Счет и нечет. Весь текст

Из сатирического романа в стихах «Коммунальные отношения»

Пролог
Времён недавних сохранилась догма,
Мол, будет мир тогда для всех, как рай,
Коль власть советскую снабдить учётом строго,
Чтоб без контроля не был и сарай!

Глава первая
Библейское искушение

Хотя и раньше повод был для счёта,
Был в Райских кущах нужен ревизор
И вовсе не на «Доску для почёта»
Тот угодил, кто яблочко упёр…
Создатель гневался и топал сандалетом,
За то, что плод познания любви
Адам стащил и угостил при этом,
Подругу Еву – плоть, кто от плоти!
Сослал обоих мучиться вовеки,
И в том числе – грехи свои считать.
О чём с тех пор, не прикрывая веки,
Мог проверяющий любой нам рассказать!

Глава вторая
Шире глаз народного контролёра

Вести учёт, при навыке не сложно:
Одно – прибавь, другое – отними!
Но ещё лучше, коль при этом можно
Иметь чуть больше, чем зарплатные рубли…
Фома ходил в «народных контролёрах»
Всё сосчитать в округе норовил.
Предупреждениям не верил на заборах
И оттого свой бумеранг словил.
…Любое дело требует подхода,
Такого, чтобы стыд не пробирал,
Когда предстанешь перед всем народом
За то, что самолично «наваял»!
…Ерёма пимокатню обустроил.
Овечьей шерсти притащил тючок,
А чтоб его никто не беспокоил,
На дверь накинул изнутри крючок.
Не помогло. Однажды стук раздался
И на пороге ревизор-варнак.
На этот раз Фома им оказался,
Уполномоченный проверить: – «Что?» и «Как?».
Гость осмотрел пимов готовых пары,
Не поленился даже обувать.
В последней  (не вдаваясь в «тары-бары»),
Так и ушел: – Чтоб качество узнать.
Кому понравится работать без навару?!
Проверки потянулись чередой.
И после каждой – уносили пару,
Те ревизоры, валенок  с собой.
Убытки посчитав на пимокатне,
Нашел Ерёма проливать где пот.
Привычны руки к штыковой лопате,
Вот и вскопал под грядки огород.
Но и теперь хватило ревизоров.
Фома подсолнухи до вечера считал,
А с одного, что вырос у забора,
Себе «в дорожку» шляпку оторвал.
Полузгав семечки, опять Фома явился.
Горбушку хлеба, соли не забыл
И очень неприятно удивился,
Когда хозяин всласть не угостил.
Найти сам взялся спелых помидоров.
Лущил горох попутно – прямо в рот.
Вот так – без всяких лишних разговоров,
Опустошил Ерёмин огород…
Семян и тех не раздобыть сколь нужно,
Когда о прибыли – не думай, не мечтай.
Взял что дешевле. Принялось всё дружно
И обещало добрый урожай.
 – Ращу «мамордник» для аптечной цели,
Ерёма заявил тогда Фоме,
Когда тот карандаш опять нацелил,
С ревизией явившись на заре.
 – Пойдёт что хошь, с чужого огороду!
В ответ плод семечками принялся  стрелять.
Был огурец тот – «бешеным» от роду
И отучил проверкой досаждать!

Глава вторая
За чужой счёт

Бывает – давние ошибки
Напомнят о себе потом,
Когда не только лишь улыбки
Остались в детстве золотом…
Фома в родительской кладовке,
С наследством вместе, отыскал
Рогатку из которой ловко
Когда-то в воробьёв стрелял.
Теперь стыдом запунцовели
Вдруг щёки – аппетита гладь,
Хотя привычки не имели –
Так чувства прежде выдавать.
На пионерском как-то сборе
Не дрогнул мускул ни один,
Когда за воробьёв в укоре
Его назвали: - Хунвейбин!
Тогда в Китае эту птаху,
Гоняли на потеху всех
И вот теперь готов на плаху,
Фома пойти за давний грех…
Рогатку бросил на пол прямо,
Над ней поклялся наперед,
Что заповедник лучший самый
Для воробьёв он разобьёт!
Обнёс деревню городьбою
И запретил теперь шагать
Соседям шумною гурьбою,
Чтобы пернатых не пугать!
Запрет навел на огороды,
Мол, где бурьян, там птицам – кров!
Велел не брать из речки воду:
 – Оставить всю для воробьёв!
Так, не на шутку разошелся,
Что донял всех вокруг себя.
И укорот тогда нашёлся
На «Заповедник воробья».
Фоме велели, коль азартен,
Использовать свой личный двор.
К соседям  по земельной карте:
 – Не лезть! Такой вот уговор…
Не по душе Фоме порядки,
Сам жить не смог без огурцов.
Теперь по огороду – грядки
И пугало от воробьёв!

Глава третья
Наследник

Счёт любит точность, как монах – икону!
Однако, всякому ль, ошибки – острый нож?!
Когда так хочется забрать и по закону,
И то, к чему свой тайный ход найдёшь...

Давно Фома с деревней распрощался,
Квартира в городе получена им в срок,
Но кто бы из родни не обращался,
К себе не пустит даже на порог.
А тут внезапно сам в село приехал.
Домчал автобус – к отчему двору,
Где встречи щедрой выдалась потеха –
И хлеб ему подали, и икру!
Друг детства навестил его – Ерёма.
Узнать: – Зачем визит тот предпринял?
Ему Фома, прям на крылечке дома,
Как на духу, все толком рассказал.
Мол, в телевизор дедушку увидел –
Снят репортаж был к праздничному дню,
Что был в работе тот – колхозной лидер,
Теперь живет на пенсию свою.
Фома и понял: – Почести напрасны,
Коли нельзя в карман их положить!
А дедушка был партизаном красным
И мог бы в городе, а не в деревне жить!
 –За тем приехал, чтобы прав добиться, –
Сказал Фома и строго губы сжал. –
Просить себе не смог раз дед решиться,
Так я заступником для ветерана стал!
Всё получилось – лучше не бывает:
Для партизана ордер выдан был,
Но он в селе, как прежде, проживает,
А о приезде внука позабыл.
Пока Фома не выбрал день приезда,
Теперь явился в собственном авто:
Купил его, продав квартиру деда,
И вот опять хлопочет за него!

Глава четвертая
Муха

Есть существа, вам про какие скажут:
 – Всех невозможно  перечесть в стране.
Ну, разве тех, кого с трудом размажут
На мухобойке. Шлёпнув по стене.
Нет существа, тревожнее, чем муха –
На месте на одном не усидит.
Всё ей по вкусу – хлеб или макуха.
Что на столе – всё мигом заразит!
Дизентерия – это вам не шутки,
Ерёма ею как-то заболел.
И так привык в больнице к своей «утке»,
Что расставаться даже не хотел.
С тех пор он руки моет постоянно:
Не экономит в мыльнице кусок.
А так же мух гоняет окаянных,
Под их жужжащий, нудный голосок.
Фома в инфекционной с ним палате
На пару свой больничный коротал,
За то, что муху приютил в салате
И всё потом  – до листика сжевал.
Однако, он не сделал должный вывод.
И к мухам, как и прежде – терпелив.
И более того, мушиный выплод –
Опарышей содержит коллектив.
Чтоб на рыбалке, в качестве наживки,
Насаживать степенно на крючок.
И клёв стоит такой, что лишь обрывки
Оставит лески полный тюрючок.
Ещё Фома с матёрой мухой рыщет
По городу (поехав по делам),
Найдёт кафе, где бросив муху  в пищу,
Не платит ни копейки по счетам.
Подход различный к этим насекомым
Им не мешал приятельство водить,
Пока однажды – в доме у Ерёмы,
Их не свело желанье: – Накатить!
Хозяин не скупился на закуску:
Есть сала шмат, есть в банке огурцы.
А в ёмкости – традиционно русский,
Напиток, что любили их отцы.
Друзья в делах всё были, да в заботах –
Не виделись давненько за столом.
А потому свой опыт не в компотах
Продемонстрировали славно и ладом…
И всё бы ничего, но из кармана
Вдруг муха выбралась, ценимая Фомой.
Почистив лапки на краю стакана,
Облёт устроила над мисками с едой.
Ерёма в гости мух не приглашает,
Для них есть мухобойка. И увы…
Азарт охоты мест не выбирает –
На лбу прихлопнул муху у Фомы.
Опять лечиться довелось на пару.
И снова муха стала в том виной.
Фома потерей был обижен поначалу.
Утешился – обзаведясь другой.

Глава пятая
Цифровой формат

Жизнь современная насыщена вся цифрой.
И той, что с арифметики знаком,
Но еще больше – что под строгим грифом,
Имелась в сейфе с вычурным замком.
Теперь про цифровую всю начинку
У телевизоров, открыто говорят,
А что скрывать: не баня, где на спинку
Чужой жены, не стыдно бросить взгляд.
Тем более, что в цифровом формате
Такое на экране наплетут,
Что и сексолог в форменном халате,
Заблудится за несколько минут.
А не смотри! Включи канал про шоу.
Каких теперь несметно развелось.
Тут о политике токуют. По другому –
Судачат те, в ком классовая злость!
Еще обсудят: кто на ком женился,
Кто у кого стащил сюжет хита.
Жаль, с арифметикой тот парень не ленился,
Чья к телевизору приложена рука.
А то бы просто собирались в стайку
Да обсуждали бабушки молву.
Какую нынче: гордо, без утайки,
Готовы разносить на всю страну.
То политолог рассуждает басом,
То активист движения мычит,
Накрыть бы вас, ребята, медным тазом,
В психушку сдать, где с опытом врачи.
Но поздно, братцы, поезд тот уехал,
Который мог нас увести назад,
И день, и ночь, всерьёз, а то со смехом,
Наш на ток-шоу изменяют взгляд.

Глава шестая
Визитёр

Изба красна не только пирогами.
Углы не забываем похвалить.
Хозяин счастлив от души гостями,
Которым хочется и в малом угодить!
Ерёма той же благостной закваски.
Готов последнюю рубаху тем отдать,
Кто на крыльцо поднялся без опаски,
Что могут отчего-то не принять.
Таким Фома предстал ему однажды:
Вошел и кепку бросил на крючок.
Сказал, что где-то бродят орды вражьи:
– Но мы про это – губы на замок!
Мол, лучше глянем сводку на экране.
Ток-шоу в нём – одно других мудрей:
О сбитом говорят аэроплане.
Про убежавших с Африки людей.
И убедил включить он телевизор.
Ерёма стул радушно подаёт.
И, правда, показали тепловизор.
Он в полной темноте – блоху найдёт!
Под чай с конфетами смотрели сериалы,
Пока уж полночь не вошла во двор.
Тогда лишь гость, от зрелища усталый,
К себе убрался, но оставил сор.
Назавтра он же проскрипел калиткой.
И руки не пустые. Как и встарь,
С собой домашних прихватил напитков
И то, что можно скушать под стопарь.
Как без горячего приветить друга можно?
Газ на плите хозяин запалил.
Всё разогрел, сварила что супруга.
И снова чай покрепче заварил.
Потом Фома свои погладил брюки.
Электробритвой полчаса жужжал,
И в холодильник заглянул от скуки,
В котором колбасы кусок лежал.
Так – день за днём от гостя нет отбоя.
Ерёма понял – он теперь в долгу!
Визит подобный чует за собою,
Шагать тем более не нужно по селу.
Через забор, ведь, у Фомы хоромы.
К нему, поручкавшись, вошел, ища уют.
Но тот уныло повстречал Ерёму,
Как будто гостем не довольны тут.
Не загорелась люстра в главном зале.
Не гонит вентилятор духоту,
И всё не так, как прежде привечали.
Воротит от такого за версту.
Не слышно песен из магнитофона,
У телевизора – экран давно в пыли.
Когда ж и чаем обнесли  Ерёму,
Он догадался: – Нагло развели!
И тут Фома всё прояснил дословно:
– Нет света в доме. Газа нет в плите.
Лишен за неуплату  поголовно.
Вот потому ходить люблю к тебе!

Глава седьмая
Магнит

Без электричества сегодня  – ни в какую:
Ни почитать без света, ни – сварить…
Но самую пожнёшь беду большую,
Когда компьютер не во что включить!
Фома как все – ни дня без Интернета
Прожить не может, хоть его убей.
Забудет, остывает что котлета,
Когда читает письма от друзей.
А тут ослепло в мир его окошко.
И телевизор потушил экран.
И так от этого ему всё стало тошно,
Хоть лбом стучись в ворота, как баран.
У всех вокруг такой напасти нету.
У них и холодильник не потёк!
А что ему: – С сумой бродить по свету,
Чтоб в проводах вновь появился ток?
Сидит Фома угрюмо на крылечке.
Да только жалости к нему особой нет:
Ещё вчера был при электропечке.
Избыточный  дарили люстры свет!
Сам всё испортил для себя навечно,
Когда сманил «бесплатный киловатт».
Мол, сельский их электрик столь беспечный,
Что счетчик можно покрутить назад.
Или магнит положить на «вертушку».
Замрёт и не покажет всем «расход».
Столь можно сэкономить, что подушку
Жена рублями, а не перьями набьёт!
Фома не жаден ближним на подсказку.
С Ерёмой поделился мыслью той.
Но друг её воспринял – словно сказку,
С обманутою Бабою Ягой.
 – Контроль придёт и погоришь с магнитом, –
Фому пытался он отговорить.
 – Не нужно быть особым следопытом,
Чтоб вора электричества словить…
И словно в воду поглядел Ерёма.
Фома попался, как он нагадал:
Все провода отрезали от дома.
И штраф грозит, какого мир не знал!
Раскаялся виновник личной хвори:
 –  Всё бы отдал. Пусть прежнее вернут…
Но вот и объявленье на заборе,
О том, что в клубе скоро будет суд!
Однако приговор не состоялся – 
Амнистия избавила от бед.
И не злопамятным электрик оказался.
Простил Фому, провел обратно свет.

Глава восьмая
Переписчик

Ерёма не забыл со школьной парты
Тот курс, которым следовал народ:
Не шахматы, не шашки и не нарды
Вели тогда всё общество вперёд!
Чтоб коммунизм построить на планете
Был лозунг взят от классиков своих,
И каждый, побывав в парткабинете,
Знал, что учёт идёт «от сих – до сих»!
Давно не актуален мир – «по Марксу»,
Но про учёт все знают назубок:
Сосед Фома, дружок ещё по классу
И тот считает каждый пирожок.
Когда ж обед прошел по распорядку,
Шагами меряет и собственный он двор,
И у соседа посчитает грядки:
Что за преграда – сетчатый  забор!
А то зайдёт Фома в пригон к Ерёме
И всё, что там – возьмёт «на карандаш»!
Усвоил он  все тонкости в законе,
«Доброжелателя» большой имеет стаж.
Ерёма не обидит друга детства,
Фоме подробности любые сообщит.
На то не сменит он добрососедства,
Где зависти «Дамоклов меч» висит…
Ещё и шутит иногда при этом,
Чтоб развести Фому на пустяке,
Мол, дождевых червей разводит летом
И снегирей – на зимнем холодке.
Проговорился как-то под усмешку,
Заказ, что получил он дорогой –
Мышей и крыс разводит вперемешку
На опыты учёною братвой.
Фоме не лень писать, хоть, под диктовку
Про поголовье из мышиных нор,
А заодно заметил и обновку –
Прям под окном пятнистый мухомор!
 – Так это, брат, для будущей липучки!
Сказал Ерёма, смеху вопреки. –
А мух отловленных сбываю на толкучке:
Тем, кто на них рыбачит у реки.
Шутник не ведал о цене словечка
И поплатился балагур за всё,
Когда зашёл к Ерёме на крылечко
Солидный дядя в кожаном пальто.
Представился товарищ чин по чину:
– Мне перепись доверено вести
И не найдёте, гражданин, причину,
Чтоб утаить о мухах из горсти!
Скажите точно – сколько мухоморов
Одновременно под окном у Вас?
И сколько потребляют помидоров
Те грызуны, живут, что на заказ?
И дождевых червей на каждой грядке
Он записать готов, как «Всё и вся!»
По бланкам разнести их по порядку,
Коль существуют, пользу принося.
Пришлось Ерёме каяться за шутки.
Он в перепись занес свой личный скот,
А вот с Фомой не  шутит и минутки,
Когда блокнот тот снова достаёт.

Глава девятая
Должники

Проблема, словно «Яблоко Ньютона»
Так упадёт, что не спасут кусты…
От руководства получил Ерёма
Приказ: – С налогами порядок навести!
По должности он – не большой начальник,
Кусок есть тракта, мимо что идёт,
Да ряд коттеджей, что построил дальний,
На выходные приезжающий народ.
Для них готово, что душе угодно:
Асфальт лежит, в колонках есть вода.
И фельдшер принимает тех свободно,
Кто говорит, болит что голова.
Не грех и заплатить  за эти блага
Налог и сбор, что принял местный сход,
О чём уже направлена бумага,
А в ней указан сельсовета счёт.
Но дни идут, а средств и не бывало.
Пришлось идти, напоминать туда,
Где у дороги дым стоит мангала,
И где богатая «коттеджная» среда.
Шашлык прельщал проезжих – пылом-жаром,
А торговал им местный старожил.
Сосед Фома был нанят не задаром
Продукт сбывать – из сала, да из жил.
 – Чего налог не платишь с оборота?
Спросил его и тут же пожалел,
Была такой «отмазка» что икота
Обуяла, какую б не хотел.
Фома, не напрягая всех извилин,
Ему сказал и не наморщил лоб:
 – Шашлык у нас с Кавказских изобилий,
Туда и платим за него налог!
Стояла рядом чебуречная витрина
И тоже очередь немалая идёт.
Жена Фомы, уйдя из магазина,
Там мясо в тесте продавала влёт!
Спросить её Ерёма не старался,
Из Средней Азии не знать чтоб адресок,
Куда, скорей всего, и отправлялся
И с этой точки денежный налог…
В коттеджах тоже сэры из лукавых:
– Витраж немецкий! Там и наше всё!
За яркий свет от люстр хрустальных
В залах ответила богемское стекло!
Но разрешилось всё единым часом
– Искрой с мангала запылал коттедж.
За ним – другой. Пожар так раз за разом,
Стал профилактикой наглядной для невежд.
Не обойтись ведром тут и лопатой,
Но не горит в «Депо» пожарном свет,
Отключено давно за неуплату,
Да и бойцам его зарплаты нет.
На поджигателя не будешь век в обиде,
Хозяин заплатил, лишь, сколько мог.
И все ж отстроили коттеджи в лучшем виде,
Но стали все платить теперь налог!

Глава десятая
Мошенницы

Все катаклизмы схожи меж собою:
Предугадать не оставляют шанс…
Фома однажды получил с женою
Известие, повергнувшее в транс.
Мошенницы «в пух» тещу разорили –
забрали накопленья долгих лет,
Когда «снять порчу» с денег подрядились,
Взамен оставив «куклу» из газет.
Рыданья мамы в телефон услышав,
Жена Фомы, забросив все дела,
Умчалась к ней. Как перст – один под крышей
Остался дома в горести Фома.
Но проводив жену с лицом жеманным,
Расцвел улыбкой белозубой зять:
 – Теперь не станет теща постоянно
Его за промахи болваном обзывать!
Друзей собрал под вечер на мальчишник,
Отметить, чтобы перемену вех:
Была когда-то теща, как гаишник,
А вот теперь скромнее станет всех!
Из холодильника пошла вся заморозка
На стол, накрытый в радостный момент,
Напитки с красотой своей неброской
И солонины весь ассортимент!
Еще и жарили, что требовалось вкусу
И чтоб не убавлялся аппетит.
Поддавшись самоволия искусу,
Не разувались, совесть как велит.
Фома наутро глубину паденья
Уразумел, продрав глаза свои.
Да и прибавит, разве, настроенья,
Когда разгром коснулся всей избы?
А тут во двор калитка проскрипела.
Две барышни с монистами идут.
С какими мать  встречаться не велела:
 – Так как обманут или украдут!
Но чернобровые не ждали приглашенья.
Вошли без спроса в жалкий дом Фомы,
Имевший все приметы разрушенья
И перспективу взбучки от жены!
 – Давай, красавец, снимем порчу с денег! –
Велят гадалки, перейдя порог.
 – Любой предмет, что в этом доме ценен,
На будущее счастье принесет!
Фома обрадовал кредитной видом карты:
 – Здесь мои деньги, только код забыл,
Что записал вчера во время пьянки!
Найти его цыганок попросил.
У тех надежды мигом проявились
Все осмотрев, порядок навели.
А тут жена и теща появились
И участкового с собою привели.
Мошенниц теща мигом опознала,
Сбежать не смог бы даже серый волк.
И в благодарность зятю пожелала
Награду за, исполненный им, долг!

Глава одиннадцатая
Сувениры

Обмен создал когда-то человека.
В пещере тёмной камень на копьё
Один сменил и так пошло от века:
Меняем всё – машины и жильё.
По бартеру в ходу бывало часто: 
Могли за мыло – шило предложить,
Да и теперь он чувствует прекрасно
Себя процесс – обменом всё решить!
Не исключенье – самый лучший опыт.
Традиционно ждёт передовик
Гостей под пешеходный гулкий топот
И тех, кого привозит грузовик.
Был рейс комфортней для Фомы с Ерёмой –
Их делегацию автобус к месту мчал,
Да и потом – не сенной и соломой
Хозяин знатный у себя встречал.
Хлеб-соль отведав, гости изучили
Секреты мастерства все назубок.
А на прощанье каждому вручили
Достаточно вместительный кулёк.
В нём был проспект – лощеный, многоцветный,
Каким гордиться мог рекламный мир.
Фома роптать: – Нельзя ль кулёк конфетный?
Но цикнули: – Бесплатный сувенир!
 – Ну, если так, ещё давай до пары!
Домой возьму растопку для печи.
Полгода топим. Всё же – не Канары.
К тому ж румянятся в духовке калачи!
И так повадился «охотник за бесплатным» 
Всё хапать и тащить себе в карман,
Что перестал хозяин быть халатным.
Сказал: – Хоть режьте. Трактор не отдам!
Ударника Ерёма успокоил:
–  О всех – судить негоже по «Фомам»,
Я, как другие, опыт весь усвоил,
Так что внедрять поедем по домам!
Проходит время. Опыт пригодился.
Теперь Ерёма празднует успех.
К гостей приёму он принарядился
И сувениры не забыл для всех!
И вновь Фоме кулёк достался ёмкий.
К себе понёс, хихикая в кулак:
 – Недаром разум наш ещё  потёмки,
Не пропаду, ведь сам-то не простак!
Коню дарёному смотреть нет смысла в зубы,
Какой он есть, довольствуйся и тем.
А у Фомы обратные причуды –
Знаток в установлении он цен!
Киоск открыл на рынке сувениров,
Но презентацию устроил всё же зря:
Пришло на дармовщину столько миру,
Что не осталось и инвентаря.

Глава одиннадцатая
Взаимовыручка

Всё тишь, да блажь  в селе провинциальном.
Живут как встарь: скотина, огород!
Тем лучше, кто с окладом персональным
И тем, кто пенсию получит наперёд.
Но катаклизмы, что бушуют в мире,
Доходят долгим эхом и сюда:
То террористы где-то дебоширят, 
То дорожают свет, тепло, вода!
А также санкции испортить всё готовы,
К чему привыкли в прошлые года.
Пошёл Ерёма за обувкой новой,
Да запросили столь, как никогда…
Когда товар предстал –  дороже денег
Беда, конечно, но и не – кирдык,
Потребность, ведь, свою в расход не денешь,
Коль нет того, к чему уже привык.
Фома свою густую шевелюру
Шампунем импортным до блеска доводил,
А тут предложили такую политуру,
Что чуб – клочками. Сущий стыд один.
Характер всё же русский не случайно
Понять не может недруг с разных стран,
Когда случится что-то чрезвычайно,
Всегда найдётся отповедь врагам!
Приятелей ждал город за товаром.
Автобус мчит – не бабка на метле.
А там есть выбор: не с одним амбаром
Имеют дело, как в родном селе.
Прошел Ерёма обувные точки,
Но цены в них – за голову хватись!
В таких штиблетах не пойдёшь на кочки,
Каких у них в деревне – завались!
Одно осталось – прежние опорки
Отремонтировать, носить, чтобы опять.
Купил для лака ваксы и касторки
И мыла, чтобы дратву натирать.
Зато Фоме не повезло с находкой –
Шампуни нет и вякать не моги:
То в армии – причёска под пилоткой,
А на гражданке лысым походи!
Но деньги жгут карман, коль не потратил:
Зря, что ли ездил в город из села?
Набрал Фома мешок, как будто спятил,
Того с витрин толпа, что не смела.
Обратно едут мужики понуро,
Но стон Фомы Ерёма утолил:
«Зачем шампунь? Коль есть не хуже мыло!»
И сразу две печатки подарил.
В ответ Фома из торбы с промтоваром
Достал сапожницкий отличный инструмент.
То было шило. И теперь навалом
Заказов есть тому в любой момент!

Глава двенадцатая
Коллектор

От долга и сумы не зарекайся,
Вдруг, да придется помощь попросить.
Потом лишь только честно постарайся
Кредит весь до копейки погасить.
Иначе методов придумано немало,
Советов, что как  омут на реке:
Не брать чужие деньги, как бывало,
А доставать, звенит, что в кошельке.
Сочувствует Ерема бедолагам,
Которым на ответственность «начхать!»,
Кто верит тем заманчивым бумагам,
Чью суть и в микроскоп не прочитать.
Сам «до получки» и рубля не спросит.
Пойдёт пешком, раз нету на билет.
Зато и нищему свой гривенник не бросит,
Коль это здоровяк в расцвете лет.
В такой период – «недержанья суммы»
Сидел он дома, попивал чаёк,
Закрасил, что вареньем так разумно,
Как скупердяй последний бы не мог.
А тут калитка брякнула цепочкой.
В окошко видно, что идёт сосед.
В такт марширует с радио он «точкой»,
Как будто музыки лирической уж нет.
Суровый шаг привёл того к порогу.
Переступил Фома, сжав кулаки.
На образа не покрестившись Богу,
Вдруг заявил: «Вертай, давай, долги!».
Ерёме невдомёк  такое «чудо»:
«Не занимал рубля ни у кого».
А тот опять: «Долг не вернёшь покуда,
Жить станет очень даже нелегко!».
«Так объясни, приятель, честь по чести,
Про что ведёшь столь пламенную речь?
Пока начинка не видна мне в тесте,
Того беляшика, что ты сумел испечь?».
Фома готов к такому разговору.
Достал большую «Общую тетрадь».
С листа, раскрытого без всякого разбору,
Долги Ерёмы стал перечислять.
Не сдал, сколь нужно, мол, макулатуры,
Когда был октябрятским вожаком.
А в пионерах – ржавой арматуры
Сдал меньше всех потом в металлолом.
Взнос комсомольский как-то не осилил.
Потом всё повторил и в ДОСААФ.
За то Фома суровый, как Вергилий
И грозный, как отпетый Голиаф!
«На что тебе грешки мои ребячьи?»,
В ответ Ерёма реплику подал.
«Так я – коллектор, а не хвост собачий
И  в этом важном статусе предстал!».
«Как и долги, пример возьмём из детства» –
Ему Ерема в тему возразил.
И Плохиша с сомнительным «наследством»
Он пенделем с крыльца сопроводил.

Глава тринадцатая
Акцизы

О роскоши все помнят старожилы:
Им не забыть о молодых годах,
Когда считались роскошью машины,
Меха и моль, живущая в коврах.
Про золото и говорить не нужно,
Вся «ювелирка» числилась такой.
И в очереди двигались окружно,
Серёжки жёнушке купить, чтоб дорогой.
Сей перечень не оставался догмой.
Он пополнялся тем, в чём дефицит.
Хотя не стала золотою вобла,
Что под прилавком скромненько лежит.
Но в ту же пору стройки коммунизма
И роста отпускных на роскошь цен,
Порой удешевляла вдруг Отчизна
Товар другой, что нужен был не всем.
Бесплатный не забыл Фома учебник.
Ерёма помнит бублик за пятак.
Не то, что нынче, где возьмите ценник – 
На нём все цифры взяты не за «так».
Автомобиль – не роскошь априори.
Талон не нужен, чтоб его купить.
Но разорить готов до нитки вскоре,
Едва решишь «под пробку» бак залить.
Как некогда на «роскошь» шла наценка,
Теперь акцизами обременён бензин.
Да и гараж – небеленая стенка
Подсократил походы в магазин.
Налоги на недвижимость подняли
До уровня «всерыночной» цены.
Той самой, за какую бы не стали
Её скупать ни он, ни я, ни ты!
Сидит Фома, затылок личный чешет
Над пачкой принесенных в дом квитков.
И в каждом, (коль бухгалтер нам не брешет),
«Ком снежный» неоплаченных долгов.
Ерёму этот рост дороговизны
Похожим образом до печени достал.
Особенно того, что прежде в жизни   
Он никогда не ведал и ни знал.
Ремонта капитального не видно,
Но денежку в оплату не жалей.
Чтоб было с яблочка домашнего повидло,
Свой сад водицей дорогой полей.
Ведь взыщут за: работу и насоса,
И электричество, что крутит его вал.
А также снять готовы знак вопроса,
За то, чтоб и за провод отвечал.
Обыденным всё это стало делом.
А роскошь в чём? – Ерёме не понять.
«В общении! – Фома заметил смело. –
Пока акциз не вздумают вменять!».

Глава четырнадцатая
Акция

Картошку вырастить – не фунт изюма скушать,
Тут удовольствия не встретишь и на грош:
И потом обольёшься словно лошадь, 
И выгоды особой не найдёшь.
Казалось вот он – урожай отменный!
Бери и жарь, товарищ дорогой!
Но покупатель – городской, надменный
Лишь обойдёт на рынке стороной.
Ерёма и ведёрко выбрал щедро –
Двумя руками нужно поднимать.
Не то, что котелок его  соседа,
Что стал за ту же цену предлагать.
И ведь берут! И в очередь, и в драку!
Мешок Фомы пустеет за мешком.
Хоть нанимай служебную собаку,
Чтоб вынюхала весь секрет ладом.
Разведать удалось по дружбе старой,
Без розыскных особенных затей.
Фома как бард был искренен с гитарой.
Сказал, что акцию проводит для людей!
В одном из ведер, что стоят с картошкой,
Есть для счастливчика приз ценный – золотой!
И нужно быть удачливым немножко,
Чтоб с клубнями забрать его с собой!
Маркетинга все тонкости усвоя,
Ерёма повторил его приём.
Он обручальное колечко золотое
Снял с пальца и припрятал под мешком.
Слух побежал, как струйка из-под крана.
Вдруг ладный оптовик пред ним предстал.
Картофель весь купил для ресторана
И обручальный приз себе забрал.
Торговый день клонился уж к закату,
Когда торговцы подсчитали свой барыш.
С кольца потерей всю, считай, зарплату
Ерёма слил. Остался к носу – шиш.
Фома же перстень с розовым опалом,
Что спрятать обещал на дне ведра,
Надел на палец. Лохов, мол, немало,
А драгоценность у него – одна!
Опять урок Ерёме получился.
Теперь он цену акциям познал.
Кто деньги экономить навострился,
Привыкнет, пусть, что на обман попал.
Ерёма скис: представил возвращение
Домой – без обручального кольца.
А тут по рынку слышит объявление –
Его разыскивают всюду без конца.
Был оптовик отзывчив благородно.
А похвала имела круглый счёт.
Ерёме премию вручили принародно.
Кольцо купил. Но акций – не ведёт!

Глава пятнадцатая
Фортуна

У счастья свой порядок проявления.
Вдруг и нагрянет, радость подарив.
Жаль, не всегда бывает у везения
Действительно оправданный мотив.
Ерёме на досуге не до грусти.
Есть телевизор. Вместе с ним –  каприз:
Он ни одну программу не пропустит,
В которой – обещают выдать приз!
И стоит лишь вопрос облагозвучить,
Как тут же свой включает телефон.
Старается ответ не баламутит,
Свой довод объяснит со всех сторон.
И у Фомы есть педантизм в натуре –
На букв печатных не жалеет сил.
Как алкоголику есть счастье в политуре,
Так рад и он, когда кроссворд добыл.
И вдвое  больше обретёт эмоций,
Когда в газете, объявляя Приз,
Пообещают гаджет с морем опций,
А то и более заманчивый сюрприз.
Как у Ерёмы счётчик, словно спринтер,
Все киловатты устремил в полёт,
Так и Фома не экономит свитер –
Конверт на «Почту» в холод отнесёт!
Там и случилась встреча двух соседей.
Один мобильника пополнить счет спешил.
Другой, мечтая о велосипеде,
Газеты новый номер прикупил.
Мол, в ней кроссворд с чайнвордом вперемешку
И Приз обещан, тем, кто разгадал,
А если взяться за него неспешно,
Добудешь всё, о чём давно мечтал!
Друзья расстались, гордые собою,
Не тратя времени на праздный разговор.
Ерёму телевизор ждал с игрою,
Фому – вопросов каверзных набор!
Не всякий путь предугадать возможно,
Когда б развёрткой не мерцал экран,
Да орган СМИ с подпиской каталожной
Не источал стяжательства дурман.
Вот и сошлись опять у «Почты» братцы.
Ерёма сумрачен, как стреляный патрон.
О многом он не стал распространяться.
Сказал лишь: «Телефоном разорён!».
«А мне везёт! И в этом нет сомненья!».
Фома сияет словно свет в ночи.
«Заветное прислали «Извещенье». 
Мол, выслан Приз. Приди и получи!».
Зарплату выложив, по таксе, за доставку,
Счастливчик вскрыл коробку пред собой.
А там ефрейтора погон лежал в отставке.
Фома ругнулся и пошел домой.

Глава шестнадцатая
Водомер

Когда б учёт наладили с основы,
Давно бы в коммунизме жил народ,
Сметаною доились бы коровы,
И рос на грядке с сёмгой бутерброд!
На самом деле обстоят дела иначе.
А потому: то – кризис, то – рахит.
И если кто-то с радости заплачет,
В другом конце – беда заголосит!
Всегда Ерёма уважал порядок,
Да и теперь тому не изменил:
Он овощи свои срывает с грядок,
Полив которых честно оплатил!
Водопровод, что подведён к подворью,
Имеет счётчика и стрелку и табло.
Чему учило прежде «Забугорье»
Своё внедрение уверенно нашло!
И у Фомы его не хуже счётчик.
Размером, правда, шире огород.
И сразу в транс впадёт любой учётчик
От показаний, в кассу что несёт.
И как не морщить лоб от тяжкой думы,
Когда расход  воды идёт такой,
Что станет весельчак совсем угрюмым,
Коль результат почти, что нулевой!
У ревизоров вызвало сомнение
Такая практика разбора им воды,
Пока эксперт не обналичил мнение:
«Прибор исправен! Мерит, как часы!».
А огород, Фоме принадлежащий,
Благоухал лучком и чесночком.
Стручки гороха, нет какого слаще,
Зелёным заманили свежачком!
На листьях – не росы скупая влага.
И у корней – политый чернозём!
Не ковш на это нужен, не баклага –
Артезианский целый водоём!
Хрустит хозяин и морковкой с грядки,
Как будто невдомёк ему сейчас:
Почто у ревизоров непонятки?
Расширен слишком контродлёра глаз?
Пережевав свой корнеплод румяный,
Фома на небо пальцем показал:
«Всё заливает дождик окаянный.
Уж надоел, бродяге как – вокзал!».
Но вид иной открылся за забором,
Где у соседей грядки тоже в ряд:
Дождей там не было и будет, знать, не скоро,
Как то сухие стебли говорят.
Ковшом деля, столь дорогую влагу,
По счётчику, оплаченную им,
Ерёма проверяющих ватагу
Обычным жестом ясно вразумил.
От шланга след тянулся до колонки,
Где не учитывают капли ни одной.
И в том секрет Фомы был долго тонкий,
Да вот – изобличили с головой!

Глава семнадцатая
По акции

Придуманы награды не для смеха
И приз вручают в торжестве не  зря.
Стремление быть первым, не помеха –
Для уважения, короче говоря.
Всё остальное от того зависит
В чём преуспел тщеславием томясь.
Один ждёт, рак, когда на горке свиснет,
Другой в азарте ринется и в грязь.
Не разлучаясь в детстве босоногом,
Фома с Ерёмой не могли прожить,
Чтоб змей на нитке не летал над логом,
Еще «чижа» любили приземлить.
И взрослые тогда не знали скуки.
Как вечер – собирались за столом:
Бочонки яростно в мешке месили руки
И называли выигрыш – «котлом».
Про шашки-шахматы упоминать досадно.
В колоде туз заманчивей звучал
Под шутки, что придумывали складно:
«Кто прикуп знал, тот в Сочи отдыхал!».
Но – делу время, скажут, как отрежут.
И только час – потехе прочей всей.
Так что легко определить невежу
Из игровых не вышел кто яслей.
То пирамиды соберут наличку,
Суля процент большой за каждый взнос,
Ерёма так однажды всю заначку
Во «Властелину» без возврата снёс.
Фома обман почует «верхним нюхом!».
Он в МММ рубли свои вложил,
А что потом назвали сельским лохом,
Потом довольно стойко пережил.
И всё же выгода маячит, как в тумане –
Так хочется обставить всех кругом.
Фома пошел раз – с кошельком в кармане,
Туда,  где высился их новый «Гастроном».
А там витрины – с ценником особым,
Так привлекли, забыл, что боты жмут.
Как будто мазали призыв сладчайшим мёдом:
«Сниженье цен! Бери, пока дают!».
Набрал Фома и колбаса, и кильки.
Ещё б купил, но – пусто в кошельке.
А тут спешит навстречу, как с картинки
Ерёма с сумкою не меньшею в руке.
Не «Здрасте, Вам!», а  ну хвалить удачу:
Он в городе под акцию набрал
Колбаски столько, кильки, что в придачу
В кулёк ему торговец напихал.
Сравнили цену и затылки чешут:
Дешёв товар, да кушать только  – страх!
Похожим образом так с хитростью набрешут,
Сколь ни бери, всё будешь на бобах!

Глава восемнадцатая
Должники

Известно всем, что красен платежом
Любой должок, испрошенный до срока,
Но так бывает – из мешка котом
Желает расплатиться в этом дока.
И кредиторов всяких развелось.
Иным в подметки мериться не станет
Процентщица, о коей довелось 
Читать у Достоевского в романе.
К соседям кто за солью не ходил?! 
Немало спичек так вот были взяты.
А тут Ерёма как-то попросил
Фому дать сторублёвку до зарплаты.
Не отказал тот другу своему,
Но, в духе времени – с озвученной поправкой:
Чтоб до копейки всё вернул ему
И  с обязательною банковскою ставкой.
Назавтра гвоздь в ботинке у Фомы
Держать не стал подошву, так как прежде.
К соседу босые направил он стопы,
Сапожный гвоздик получить в надежде.
Сапожницкой прилады чемодан
Крепёж хранил любой – на все размеры.
Гвоздок, что спрошен, был немедля дан,
Но не без ростовщической Химеры.
«Верну с процентами!» – Фома тряс головой,
Скорей обуть ботинок торопился.
Забил по шляпку острой стороной
И как пришёл – без спроса – удалился.
Для времени придуман эталон
Совсем не зря из Гринвича учёным.
Несокрушим у суток бастион,
Как строг рецепт изделиям копчёным.
Проходит месяц и в зарплаты  день
Ерёма сторублёвку возвращает,
Но на лицо Фомы находит тень.
Соседа к договору возвращает.
Мол, где процент за денежный заём?
За каждый день помногу набежало!
И тут одним не обойтись рублём –
Большая очень сумма прозвучала.
Опешил друг, не зная, что сказать.
С него и пеню просят по закону.
Но было и ему чем отвечать,
Тем словом верным, что как маслице к батону.
«Снимай ботинки, – строго говорит.
– Иль гвоздь забыл, как забивал в подошву?!
Коль не вернёшь, то больше набежит –
Штаны отдашь и свой пиджак роскошный!».
Фома слова назад свои забрал.
Я, дескать, пошутил на счёт процентов.
Но с той поры, чего б он, ни давал, 
О ставке не приводит аргументов.

Глава девятнадцатая
Чёрная зарплата

Всё тайное не вечно будет скрыто.
Об этом ход истории гласит.
Как бабка у разбитого корыта
Тогда окажется, кто умысел таит.
В том опыт собственный накоплен у Ерёмы.
Он убедился ещё с детских лет:
Иголка в стоге сена иль соломы
Не улежит – появится на свет!
Таскала бабушка озорника за ухо,
Когда с вареньем банку тот разбил.
Ну, а отец для воспитанья духа,
В углу держал, горох где «постелил».
Фома смышлёней оказался на проказы:
Не попадался, не гоним взашей.
Нравоучительные потому наказы
Его не трогали, как прочих малышей.
Во взрослой жизни – взрослые мгновенья.
В ней за уши не треплют. И в углу
Горох не рассыпают в искупленье.
А штраф дают и ставят «на метлу»!
Пятнадцать суток мёл Ерёма площадь
За то, что ночью спать другим не дал:
Горланил песни, возвращаясь ночью,
Когда в гостях изрядно перебрал.
Затем и кадровое вынесли решенье:
 «Не нужен в коллективе дебошир!».
А это вам, не ухо за варенье
Распухшее, как розовый зефир.
Отправившись на поиски работы,
Не миновал Ерёма друга «тыл»:
В подсобке магазина, в честь субботы,
Тот на продажу что-то мастерил.
Помог ему приятель-рукодельник.
И так при этом молотком стучал,
Что, убедившись – это не бездельник,
Хозяин его тут же и нанял.
Оговорённою зарплатою доволен,
Ерёма вид на пенсию имел,
Однако, был несказанно расстроен.
Узнав, что заработок – «чёрен», а не «бел»!
Фому пытался убедить напрасно
Не нарушать финансовый закон.
Осведомлён о том он был прекрасно,
Но соблазнил не честных денег звон.
И вот опять Ерёма ищет ставку.
Пошёл бы в дворники, но занята метла.
Фоме, из коммерсантов дав отставку,
Её вручили, чтобы мёл дотла.
И не пятнадцать суток наказание.
Длиннее месяца у отработки срок.
Теперь жалеет, что достойным воспитанием,
Был обделён, как маменькин сынок!

Глава двадцатая
Карманы

Всё о хозяине одежды
Расскажет вам её карман,
Коль заглянуть в него с надеждой,
Что не наткнётесь на обман.
У журналиста – авторучка
С блокнотом рядышком лежит.
У слесаря – шурупов кучка.
А у электрика – магнит!
И лишь с Ерёмою оплошка:
Хоть выверни карманы все,
В них – только от обеда крошки,
В пшенице, просо и овсе.
Не повар он и не завскладом,
Но  выработал стиль такой:
Что выбросить другому надо,
В карман он отправляет свой.
Сказать по правде, то привычка –
Не светских, деловых кругов.
И «Плюшкина», скорее, кличку
Носить Ерёма был готов.
Да тут нашёлся подражатель.
Сосед Фома пример учёл
Нектара словно собиратель,
Не худшим был бы среди пчёл!
Нашил карманов повсеместно –
Снаружи, сбоку, за подклад.
И в каждом к вечеру так тесно,
Что не засунуть и кулак.
В одном – из канцелярий скрепки,
В другом – чем можно стричь и шить.
Ещё есть мыло и прищепки,
Сумел, что в «Прачечной» добыть.
Взял помазок он из подсобки,
До «Парикмахерской» дойдя,
А так как нет в руках коробки,
Подумать на него нельзя.
Спешит Фома вослед Ерёме,
Карманы отдувает груз.
Осталось там, где сам на стрёме,
Похвастаться: какой он «Туз»!
Но друг порадовал не слишком.
Он в центр села тогда спешил,
Где голубям и воробьишкам
Карманы все опустошил.
Не оценили, жаль, заботу,
Что о пернатых проявил
И взяли дворники «в работу»,
Мол, памятники осквернил.
Ведь те пичуги с угощенья
Обделали кумиров твердь
И нет ему за то прощенье,
Чтоб неповадно было впредь!
Но спас Фома соседа лично.
Сгодились мыло с помазком
Отмыть до чистоты обличья,
Кто почитаем всем селом.
Урок Ерёма не прослушал,
Но и привычку сохранил.
Опять, те крошки, что не скушал,
Он птицам радостным скормил.
Вот только не на месте людном
«Столовой воробьиной» грай,
Да и клюют они с посуды,
«Кормушками», что называй.
Один Фома теперь в прогаре.
Ему в подсобки путь закрыт
С тех пор, как все вокруг узнали,
В карманах, что своих хранит!

Глава двадцать первая
Сделка

Любой рекламе верится не слишком,
Пока товар тот в руки не возьмёшь,
Вот и Фома, лишь, будучи мальчишкой,
Мог счесть за гривенник, когда давали грош.
Теперь ему мякину не подсунешь
Под видом первосортного зерна,
А то, глядишь и сам в накладе будешь,
Когда предложит что-то задарма.
Об этом знать Ерёме было нужно,
Когда сосед протопал по крыльцу,
Грязь отряхнул ногами очень дружно,
Придал и благость своему лицу.
Приветствием с порога обменявшись,
Сосед картуз повесил на крючок.
Для видимости только поломавшись,
Присел к столу, за каши черпачок.
Лишь отобедав, приступил он к делу,
Мол, вспомнил тёщи дорогой слова.
Она должок вернуть давно хотела
Ерёмы матушке, что некогда брала.
Хозяин рад, конечно, предложенью:
Что в дом идёт, чего же не пускать?!
А коль не расположен к возраженью,
То дал понять, что долг готов принять.
Фома в карман засунул тут же руку.
Достал кошель с купюрами вразброд.
Расписку просит, дескать, всю науку
Он юридическую знает наперёд.
Ерёма принял сумму ту без счёта.
А что считать? Коли сама пришла!
Фома ушёл, а вскоре отчего-то
К себе стаскал Ерёмы все дрова.
«Ты что творишь? Не по-соседски это!»,
Пытался тот Фому разубедить.
Но он упрёк оставил без ответа
И в суд позвал конфликт их разрешить.
Был адвокат, самим Фомой нанятый.
Поведал он, как появился долг.
И почему нельзя тут на попятный.
Да ловко так, Ерёма что замолк.
Ведь две соседки некогда решили
Простую сделку меж собой свершить:
Одной дровишек лишних напилили,
Деньжат сподобилась другая накопить!
Вот только завершить не получилось
То, что хотели женщины тогда.
Зато теперь проблема разрешилась:
Дрова – туда, а денежки – сюда!
Ерёма сник. Но лишь кошель открыли,
Как выяснилось, что купюры все
Деноминацию в свой срок не проходили
И ничего не стоят вообще!
«А мне-то что? – Фома смеётся громко.
Из той поры все деньги, мой дружок,
Когда и обещала старушонка
Купить берёзовый, наколотый швырок.
Не виноват, что сумма отыскалась,
Когда десятки лет уже прошли.
Зато всё по закону нам воздалось.
Твой – кошелёк. А вот дрова – мои!».
Ерёма долго гневался и злился,
Что обманул легко его сосед.
Потом с убытком вдруг своим смирился:
Был тот конфликт, а ныне его нет!
Тем более что дров намного больше
Доставили, где с лесосекой дол,
Да измельчил их на поленья тоньше,
Нанявшийся в работу, дровокол.
 На много зим запас опять имеет,
Так что Фома с помином недалёк.
Он с откровенной завистью жалеет,
Что мало взял за тёщин кошелёк.
«Вестимо так!». Ерёма с ним не спорит. 
«Да дело прошлое, чего тут ворошить.
Одно скажу – купюра может  стоить
Дороже прежнего, коль знать, где предложить!
Деноминированных денег нынче – море!
А вот с нулями лишними их нет.
Из оборота вывели и вскоре
Исчезли все, как юшка на обед.
Теперь их для коллекций ищут всюду.
И не скупятся люди за ценой.
Как антикварную из серебра посуду
Скупают те купюры по одной!».
Похолодел Фома от мысли новой:
«Верни кошель! Возьми свои дрова!».
Ответ пришёл с улыбкою бедовой:
«Рад бы, но сбыл, садова голова!».


Глава двадцать вторая
Валюта

Не обязательная техасская прописка,
За курсом доллара чтоб каждый день следить.
Не нужно есть овсянки утром миску,
Но фунты стерлингов неплохо б иметь!
И франк швейцарский – твёрдая волюта,
Тут даже нечего про евро говорить,
Так что лишь выдастся свободная минута,
Спешит Фома курс биржи посмотреть.
Что в банках делают? –  Ерёме то  загадки.
Биржевиков не видел и в глаза.
Как тракторов к весне идёт наладка? –
Вот это интереснее всегда!
Но жизнь сама толкает в омут сделок:
Колхозный рубль худеет по часам.
До города доехал – он уж мелок.
Хотел что взять – уже не по средствам.
Вот почему спешит Фома с зарплаты
Вложить казну в надёжный капитал.
Пусть, на штанах прибавятся заплаты,
Зато богаче в долларах он стал!
Примером следовать советовал соседу.
Мол, в «чёрный день» негоже нищим быть,
Однако, тот его «политбеседу»
Так обозвал, что стыдно говорить.
Не на «зелёные» потратил сбереженья.
Набрал он «жёлтых» в рынка толчее,
Цыплят, где продавали с уваженьем,
К тем, кто курятину решил растить стране.
Вновь ждёт кассир колхозников в окошке.
Аванс теперь под ведомость даёт.
Фома купил с него жене серёжки,
Коль, золото в цене не упадёт!
Ерёма всё потратил до копейки
На то, чтоб запастись, как след, зерном,
Чтоб поправлялись куры и индейки,
На том дворе, где дом его с крыльцом.
Тут осень близится в сообществе с зимою,
Когда пора учитывать «цыплят».
Все доллары и золото Фомою
Подсчитаны и по чулкам лежат.
Трудней балансы подводить соседу.
Ерёма птицу битую коптил.
Затем нет времени с Фомою на беседу,
Поскольку сало с чесночком солил.
Как повелось, за Новогодьем вскоре
На ценниках прибавилось нулей.
И стало ясно, кто взял верх в их споре:
Тот, у кого похлёбка пожирней!
Фома диету соблюдал не долго – 
Растребушил валютный свой запас.
Да как иначе? Голод даже волка
Заставит выть в ночной подлунный час!
Ерёма с ним запасами делился,
Но принимал в оплату лишь рубли.
А к лету нрав соседа изменился:
Теперь цыплят вдвоём приобрели!

Глава двадцать третья
Игра без правил

У колеса Фортуны нету скрипа.
О повороте новом не узнать.
И в том, как раз, собака вся зарыта:
Нельзя свою судьбу предугадать!
И всё же от попыток тех несладких,
Избавиться трудней, чем их желать:
Вот холят «денежное дерево» по кадкам,
Берутся лотереи покупать.
Фома к азарту прирстрастился рано.
Любил к себе удачу подгонять.
Поспорить мог по «левому карману»:
Что в нём лежит, чтоб после забирать!
Из кирпича вытачивал он «кости»,
Где на боках – один, и два…и шесть.
Осталось только: Милостиво просим
На кон поставить всё, что только есть!».
Азартных игр количество – без счёта!
В них «чёт» и «нечет» прочим всем подстать.
И в этом, пусть, не наберёшь почёта,
Хоть отбавляй – желающих сыграть!
Один Ерёма чужд азартным схваткам.
В «три листика» не сядет пометать.
Среди знакомых у него с достатком
Нет таковых, кто любит рисковать.
А тут завелся богатей из местных –
Фоме попёрло фарта, как с ведра!
Рублей таких, не откровенно честных,
Скопил, чтоб дом поставить на века!
Сосед его просил остановиться:
«Пока коса на камень не найдёт!».
Да всё напрасно, он желает биться,
В надежде – кость счастливая придёт!
Однако сам в душе иное носит.
В его изделиях закладка есть всегда.
И если знать, как бросить эти кости,
То «чёт» получится всегда наверняка!
И «погорел» Фома на этом самом.
На рынке встретился с не местным игроком.
Тот, якобы, пришёл туда за салом,
Но был готов поставить всё на кон.
Бросал он кости выделки особой.
И точно выпадало, как желал.
Фома почувствовал, но поздно, всей утробой,
Когда пиджак последний проиграл.
Домой вернулся босиком по лужам.
Все кости стали вдруг не по нутру.
 – Такой азарт, ребята, мне не нужен!
Всем отвечает, кто зовёт в игру.