да и ещё в безудержном потоке
Своих путей найди себе струю.
И радость пусть резвится в кровотоке.
И обрети ты линию свою.
И ссыпь зерно больной души исканий.
И отшлифуй в просторе перл желаний.
И выдай первый пробный экземпляр
О том, что ты пиический боляр.
Болярин слова. Титул получи.
И уверенья там возьми ключи
О том, что тот, кто тут тебе помог,
Развеял грусти розовый дымок.
А благодарность, как цена судьбе,
Растворена в самой она себе.
7111
Растворена в самой она себе,
Та благодарность, что верна судьбе.
И если тут тебя благодарят,
То это, значит, завистью горят.
Людей сумевших вытерпеть её,
Едва заметно скудное жильё.
Всё тем же людям, что её видали,
Предоставлялись этих близей дали.
И это лишь кусочек отступления
От красоты поступка искупления.
Чтоб в мыслях вашу зависть одолеть
Не надо вечно хныкать и болеть.
И ты зови в сердцах зарю востока.
Да и узнай всю радость кровотока.
7112
Да и узнай всю радость кровотока.
А конник поднимается с Востока.
И там огромный светлый солнца лик.
И горных круч вдали белеет блик.
На нём обычный мелкий медный таз.
Под ним лошадка, Машка вырви глаз.
И всадник там вещает в ночи мгле
Тому, кто едет гордо на осле:
«Так вот что, Санчо. Слышишь, двое нас».
А Санчо отвечает: «Это таз.
Уж шлем ли это? Слезет с головы,
Не избежать нам сраму и молвы».
И дальше едут. «Мать твою ети».
Так думал луч. Ну, а теперь лети.
7113
Так думал луч. «Ну, а теперь лети.
Лети за мной. Не отставай в пути.
Мы обретём такой предел молвы,
Что не сносить нам с вами головы.
Тебе я дам оценку по годам.
И где-то встречу я свою мадам.
Одну тебе, что будет пополней,
Да и любезней, старше и скромней.
А мне вторую, пусть покруче нравом,
И со своим, ей роком данным правом
Мужчин пленять. И будем мы гостить.
Да и не будем более постить.
Так что лети, мой друг, трудясь до пота,
Туда, куда лететь тебе охота.
7114
Туда, куда лететь тебе охота,
Мой друг, лети, и там стучи в ворота.
Уж если ты пришёл из мглы веков,
Не бойся ни обид, ни синяков.
Всю нежность мира и мученья рая
Ты принимай, ничто не презирая.
И божество всетрепета пред ней
Ты отмечай среди обычных дней.
Учись любви, пока я жив, урокам.
Не отдавайся времени порокам.
Всё одолев и, ставши как кремень,
Ты укрепи и сбрую, и ремень.
Не будь разиней. И скажи: «Прости».
Тому, кто первым встретится в пути.
7115
Тому, кто первым встретится в пути,
Ты непременно не позволь уйти.
Не говори, что ты и не заметил
Как он тебе улыбкою ответил.
А кто второй, уж он твердит о том,
Что ты вернёшься в свой родимый дом.
Его ты тут же и сажай на мель.
И не тяни ты эту канитель.
И пусть резвятся волны возле ног.
А ты поверь, что ты не одинок.
Учись, мой друг, иной принять совет
От тех, кого уж и на свете нет.
Ну, а в пути мне и поесть охота.
И хорошо, что встретилась пехота.
7116
И хорошо, что встретилась пехота.
«Свернём-ка мы. Встречать их не охота.
Уж копья их обманчиво блестят.
И не убить ли нас они хотят?»
«Убить меня, скитальца и поэта?
Нет, я любому дам пинка за это.
Я встречу их уколом и щелчком.
Вот только щит упрочу ремешком.
Держать непросто. Видишь, уроню.
Ну, я пошёл!»  -  «Я вас не догоню!
Хозяин, будьте с ними помилее».
«Не трусь-ка, Санчо! Будем посмелее.
Всю лживость выбрось! Жизнь идёт в поход».
Проходит ночь. Вздымается восход.
7117
Проходит ночь. Вздымается восход.
«Всю лживость выбрось. Жизнь идёт в поход».
И полетел наш страждущий герой.
Ну, а за ним и друг его. Второй
Скиталец тучный. Волею судеб
Вино несущий и насущный хлеб,
Что и вскормил героя под щитом
Во время то и в веке тоже том.
И ночь двоим уже отмстить грозит
За то, что меч их недруга разит.
Достойный знаний мудрости веков
Не знает он в желании оков.
Весь путь пред ним. И всяк в пути мечтает.
Заря идёт. Мрак ночи отлетает.
7118
Заря идёт. Мрак ночи отлетает.
Герой упал. И шлем с него слетает.
На голове озябшей мокрый плешь
Размером в блюдце. Хоть садись и ешь.
На нём весь завтрак поданный ему
Из двух картошек спеченных в дыму.
В борьбе за честь и правду и себя
Идут два друга, свет зари любя.
Идут два друга прямо на рассвет.
Вопросов много, а ответов нет.
Обид не знают, правдою гордясь.
Других спасают. Любят не стыдясь.
И им навстречу новобранцев взвод.
Солдаты вышли. Движутся в поход.
7119
Солдаты вышли. Движутся в поход.
Идёт неспешно вражий пеший взвод.
«Держись, хозяин! Я гоню осла.
Нейдёт, проклятый! Доля наша зла.
Вы там полегче. Взвод навеселе».
В тряпичном скачет верный друг седле.
Пылит дорога. Конь хозяйский хром.
Поют солдаты. Душу греет ром.
«А мы на верном правильном пути.
Куда прикажут, нам туда идти.
Кого закажут, тех и убивать.
А если скажут, будем балевать».
Уж взвод вдали в рассветной дымке тает.
Один отстал, задумался, мечтает.
7120
Один отстал, задумался, мечтает.
А взвод уже в рассветной дымке тает.
И рыцарь мчится прямо на него.
И поражает кнехта в естество
Уж неприкрытой панцирем спины,
Пред ним не зная страха и вины.
Противник тут же падает на дол.
Лежит и ищет хоть какой бы кол.
Находит палку, ударяет ею,
И убегает с резвостью своею.
Не наказали б, что устав попрал.
Уж больно строгий в армии капрал.
Подъехал Санчо. Говорит: «Ах, ею!..»
И поглощён он думою своею.
7121
И поглощён он думою своею.
Взглянув на палку, говорит: «Вот ею
Был поражён хозяин мой в седле
Тем, кто лежал совсем навеселе.
Видать, была бы горькая разминка.
Но результат не в пользу поединка.
Уж и, поди, пехотный где-то взвод.
Но, слава Богу, обошлось». И вот
Кладёт тут Санчо рыцарю компресс,
Снимая тем с него турнирный стресс.
Хозяин рад. И Санчо подоспел
И от любви и нежности запел.
Слова такие: «Губ моих лилею
Я и люблю, и радостно лелею».
7122
«Я и люблю, и радостно лелею,  -
Слова такие,  -  губ моих лилею.
Цени её, душою пламенея.
Она твоя, твоя она лилея.
Других таких не ведает безбрежность.
Храни её как подлинную нежность.
Неси её под ветром и под солнцем.
Она сродни и грекам, и японцам.
Не знай ни в чём ты для неё отказа.
Она причина пылкого рассказа.
Зови её с собою, пламенея.
И пусть она хранит тебя, лилея».
А я стою и от надежды млею.
«Люби её, и загрусти над нею».
7123
«Люби её, и загрусти над нею».
Так пел чудак про некую лилею.
То Санчо пел. Он не лилею нежил,
А лилию. Уж он без них и не жил.
Он их увидит, как вернётся в дом.
И вот сейчас он думает о том.
Ещё о бабе. Санчо так казалось.
И эта песня с темою связалась.
В последнем взгляде тонкого луча
Они брели, чуть ноги волоча.
Луч угодил одним концом под тучу,
Ну, а другим он упирался в кручу.
И там, в горе, где облако-платок,
Шептал солдату мчащийся поток.
7124
Шептал солдату мчащийся поток
О том, что это облако платок.
И дрёмы сны, навеянные негой,
Грядут за ними. Дол скрипит телегой.
Солдат подумал, взгляд вонзив в звезду,
Про дом, невесту и ещё про мзду.
И прошептал: «Когда вернусь со службы,
Останется ль хоть след от нашей дружбы?
А может, всё изменится в миру,
И я приеду к смертному одру?
К земле своей, чтоб успокоить горе
На милом мне с рождения просторе.
Да и, склонившись ниц, я грудь согрею.
И встречусь я там с милою моею.
7125
И встречусь я там с милою моею.
Склонюсь я к ней, и грудь её согрею.
Или, её увидев неживою,
Вздохну, качнув седою головою?
И по щеке прожжённого вояки
Скользнёт слеза? Дела мои двояки.
Потоки грусти и веселье в том,
Что будет там со мною?.. Но потом.
Душа ль моя у той лежит берёзы?
Пролив рыданье, обнажу ль я слёзы,
Когда приду совсем больной с войны
Не с той, так с этой, с вражьей стороны?»
Уже кончался времени поток.
А впереди зашелестел восток.
7126
А впереди зашелестел восток.
Заря дымилась. В берег бил поток.
Шум голосов. Команда: «Поднялися.
Опорожнились. С лежбища снялися.
Собрали ранцы. Ну, пошли, засранцы.
В бою оно уж это вам не танцы».
Так говорил обычно им капрал,
Когда собрался, да и сам посрал.
Потом по списку весь отряд проверил.
И взглядом путь грядущего измерил.
«Попеременно! Раз два, раз два-три.
А кто готов, на прочих посмотри».
И впереди дух времени сюиты.
И у дороги юноша убитый.
7127
И у дороги юноша убитый.
Солдат из вражьих. Ну, а с ним мы квиты.
И он не ляжет с нею на бочок.
И не увидит пышность юных щёк
Своей соседки, молодой вдовы,
Что до войны звала его на вы.
Так уважала мужество в мужчине
И радость жить в своём обычном чине.
И в естестве. «Ах, ну ещё, ещё!»
Так говорила страстно, горячо.
И всё бродила в райских с ним садах,
Мечтая не состариться в годах.
Теперь уж он как раньше бы не смог.
Лежал без каски он, да и без ног.
7128
Лежал без каски он, да и без ног.
И возле двух скрестившихся дорог.
И удивлён был тем, как люди бутца,
Когда в восторге стонут и скребутся.
А в окнах зреют влаги вечеров.
И пахнет зимней негою коров.
 «Зачем меня,  -  подумал он,  -  озлили,
И вот кувшин со сливками разлили.
Не дело это, стоя у стола,
Изображать бодливого коза.
В хозяйстве всё своё имеет место.
Кузнец, кузнечик и его невеста.
Когда идёшь, тогда оно виднее.
В походе ноги прочего нужнее».
7131
«В походе ноги прочего нужнее».
Так думал труп, склонившийся над нею,
Над головой, что в лужу покатилась,
И огоньками взгляда засветилась
С испачканным ударом в зубы ртом,
Оставив мысль застывшую на том,
Что был удар осколком от ракеты.
И голова, лекарств порвав пакеты,
Подумала и про свою судьбу,
Себя тем обрекая на борьбу.
Отдав и жизнь, отдав, к тому ж, и силу,
И заслужив достойную могилу,
Она была рассудку не указ.
Что голова, когда звучит приказ!
7132
Что голова, когда звучит приказ!
Она была рассудку не указ.
Вставай, вставай! Опять вставай и падай.
Уж ты мертвец. Ты мразь, дерьмо и падаль.
Без рук, ступней и ног, и без колен
Ты счастлив тем, что не попался в плен.
И ты лежишь безмолвно, молчаливо,
Как сапогом раздавленная слива.
И помнишь ты тот бой и про того,
Кто впереди шёл взвода твоего,
Чтобы с тебя не сняли оболочку.
И уж война всему поставит точку.
Ах, голова! И думать я не смею.
А ноги побегут стремглав за нею.
7133
А ноги побегут стремглав за нею
Туда, где враг. И спорить я не смею
С её задачей. У неё масштаб
Невест и девок, вдов, сестёр и баб.
Ну, всё, пока! Пока они живые,
Пусть вспоминают раны ножевые.
Чужие раны. Те, что не в кино,
Что так сегодня распространено.
Нет, не сердитесь. Бросьте и мечтать.
Кто был убит, тому уже не встать.
Кто сам убил, лишён любви и неги,
Его уж нет. Он в вечном жизни беге.
Весной отыщем. Ну, так в добрый час.
Туда, где смерть подстерегает нас.
7134
Туда, где смерть подстерегает нас,
Ты уходил. И уж в который раз.
Тогда, когда ты молод и активен,
Ты волен чувством, да и перспективен.
Ещё ты и окопа не отрыл,
А думал, что судьбу перехитрил.
Ты окопайся, обозначь рубеж,
Возьми жену со взглядом цвета беж,
Или хотя бы с взглядом голубым,
Да всё равно, не в этом суть, с любым.
И проживи с ней весь свой длинный век.
Не варвар ты. Ты честный человек.
И всё сбылось. В твоей сбылось судьбе.
Но это не относится к тебе.
7135
Но это не относится к тебе.
Ведь ты погиб не просто, а в борьбе.
Да, ты примером будешь положительным
На срок, который назван продолжительным.
И всех боёв острее ощущение,
Когда оно преддверие прощения.
И чувств твоих рубеж оберегания,
И теплота живого содрогания,
И тишина в моменте окончания,
И тех же слов безмерное журчание.
И всё в тебе. И не расти трава.
Но и любовь по-прежнему жива.
Её горели радостные очи.
И так она и проводила ночи.
7136
И так она и проводила ночи.
Её горели радостные очи.
Заря, дойдя до Млечного пути,
Ручью сказала: «Уж меня прости».
«За что тебя простить?  -  Ручей спросил.  -
Ты посмотри, нас месяц искусил».
Путь перебил их: «Мы сосредоточим
Усилия, и этот вал подточим.
Да и ускорим медленность движенья,
Себя возвысив до самосожженья.
Уж влага тьмы постигла наши дни.
Ах, Господи! Помилуй! Сохрани!»
Ручей смотрел во глубь ночных небес.
«Я ничего. Я убегаю в лес».
7137
«Я ничего. Я убегаю в  лес,  -
Сказал Ручей и взвился до небес.  -
Дорога ближе из лесу к нему.
Да и луна там ярче по всему».
«Племянницею, внучкой или как?»  -
«Такой, как ты».  -  «А где Весы и Рак?»
Приблудшею бесхвостою овечкой
На том краю у рощи и за речкой,
Где и всходила между звёзд Луна,
Там появилась ранняя весна.
И говорили меж собою души.
Сестра морей и падчерица суши.
А он сказал: «Я весь сосредоточен.
Хотя хотел тебя тогда я очень».
7138
«Хотя хотел тебя тогда я очень,
Но если так, то я сосредоточен.
Я слушаю тебя. А ты журчи.
И весть ты мне последнюю вручи.
Я понесу её по всем парсекам.
Пусть знают там о встрече с человеком.
И слышу я в неведомой глуши.
Столь странное созвучие души
И некое непризнанное свойство
Преображенья в суть из беспокойство.
Так не позвать ли к ужину послов
Без посторонних вымышленных слов?»
Молчало время, устрашившись дат.
И умирал разорванный солдат.
7139
И умирал разорванный солдат,
В просторе ночи устрашившись дат.
Но не о том я здесь поговорю.
Послушай, я всё снова повторю.
Та дева, что встречал я за рекой,
Вдруг видит сон совсем и не такой.
Бежит, мол, парень и руками машет.
Зовёт её: «Наташа! Ах, Наташа!»
И так она пред парнем весела,
Награда и беда всего села.
Такой вот в ней затейливый огонь.
И обжигает он ему ладонь.
И вот уж тут, у самого у края,
Она упала как в тенета рая.
7140
Она упала как в тенета рая.
А вот теперь история вторая.
Уже о том пойдёт тут разговор,
Как забежал парнишка тот во двор.
А бабы любопытствуют: «Сойдётесь?..
И в сексе перед ночью заведётесь?»
И в смех. Рогочут. Хочут пошутить.
И деву эту думают польстить.
Она в слезах. И горько ей, и стыдно.
«Тебе-то сверху, знамо, лучше видно.
Уж ты, поди, к нам чаще заходи.
А всё, что будет, будет впереди».
«Что говоришь? Солдат был без наград?»
«А у меня ещё остался брат».
7141
«А у меня ещё остался брат».
«Да не о том я. Слушай без преград.
Забудь ты эти дальние парсеки.
Не изливайся в бренном человеке.
Тебе гуторю я о деве той,
Что с далеко идущей красотой.
Но не о той сиюминутной стычке
Я говорю. И уж не по привычке.
Как были ночи в час войны темны,
Хоть ты снимай сама с себя штаны».
Солдат спешит, приехав на побывку.
А мой рассказ сложился по обрывку.
А чувство пусть живёт, не убывая.
Ты сохрани его. В нём кровь живая.
7142
Ты сохрани его. В нём кровь живая.
Пусть чувство расцветает пребывая.
Вины не зная, здесь вина моя.
Их всех убили около ручья.
Там, за бугром. И пулям тем не спится.
Они сюда летят. Воды напиться.
Вот и лежат убитые рядком,
Сжимая в горле смерти горький ком
Земного рая. Ты послушай с края.
Где первая лежит, а где вторая.
А про девчушку каждый думать рад.
Мы никаких не встретили преград».
А он своё. В глазах угасший свет.
Ему с рождения всего семнадцать лет.
7143
Ему с рождения всего семнадцать лет.
«Ну что ж, пускай. Но он ведь не атлет».
А я тебе не о живом гуторю.
И если надо, я тут и повторю.
А та девчушка бегала затем,
Что в парне было много всяких тем.
И об науке, и об воспитании,
И о вседневном правильном питании.
А бабам что? Им тему подавай.
И уж они раскроют каравай.
Да и сидят всё там вот, на завалинке.
Сушить бельё пришли и править валенки.
Погиб солдат, совсем дитя в засаде.
Но он уже работал в зоосаде.
7144
Но он уже работал в зоосаде.
И вот тогда, подкравшись тайно сзади,
Одна из баб продолжила рассказ
О том, что парень вышел под указ.
И учит девку он вот этим крабам,
Да и ведёт повествованье бабам.
А сам-то, ишь, не нюня, не дурак.
Гляди, на небе Сириус. И Рак,
И Козерог, и Дева, да и Овен.
И понимает он, кому он ровен.
И валит сразу кверху головой.
Да и утюжит деву булавой.
И молвит он стенаниям в ответ:
«Милее у меня подруги нет».
7145
«Милее у меня подруги нет».
Так молвит он стенаниям в ответ.
А бабы тут же: «Ну, а он? А он?»
«А он всё крутит старый патефон.
И не мешает речи говорить.
И стал он тут всем зонтики дарить.
И продолжает. Бабы уж хохочут.
Ещё послушать об подобном хочут.
Смекнули бабы. Это всё враньё.
Но ловко уж выходит у неё!
И продолжают: «Ну, а те? А те?»
«А те. Что те? Те тоже в суете».
И не спешат ни спереди, ни сзади.
Пусть он живёт счастливой жизни ради.
7146
Пусть он живёт счастливой жизни ради.
Так думал труп. И умирал в ограде
Убитый на безжалостной войне.
И обратился он тогда ко мне.
«Ты знаешь, видел я во мгле далёкой,
У речки быстрой с девой черноокой
Какой-то парень выбежал в вокзал,
И путь он ей там к звёздам указал.
А бабы это всё переиначили,
И оттого и пересуды начали.
И девушка осталась та одна
Сидеть, скучая, около окна.
И говорит она ему: «Умею.
А для себя я и просить не смею.
7147
А для себя я и просить не смею.
А не любить тебя я не умею.
Да и пошла к соседям ночевать,
Чтоб сплетням тут простора не давать.
Соседи знали: всё уж это враки.
Но не сдержали меж собою драки.
Уж больно в них гордыня завелась.
И вот тогда война и началась.
Та, мировая, где погибли все,
И те, что жили в этой полосе,
И те, которым меньше повезло,
И оттого их и постигло зло.
А я вам тут и пожелать не смею
Наивной встречи. Встречи первой с нею.
7148
Наивной встречи. Встречи первой с нею
Я пожелать вам тут вот и не смею.
Но я хочу договорить рассказ,
Как бабы те попались на указ.
Посмешищами стали те бы бабы,
Каб парень тот, да с девкой тою кабы
Не были братом сводным и сестрой,
От жён отца их первой и второй,
Ивана, ветерана той войны,
И с той, и с этой тоже стороны.
И вот она приехала в побывку,
Чтоб сделать нашу русскую завивку.
А я об той и речи не имею.
Наивной встрече я мешать не смею.
7149
Наивной встрече я мешать не смею.
О той я речи даже не имею.
Она по-русски и ни бе, ни ме.
Вот тут такое вышло буреме.
А бабы уж, конечно, трали-вали,
Намёками проходу не давали.
Себе они канаву сами рыли,
Когда о ней так плохо говорили.
Как девка, мол, и в Вену уезжая,
Учиться языку их угрожая,
Им подарила полный сувенир,
По крышке каждой бабе на сортир
Из плексигласа. «Трудно одному,  -
Сказал солдат.  -  Но с кем? И почему?»
7150
Сказал солдат: «Но с кем? И почему?
И почему не с ней, а одному?»
Про деву эту и её отца
Дослушай ты тут сказку до конца.
Попал он в Вену просто рядовым.
Но и с наградным знаком боевым.
За Прагу. Проявил он там отвагу.
В окоп толкнули, сволочи, беднягу.
А он с испугу всех их перебил,
И всю их связь лопатой разрубил.
По проводам. Нарушилось сообщение,
И началось на фронте возмущение.
А через день он и столкнулся с нею.
О встрече этой спорить я не смею.
7151
О встрече этой спорить я не смею.
И он сумел устроить встречу с нею.
Да и, к тому ж, в нём орден на груди.
Поди, попробуй с ним не походи.
Ну и у чешки грудь с огромным бантом.
И кровь в ней тоже с жизненным талантом.
Там, у колонки, где все воду брали,
Для них в ту ночь играли пасторали.
Однако ночка тихою была.
И объяснял он ей свои дела.
«А звёзды в небе, как на фронте люди,
Сегодня есть, а завтра и не буде.
И потому я вас сейчас возьму,
Да и отдам в томление ему».
7152
«Да и отдам в томление ему.
И вас сейчас я сразу и возьму.
И назову я вас своею Пышкой».
И аппарат он тут достал со вспышкой.
И щёлкнул деву прямо под Луной.
А через год, той памятной весной,
Нет, не весной, а где-то в январе,
Она вдруг разродилась на заре.
Видать, была довольно жаркой вспышка.
И родилась тогда девчушка Пышка.
Она его со временем забыла.
Потом она другого полюбила.
Она была с большими башмаками,
Да и мила, и с крупными руками.
7153
Да и мила, и с крупными руками.
И торговала мелочью она.
За всё бралась, как за дорогу камень,
И дочь её была тем спасена.
Потом она попозже вышла замуж.
Рассказывать об этом тут не нам уж.
И вот разруха, голод и беда.
Но не сдалась она судьбе тогда.
Растила дочку. Летом по цветочку
Вплетая в фото, в каждую в нём точку.
И наплела одиннадцать годов
В осуществленье всех своих трудов.
Но вот ушла с годами их любовь.
И из ногтей её сочилась кровь.
7154
И из ногтей её сочилась кровь,
Когда она поверила в любовь,
Узнав, что тут назначены раскопки,
И отыскав портрет в одном окопке
Его, Ивана, тут же похована,
В разломе щели старого дивана.
О то по-чешски, или нет, по-польски.
Но не по-нашему. Язык их очень скользкий.
Слова у них так прямо аж свистят.
Как будто в вечность вылететь хотят.
Ну, значит, он тут как бы и убитый.
И всё, конец, и карты ваши биты.
Ан, всё не так. Работая руками,
Он до сих пор носил на сердце камень.
7155
Он до сих пор носил на сердце камень.
Ан, всё не так. Работал он руками.
Да, он без ног. Он бывший фармазонщик
И с неких пор обычный самогонщик.
Он мастер гулек, всяческих свистулек.
И вырезает всё из ржавых пулек
Войны ребяткам с этой стороны,
Где их глаза под трепетом Луны.
Тогда они в засадах воевали
И в тех Европах старых побывали
Промеж солдат. И кто и сколько раз
Касался тех… Под нежный парафраз.
И думал он: «Состарилась уж кровь.
И только в сердце прежняя любовь».
7156
«И только в сердце прежняя любовь».
Так он подумал, распаляя кровь.
А там, в груди, не то, что впереди,
А то, что где-то сзади. Позади.
И сразу Пышку видит он не сзади,
А как сидел он там ещё в засаде.
И целовал как он её подолгу.
И как спешил ей всё сказать про Волгу.
И как входил он в их столицу Прагу.
И как его там ранило, беднягу.
Но нет, не сильно, чуть задев за грудь.
И что он ей расскажет как-нибудь,
Какие ждут их в жизни крути-верти.
И он не думал там тогда о смерти.
7157
И он не думал там тогда о смерти.
И говорил: «Уж вы в меня поверьте!
Я не из тех, что раз-два-три и в дам.
Я отвезу вас к матушке, мадам.
Я покажу вам наш вишнёвый сад.
И ощущеньям вашим буду рад.
Вы мне позвольте, или уж увольте,
Но вы меня вином не алкогольте.
Ведь я и так исполнен к вам душой.
И с вами я с надеждою большой.
И весь ваш стан, и этот дивный вечер.
У вас совсем продрогнувшие плечи.
Дозвольте мне убрать их со стола.
Близка мне нежность ваша и мила».
7158
«Близка мне нежность ваша и мила».
И он её подвинул со стола.
И план тут действий он нарисовал,
Её целуя в трепетный овал
Лица и рук, и всей рабочей части,
Тем познавая и любовь, и счастье,
И глубину её иных деталей,
Взлетая выше всех доступных далей.
Они друг к другу телом прижимались.
И тут уж и на карточку снимались.
По восемь штук от каждой милой вспышки
Он отдавался несравненной Пышке.
И ей с Иваном было не до смеха.
Вот такова меж них была потеха.
7159
Вот такова меж них была потеха.
И ей с Иваном было не до смеха.
И говорил он: «Фокусом измерьте
Где и когда, и сколько вы отмерьте.
И щёлкайте себе четыре раза
На всякий случай будущих времён,
Чтоб не моргнул никто бровями глаза
Из милых вам встречавшихся имён.
Затем снимите плёнку осторожно.
И в темноте, как только это можно,
Уж при свеченье красном фонаря,
Узнайте всё: не щёлкали ли зря».
А до того, как и весна пришла,
Не понимал он женского тепла.
7160
Не понимал он женского тепла,
Пока весна на землю не пришла.
Но он не знал и подлинного чувства.
И вот теперь он баловень искусства.
Ну, а она могла податься в позе
И на полу, и со стаканом в розе,
И улыбаясь с приоткрытым ртом,
И снова в позе на столе потом,
Когда её раз пять он тут же щёлкнул.
И у двери от трепета умолкнул.
И мать её (ах, стук тут и не нужен)
Им подала горячий вкусный ужин.
Хоть он её об этом не просил.
И лишь однажды он провозгласил.
7161
И лишь однажды он  провозгласил:
«Маман, не тратьте столько с нами сил!
Могли бы сделать ужин поскромнее.
Мне без того и много дивно с нею».
Тут он имел в виду всё ту же Пышку,
Гася в себе взволнованную вспышку.
«А ужин мне тяжёл и под завяз.
Я вас прошу. Я умоляю вас.
Не расточайтесь. Дочь я полюбил
Ни за еду. И кадрами разбил.
Смотрите, здесь она уже лежит.
А тут вот встала. Тут она бежит.
Её я там галантно искусил.
Ах, я не знал, как много нужно сил!..»
7162
«Ах, я не знал, как много нужно сил!..»
И тут, подумав, он её спросил:
«А отпустили вы бы дочку с нами,
Как мы закончим с этими войнами,
С японской там, и вот с германской тут?»
И здесь она сказала: «Вери гут.
Берите. Что ж. И более. Пожалюста.
Я от неё измучилась». И, сжав уста,
Добавила: «Протифная тефчонка».
Потом она захохотала звонко.
И понял он: шутница мать, шутница.
Такая вот из Праги кружевница.
И был он с нею нежен, да и мил.
«Ах, я не знал, как много нужно сил!»
7163
«Ах, я не знал, как много нужно сил!»
И он был с нею нежен, да и мил.
Такая вот из Праги кружевница.
«Ты спишь уже?»  -  И ночь взглянула в лица.
«Не сплю я. Слышу. Но негромкий звук.
Как будто рот зажат в ладонях рук».
«Так я ж в ущелье. Стиснут резонанс.
Да и тебе до нас двенадцать транс».
«Пожалуй. Не учтя, конечно, тех,
Что в глубине не делятся на всех.
Вот и выходит: речи-то мои
Не попадают в чаянья твои.
Ты не сердись, уж если чем обидел».
И он сказал. «Ну, а ещё я видел».
7164
И он сказал. «Ну, а ещё я видел.
Нет, погоди. Меня он не обидел.
Ты дальше слушай. Всё я расскажу.
Концы с концами крепко я свяжу.
Война кончалась. Флаг в Рейхстаге вьётся.
Служить недолго парню остаётся.
Но вот ему расстаться надо с нею.
И он кричит: «Я бросить не посмею!»
И по начальству. Требует защиты.
«А глупых,  -  говорят,  -  уж не ищи ты.
И кто позволит. Ночь лишь переспал,
И в лапы к курве, как во щи, попал.
Ты б лучше нас, дружок-милок, спросил,
Как там снаряд ещё двоих скосил».
7165
Как там снаряд ещё двоих скосил,
Он тут и сам, конечно бы, спросил.
На фронте смерть не новость, а рутина.
Другое дело, если ты, скотина,
Убийца, труп и прочее шушло,
Вдруг чувствуешь, что побеждаешь зло.
Не оттого, что день сегодня ясный,
А потому, что мир такой прекрасный.
И каждый пень, и каждая ветла
От ожиданья радости светла.
Когда одна заря с другой случилась,
Такое, брат, тут с парнем получилось.
«Ну, это ясно.  -  Путь сказал.  -  Я видел.
Ну, а ещё,  -  сказал он,  -  что ты видел?»
7166
«Ну, а ещё,  - сказал он,  -  что ты видел?»
«Да ты погодь. Он их возненавидел
За то, что вот, фашистов побеждая,
Да и не зла в отместку ожидая,
Взамен судьбы идти он дальше хочет.
И он в Москву письмо начальству строчит.
Мол, так и так, сегодня я влюбился,
И я в любви взаимности добился.
И хочем мы быть вместе, то есть, разом.
И посылает, не моргнувши глазом,
Своё письмо хозяину, вождю.
И думает: «Маненько подождю».
А Путь сказал: «Меня он умилял,
Как был убит и тот, кто в них стрелял».
7167
«Как был убит и тот, кто в них стрелял,
Я уверяю, с нею он гулял».
Но вот он ждёт. Ответа нет и нет.
Тогда берёт он несколько монет.
Бросает вверх. Уж решка ли, орёл.
И на себя он наставляет ствол.
А пуля-дура, зацепив висок,
Скользит по шее и, пробив носок
На сапоге, уж застревает в пятке.
Такие вот тефтели тут, ребятки.
Все в караул! Их двое прибежали,
Да и солдата сразу задержали.
И говорят, гауптвахтой угрожая,
И на его потребы возражая.
7168
И на его потребы возражая,
И наставляя тут же пистолет,
Ему пророчат десять долгих лет,
Ничем иным уж и не угрожая.
И мир огромный, даже бесконечный,
Он проклинает, глядя в образ млечный.
И повели красавца в лазарет.
А там и реет сверху минарет.
Там разместились тумбочки и койки.
Но парень был, хоть раненый, но стойкий.
«Убьюсь,  -  кричит,  -  полезу в минарет.
Зачем мне ваш фальшивый лазарет.
Я полюбил. И оттого стрелялся».
Так парень там тогда испепелялся.
7169
Так парень там тогда испепелялся.
Кто, где, в кого, да и зачем стрелялся?
«Стрелял,  -  кричит он,  -  оттого я в тело,
Что и душа такого захотела.
И вы тут не поймёте ни шиша,
Как мне с тех пор болит моя душа.
Жена нужна мне и четыре дочки.
И ни к чему мне эти вот примочки.
И чай в сортире. Столько в этом мире
Есть красоты. И, в каждой стороне
Живя, они писали б письма мне.
И чтобы мыслям было много шире».
А в это время, смертью угрожая,
Любовь жила, себя воображая.
7170
Любовь жила, себя воображая.
Но нет, не смертью, жизнью угрожая,
Он стал кидаться с плачем на врачей,
В них видя злых бездушных палачей.
И поперхнулся. И совсем свихнулся.
Сошёл с ума, потом и улыбнулся.
И лёг спокойно в жёсткую кровать.
И обо всём он стал тут забывать.
Его на всякий случай привязали.
И медсестре дежурящей сказали,
Что если будет он башкою биться,
То тут неплохо б в парня и влюбиться.
И утром видит он, не скрывши вежд,
Что и душа его полна надежд.
7171
Что и душа его полна надежд,
Он видит утром, не скрывая вежд.
«С её фигурой, с этой чешской дурой,
Уж ты, милок, рискуешь личной шкурой.
Из-за кого? Она же всю войну
Кормила эту вшивую страну.
Она их фрицев наглых обувала.
А ты влезай ко мне под покрывало.
Их Батя всю Германию обул.
И из-за этой курвы караул?
Ну, был ты с нею. Ну, легко скребётся.
Так потерпи, глядишь, и обойдётся.
Ты парень жаркий. Знай, уж ты прекрасный.
А муки ожидания напрасны.
7172
А муки ожидания напрасны.
Уж это факт. А вот и факт негласный.
Достаточно тебе разок шумнуть,
И кегебистов можешь ты спугнуть.
И подведут статью тебе: расстрел.
И расстреляют. Много ль в этом дел.
А мать узнает, как шпионом ты
Продался в руки чешской красоты
Во мраке ночи, в голубые очи
Взглянув. Решай, не мешкай тут ты очень.
И выбирай: со мною и сейчас
Или под пулю, но в вечерний час».
И выбрал он одну из двух надежд.
И видим мы лохмотия одежд.
7173
И видит я лохмотия одежд.
Надежду выбрал он из двух надежд.
Надеждой звали эту медсестру.
И я тебе ничуть тут не совру.
Она и привела солдата в чувство.
Но, правда, применив своё искусство
Для истребленья той пражанки сраной,
Заврачевав его желанья раной.
И в приворот, каким приворожила,
Она с собою парня положила.
Ах, ах, ах, ах! Какие нынче страсти!
Взяла и всё. Как монпансье. И здрасьте.
Потуг она не ведала напрасных
Солдатских от горячей крови красных.
7174
Солдатских от горячей крови красных
Потуг она не ведала напрасных.
И так за сутки раза, видно, три,
Согласно картотеке медсестры.
И вот остыл он. И не стал стреляться.
И перестал к начальству опеляться.
А опеляций посланных вчерась
Разоблачила в нём на почте связь.
Мол, эта сука, чешская свинья,
Его и научила для вранья,
Что и лишила умысла солдата.
Ну, а любовь ни в чём не виновата.
А то в войне, и без войны, не внове,
Что многое глубокое в основе.
7175
Что многое глубокое в основе,
Такое вот в военный час не внове.
Конечно, там ведь всякое бывало.
На то она, война, и убивала.
И уж прошло всего лишь две недели,
И встал живой он из её постели.
Постель была хоть жёсткой, но оральной.
А их любовь была не аморальной.
Ведь и не он, к тому ж, и не она,
Не был влюблён, была не влюблена.
И это грустно. Но уже оно
В любовь вложило первое зерно.
А сколько ляжет в арсенал любови
И нервов, и седых волос, и крови!
7176
И нервов, и седых волос, и крови
Уж столько ляжет в арсенал любови,
Что если тут об этом их спросить,
То можно сразу службы год скосить.
И походить повдоль с конца в конец,
Вернувшись к жизни мирной, наконец.
и всё тут выгнать из печальных дум.
И уж ему взбрела мечта на ум.
Решил заняться новой он любовью,
А всё былое опрокинуть новью.
И можно будет жизни послужить,
И без обиды радостно прожить.
И понимать, что есть предел любви.
Но есть и нежность в жаждущей крови.
7177
Но есть и нежность в жаждущей крови.
А остальное преданность в любви.
И я продолжу тут о них рассказ,
В судьбу его взглянув в последний раз.
Он видит: медсестричка изменяет.
И только руку изредка меняет.
Он в ужасе: «А чем я не хорош?»
Ну, а она его сгашает дрожь.
И говорит: «То просто терапия.
Массаж такой. С времён святого Пия.
Я ведь рукой. А не наоборот.
В лечебных целях, а не просто в рот».
И Млечный путь воззрился горячо.
«Ну, а ещё что видел ты, ещё?»