автоматчик

уроню пальцы в тлеющий закат
розовая дымка щербетным льдом отразится на скулах
как будто бы и не было ничего страшнее, словно так было всегда
и десять лет назад не я соврал автоматчику, что не люблю убивать и лучше мне вступить в гвардию орденоносных юнцов, чья кровь первой прольется
чей грех отпущен заранее
златовласых, ясноглазых детей с щеками цвета топленого молока
он ответил тогда — пожалеешь,
мертвая красота хуже живого уродства

мои ступни изношены километрами троп
над разрушенным прицельным ударом городом вьются птицы стаями горных орлов
одиночек, сбившихся в кланы
я плавлюсь под бордовым огнем слепого солнца и в нем же тону
как видел гладкую смерть, острые когти ее вспарывали глотки неумелым бойцам
оставался нетронут, и только мне выследить, как над поверженным стадом взойдет серп луны
крошечным полумесяцем
бездушной дугой

их зрачки сужались в тонкие точки
нежные веки чернели,
а я позволял себе одну остановку за каждые пятнадцать минут, чтобы сдерживать грубые всплески собственных ран
автоматчик со шрамом над бровью был прав
закат догорел спичкой
эта голая ночь станет последней, ведь в моем револьвере последние пули
их всего три

чтобы наверняка — и лучше бы русская рулетка
контрольный будет безболезненным

потому что страшнее не будет уже никогда.