Веноциания. Том 17

История одного человечества.





























































ВЕНОЦИАНИЯ.


      том семнадцатый


















2016 г.





Собрание сочинений
в 99 томах. Том 59-ый.


































10205
«Уж нам не знать такое не дано».
Так скажешь, и глядишь через окно.
Она тут ляжет, глазки закатит
И тихо спросит: «Ванечка хотит?
А я, как видишь, вовсе не больная.
Я как в картине юная Даная».
«Ну и не чё»,  -  ответишь. И, плечо
Ее потрогав, всунешь горячо
В подмышку руку. И к себе прижмёшь.
И тут уж ты свой норов не уймёшь.
А фитилёк у образа дымит.
Да и Даная нежностью томит.
Потом подходит самый время пик.
И грустно, и впираешься в тупик.
10206
И грустно, и впираешься в тупик,
Когда подходит этот самый пик.
«Ты, Ваня, чё?»  -  «Я, Маня, и не чё.
Мне спинку поскреби через плечо.
Ещё маненько. Там, где горячо.
И здесь ещё. И тут ещё, ещё».
И дремлешь снова. «Ванечка хотит?»
А нос её уже во сне свистит
От просыпанья храпа своего.
Рукой она уж трогает его.
«Ты, Ваня, спишь?» И пробуждает Ваню.
Озлишься. Скажешь: «Да пошла ты в баню!»
Поднялся. Мыслей нет. В душе тупик.
Вошёл в метро. А время было пик.
10207
Вошёл в метро. А время было пик.
В мозгу застой. Сказал бы я, тупик.
Вдруг вижу Раю. Прежнюю мою.
Часы сверяю. Руку подаю.
Выходим вместе. Входим в проходную.
В шестнадцать лет я знал её родную.
И проводил я тут глазами Раю.
Опаздываю. Время проверяю.
Конвейер ждёт. Но я успел. Сажусь.
Да и всю смену вдумчиво тружусь.
Минуты нет хотя бы, чтоб вздохнуть.
На перерыве хочется вздремнуть.
По радио призывы из горкома.
Не пикнешь. И душа мечтой влекома.
10208
Не пикнешь. И душа мечтой влекома.
А в окнах свет исходит из парткома.
Кого-то чистят или осуждают.
А, может, знамя цеху присуждают.
Или в парткоме премию дают.
Или под суд кого-то отдают.
Идёт работа. Я живу пока
Танцую твист и вальс, и гопака.
Женился дважды. Первая жена
Со мной ещё и не разведена.
Вернуться к ней могу я хоть сейчас.
Часы сверяю. Уж который час?
И снова голос. Видно, из парткома.
Иду туда, куда душа влекома.
10209
Иду туда, куда душа влекома.
Нет, это всё же голос из парткома.
Свободу слову? Ишь, что захотел.
Какой-то болт от шайбы отлетел.
Я болт поднял. Где нужно привинтил.
Да и мотор мгновенно запустил.
Гудят моторы. Слышу разговоры:
Придёт пора, все сядут в тюрьмы воры.
Свобода выйдет прямо на панель.
Средства исчезнут. Возвратится цель.
Цель оправдает и средства, и цены.
Хоть ты встречай с восторгом перемены.
Нет, это, видно, звук не из парткома.
Иду туда, куда душа влекома.
10210
Иду туда, куда душа влекома.
Ах, этот звук исходит из парткома.
Там призывают те на целину,
Кто уходил когда-то на войну.
С энтузиазмом, с пафосом и срочно.
Видать, что дело действенно и прочно.
Поедем, землю будем там пахать,
И, утомившись, будем отдыхать.
На полевом вечернем мирном стане.
Лишь солнце утром за холмами встанет,
А мы уже моторы завели,
Да и машины в поле повели.
И вот когда душа мечтой влекома,
Хотелось нам собраться у парткома.
10211
Хотелось нам собраться у парткома,
Когда душа мечтой была влекома.
Набравшись духу, смелости и сил,
Я, посмотрев в её глаза, спросил:
 «Да,  -  говорит,  -  тут рядом, это близко.
И там две луж. И у входа склизко.
И мне туда не худо бы сходить.
Так что могу и вас препроводить».
И провела. И вот пошли дела.
И с нею я от ночи до светла
Беседы вёл про мир и коммунизм.
Тогда ещё нас не сразил цинизм.
И, вижу, там они схлестнулись торгом.
Парторга вижу с девушкой комсоргом.
10212
Парторга вижу с девушкой комсоргом.
Они недолго занимались торгом.
И в близости немедленно сошлись,
И тут же целиною занялись.
Девица в те года считалась целкой.
А лужа там была совсем не мелкой.
Я в сапогах. Её я перенёс
На тот бордюр. Да и в партком занёс.
Мы с нею до рассвета обнимались,
И целый час любовью занимались.
Она была как пухлый пирожок.
А я при ней был миленький дружок.
Опять же там парторга с тем комсоргом
Увидел я. Они схлестнулись торгом.
10213
Увидел я. Они схлестнулись торгом.
Парторга рядом с девушкой комсоргом.
Потом мы меж собой переженились.
С годами с ней мы очень изменились.
Но до сих пор общественное благо
Для нас закон. А зелень нам бумага.
Мы ценим дружбу, верность и любовь.
И молодая в нас вскипает кровь.
На танцах мы по-старому танцуем.
И песни мы по-прежнему поём.
За долларами в скачке не гарцуем.
Опять же, с нею всюду мы вдвоём.
Мы не из тех, что в возрасте умелом
Торгуют телом. Мы повсюду с делом.
10214
Торгуют телом. Мы повсюду с делом.
И мы живём в том веке прежнем, смелом.
Ничем мы никогда не торговали.
Да и руками всё мы создавали.
И создавали смелую страну.
И даже мы летали на Луну.
Обратную снимали сторону.
Развал страны не входит нам в вину.
Её разворовали те же воры,
Что и ведут об этом разговоры,
Что, мол, она была на грани краха.
Лгут паразиты. Ложь для них рубаха.
И вот уже и, выйдя из отдела,
Она его плечом легко задела.
10215
Она его плечом Легко задела,
Та девушка, что вышла из отдела.
С косичками, весёлая такая,
Ни в чём уже его не попрекая.
И привела к себе туда в отдел.
И он её до трусиков раздел.
Понравилось. Смеётся. Обнимает.
И телогрейку тёплую снимает
С себя. «Ах, душно,  -  говорит,  -  тут жар».
А на лице томительный пожар.
Трусы спустила. Падает на пол.
И обнажился русский произвол.
И я об этом тут, увы, не вру.
И я ей дал не больно по бедру.
10216
И я ей дал не больно по бедру.
Она ж меня щекочет по ребру.
И снова говорит: «Я говору,
Что так щэкотно. И рукой беру.
И засоваю медленно туда».
«Тебе приятно?» Отвечает: «Да!»
И, осторожно двигаясь вперёд,
К ней прижимаюсь. И она берёт.
Молчит и дышит. К нам уже стучат.
На совещанье рвётся сто девчат.
«Там раздегайтесь. Позовем сейчас.
У нас пойдёт политзанятий час».
Мы ели с ней из кабачков икру.
Иду я дальше и о чём-то вру.
10217
Иду я дальше и о чём-то вру.
Из кабачков мы ели с ней икру.
«Возьми меня к себе писцом в отдел,
Где я тебя до трусиков раздел.
По документам я холостяком.
Не будет против даже и партком».
«Пообсуждаем,  -  говорит,  -  потом».
И выпирает в дверь меня с пальтом.
Мол, будем думать, только не сейчас.
Политзанятий наступает час.
Но уж с другим весёлым трактористом,
Что в пиджаке с двухбортовым расхристом.
Потом мы с ней плясали гопака.
И вот иду я около ЦеКа.
10218
И вот иду я около ЦеКа.
«А помнишь, как с тобой мы гопака
Плясали в клубе? Был там юбилей.
И говорю я: «Водочки налей
Полнее в кружку. Что же ты не весела?
Чего ты нос, прекрасная, повесила?»
«Не обижайся. В нас такая школа
Ещё с времён рожденья комсомола.
Нам нету сил, чтоб создавать семью.
Мы до сих пор с буржуями в бою.
И по утрам такая в нас привычка.
Ещё с войны. Пред каждым боем смычка.
Чтоб повезло. Ну, извини. Пока!»
И вверх моя вздымается рука.
10219
И вверх моя вздымается рука.
«Что ж,  -  говорю,  -  до вечера. Пока».
И я беру другую за бока.
И добавляю: «А давай пока
На посошок с тобой на брудершафт».
Да и несу её туда, на крафт.
Кладу на кипу розовых бумаг.
И, как какой-то заграничный маг,
С неё единым манием руки
Снимаю маузер, саблю, башмаки.
И будто я тут заклинатель змей.
И отдаюсь на час в аренду ей.
Она берёт. А я молчу, как сыч.
Стоит Ильич. Бросает в небо клич.
10220
Стоит Ильич. Бросает в небо клич.
А я пред ним стою, молчу как сыч.
Я вахту там несменную несу.
Она мне шепчет: «Первый раз сосу.
Разнообразить нету естества.
Вот только стань иначе. Голова
Уж затекла на шейных позвонках.
И даже кровь взволнованна в висках».
Я повернулся. Позу изменил.
И за желанье деву извинил.
Посовещались. Вытерли предмет.
Эпохе тех далёких лет привет!
А на портрете вдумчивый Ильич.
И я молчу пришибленный как бич.
10221
И я молчу пришибленный как бич.
А на портрете вдумчивый Ильич.
И будто он к нам тянется рукой.
И тоже хочет прелести такой.
Разнообразьем творческих путей
Придти к победе через акт страстей.
Во исполненье вечного труда
Туда сюда. Потом опять туда.
Два шага в зад, четыре впереди.
И я спешу. И стон в моей груди.
Не увлекайтесь Марксом через чур.
Цените сходство в разности культур.
Но я не понял. В небе молоко.
Иду я дальше. Думаю: «Легко».
10222
Иду я дальше. Думаю: «Легко
Тому, кто выпил утром молоко».
Но я обжёгся на сырой воде.
Слюна течёт из рта по бороде.
Я стёр слюну. Потом ещё одну
Я провожал весной на целину.
Была она в доцента влюблена.
Тогда пшеницы выросла стена.
И захлебнулись в принципе уста.
И эта та. Нет, то была не та.
Потом вернулся я из Тереоки.
Изящных чувств моих кончались сроки.
И стало мне тут просто и легко
Лишь верить в то, что видишь далеко.
10223
Лишь верить в то, что видишь далеко,
Мне стало тут и просто, и легко.
Я научился разности позиций.
Но я не против был и экспозиций.
Я отличу, как друга от приятеля,
Попутчика от недоброжелателя.
Искушены мы в битвах с урожаем.
«Рожаем?»  -  у одной спросил. «Рожаем».
«А от кого? Не от меня?»  -  «Не знаем.
И никогда уже и не узнаем».
Так запиши: «Родился от парткома».
Потом меня весной сразила кома.
И стало мне приятно и легко
Лишь верить в то, что видишь далеко.
10224
Лишь верить в то, что видишь далеко,
Мне и приятно стало, и легко.
По целине идёшь как по войне.
Живу в стране, где жить приятно мне.
За рубль и восемь мы вина попросим.
Слова привета в сторону отбросим.
И назовём мы сходу эту дуру
Мадонной, чтоб порадовать культуру
В её лице. А морда с рожей схожа.
На идеал она и не похожа.
«Чернила есть?»  -  «Есть в рубель пятьдесят».
«Пои сама ты ими поросят».
Молчит, гляжу. И в пониманье взгляда
Душа горит. Ей предлагаю яда.
10225
Душа горит. Ей предлагаю яда.
И в пониманье глухомани взгляда
Я повторяю: «В рубель восемь есть?»
Молчит. Потом кричит: «Чернил принесть?»
«Да»,  -  отвечаю. «Рубель за доставку,  -
Так говорит  -  И две Ивану в ставку».
«А где ж оне?»  -  спросил. «Недалеко.
Тут, за углом. Там цедят молоко».
«А что, у вас нет до чернилов дела?»
«Да. Нюрка в акт вписать недоглядела.
И в документе красные чернила
Случайно на вино переменила.
И завезли туда, где молоко,
Отвергнув всё, что ценится легко».
10226
«Отвергнув всё, что ценится легко.
«Не понимаю. В чём тут рококо».
«А понимать тебе здесь и не надо.
Нам с Нюркай рубль. И Верка будет рада.
По три двоим. Четвёртый подождёт.
Хорош и так. Уже едва идёт.
А вам и три довольно под завяз.
Иди туды и затаись под вяз.
К вам подойдёт Мария. Скажет: «Здрасьте.
Какие вас тревожат нынче страсти?»
Пароль такая. Деньги отдадите,
И сызнова сюда вот приходите.
И будет вам пять порций крови с ядом».
Но чувствую я человека рядом.
10227
Но чувствую я человека рядом.
Глядит на нас осоловелым взглядом.
На вид как будто вышел из СС.
А сам-то он из Об-э-Хэ-эСэС.
Здесь наблюдает, чтоб не нарушали
Закон продажи. Сам он ходит в шали.
Как в том кине. Глядели? Промокашка.
Ещё была шалава там, Наташка.
Одна повыше. Та, что с Горбуном.
Другая Фокса. С яблочным вином.
В полупальте и с муфтой на руке.
И с фиксой в роте в жёлтом огоньке.
Не верит Вовке курва Горбуна.
И вместе с ним смеётся у окна.
10228
И вместе с ним смеётся у окна
Та, что красивше, курва Горбуна.
Котёнка гладит левою рукой.
И перстень крутит кругленький такой.
Кота мурлыку медленно поглаживает.
А Промокашка у стола похаживает.
Ну и Шарапов. Тот на фортепьяне
Играет Листа, будто бы по пьяни.
«Ты Мурку,  -  просят,  -  мил-дружок, сыграй.
Ты нам мозги мурой не засирай».
Сыграл он Мурку. Поглядел на Шурку,
Что кошку гладит. А потом на урку.
А та, вторая, чейная жена,
И не пьяна, и Фоксу отдана.
10229
И не пьяна, и Фоксу отдана
Вторая та, ничейная жена.
Ну, Промокашка весело поёт,
Да и сберкнижку Вовке отдаёт.
А Вовка рад. И так, и в самом деле.
Мол, будет греть она его на теле,
Когда они пойдут, куда хотели,
Чтоб Фокса из ментовки выручать,
И пули от легавых получать,
Уж если он и мент на самом деле.
Поспать они тогда ещё хотели.
Но сна часы мгновенно пролетели.
А та, что с сумкой, и в берете белом,
Торгует телом. Я же между делом.
10230
Торгует телом. Я же между делом
Тот кинофильм четвёртый раз глядела.
И он о том, как их переловили,
Да и как крыс в подвале придавили.
Потом того забрали, Горбуна.
И Промокашку. Этого бздуна
Последним повязали на снегу.
Ах, заболталась! К Маньке побегу.
У ей в заначке есть по рубель две.
Оно не бьёт кувалдой в голове.
Не барабанит перепонкой в лоб.
Хоть ты ложись тут сразу с ними в гроб.
Не стой, Иван. Иди. Берись за дело».
Задел её. Она меня задела.
10231
Задел её. Она меня задела.
И я уж тут берусь с душой за дело.
Ношу я эту на машину тару,
И слышу разговоры про Ротару,
Что будто там, на съезде, под вазоном,
Её видали с Ёсиком Кобзоном.
И будто их дуэт не получился.
И оттого вот и конфуз случился.
Жена его пришла потом на вечер,
И крыть ему тут было больше нечем.
Мол, для распевки здеся собралися,
А там уж заодно и поскреблися.
Так вот случилось. Был такой обман.
Да и сказала по-французски: «ман».
10232
Да и сказала по-французски: «ман».
Такой вот был у них тогда обман.
«Ой, что же я тут с вами таратару
Про этот съезд, Кобзона и Ратару!
Мне уж бежать давно пора в контору.
А я стою вот тут и таратору.
Уж побегу. Так ты, Мария, значит,
Когда он время там тебе назначит,
Да и захочет сызнова придти,
Скажи, что надо чтобы до пяти.
К шести приходит муж домой со смены.
В режиме строгом эти перемены.
И говорит он: «Я не твой ли ман?»
И, взяв за это, щупает карман.
10233
И, взяв за это, щупает карман.
И говорит: «Уж я не твой ли ман?
Сперва в кино полезно посниматься,
А уж потом и сексом заниматься».
«Ты положительного времени герой.
Не пьёшь, не куришь. А вот я с дырой.
Ты этот тоже, видимо, имеешь.
Но охмурять ты женщин не умеешь.
А к нам нужон особенный подход.
Уж баба, друг, тебе не пароход.
Не всех она за денежки катает,
А только тех, о ком во сне мечтает.
А ты уж, как в квашне зимой капуста.
Где это  -  густо. А в кармане пусто.
10234
Где это  -  густо. А в кармане пусто.
Ты не мужик. Ты кислая капуста.
Нам, бабам, муж как на душе отрада.
Ты думал бабе просто всунуть надо?
Уж, может быть, там даже твой большой.
А вот мужик, он должен быть с душой.
Сперва погладь, чтоб сердце засияло.
Ну, а потом отбросишь одеяло.
Своди в кино, про книжки расскажи.
Со мной контакты глубже завяжи.
Распорядись желанием моим,
Чтоб интересно было нам двоим.
Иной большой, а за душою пусто».
Не вышло. Плачет. Кислая капуста.
10235
Не вышло. Плачет. Кислая капуста.
«Иной большой, а за душою пусто.
И вот не лезет, если не хочу.
И я тогда и кайф не получу.
Но если я уже сама сочуся,
То я в тот миг уж с кем хотишь случуся.
И тут вот малый, средний ли, большой,
В момент желанья я приму с душой.
Ты знаешь, Маня, мой четвёртый Ваня
Уж был такой. Бывало, утром встаня,
И всё меня не трогает, жалеет.
Хоть сам уже от ожиданья млеет.
С таким идти в разведку, Маня, можно.
Пойду туда я. Так оно надёжно.
10236
Пойду туда я. Так оно надёжно.
С таким вдвоём идти в разведку можно.
А там бы нам на случай положиться.
А этот мой шестой, когда ложится,
Предупреждает: «Будем только спать».
И не желает косу растрепать.
Средь дня порою сделает своё,
И скажет строго: «Вот, возьми бельё.
Мне, Мань, уж больше нечего надеть».
А сам умора. Не на что глядеть.
Чего гордишься, маленький ты мой.
Не приходил бы лучше ты домой.
Да, Маня, трудно, трудно, но возможно
Поверить тем, кто повествует ложно.
10237
Поверить тем, кто повествует ложно,
Оно не просто. Но оно возможно.
Но хочется ведь сердцу доверять,
Не только постоянно проверять.
Я, помню, как ещё была девицей,
Собой любила в зеркале дивиться.
А утром, засыпая, всё течёшь.
И одеяло на себя влечёшь.
Рукою треплешь вечно одеяло.
Жерара там с Филиппом не стояло.
А ты течёшь, течёшь, течёшь, течёшь.
И одеяло на себя влечёшь.
Оно не просто, Маня, но возможно,
Поверить тем, кто повествует ложно.
10238
Поверить тем, кто повествует ложно,
Оно, конечно, в принципе возможно.
И я была двенадцать лет врачом,
И алкоголь тогда был ни при чём.
Я не пила. Была легка фигурой.
И не была ещё тогда я дурой.
В глазах огонь. В движениях порывы.
Любой мужик бывал со мной игривым.
Когда я мимо быстро проходила,
Да и в палаты к ним я заходила.
Один там был отец троих детей.
Вот тут я и сгорела от страстей.
Закрыться б нам в палате было можно.
И безопасно было б. И надёжно.
10239
И безопасно было б. И надёжно.
Закрыться б нам в палате было можно.
Я написала, помню, про лекарства,
И поплыла, в его попав коварства.
Всё получилось уж само собой.
Такой вот был меж нас тогда плэйбой.
Тогда ещё плэйбоя мы не знали.
Тогда ещё чернухи той не гнали.
И моды даже не было кричать,
Когда приспичит медленно кончать.
Но как приятно уж, врываясь в двери,
Сказать с порога: «Поднимайтесь, хери!»
И не слетела бы с меня одежда,
Если б не сволочь подлая, надежда.
10240
Если б не сволочь подлая, надежда,
То не слетела бы с меня одежда.
Одежда там с меня бы не снялась,
В одежде я бы так и улеглась.
Меня же он замедленно расстёгивал,
И так меня он трепетно потрогивал,
Что стоны из меня рвались толпой.
А он всё медлил, будто он тупой.
Как будто бы хотел, чтоб нас застали.
И мы тогда с ним до ночи не встали.
Всей теплотой округлостей меня
Он упивался до исхода дня.
Слетели с нас и робость, и одежды.
И мы лишились к вечеру надежды.
10241
И мы лишились к вечеру надежды.
И с нас слетели робость и одежды.
Осталась только трусиков вуаль.
И вот под ней видна была мораль.
Во мне уж восемь лет была спираль.
А он ведь оказался просто враль.
Но в этом деле мною был замечен
Не только в тихий этот летний вечер.
И в ту же нас там сблизившую ночь
Гнала я мысли ревностные прочь.
Когда в тебе прекрасная фигура,
Отдай её, не будь ханжа и дура.
Иная носит в замыслах мечту,
Не доверяя каждому скоту.
10242
Не доверяя каждому скоту,
Иная носит в замыслах мечту.
Мечта не птица, крыльев не обрежешь.
А стан крутой в желаньях не изнежишь.
Отдай его, и радость обрети.
А как обратно вздумаешь идти,
То, замечая взгляды жадных глаз,
Захочешь, чтоб тебя ещё б хоть раз.
А он счастливчик. Только что с тобой
Рассматривал по телеку плэйбой.
И вот теперь рукой он там, в паху,
Где вся твоя перчатка на меху.
А в среду он опять встречает ту,
Осуществляя давнюю мечту.
10243
Осуществляя давнюю мечту,
В субботу эту, да и в среду ту,
Я отражалась в старых зеркалах.
И удивлялась. О, Христос, Аллах!
Вознаградил, не знаю уж за что,
Меня он нагишом, да и в пальто.
Но если грудь едва прикрыта шёлком,
То в возжеланье и в томленье колком
Уж не один мал-мальский мужичок
Мне норовит попасться на крючок.
И пожелает этого он тела,
Что у зеркал себя весь день вертело.
И вот он им вокруг меня вращает.
И уж об этом мне оповещает.
10244
И уж об этом мне оповещает,
Когда вокруг меня он им вращает.
Рукой проводит около груди.
А там что будет, будет впереди.
И впереди когда проводит ручкой,
Играет он своей весёлой штучкой.
И просит, чтоб у ночи на глазах
Я отдалась в желанье и в слезах.
Молчим и стонем, стонем и молчим.
И кое-где тихонько щекочим.
И бьёмся уж в томлении и в дрожи.
И крупный пот течёт по мокрой роже.
А ручка грудку медленно вращает.
И что-то тайно сердцу обещает.
10245
И что-то тайно сердцу обещает
Там ручка, что замедленно вращает
Ту грудку, обведя её дугою.
И к счастью манит ручкою другою.
И чешет ножкой с правой стороны.
Ах, только б, только б не было войны!
Две ножки вместе сходятся на жопе.
И будто мы в круизе по Европе,
Приподнимаясь, койкою скрипим,
Да и в любви и нежности кипим.
Решение коварного вопроса:
Остаться с носом или быть без носа?
И тут он пальчик мой попросит в рот.
А совершает всё наоборот.
10246
А совершает всё наоборот.
А пальчик всё же мой он просит в рот.
Ты по спине его руками водишь.
И ими вдруг по воздуху проводишь.
Да и спешишь ввести его туда,
Куда не ходят даже поезда.
И в удивленье глазками таращишь
На тот предмет, что дёргаешь и тащишь.
Он ярко-красным заревом язвит.
Да и с боков курчавостью завит.
Животик мой и маленький, и кроткий.
И с ним тогда мы были одногодки.
Нет, старше я. Я ухожу в народ,
Преумножая личный оборот.
10247
Преумножая личный оборот,
И он, как я, тогда ушёл в народ.
Вернее, по миру. Я по миру пойду.
Не знаю, правда, в этом ли году.
Или не так. Пойду-ка я в расход.
В какой, не знаю, в этот, в тот ли год.
А, может, просто как-нибудь умру,
Схватив ангину с корью на ветру.
До тех же пор, пока ещё глаза
Способны видеть, как шумит гроза,
И эти уши слышат гул ветров,
Всё ж я останусь жить. И будь здоров.
Или войду я снова в оборот,
Свои успехи выплеснув в народ.
10248
Свои успехи выплеснув в народ,
Уж я войду, как прежде, в оборот.
Зачем у вас есть прочие дела,
Когда вокруг прекрасные тела.
Да и такая к вам прижалась грудь,
Что не вздохнуть нельзя и не уснуть.
Когда вы, мельком встретив этот взор,
Пошли впервые, чтоб скатиться с гор,
Тогда флюиды устремлялись к вам
И помогали чувствам и словам.
Когда не знаешь, в чём твоя вина,
Вся жизнь твоя мечтой озарена.
И вот она откроет только рот,
Как уж народ столпился у ворот.
10249
Как уж народ столпился у ворот,
Так тут она и открывает рот.
Она  -  молва. И не нужны слова.
Любовь права. Всегда любовь права.
Но мысль поэта зрелостью жива.
В ней не одна народная молва.
Когда поэт болтлив и многословен,
То, значит, он натуре женской ровен.
Неисчислим запас его тирад.
И он порою сам тому не рад.
А это как всё выдержать ушами.
Не лучше ли прикрыться камышами.
Да и поплыть куда-то далеко.
Ему легко. Но и тебе легко.
10250
Ему легко. Но и тебе легко.
Любите, дети, с булкой молоко.
Любите в ранней юности мечтать.
Любите от желаний не устать.
Любите что-то даже совершить.
Но не забудьте с женщиной грешить.
Иначе все поступки и дела
Не принесут вам ни добра, ни зла.
Не будет в нас ни нежности, ни страсти,
Когда мы не по этой с вами части.
Когда у вас нет в теле ощущений,
То не просите вы за то прощений.
В любви идите очень далеко,
Её несите очень высоко.
10251
Её несите очень высоко,
И принимайте должное легко.
Округлых форм томлению предайтесь.
А что вам делать, сами догадайтесь.
А не сумели, значит, не везёт.
Плывите дальше. Может, повезёт.
Уж лучше быть огромным осьминогом,
Да и мечтать о малом и о многом,
Чем ничего вот так и не узнать,
Не пожелать, не чувствовать, не знать.
Люби, люби, люби, люби, люби
И на Оби. Да, да. И на Оби.
И, выпивая в детстве молоко,
Неси себя как можно высоко.
10252
Неси себя как можно высоко.
И выпивай парное молоко.
Из всех её отверстий и щелей
Ты лей на эту истину елей.
Пускай заря любви горит милей.
Пусть луч её стремиться в грусть полей.
И пусть он и достигнет кораблей
Из всех своих отверстий и щелей.
Заря любви! Не ты ли то мерило,
Пред коим и померкло б и Ярило,
Когда бы ты над миром разлилась.
Откуда ты такая и взялась.
А вечер надвигается понурый.
Легко ему проникнуть в наши шкуры.
10253
Легко ему проникнуть в наши шкуры.
Холодный вечер. И седой, и хмурый.
Малиново-сиреневый закат.
И грусти апельсиновый накат.
Тоска ползёт ограненным сапфиром
Над измождённым ожиданьем миром.
Струится время на судьбы волне,
И подступает истина ко мне.
И говорит: «Признайся. Будь мужчиной.
Борись в разлуке с грустью и кручиной.
И утешай себя. Она в пути.
И жди её. И носом не верти».
Признать такое сердцем нелегко.
А мысль моя простёрлась высоко.
10255
А мысль моя простёрлась высоко.
В вопросе этом думать мне легко.
В противоречье возрасту и плоти
Вы всё ещё от нас чего-то ждёте
В грядущем так желанном далеке
С надеждою в натруженной руке.
Тянись, тянись за радостью рука
Из тьмы желаний ночи камелька
Воображеньем влаг и тайных нег,
Когда пройдёт последний мокрый снег.
Тысячелетья канут в никуда,
И возгорится времени звезда.
Когда века идут и квохчут куры,
То вечер надвигается понурый.
10256
То вечер надвигается понурый.
Идут века. Несутся где-то куры.
И гуси, Риму яйца подложив,
С печалью спросят: «Вечно ты ли жив?»
Молчит в дремоте древняя столица.
Мрачнеют горожан в тревоге лица.
И кесарь дремлет в мгле былых времён
На кроне жизни в трепете имён.
Уснула чуткость тайная волнений,
И боль вражды, и разночтенье мнений.
Под древом жизни прячутся века.
А плод любви сорвать спешит рука,
Пройдя заслон секретов и постов.
Да и пасти приходится скотов.
10257
Да и пасти приходится скотов
Для сохраненья жизненных цветов.
Шипит клубок живых противоречий,
Призвав свободу мнений и наречий,
Себя везде желая излагать,
И о предмете должно полагать.
По своему и виденью, и праву
Жизнь на себя наводит переправу.
И возмутится, если что не так,
Властитель Рима. В этом он мастак.
А зависть нас не выучит смиренью,
Да и души полезному горенью,
Во благо жизни и её цветов,
Посты поставив около портов.
10258
Посты поставив около портов,
Для сохраненья жизненных цветов,
Уж понимать пора нам, наконец,
Что тут всему, всему, всему конец.
Всё завершилось. В мыслях видит он
Как из Москвы бежит Наполеон.
Стоит, мрачнея, ход следя баталий,
Творец Европ и Франций, и Италий.
И тут над всем безвременья паук
Раскинул сеть невиданных наук.
Забвенье и медлительность обид
Над вечностью минуту застолбит.
Любовь взирает в древность пустоты,
Уж отменив крещенье и посты.
10259
Уж отменив крещенье и посты,
Любовь взирает в древность пустоты.
И вот размером номинальных блох
Черты сварливых движутся эпох.
Одна в другой незримо возникает
И, порезвясь, в иную протекает.
А та уже в свой времени черёд
В какой-то новой вспыхнет и умрёт.
Потом не станет жизни на корню,
Придав себя мгновения огню.
Не знаю, дух останется ли там,
В значенье вечном приданный мечтам.
Но и всегда везде сумеешь ты
Достигнуть первозданной красоты.
10260
Достигнуть первозданной красоты
Сумеешь, я надеюсь, там и ты.
А там, где ты, не будет суеты.
Да и реальность способом мечты
Твои черты дыханьем чистоты
Преобразует. Не печалься ты.
И человек построит новый мир,
Где и не будет каждый гол и сир.
Не будет камень биться там о камень
И враждовать Чечня и Русь веками.
Забыв про распри, все сойдутся в круг,
И вечный враг переродится вдруг.
И вот такой я видел поворот.
Да вышло всё совсем наоборот.
10261
Да вышло всё совсем наоборот.
И там тупик. И возмущён народ.
И вопреки космическим делам
Я разорвал травинку пополам.
Да и испил её горячий сок.
И встал я в танце с пятки на носок.
Затанцевал от радости такой,
И на душе почувствовал покой.
И сохранил, и дальше сохраню,
Моей мечты комплексное меню.
От ощущенья на лице морщин
Я признаю желания мужчин.
А вышло всё совсем наоборот.
Награбился и загрустил народ.
10262
Награбился и загрустил народ,
Да и стоит овечкой у ворот.
Работать тоже он уже не хочет.
То он присядет, то опять он вскочит.
В колхоз не хочет, и не хочет в ферму.
Он изливать, согласен только сперму.
И щекотать он хочет эту стерву,
И придаваться трепету и нерву.
Дышать он хочет. И решать он хочет.
Он президент. И он бандитов мочит.
Он хочет быть главой администрации.
Вот он такой. Такой он генерации.
А по сему, как всё тут делать можно,
Уж спит народ надёжно и безбожно.
10265
Уж спит народ надёжно и безбожно,
Так как ему всё это делать можно.
А можно и не делать ничего.
И есть такое право у него.
Осуществив своё вот это право,
Он смотрит и налево, и направо.
И видит  -  всё вокруг в глубокой жопе.
А там, у них, иначе. В их Европе.
Какой нам статус лучше присудить,
Чтоб их решенье нашим упредить?
Ещё теснее суживая жопу,
Нас не пускают в старую Европу.
И спит народ надёжно и безбожно.
Конечно, лишь настолько, сколько можно.
10266
Конечно, лишь настолько, сколько можно,
Народ уснул надёжно и безбожно.
Проснётся ли заслуженный народ?
А если да, то в чей он огород
Забросит камень, сняв его с души.
Ах, лучше ты об этом не пиши!
Как он летел, как шмякнулся в навоз,
Трубят об этом Лондон и Давос.
«Что, не поехал? Вновь не пригласили?
О том сперва у Клинтона спросили?
Он не согласен? На фиг, говорит.
Пускай огнём всё там у них горит.
Ну, а народ заснул, и спит безбожно.
Конечно, лишь настолько, сколько можно.
10267
Конечно, лишь настолько, сколько можно,
Народ уснул. И это безнадёжно.
Ты не разбудишь славный наш народ.
И он лежит у арочных ворот.
Да что лежит! Почти он снёс ворота.
Вначале с небольшого оборота,
Послав до миллиона челноков.
Потом проснулся, да и был таков.
Тот, кто сумел, он быстро приспособился.
Своим ларьком от прочих обособился.
Свой офис небольшой, глядишь, завёл,
Да и порядок он в дому навёл.
И ну давай он сейфы покупать.
В кровати спит народ. Удобно спать.
10267
В кровати спит народ. Удобно спать.
Иные стали сейфы покупать.
А в сейфах тех их ценные бумаги.
А эти обрели универмаги,
Концерны, предприятия, забои.
Исчезли двухнедельные запои.
Кто на работе, трудится безбожно.
И уж теперь иначе невозможно
За семь прогулов строгий схлопотать.
И спать, конечно, надо перестать.
И вот Гусинский или Березовский,
Или Лужков, к примеру, князь московский,
Живут себе. А жить, конечно, можно.
Да и прожить иначе невозможно.
10268
Да и прожить иначе невозможно.
И жить оно сейчас, конечно, можно.
А что буржуй? Чем хуже он парторга?
Всё тот же прежний управленья орган
В структуре власти смежных ответвлений.
Вот только меньше стало вечной лени.
Ну, а развал, так он везде развал.
На бирже ты когда-нибудь бывал?
Там, где играют в ценные бумаги?
Уж сколько нужно нервов и отваги,
Чтоб вкладывать туда свои средства?
А оппозиция, она ведь не права.
И каждого, кто тут захочет спать,
Давай его и резать, и трепать.
10269
Давай его и резать, и трепать,
Того, кто тут захочет мирно спать.
Вчера буржуй сам подстрелил буржуя.
О том из прессы утренней сужу я.
Сошлись в одном там свойстве интересы.
И это ясно стало нам из прессы.
А к вечеру и этот пострадал,
Что ничего в теченье дня не ждал.
Свалился от удара на работе.
На Черноморском спотыкнувшись флоте.
А корабли оставили хохлам.
А остальное делят пополам.
Потом в Чечне потешились войной.
И встал народ единою стеной.
10270
И встал народ единою стеной.
Пошла Россия на себя войной.
Сама себя успешно побеждает.
А Запад это сверху наблюдает.
Даёт советы, судит и корит,
Рецепты тем и этим говорит.
Всех приглашает посидеть за стол.
И шах Мансуд себя трудом извёл.
Поговорили. Есть коммюнике.
Сам Клинтон, блин, держал его в руке.
Играют в очень умную игру
На южных штатов северном ветру.
Народ чеченский уж встаёт стеной.
И на буржуя он пошёл войной.
10271
И на буржуя он пошёл войной.
Народ там гордый. Он встаёт стеной.
Где никому никак и никогда
Не удавалось, и в дальнейшем, да,
Уж не удастся унижать людей
Из-за имперских грёбаных идей.
Мол, отделенье нарушает мир.
И разбомбили тысячи квартир.
В Москве и в Риме, в Лондоне и где
У каждой ****и памперсы в ****е.
Вы поживите тут, среди руин,
И шах ин шах, и финский бедуин.
В чеченце жизнь и смерть в запасе есть
За землю, за свободу и за честь.
10272
За землю, за свободу и за честь
В чеченце жизнь и смерть в запасе есть.
А что воюют там одни любители,
Так где ж тебе не встретятся грабители.
Они везде, где доллар и наркотики
От ренессанса и до поздней готики.
Обманутые вашим обаянием,
Или ещё каким-то предтоянием
На фактор разграбленья мира в тонне,
И как решат об этом в Вашингтоне.
Или какая тройка соберётся,
И меж собою уж передерётся.
И вспыхнет тут тогда меж ними месть.
А вожаки в народе тоже есть.
10273
А вожаки в народе тоже есть.
И уж пошла тогда меж ними месть.
Глядишь, и там, где мирная беседа,
Зарезали без умысла соседа.
Чтоб стало ясно, что зарезал ты,
Его в твои подбросили кусты.
И жди гостей в свой дом с приходом ночи.
Уж не сомкнуть тебе сегодня очи.
И если пулей их тут встретишь ты,
Тебе тогда бежать через кусты.
И жить вот ты спокойно не сумеешь,
Пока вокруг соседей ты имеешь.
А вожаки такого только ждут.
И в бой они народы те ведут.
10274
И в бой они народы те ведут.
Они тебя до ручки доведут.
И за душой с душой авантюриста,
И с мастерством народного юриста,
Они поделят меж собой посты,
Надёжно спрятав в мягкий грунт хвосты.
И все надежды, чаянья народов
Во власти полной этих вот уродов.
А ведь народы, в сути, в большинстве,
Как и в России, в Польше, и в Литве,
И в Беларуси, добрые трудяги.
И жить хотят без этой вот бодяги.
Но всё ж они порядок там блюдут.
И их народы указаний ждут.
10275
И их народы указаний ждут.
Ну, а они народы в бой ведут.
Да и какие там тебе народы!
Ведут детей они в огонь, уроды.
Совсем, совсем безусых пацанов,
Едва, едва доросших до штанов.
Увы, ещё и не познавших неги,
Что в кровотоке зарезвилась в беге,
Волнуя их наличием нужды
Достичь той цели через край… ды-ды.
Иные уж успели и достигнуть.
Но вожаки в бою смертельном сдвигнуть
Сумели их, и бросили в Чечню
Познать тоски и гибели фигню.
10276
Познать тоски и гибели фигню
Сумели чтоб, их бросили в Чечню.
И Азию решили поделить.
И стали кровь сплошным потоком лить.
И кровь та с нефти берегом сливается.
Либерализмом это называется.
Торговля и развитие прогресса
Для общего подонков интереса.
А, в самом деле, всем руководит
С душою мелкой алчущий бандит.
Он человек запутавшийся в чувствах,
Не разобравшийся ни в жизни, ни в искусствах.
А мы достичь хоть каплю красоты
Желали. Так хотели я и ты.
10277
Желали. Так хотели я и ты.
Хотели мудрой райской красоты.
Но многим в нужный час не объяснили
И, как урок, в программу не вменили,
Что обученье совести предмет.
И нет у сердца радостней примет.
И оттого и нет нужнее радости,
Чем написать «Му-Му» и «Оду Радости»
В жестоких душах тех, что правят миром,
Через лжецов привязанных к эфирам,
За тот же шелест зелени в кармане.
И всюду мани, мани, мани, мани.
Но согласишься ль в этом мире ты
Принять судьбу без правды и мечты?
0278
Принять судьбу без правды и мечты
Уж согласишься ль в этом мире ты?
И в копошенье этих вот червей
Ты будешь ввергнут в мерзость до бровей.
Да и бровей уж у тебя не станет.
Земля клоакой на столетья станет.
И эта гниль, и эти мразь и вонь
Нас заведут в пылающий огонь.
А всё начнётся с малой незадачи.
Ведь не хотел ты долго ждать удачи.
И был уверен, что она твоя,
Её одежд схватившись за края.
О, детства, детства глупые мечты!
Их помню я. И не забыл их ты.
10281
Их помню я. И не забыл их ты.
О, детства, детства глупые мечты.
Быть впереди. Быть лидером во всём.
Об этом мы без удержу несём.
Нас миллиарды. Много нас католиков.
Сидим с молитвой у своих мы столиков
И в офисах, и в прочих заведениях,
Не думая о наших поведениях.
И просим Бога вычленить соперника:
Бетховена, Чайковского, Коперника.
Мы, процветая, рады процветанию,
Измерив труд в угоду воспитанию.
В нас, в тайных недрах чаяний народа,
Сидит буржуйская проклятая порода.
10282
Сидит буржуйская проклятая порода
В нас, в тайных недрах чаяний народа.
Да и сидит завистник непоседа.
И мы киваем молча на соседа.
Не успокоить душу, не унять.
Весь мир она хотела бы обнять.
Запуталась душа в тенетах страсти,
И хочется ей долларов и власти.
А вот страдать раздумала она,
Хотя для этой цели создана.
Для мира зла лишь те и хороши,
Кто родились без сердца и души.
А уж судьба во тьме коварных лет,
Нас обманув, дала нам пистолет.
10283
Нас обманув, дала нам пистолет
Судьба во тьме окровавленных лет.
В противоречье зависти и лжи
Житейской славы реют миражи.
Кипит котёл бездушия и зла,
Надев привычный смокинг ремесла.
Прикрыв себя аспектами задач,
Воздел топор над истиной палач.
А истина по-прежнему права.
Но у неё отвисла голова.
Её от прочей отрубили части,
Да и лишили радости и счастья.
И наступил всеобщий беспредел.
И уж пошёл имущества раздел.
10284
И уж пошёл имущества раздел.
И мы вершим всемирный беспредел.
Все в спайке общей личных интересов
Живых и мёртвых, ангелов и бесов.
Один начальник есть у нас у всех,
На всей планете он один для всех.
Включеньем кнопки в девять ввечеру
Я обо всём вам сказочно совру
По указанью толстого мешка
Всемирных акций зова петушка,
Что и сидит на времени шесте
С сорочьей вестью страха на хвосте.
И вот народ тому певцу в угоду
Стал убивать друг друга за свободу.
10285
Стал убивать друг друга за свободу
Народ певцу безвременья в угоду.
Тому, с шеста слетевшему певцу,
Что, если верить матери, отцу,
То с детства был он просто проходимцем
И прохиндеем, и ещё мздоимцем.
И для того, чтоб мир завоевать,
Он стал себе подобных убивать.
Такая на планете вышла шалость.
И не соврал я в этом вам и малость.
И как приправа тмина к колбасе,
Так от неё теперь зависят все.
От выгоды. Желанную свободу
Мы не смогли отвоевать народу.
10286
Мы не смогли отвоевать народу
Её, родную сладкую свободу.
И в чём она, скажите, люди, мне,
Я заплачу за это вам вдвойне.
Не знаю я, почём она, свобода,
Хоть жить осталось мне не больше года
В двадцатом веке в этом важном смысле,
Где о его мои разбились мысли.
Чтоб не свободным от желанья быть,
Свободу я могу в себе убить.
И под пером моих долгописаний,
Во дни успехов и в часы сгасаний,
Где я её предназначенье брал.
Ах, я ли не для свадьбы генерал!
10287
Ах, я ли не для свадьбы генерал!
И я её предназначенье брал.
Не прост вопрос, свободен я ли нынче,
Когда сто дней осталось мне, как в клинче,
Под напряженьем жить. И первый шаг
Несмело сделать после. Я ведь наг.
А в предстоящем стать чтоб таковым,
Остаться б мне средь этой лжи живым.
И сохранить, медалями звеня,
Прошедших лет мелодию огня,
И лоскуты, и рвань моих одежд,
И славу мира, и его надежд.
И обрести себе любовь и честь
Мы не смогли. И сложности учесть.
10288
Мы не смогли. И сложности учесть
Не можем мы. И пострадала честь.
На эту боль, поддавшись в пустяках,
С синицей оказались мы в руках.
Журавль желаний реет в вышине
Недостижимым ни тебе, ни мне.
Да и журавль ли он теперь? Ему
Известно это только одному.
И он проникся алчною мечтой,
Быть птицей быстрой, выстояв в застой.
Не выделяться б, выйти бы в стандарт,
И не попасть в музей с названьем АРТ.
Я на распутье времени стою,
И вас зову в республику свою.
10289
И вас зову в республику свою.
И на распутье времени стою.
Налево Запад, а направо Юг.
Двина, Десна, Березина и Буг.
И Неман тут. Недалеко Дунай.
И, если хочешь, Волгу вспоминай.
И Ганг, Урал, и даже Брахмапутру.
Ах, как чудесно вдруг проснуться к утру!
Хоть ты в стогу иголки собирай.
Распрелюбезный ты, Россия, край.
Лучи ложатся медленно к домам.
А я уж вижу трубы по дымам.
Печным. Прекрасно! Песни я пою.
Да и кляну застенчивость свою.
10290
Да и кляну застенчивость свою.
И тихо, тихо песни я пою.
Но нет покоя тут и у противника.
Он создаёт оружие активненько.
Он создаёт оружие возмездия,
Молясь Аллаху, руки взняв к созвездиям.
И вот уж дом мой тёпленький и чистенький,
И от мелодий западных речистенький,
Волною вдруг на воздух поднимается.
А гнев к врагу во мне не унимается.
Мир потрясён коварством. Благородная
Звучит во мне мелодия народная.
И началось. Мы снова раны лижем.
И встал народ желаньем к правде движим.
10291
И встал народ желаньем к правде движим.
И мы своих достоинств не унижем.
И будет враг достаточно наказан.
Он наказанье понести обязан.
Но вновь дома и улицы взрываются.
Терактами те взрывы называются
В защиту ли всеобщих интересов
И в никуда направленных процессов.
Ах, можно просто тут сойти с ума!
Или зайти вот в эти закрома.
И пишут так в классическом романе,
Что лишь Аллаху верят мусульмане.
И каждый тут своим стремленьем движим,
Не заменять судьбы своей престижем.
10292
Не заменять судьбы своей престижем,
Там каждый был таким стремленьем движим.
Смешно и грустно. Мне же не до смеха.
Да вот одна у нас на всех потеха.
Тот петушок, что на шесте сидит,
На это всё взволнованно глядит.
И просто только тайно насмехается.
И даже где-то он и поперхается.
Нам от решений саммитов и секциев
Пришлют сюда проверочных инспекциев.
Они ж назначат выводы о том,
Что тот бандит заначил под пальтом
Заряд взрывчатки. Он же целью движим
Не заменять судьбы своей престижем.
10293
Не заменять судьбы своей престижем
Всяк тут давно горазд. И тем и движим.
Но вот не всяк отдаст тебе престиж
За миллион. И не отдаст за стиш
В придачу к сумме этой в миллион.
И как любой, конечно, знает он,
Что были б деньги, каждого б писаку
Он смог бы тут же посадить на сраку,
И урезонить на себя писать.
И будешь ты тут пёрышки кусать,
Стараясь выдать конструктивный стиш,
Чтоб и поднять заказчика престиж.
Поэт мечтою был к народу ближе.
И видел он, что и народ унижен.
10294
И видел он, что и народ унижен.
Да и мечтой к толпе он тоже ближе.
О чём народ не думал, не гадал,
О том поэт в тревоге передал.
О чём мечтал, в каких он был отчаяньях,
В каких он нынче думах, мыслях, чаяньях.
Чтоб сочинял он там не из дискретного,
Квартирно порно шкафо табуретного.
А из вуально паутинно тонкого,
Да и не очень громкого и звонкого.
Томленьем душу чтоб согрел в желаниях,
Не унывал чтоб в жизненных пыланиях.
Чтоб человек с желудком и пустым
Охвачен был стремленьем не простым.
10295
Охвачен был стремленьем не простым,
Чтоб человек с желудком и пустым.
И чтобы мог чрезмерно не гордиться,
И непомерной цели устыдиться.
И захотел чтоб так же дальше жить,
И, если нужно, с прочими дружить.
Да и желать себе не стать врагами
С тем, кто тебя недавно сапогами
Попрал с твоей поруганной земли,
Когда валялся ты пред ним в пыли,
Моля пощады хоть бы для детей
У этих вот непрошеных гостей.
Так примирись с решеньем не простым,
Не быть балластом времени пустым.
10296
Не быть балластом времени пустым,
С таким смирись решеньем не простым.
И поднимайся над идущим веком,
Да и сумей быть просто человеком,
Как Лев Толстой. Как Чехов холостой,
Женатый Пушкин, Достоевский с той,
Что записала все его создания.
Ну, а они в нас вызвали рыдания
И в бедных людях, и в печальной Лизе.
Второе тут названье лишь в приблизе.
Не точное. Но это не беда.
Еда, она и в Африке еда.
И не стремись в кошмарном ты брожении
Перебороть противника в сражении.
10296
Перебороть противника в сражении
Ты не стремись в своём воображении.
Победа обернётся поражением
Обратным круговертовым движением.
Ты разорви свой круг противоречия
В преодоленье времени двуречия.
И за тобой пусть будет окончание
Того меж вами злого умолчания.
И отзовётся это в поколениях
Всех стран земли народонаселения.
Родятся дети, вырастут, поженятся,
И времена, глядишь, и переменятся.
И захотят покончить с унижением
Все, кто в борьбе с подобным положением.
10297
Все, кто в борьбе с подобным положением,
Застанут миг, насытившись сближением.
И палестинец, взяв в свой дом еврейку,
Отдаст ей хлеб, вино и телогрейку.
Да и поймёт Аллах, а с ним Иосиф,
В таком не мелком, в сущности, вопросе,
Неразрешимом будто бы на вид.
Но все языки выучил Давид.
И уживались в буйной голове
Речей полсотни и еврейских две.
И семь десятков остальных народов.
А тут вот спорят из-за огородов.
Так и идите все вы на сближение.
И измените это положение.
10298
И измените это положение,
Идя друг к другу с миром на сближение.
Договоритесь, больше не деритесь.
Всё обсудите. Да и помиритесь.
Не вижу я в упорстве том конца
Для сохраненья вашего лица.
И, в сущности, друг другу уступите.
Не дураки вы. Умно поступите.
Откройте и глаза свои, и ушки.
И поделите эти побрякушки.
Тому ли вас учил Иисус Христос?
И на ребро не ставьте вы вопрос.
И в этом вот победа без сражения
Свободы, доброты и уважения.
10299
Свободы, доброты и уважения
Уж в этом и победа без сражения.
И не бросайте камни в огород
В столь родственный по духу вам народ.
Чего ты мне рукою строго машешь?
Ведь там же ты всю землю и распашешь.
Что? Я не то чего-то говорю?
Не отдадим Голландскую горю?
Там столько этих апельсинных соток?
Ах, любим мы распаханных высоток
Снарядами и бомбами войны
И с той и с этой вашей стороны.
Так разберись. И вспоминай потом
Великое учение о том.
10300
Великое учение о том
Мы любим процитировать потом.
Преследует стремление своё
Америка сквозь наглое враньё.
О чём шумим? Кто с нами вечно дразнится?
И чья насколько сдвинутая разница?
На Запад ли? На Север? На Восток?
Кто главный тут по Африке знаток?
Так объясните массам трудовым
За завтраком в посольстве деловым,
Что выпитого стоит ли яйца
Проблема Сына, Духа и Отца.
Сам он тогда вот и узнал о том,
Какою будет жизнь его потом.
10301
Какою будет жизнь его потом,
Он рассудил ещё тогда о том.
Но разве он вам камни завещал?
Не словом ли он землю защищал?
Носите Бога в сердце и в душе.
И будет рай для вас и в шалаше.
Ведь вы у стен стоять большого плача
Способны, пальцы в небо раскоряча,
В молитве изливаясь перед ним,
Желанием исполнившись одним.
В кого стреляли? В римлян? В палестинцев?
А может, в русских, в немцев, в кахетинцев?
Молчите? Вы спросите ваших Рай,
Преобразился ли для них вселенский рай.
10302
Преобразился ли для них вселенский рай.
Спросите вы у ваших Сор и Рай.
Они вам скажут: «Будет рай тогда,
Когда не будет в действиях вреда.
И омовенье наших с вами трупов
Не станет фактом роста акций Крупов
Уж на крови еврейских сыновей.
Чтоб всех их взял за пейсы суховей.
А там ли, сям ли, будут эти мямли
Распоряжаться нами, знать не нам ли?!
Свербит в заду им бросить в небо камень,
Чтоб он согрелся распрей ручейками.
Наступит мир, так и наступит рай.
А за него хоть сразу умирай.
10303
А за него хоть сразу умирай,
Такой уж будет после ада рай.
Зачем себя стираем в порошок?
Чтобы потом нам было хорошо?
Взорвавшись в пыль в пылу противоречий
Мы погружаем возгласы наречий
В один большой пылающий костёр
Из-за каких-то там Голландских гор?
Они ж стоят, глядят себе в зенит.
А весь простор от пороха звенит.
И не просил он вас тут умирать,
И друг у друга жизни забирать.
Он вас просил знать правду красоты,
И воплощать в свершения мечты.
10304
И воплощать в свершения мечты
Он вас просил порывы красоты.
Преобладаньем творчества в душе
Он вам сулил блаженство в шалаше.
Не с торгашами, что засели в храме,
Да и кричат в воинственной рекламе,
А лучше быть свободным и при нём,
Чем всех себя тут вытравить огнём.
Чтоб не зависеть от израильтян,
Узнайте вы заботы египтян.
И Ясир тоже влюбчив на губах,
И белоснежен лошадью в зубах.
Задумал он с обратной стороны
Жить по законам мира и войны.
10305
Жить по законам мира и войны
Задумал он с обратной стороны.
И хочет безраздельной автономии,
Как, между прочим, все народы-гномии.
Чечню возьми. Балканы ли опять.
Ещё найдёшь таких десятков пять
По всей великой матушке Земле.
А дядя Сэм плывёт на корабле.
На мостике стоит и в даль взирает,
И член он свой в ладонях потирает.
Ну, как вы там, Левинская? Да, да!
Такая вот из Витебска нужда.
Ну, а народ в объятиях мечты
Ждёт доброты и светлой красоты.
10306
Ждёт доброты и светлой красоты
Народ. И он в объятиях мечты.
Мои желанья тоже не пусты.
И я не мыслю жизни без мечты.
Мечта повсюду изливает свет,
Да и рождает радостный рассвет.
Которым и наполнен я и ты
Под ореолом светлой красоты.
В ночи глубокой складками одежд
Шуршит душа, лаская угли вежд.
В туманной неге вскинуты в полёт
Твои крыла. И снова недолёт.
Туда, за правдой Бога-человека,
Народ стремится из покону века.
20307
Народ стремится из покону века
Вослед за тенью Бога-человека.
А для меня во всём единый Бог
Среди моих исхоженных дорог.
В заре созвездий, в мраке ль ночи тёмной,
Среди толпы мятущейся, огромной,
Спокойный твой для сердца милый взгляд,
Маня желаньем, в чистом небе взнят.
Не страстью бурной, а продлённой негой,
Ты мне горишь неугасимой Вегой.
И укрепляешь грудь мою и волю
На огорченья значимую долю.
А в сердце радость творческой мечты.
И все стремленья к миру красоты.
10308
И все стремленья к миру красоты.
И в сердце радость творческой мечты.
Ах, не достигнет тот правдивой силы,
От гнева чьи в тоске иссохли жилы.
И тороплив в ком будет разговор
О том, кто ты. Ты честен или вор.
Не сможет он и скрыть своих желаний
На вдаль простёртой к алчной цели длани
Изменой неге радостной руки,
Где в небе утра реют ветерки.
Рождаясь, день стремился нам навстречу.
И я ему и в этом не перечу.
Не знаешь ты, гонец чужого века,
Чем характерна особь человека.
10309
Чем характерна особь человека,
Не знаешь ты, гонец чужого века.
Мой век двадцатый. Ты же из другого.
Тебе, как видно, очень дорогого.
Там нету меркантильной суеты
И этой нашей с вами маяты.
Там дышит всё заботой и волненьем,
И таинством мечты, и вдохновеньем.
Наивность там практична и умна.
И каждому без пошлины дана.
Всё там не так. Но лучше всё и чище…
…Я просыпаюсь. Предо мной жучище!
На тонких ножках он. И думал я,
Что это и не жук, а Зульфия.
10310
Что это ведь не жук, а Зульфия
На тонких ножках. Так подумал я.
А он пополз вдоль наклонённой травки.
И стал вносить в судьбу мою поправки.
Не сомневайся. Жди. Она полюбит.
Люби и ты. Надежда чувств не губит.
Поддерживай в себе любовь и верь,
Что радость встреч окупит боль потерь.
Но есть ещё и райские ворота.
Пройди сквозь них, дойди до поворота.
Об этом думай. А в раю легко.
Там будешь пить ты птичье молоко.
Ползи за мной. А этот шум ручья
Напоминает поступь егерья.
10311
Напоминает поступь егерья
Дорога в рай. Там вотчина твоя.
Вокруг завалы, ямы и туманы.
А ты, идя, не угоди в обманы.
И твёрд будь духом, в помыслах упрям,
И в ожидании будь выдержан и прям.
И ей твоё вот это поведение,
Поверь в меня и в силу наблюдения,
Понравится. И, более того,
Уж вам не изменить тут ничего,
А оказаться в чувстве уличённым,
Мечтой любви и нежностью прельщённым,
Отвергнув предложение руки
Тех, кто вокруг развешивал флажки.
10312
Тех, кто вокруг развешивал флажки,
Их притязанья преданной руки
Она отвергнет в пользу вас двоих,
Признав тебя над властью чувств своих,
Над здравой силой холода ума,
Что предложила ей судьба сама
На вольный выбор. Выбор совершён.
Вопрос решён. И он и завершён.
Осталась лишь практическая часть.
Тут главное лететь, не очень мчась,
Как вам предложат ваши же коллеги.
И не упасть бы только вам с телеги.
Телега задержалась у реки.
Зафыркал конь. И бьёт ногой в пески.
10313
Зафыркал конь. И бьёт ногой в пески.
Телега задержалась у реки.
А жизнь сама свершает коррективы,
И создаёт, где нужно, коллективы.
Практичность в жизни вечна, как металл.
Но и металл от времени устал.
Он драгоценный, в нём порывы ценны,
И потому тут принцип Авиценны.
И вот к чему стремиться мы должны.
Ах, только б, только б не было войны!
Война, она не может быть полезной.
Земля и так висит уже над бездной.
Над нами рок плащ смерти распростёр.
И мы летим во времени костёр.
10314
И мы летим во времени костёр.
Над нами рок плащ смерти распростёр.
Куда милей мне праздное безделие,
Чем всех баталий мира рукоделие,
Что и плетёт страданий кружева,
Где жизнь уже жива и не жива,
Где молодость телами искалечена,
А старость вечной грустью обеспечена.
И хочется мне к тёще на блины.
Ах, только б, только б не было войны!
Пусть даже мир худой и неустойчивый,
А ты будь в этом твёрдый и настойчивый.
Соседа извини всей влагой пор.
И не вступай с ним в праздный разговор.
10315
И не вступай с ним в праздный разговор.
Прости его. Прости всей влагой пор.
И полюби возвышенность парений,
Вникая в суть его стихотворений.
Пусть будут все в десятки раз богаче.
А ты сиди на трёхрублёвой даче,
И огурцы с капустой выращай,
И всех за всё решительно прощай.
Да, ты такой. Ты в клеточку штаны.
Ах, только б, только б не было войны!
Ну и, конечно, вместе с ней разрухи.
Не будет пусть и нищенки-старухи.
Европа, ты не очень-то спеши
Величие казать своей души.
10316
Величие казать своей души,
Европа, ты не очень-то спеши.
Перебесись прошедшими веками,
И разведи безвыходно руками.
От крови, мол, вся раса постарела,
Да и в глаза недобро посмотрела.
Уж старый, старый там я вижу свет.
Но вот ему альтернативы нет.
Иль подыхать в агонии войны,
Иль пиво пить, и есть с икрой блины.
Как и Россия, так же и Европа.
И это правда, а не филантропа.
Подумай о величии души.
Ну, а о теле даже не пищи.
10317
Ну, а о теле даже не пиши,
Подумав о величии души.
Душа потёмки. Так вот говорят.
А в это время в пламени горят.
Свет излучая радостью души,
Облегчить жизнь пороком не спеши.
Сожги за год сто тысяч ведьм в кострах,
Развеяв в небе их по ветру прах.
А все их вещи, нечистей и тварей,
И поновее, да и что постарей,
Себе бери. И силы колдовства
Не опасайся. Истина права!
А в чём враньё, то ты увидишь ближе.
Так как оно величья духа ниже.
10318
Так как оно величья духа ниже,
То ты, дружок, о том и намекни же.
Согласен ты ли хоть с одним святошей,
Что надрывался под тяжёлой ношей,
Когда он тело бросил на костёр.
И кто хитёр, а кто тут и остёр?
И верил ли хоть кто из вас там в Бога,
Когда пришёл, чтоб взять себе немного?
И знал ли он, что в пламени горят
Не те, кто и бесчинства те творят.
Такой ли был резон и принцип в вере,
Чтоб и людей сжигать на каждом сквере?
И все мы бисер лжи кострами нижем.
А ты туда порой и загляни же.
10319
А ты туда порой и загляни же.
Уж все ль мы бисер лжи кострами нижем.
И верим как бы в то, что во грехе
Огонь сжигает ведьму в требухе.
А кто не грешен был, как с гуся лапки,
Тот и поленьев там бросал охапки.
Беспроигрышной вышла лотерея.
Апостол за гроши продал еврея,
Решая вечный расовый вопрос,
Укоротить бы тут неплохо нос.
А ты остался и с башкой, и с носом.
И не убит ты вечным тем вопросом.
А почему?.. Ты был не очень рыжим.
А мир не прост. И он желаньем движим.
10320
А мир не прост. И он желаньем движим.
И мы судьбу на ось страданий нижем.
Арийской превосходства чистой расой
Мы овладеем всей земною массой.
Жидов мы будем резать по субботам.
А белорусов призовём к работам
Для исполненья тягостных трудов,
Чтоб и не видеть их голодных вдов.
А остальные пусть идут на мыло.
Ах, я устал! Закончились чернила.
Чернила можно сделать из углей.
А мне убитых трезвые милей.
Из «веди» через «буки», «азы», «ижем»
Идеей мира мы себя воздвижем.
10321
Идеей мира мы себя воздвижем.
И как шашлык на ось земли нанижем.
И сохраним всю чистою формацию.
Она ж даёт единственную нацию.
Мы и костяк её, и кровь, и плоть.
А остальное сжечь и заколоть.
Вот как свиней выращивать на сало,
Так и земли для всех, конечно, мало.
А плодовитость наша всем завидная.
Но вот концом она ещё не видная.
Ну, а уж их уложим мы свинцом.
И всё путём, и дело тут с концом.
Судьбу мы нижем, как стрелой балык,
На шпур сознания истории-шашлык.
10322
На шпур сознания истории-шашлык
Судьбу мы нижем и едим балык.
И сёмгу, и кету мы тоже кушаем,
Да и икры затем ещё покушаем.
Дома построим наши до Урала.
Перекуём все пушки на орала.
Ах, не услышат жители земли
Как на Руси поют: «Люли, люли!»
Ну, а потом погибнет и Америка
Там, где стоит статуя возле берега
Всех тех времён, где гладь, покой и тишь.
Ну, в общем, как ты только захотишь.
И будешь греть на солнце свой ты лык,
Съедая сёмгу, кету и балык.
10323
Съедая сёмгу, кету и балык,
Лежать ты будешь и чесать свой лык.
Рабы пускай повсюду чахнуть будут.
И жизнь свою проклясть пусть не забудут.
Арийский Райх нам будет третьим Римом.
А вот славян мы передушим дымом.
И жить комфортно станет на планете.
И зазвеним мы профилем в монете.
Других времён тогда уже не будет.
Да и людей других тогда не будет.
А будем только мы и камер кунс.
А это, значит, будет гот мит унс.
Балык съедая, мы его съедаем,
И на кофейной жижице гадаем.
10324
И на кофейной жижице гадаем.
И мы лежим и утра ожидаем.
Чего б ещё нам тут наожидать?
И вот кому б урок и преподать?
Так никого ведь больше не осталось.
И всё вот это только нам досталось.
И нет границ, и нету грязных рас.
Всё убер дойч унд алес с перцем квас.
Да и повсюду наш вонзился меч.
Исчезли Русь и Посполита Речь.
Стоять нам, как скала, тысячелетья,
Да и не знать нужды и лихолетья.
Ну, а пока мы русских наблюдаем,
Мы на кофейной жижице гадаем.
10325
Мы на кофейной жижице гадаем,
И молча там мы русских наблюдаем.
Сосед наш бывший, вечно гордый лях,
Золой лежит в невспаханных полях.
Наш реет флаг над Прагой и над Веной.
А бывший зюс стал мыльной жидкой пеной.
И вот в Берлине мыло пахнет в даме.
И мы уже танцуем в Амстердаме.
А мыло запрессовано в брикет.
Такой вот получается крокет.
Спотеешь, освежись хорошим мылом,
И снова в выраженье будешь милом.
А хочешь, режь лимон и ананас.
Получится ли это всё у нас?
10326
Получится ли это всё у нас?
Подумал я и скушал ананас.
И понял я, что всё наивно это.
Ах, что пою, давно уже пропето.
Где профиль был вождя, стал нумизматом.
А хочешь, можно выругаться матом.
А этот вот, безумец, Грубершикал,
Момент настал, напукал и напшикал.
И померла тут с ним его супруга,
Не покидая в час кончины друга.
Не будет он ни стар, ни без зубов.
И не создаст империю рабов.
И я подумал: нам бы вот как раз
Спастись от нас уже в который раз.
10327
Спастись от нас уже в который раз,
Подумал я, не плохо бы как раз.
Но понимаю я, наивно это.
Порой бывает с профилем монета,
Где образ, что приятен для раба.
Уж такова всемирная судьба.
До высоты чеканенной монеты
Мы вознесём тирана всей планеты.
И вот такой выходит ананас.
Да и ничем ещё на свете нас
Не увлечёшь, как яркой и звенящей,
Или вот той, себя арийской мнящей.
Но с профилем и всё равно с лицом.
И пусть гордится каждый сын отцом.
10328
И пусть гордится каждый сын отцом,
Его душою и его лицом.
И ты, что вот уже воззрился в нас,
Как солнце в небо, режешь ананас.
От Нобеля до ядерного взрыва
Всего лишь два стремительных порыва.
Вставай, вставай, огромная страна.
Уж роль твоя теперь совсем ясна.
Да, роль твоя уже довольно скромная,
Им доказать, что всё же ты огромная.
И чтоб не стала ты, как все, обычная,
И даже, я б сказал, и непривычная.
Как баба Бабариха-повариха,
Хлебнув беды, да и изведав лиха.
10329
Хлебнув беды, да и изведав лиха,
Не будь-ка ты как баба Бабариха.
А оставайся той же несгибаемой,
А не в коленках хилых прогибаемой.
Неужто ты ещё не поняла,
Что ты себя к могиле подвела.
Как ляхи в роще верили в Сусанина,
Проделка эта выходка Иванина.
У ляхов и развесилась губа.
Они не знали, что и им труба.
И жизнь моя, мол, отдана царю.
А нужно, я свой подвиг повторю.
А было всё не так, наоборот.
Самодовлеющий себя сгубил народ.
10330
Самодовлеющий себя сгубил народ.
И было всё совсем наоборот.
А был ли там Сусанин или нет,
Так кто тебе сегодня даст ответ.
И кто из них был пьян, а кто не пьян,
Расскажет пусть на площади Баян,
Что баит и рассказывает сказки,
Как Киселёв на НТВ без маски.
Но по указке. И наоборот.
Зелёненьких ему побольше в рот.
А их ему и так перепадает.
А кто и где от этого страдает?..
И вот народ уж обречён на свете
На истребление на собственной планете.
10331
На истребление на собственной планете
Такой народ уж обречён на свете.
А в среднем то на то и получается.
И каждый за себя не поручается.
Кто помогает, где-то он берёт.
Кто излагает, где-то он и врёт.
Бывает и проруха на старуху.
Так в Украине жить нельзя без «Руху».
Встречаются и прочие дела.
А над Москвой летят перепела.
Куда летят? Зачем? Никто не знает.
Но Киселёв о том напоминает.
И где он аргументы те берёт?
И знает он и где и что он врёт.
10332
И знает он и где и что он врёт.
А факты он из тумбочки берёт.
Есть у него такой особый шкафчик.
Там их берёт он. Вставил он буравчик
Туда, и потекла струёй вода.
Но как избегнуть страшного суда!
Вот, например, Артём хоть Боровик.
Мужик был крепкий, смелый был мужик.
Вошёл туда, а вышел весь в расход.
И не дают команды задний ход.
Жестокая повсюду конкуренция.
Такая вот, скажу я вам, пруденция.
А кто из них какой привержен вере?
Так это ты увидишь на примере.
10333
Так это ты увидишь на примере.
А я уж колебаться начал в вере.
Не нравится мне ваш свободный рынок,
Жестокий этот с жизнью поединок.
От зла до зла. Такие вот дела.
А голова уж у меня бела.
Сижу я тут один, с женой, на даче,
И думаю: «Пусть неудачник плачет».
А верно ли, чтоб плакал только он?
А это всё, возможно, просто сон.
Но Киселёв, он знает всё, он гений.
Да и к тому ж он в паспорте Евгений.
И я попал в его сказаний сети.
И пусть простятся мне на мёки эти.
10334
И пусть простятся мне намёки эти.
И жить нам всем до смерти на планете,
Где нам пришлось столетье коротать,
И через эти бездны пролетать.
Я дух земли, несущийся по свету.
И наблюдаю нашу я планету.
И глубоко уж вся она в грязи.
Так думал я с тем случаем в связи.
О, нет! Не то. Не дух я. Я банан.
Я привозной из самых дальних стран.
Меня недавно нежными губами,
И очень даже белыми зубами,
Касалась ты. И положила в рот.
Самодовлеющий вокруг стоял народ.
10335
Самодовлеющий вокруг стоял народ.
А за стволом берёзы, промелькнувший,
В походе длительном ко мне примкнувший,
Лукавый луч резвился у ворот.
Там, вдалеке, в заброшенной церквушке,
Лежал в гробу непогребенный Пушкин.
Он отпевался маленьким попом,
Что воевал с недугом и клопом.
И у попа со щёк стекали слёзы.
А здесь весёлый луч из-за берёзы
Мелькнул, прорвавшись резко сквозь метель.
«Там Пушкин умер! Растуды в качель».
Я промолчал и в рощицу нырнул.
Комар напился крови и уснул.
10336
Комар напился крови и уснул.
Я промолчал и в рощицу нырнул.
И думал я: «Ах, Пушкин, Пушкин умер!»
Да и вздохнул я в непосильной думе.
Потом добавил: «А печаль светла».
И тут рукой смахнул слезу с чела.
Комар взлетел. Я дальше шёл и думал.
Моя была неугомонной дума.
Вокруг меня стоял суровый лес.
И я на ёлку ближнюю залез.
И закричал: «Сегодня Пушкин умер!»
И облака загоревали в думе.
В сугроб вонзился с неба луч мелькнувший.
И брёл медведь доселе не уснувший.
10337
И брёл медведь доселе не уснувший.
И луч на небе, быстро промелькнувший,
Ударил в грудь печальному поэту
Стрелой Амура, уж войдя по эту,
По пору сю. И ожил тут поэт.
А поп зажёг свечей тревожный свет.
«Он возвратился! И встают пусть в ряд
Покойники». Таков его обряд.
«Нарву цветов я палевых в охапку,  -
Промолвил Пушкин.  -  Я надену шапку.
Я возвращусь. Ты, попик помолись.
И долу ниже травки постелись».
И тут вот луч, что за гору нырнул,
В молчанье гордом прямо в гроб взглянул.
10338
В молчанье гордом прямо в гроб взглянул
Тот луч, что и под рясу заглянул.
«Ты продолжай. Я мигом. Два куплета,
И я вернусь. Ты потрясён? Но это
Уж не погода нынче в январе.
Не веришь?.. Лето, видишь, на дворе.
Нет, нет. Не так. Оно ещё не лето.
Во мгле ночной не ждали мы рассвета.
И лишь пурга. И мчатся, мчатся тучи.
И снег кружит и светлый, и летучий.
Но я цветочков всё-таки нарву.
Под снегом там они растут во рву.
Там я гулял когда-то и без гидов.
Не знал тогда я лучше этих видов.
10339
Не знал тогда я лучше этих видов.
И я гулял там с ней тогда без гидов.
Я целовал её в её уста.
Любовь её была ещё чиста.
Был там и я вниманьем избалован.
И красотою дивной очарован.
И вот она! Ах, как она чиста!
Я целовал её в её уста.
Потом она, конечно, вышла замуж.
Кто мил ей нынче, знать теперь не нам уж.
Ты, попик, пей. Уж подожди молиться.
Ещё успеешь. Дай повеселиться.
И закуси... А ел ли ты живых
Креветок без различий вкусовых?
10340
Креветок без различий вкусовых
Не ел? Попробуй. Их едят живых.
В Париже сам отборных брал за штуку
По восемь франков. Подставляй-ка руку.
Холодные, как лёд в реке, как смерть.
Любого ждёт незыблемая твердь.
Закусывай. А я уж не хочу.
Сегодня мне и пунш не по плечу.
И кто, скажи мне, вечен под луной?
Конечно, лучше б раннею весной.
Иль летом. Ах, прекрасная погода!
Когда приходят воины с похода
Со всем их юным и счастливым видом!
Нет, хорошо быть в этом мире гидом!
10341
Нет, хорошо быть в этом мире гидом!
Так что же ты стоишь с печальным видом?
Ты не робей и подружись с поэтом!
Ну, как не рассказать потом об этом!
А ведь придётся. Ведь не утерпишь.
В душе сперва немного поскрипишь,
И выскажешь в какой-нибудь попойке.
Или жене доверишься на койке.
Да и расскажешь, как ты отпевал
Поэта, отпустив его за вал
Цветочки рвать в холодном январе.
И собирать бруснику на заре.
Не выдержишь ведь в спорах ножевых
Среди себе подобных и живых.
10342
Среди себе подобных и живых
Всё выложишь в беседах ножевых.
А как, скажи, вот матушка твоя?
Когда первенный раз уж ты ея?..
Ну, как она? Молилася ли на ночь?
И сколько раз её тогда ты за ночь?
Уж хороша? А детки-то сурьёзные?
В который ходят класс? Душою слёзные?
В четвёртый уж? А далее гимназия!
Скажи-ка ты! Такая вот Евразия.
Поэта в ночь метельну отпевать,
Беседовать уж с ним и пировать.
Запомни всё до мелочной детали.
И то, как мы с тобой в пути устали.
10343
И то, как мы с тобой в пути устали,
Запомни всё до мелочной детали.
И сколько съел ты этих скользких жаб.
И про скольких рассказывал я баб.
И опиши потом мою историю
Про гробовую эту аллегорию.
Как выпил ты сливовки полный штоф,
И слушал весть про девушек и вдов,
С поэтом коих грусть-судьба свела,
Да и подвигла к блуду их тела.
И будешь ты в уезде знаменит!..
В котором ухе мне, скажи, звенит?..
Иные прямо таяли в кустах.
И расцветали радостью в устах.
10344
И расцветали радостью в устах.
Да и иные таяли в кустах.
Потом вот полюбил я Натали,
Когда меня случайно с ней свели
Наклонности к томленью жарких встреч,
О коих я веду с тобою речь,
И то уж испытавши и судьбу,
И вот и полежав уже в гробу.
Не горе, отдаваясь мраку мглы,
Приметами, что, в сущности, малы,
И поделиться. Через этот зуд
На царский двор протекции везут.
Иные по годам спокойны стали.
А многие об этом лишь мечтали.
10345
А многие об этом лишь мечтали.
Иные по годам спокойней стали.
Иные так в невестах до сих пор.
А дворню взять? Детишек полон двор.
Моих. И кучерявых, и не очень.
Ну, как ты? Съел? Понравилось? Не очень?
Тогда возьми солёных огурцов.
Вот тех, что без обкусанных концов.
Или ветчинки ломтик прикуси.
Сушёной рыбки с пивом пососи.
Ты ешь поболе. Мне ведь уж нельзя.
Зовёт меня, перстом из тьмы грозя,
В пустыне жаркой с грустью на устах
Всевышний с кровью алой на перстах.
10346
Всевышний с кровью алой на перстах
Зовёт меня с печалью на устах.
Уж полночь. Лягу тут я вот сейчас.
А ты побудь ещё хотя бы час.
А там и сам приляг возле меня.
Но не гаси ты свечного огня.
Пусть погорит. Приятно мне смотреть.
Прожил-то я всего, как видишь, треть
Положенного человеку срока.
Не будет уж меня среди порока.
Захочет Бог, поэтом проявлюсь.
И там в стихах пред вами и явлюсь.
Вон чёрт следит за нами по кустам.
С подругой он своей, я вижу, там.
10347
С подругой он своей, я вижу, там.
Мелькает он по высохшим кустам...
…Под небом звёздным в церкви свет горит.
И лунный диск об этом говорит.
Собой пронзив церковное стекло,
Упёрся он в могучее чело
Великого мыслителя. В гробу
Ещё влиял на нашу он судьбу.
И был, притом, он прост, и был он мудр.
И не одной трепал он нежность кудр
Своей рукой, создавшей и «Евгения»,
Да и «Анчар». Рукою, в общем, гения.
А чёрт мелькал то тут, то там, то там.
Он шёл за мной буквально по пятам.
10348
Он шёл за мной буквально по пятам.
И появлялся он то тут, то там.
Вдали уже церквушка не видна.
Но свет ещё был виден из окна.
Метель, вертясь, всё покрывала мглой.
Я был тогда простуженный и злой.
Дороги я домой не находил.
По кругу я всё, видимо, ходил.
И грезилась мне дума о поэте.
И потому рождались сцены эти.
Мне виделись там всякие картины.
И появлялись меж кустов скотины.
И вот средь них и был тот образ там.
Он шёл за мной буквально по пятам.
10349
Он шёл за мной буквально по пятам.
И появлялся он то тут, то там.
«Отстань!»  -  сказал я. Он сперва притих.
Потом прочёл мне вдохновенный стих.
И я запомнил те его слова.
И по Руси тогда пошла молва.
Мол, памятник там есть нерукотворный.
Вопрос, подумал я, довольно спорный.
К нему не зарастает, мол, тропа.
И оказалось, мысль-то не глупа.
Она не заросла. Дорогой стала.
А чёрт вздохнул и посмотрел устало
В мои глаза. И проявился нимфой.
И улетел омытый светлой лимфой.
10349
И улетел омытый светлой лимфой.
И обратился тут он юной нимфой.
И вспомнил я и Лермонтова вдруг,
И весь его друзей весёлый круг.
Людей не старых. В сущности ребят,
Что веселятся, шутят и грубят,
Ухаживают, любят, изменяют,
Имеют взгляды, их же и меняют
На новые, и возвращаясь к старым,
Опять грубят и юношам, и старым.
Дерутся на дуэлях, убивают
Друг друга. И не верными бывают.
Но вот один из них сын Юри там.
Он влюбчив был, и верил он мечтам.
10350
Он влюбчив был, и верил он мечтам.
Один из них. Его я видел там.
Все остальные полностью забыты.
А он остался даже и убитый.
А ведь убит был в двадцать восемь лет!
Век с половиной как поэта нет.
И написал всего-то ничего.
Но вот забыть не можем мы его.
А почему? Оно необъяснимо.
Да и в словах оно неизъяснимо.
Бывает так. Бывает так и всё.
Конечно, что написано, не всё
Наполнено живительною лимфой.
Но он сдружился с трепетною Нимфой.
10351
Но он сдружился с трепетною Нимфой,
Хоть и не всё наполнено там лимфой.
Или возьмут какого-то Шекспира,
И издадут во всех границах мира.
Да и читают, зачитав до дыр.
Вот гений, мол, один на целый мир!
Быть иль не быть? Подумаешь, вопрос.
А уж везде он, как сорняк, пророс.
На все лады во всех искусствах смежных
Его мусолят. И не только в снежных
Краях Руси о нём строчат труды.
Да, нету, видно, в том большой беды.
И на пластинке Гамлет. Это он.
И обронён был кем-то патефон.
10352
И обронён был кем-то патефон.
И Гамлет был на землю уронён
Как раз на фразе: «Быть или не быть?»
Так удалось пластинку ту разбить.
Едва услышишь «быть», уже трещит.
Потом «не быть», и снова верещит.
Учёных много. Смотрят, где родился,
Любил кого, и много ли трудился.
Пошёл в актёры. Не хотел учиться.
А ведь могло б и так оно случиться,
Что не был бы Вильямом он Шекспиром.
А где-нибудь прожил бы тихо, с миром.
И жизнь прошла б его как летний сон.
И был бы он там некий Эдисон.
10353
И был бы он там некий Эдисон.
Не научился б быть Шекспиром он.
Сто тысяч положил бы он в компанию.
С царями б воевал, ходил в Испанию.
Потом Формоза. Смерть и слабоумие.
Не жизнь, а мука. Вечное безумие.
К чему всё это? Личности. Истории.
Твоя, моя, чужые территории.
Стремления, победы, поражения,
Желания и их отображения.
В страстях непостижимые деяния.
И вечность. Да и с вечностью слияние.
А там, вдали, где радость и уют,
Мы слышим вальс. Всё кружится. Поют.
10354
Мы слышим вальс. Всё кружится. Поют.
И много света. В комнатах уют.
В диванах дети, в сущности, ещё.
Князья. Княгини. Кто же там ещё?
Да! Баронессы по пятнадцать лет.
Один поэт. А вот ещё поэт.
И третий. И четвёртый. И шестой.
Какой из них там главный? Золотой!
Вот он. И он наполнен гордой славой.
Гордится ли своею он державой?
Пока ещё в нём леность, да и вялость.
«Ах, божество моё проголодалось!»
Напишет позже. А теперь уют.
В бокалах кровь. Её спокойно пьют.
10355
В бокалах кровь. Её спокойно пьют.
И не претят им леность и уют.
А где-то дума мучает Моцарта.
И не идёт ему сегодня карта.
Обычные житейские заботы.
А по ночам жестокие работы.
Над вымыслом слезами обольюсь,
И над таким же вымыслом напьюсь.
Кто под вино, кто просто при Луне,
Кто в гробовой кромешной тишине
Стараются, творят до унижения.
И мысли венценосное движение,
И шелест тайны в взвитых волосах,
И луч, сплетаясь в дальних небесах.
10356
И луч, сплетаясь в дальних небесах,
И шелест тайны в взвитых волосах
Рождают нечто не от сих времён,
И выдвигают в первый ряд имён
Непостижимо вольных и простых,
Недостижимо в перьях золотых
Жар-птиц удачи, славы и труда,
И чуткой власти Божьего суда.
А в результате и явилась ты.
Но как? Вот так. Как гений красоты!
И впечатленье этой красоты
Уж никогда не позабудешь ты...
…Лицей уснул. А нимфы на часах.
И всё молчит. И мы с тобой в трусах.
10357
И всё молчит. И мы с тобой в трусах.
И девы к нам приходят в волосах
Распущенных, и в тонких одеяньях
Ночных. И растворяются в слияньях.
В объятьях ночи, в грёзах и всерьёз,
В слезах желаний, и без оных слёз.
И, отдаваясь в первый в жизни раз,
Оберегают от разврата нас.
Мы вдохновенны. Крылья в нас растут.
А пуля друга рядом. Тут как тут.
Ты посмотрела сразу на меня,
И на него через четыре дня.
Дуэль. И встреча вышедших из дрог
У стройных ног, меж вьющихся дорог.
10358
У стройных ног, меж вьющихся дорог
Дуэль, и встреча вышедших из дрог.
Прекрасны чувства, славные дела.
И пунш, и мясо, плов и вертела.
Бифштексы с кровью. Весь в крови бифштекс.
А утром новый гениальный текст.
«Погиб поэт, невольник чести.
Пал оклеветанный молвой.
С свинцом в груди и с жаждой мести,
Поникнув гордой головой.
Не вынесла душа поэта…»
Ну, и так далее. И всё про это.
А мы сидим с тобою у дорог,
Да и едим ноздрящийся творог.
10359
Да и едим ноздрящийся творог,
Да и сидим с тобою у дорог.
Одна дорога  -  быть или не быть.
Другая  -  и бороться, и любить.
Туда уходят все в небытие.
И так у нас проходит житие
Меж дат рожденья-смерти. И стишок
Рождает в ком-то сдержанный смешок.
«Я вас любил. Любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит.
Я не хочу печалить вас ничем».
И возникают те же всё вопросы.
Пирог мы съели, допиваем росы.
10360
Пирог мы съели, допиваем росы.
И возникают те же в нас вопросы.
А Йорик спит. Не знает ничего.
И про Шекспира тоже ничего
Не знает он. И Гамлет, и Отелло.
Ещё их нет. Да и не в этом дело.
А вот и вы. Хоть вас уж как бы нет.
Пусть от всего останется сонет.
Один сонет. И жизнь пускай идёт
И в пунш желаний и в стенаний мёд.
И радость пули, что пробила грудь,
Да и ещё никак нельзя уснуть...
…А бес шагал за мной сквозь утра росы.
И доедал он все мои отбросы.
10361
И доедал он все мои отбросы,
И наступал копытами на росы.
Стояло утро в трепете дождя.
Сквозь руки мне пробили два гвоздя.
С ладоней вниз, к ногам, сочилась кровь.
И я познал бессмертье и любовь.
Я нёс свой крест, пригвожденный к рукам.
Мои враги теснились по бокам.
Не слышно было траура и месс.
И лишь шумел за горизонтом лес.
И до голгофы было далеко.
Сочилось звёзд ночное молоко.
Бес наступал копытами на росы.
Он чёрен был, и был к тому ж раскосый.
10362
Он чёрен был, и был к тому ж раскосый,
И наступал он лапами на росы.
Мы дальше шли. Встречались города.
И уж пришли мы с ним тогда сюда.
Всё те же страсти, та же суета,
Да и над всем единая мечта.
Так будет завтра, было так вчера.
Осуществиться, выдав на гора.
И снова встречи возле злачных мест.
И ранним утром гениальный текст:
«Я знаю, город будет. Я знаю, саду цвесть,
Когда такие люди в стране Советской есть».
А надомной, как образ, как кошмар,
Смеющиеся Нимфа и комар.
10363
Смеющиеся Нимфа и комар
Кружились надомною, как кошмар.
Век продолжался. Вижу футуристов.
Есенин и ещё каких-то триста.
Не менее. И тоже футуристы.
Их тьма вокруг. И спорят до расхриста.
Читают вслух. Читают и читают.
И гениями все себя считают.
Читают напролом, наперебой.
И каждый горд, и дружен сам с собой.
Ликуют и возвышенно поют,
Забыв про благородство и уют.
А небеса, уйдя туда, за росы,
Встречают там и бури, и торосы.
10364
Встречают там и бури, и торосы,
Уж небеса, рождая в нас вопросы…
…Никто себе излишнего не брал.
И всякий устремился за Урал.
И в Ленинграде взяли да и выжили.
Все соки из себя бесстрастно выжали.
Да что там соки! Кости в ход пошли.
И в бухтах утопили корабли,
Чтоб враг в великий город не прошёл.
И враг в великий город не прошёл.
И выжили без хлеба и воды
В эпоху лихолетья и беды.
Летит над нами времени кошмар.
А из вулкана пепел, дым и пар.
10365
А из вулкана пепел, дым и пар.
А надомною времени кошмар.
«Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал».
И пошли про него разговоры,
Что он с Влади Мариной живал.
Ну, влюбился поэт, что поделаешь.
Ничего ты с поэтом не сделаешь.
Не собою он сам управляемый,
Он лишь волей небесной являемый.
И отсюда и киски, и котики,
И стихи, и любовь, и наркотики.
Жизнь идёт тишиной обаяния
И рассветом ночного сияния.
10366
И рассветом ночного сияния
Жизнь идёт тишиной обаяния…
…И покатились в воспаленье звонком,
И из корыта выпали ребёнком.
Сидит он тут у старого корыта,
И Риорита всё. И шито-крыто.
Совсем теперь пошли другие веянья
От бездуховности до неумеянья.
Не знаю я. Но это мне не нравится.
Ах, поживу ещё. А вдруг понравится.
И лжи и вымысла вновь многоватенько.
Сия история уж староватенька.
И всё деяния, деяния, деяния.
Святая поступь требует ваяния.
10367
Святая поступь требует ваяния.
И всё деяния. И всё деяния.
Молчит вот, правда, Бонч, затылок чешет.
А староста ножом полено тешет.
То всероссийский староста Калинин.
А как поёт поручик князь Малинин!
Нет, то не Русь, а чёрт те знает что.
Евгений вот в малиновом пальто
Под пиджаком. Он в розовом костюме.
То Евтушенко в вдохновенной думе.
«Хотят ли, нет ли, русские войны?»
Спросите у Кремлёвской вы стены.
А я сидел, подсолнухи лущил.
И тут её я в рощу затащил.
10370
И тут её я в рощу затащил.
И я сидел и семечки лущил.
Я лузгал семечки, подсолнухи лузгал.
А кто-то рядом мне нахально лгал.
Вставай, вставай, народ одноимённый,
Российский, вечным рабством заклеймённый,
И просветлённый, и многоязычный,
И непонятный. Ну, а мне привычный.
Языков столько, сколько и наречий.
И полон всяк в себе противоречий.
Сам разберусь я. А не разберусь,
Так и всплакну за нашу с вами Русь.
И бабу-дуру я тогда лущил.
И в чащу я её и затащил.
10371
И в чащу я её и затащил,
Ту бабу-дуру, что тогда лущил.
Противная. Дал двадцать пять рублей.
Да и не стал я лить пред ней елей.
Распутин я. Мамаша захворала.
И в «дурачка» мне ужин проиграла.
А папа снова тех же генералов
Министрами назначил до Урала.
Фотографирить любит и молчать.
Ни на кого не хочет он кричать.
А дело швах. Везде и всюду воры.
И про меня ведутся разговоры.
В Разливе кто-то уж живёт не наш.
Стоит там кем-то брошенный шалаш.
10372
Стоит там кем-то брошенный шалаш.
И поселился кто-то там не наш.
Владимир Ленин. Маленький такой.
Пусть побузит с протянутой рукой.
Потом прихлопнем сразу всех. И в крепость.
Нужна России подлинная крепость.
Молиться будем. Отпрыска подлечим.
Не упадёт страна. Подставим плечи.
Отчизну мы руками подопрём.
А Бог даст силы, то и не помрём
От пули, яда. Что за чепуха!
Сильны в нас жилы, мысль и требуха.
И тут зашёл я в шёлковый шалаш.
И в нём горела надпись: «Это ваш».
10373
И в нём горела надпись: «Это ваш».
И я вошёл к наследнику в шалаш.
Там мамка грустно с дочками сидела,
И на портретик Коленьки глядела.
А Коленька в усах и с бородой,
И с венценосной, знамо, уж звездой.
Жалеет мамка батюшку царя.
И не кричит уж батюшка: «Уря!»
И сабелькою не разит лозу,
И сам он доит белую козу.
И любит пить он утром молоко,
И мармелад он любит «рококо».
Я взял капусты беленький кочан.
Вошёл туда я. Там стоял топчан.
10374
Вошёл туда я. Там стоял топчан.
Я взял капусты беленький качан.
Сказал я мамке: «Папка захворал.
На фронте каждый третий генерал
И вор, и трус, и бабник, и масон».
А мамку угнетал тревожный сон.
Упала мамка тут же на кровать,
И стал я мамку жарко целовать,
И стал я мамку крепко обнимать,
И я не стал мешать ей понимать,
Что отдалась она мне всей душой
С фигурой доброй, с нежной и большой.
Так и стоят там этот вот топчан
И с хмелем свежим непочатый чан.
10375
И с хмелем свежим непочатый чан
Там и стоит. А рядом с ним топчан.
Просил я мамку у царя узнать,
Не хочет ли министров он прогнать.
Упырей этих. Гнев я свой не скрыл.
И я ещё ей что-то говорил.
И всё касалось наших с нею снов
И укрепленья царственных основ.
Да и другие знаки государства
Нас волновали во спасенье царства.
Из коих зрима гибельность путей
И мамки с папкой, да и всех детей.
У мамки ушки были на макушке.
Мы выпили ещё по полной кружке.
10376
Мы выпили ещё по полной кружке.
У мамки ушки были на макушке.
Повеселев, тут мамка улыбнулась.
И вот она уж и перевернулась.
Люблю в ней попку. Попка хороша.
Да и большая у неё душа.
Хоть и из этих кайзерских ветвей,
Но в этом деле наших не мертвей.
И теплотою пышет изнутри,
Хоть там, в прошедшем, всё же морген фри.
Такая в ней святая простота.
А в баронессах ложь и пустота.
И выпили ещё по две мы кружки.
И вспомнил я весёлые пирушки.
10377
И вспомнил я весёлые пирушки.
И выпили ещё по две мы кружки.
Мы пили с мамкой из бадьи рассол.
Потом пришёл из Персии посол.
Его послал я ради шутки к Витте.
Он улыбнулся и сказал мне: «Битте».
И повернулся, к выходу пошёл.
Но он ещё до двери не дошёл,
Как был застрелен в лоб из-за угла.
Такая там тогда стояла мгла.
Не разберёшь кто свой, кто виноват.
Любой вопрос решением чреват.
Лежит посол. И вот идут матросы.
И впереди задвигались торосы.
10378
И впереди задвигались торосы.
И подошли к посланнику матросы.
Да и спросили: «Греческий шпион?»
И согласился с этим сразу он.
Лежит он носом кверху головой.
И в выраженье как бы не живой.
И видно было из его речей,
Что он уже бессилен и ничей.
В секретном коде под евоной феской
Нашли крючок с блесной и тонкой леской.
И думали: «Уж ловкий был рыбак».
А в куртке люлька, спички и табак.
И закопали труп его матросы
Там, где стелились под ногами росы.
10379
Там, где стелились под ногами росы,
Там закопали труп его матросы.
И так была Россия спасена.
А в это время кончилась война.
В России революция. Братание.
Уж будет вам горячее питание.
В практическое воплощаясь зло,
Всё в бездну ночи тут и унесло.
И началась гражданская война.
Мечта народа осуществлена.
Отец на мать. Брат брата убивает.
Россия мощью тут же убывает.
Лежат в земле солдаты и матросы.
И высыхают под ногами росы.
10380
И высыхают под ногами росы.
Лежат в земле солдаты и матросы.
Погружены в раздумье с головой
Вот тут, у кадки с пальмовой травой.
А на паркете мы с тобой сидим
И карамельки сладкие едим.
Поцеловались, будто в первый раз,
Почти интимно, а не на показ.
Платочек всё ж с собой я заберу.
А что впервые я, конечно, вру.
Нельзя впервые столько всяких поз
Осуществить, не растрепав волос
Причёски, что скрывает наши лица.
Под нами конь. Простите, кобылица.
10381
Под нами конь. Простите, кобылица.
А впереди гостей мелькают лица.
И царский бал как будто заколдован,
И будто феей юной арендован.
Застыв, музыки звуки струн ваяли.
Взметнулись руки к клавишам рояля.
И, замерев, повисли в пустоте.
Труба блестела в полной наготе.
А барабан раздулся до предела.
И, позабыв своё лихое дело,
Как, между прочим, скрипка и гитары,
Молчал. Не принимал уж он удары.
В подмышках дам прервался потогон,
Ложась на гладь шершавую погон.
10382
Ложась на гладь шершавую погон,
У дам и дев прервался потогон.
А генералы с умным видом в баре
Стояли, рты раскрыв при самоваре.
На полпути остановился пар.
И не свистел вскипевший самовар.
Лакей с подносом на одной руке
Запечатлён был в бешеном прыжке,
Меж потолками в воздухе вспарив,
Слова: «Поням-с, мадам!»,  -  проговорив,
Сказал: «Налейте штофов семь и три».
И будто кто-то бросил нам: «Замри!»
И потому, что через уши-спицы
Не слышно было, как летели птицы.
10383
Не слышно было, как летели птицы.
И замер вдруг, почистив уши-спицы,
Тот, кто стоял и в лица нам взирал.
А фитилёк, мерцая, догорал
Под наклонённым для гашенья пальцем,
Не закопчённым дымной свечки смальцем.
Огарком оной палец тот не жгло,
Хоть и горенье постоянно шло.
В круженье дамы от разлёта юбок
Показывалась алость нежных губок.
Стремленьем к оным и в скольженье полом
Всё тормозилось в образе весёлом.
И за окном шёл поезд тьме вдогон.
И в стыках рельс не застучал вагон.
10384
И в стыках рельс не застучал вагон,
Как будто он и погрузился в сон.
И паровоз движением не ожил.
И скрежет букс не стал быть слышен тоже.
И листья, с лип осенних не упав,
Висели в ветре, в лужу не попав.
Свет не струился в тёмных облаках.
У звёзд молчащих замер мир в веках.
И был не этим миром, что в движении.
И всё уже застыло в напряжении.
Казалось, миг  -  и снова жизнь взовьётся.
Да и опять стремлением прольётся.
А паровоз воззрился на покос,
Идущий безрассудно под откос.
10385
Идущий безрассудно под откос,
Он и воззрился грудью на покос.
А там, в озёрной тонущей воде,
Граждане утопали кое-где.
Не уплывая по теченью вод,
Недвижим был и тёмный небосвод.
И водопад, лишившийся движенья,
Поверил в этот миг преображенья,
Дающий тем бегущему ручью
Как бы попасть в бездействия струю.
Официант салфетку уронил,
Но путь её сей миг не изменил.
И даже был не слышен шум стрекоз
И запах роз, и тёплый шелест рос.
10386
И запах роз, и тёплый шелест рос
Не ударяли ароматом в нос.
Носы в дыханье струй не шевелились.
А слёзы тех, кто плакал, не стеклились.
Смех раздавался молча и беззвучно,
Что объяснить никто не мог научно.
Да и научно ты не объяснишь
Вот это всё, что ты как будто снишь.
На тонкой ножке девочка стояла
И на себя тянула одеяло.
Она была пленительно нежна.
К тому ж она была обнажена.
Минуты мира были миром мнимы,
Неизменимы, да и несравнимы.
10387
Неизменимы, да и несравнимы
Минуты мира были миром мнимы.
И уж совсем там не было того,
Что и могло нужнее быть всего,
Что представляло некий интерес,
Способное подвигнуться в прогресс.
Нет, не могло. И даже слово мочь
Ушло туда, в незыблемую ночь.
Сему клише, возникшему в счёт мира,
Переполненье виделось эфира.
И чтоб кого-то зреть через балкон,
Или у светлых там стоять икон,
Ничуть. Сплошные бездны сном творимы
И ощутимы, а порою мнимы.
10388
И ощутимы, а порою мнимы
Минуты мира, будто анонимы.
И не явленья, и не состоянья,
И даже нету противостоянья.
Да и сердец порывов глубина
Погружена в иные времена,
Где нет уже движенья и покоя.
И не поймёшь, что всё это такое.
Откуда и зачем, да и куда.
И не падёт из тёмных бездн звезда.
И не исчезнет боль. Не разрядится
Ружьё. А с ним и чья-то ягодица
Не вздрогнет, открывая в вечность дверь,
Которой, если можешь, ты не верь.
10389
Которой, если можешь, ты не верь.
И к чудесам ты не раскроешь дверь.
Да и попробуй потянуть салфетку,
И ущипнуть за грудь свою соседку,
И наступить ногою на стоящих,
И столь мертво в себе себя таящих.
Или ударь рукой по барабану,
Или вернись, опять же, к кегельбану.
Или разбей один-другой бокал,
Официант чтоб в стёклах заскакал.
И вспомнил чтоб, о чём уж он забыл,
Когда впервые он его разбил.
А уж тому, что видишь, ты не верь.
И так вот открывалась в вечность дверь.