Я и Наицонев. Том двадцать восьмой

История одного человечества.

Я и Наицонев.

В ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ТОМАХ.

ТОМ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ.

2016 г.

Собрание сочинений
в 99 томах. Том 98-ой.

55
Но разум о еде не забывает.
Проклятый голод. Нас он убивает.
Луна и ночь. Обычная картина.
Невдалеке на рельсах эшелон.
Верблюда вижу. Вижу бедуина.
Стемнело. Я вкарабкался на склон.
Ах, полежу ещё. Пусть крепнут силы.
Потом уйду сквозь ночь в кромешный мрак.
А все заснут, я выйду из могилы.
И убегу куда-нибудь в Ирак.
Я на прицел кому-то не попался.
И тут в песок я глубже закопался.
И долго я с судьбою не играл.
И вот вдали увидел я Урал.
54
И вот вдали увидел я Урал.
И уж с судьбою тут я поиграл.
Прошло не меньше суток оттого,
Как страх меня пронзил. По крайней мере,
Не знаю я. Не помню ничего.
И где я? Под землёю ли? В карьере?
Воды не дали. Привели в карьер.
И тут уже со мной и погуляли.
Другим инакомыслящим в пример
Нас из гранатомёта расстреляли.
Невдалеке лежал какой-то нищий.
Мне руки завязали за спиной.
Я еле слышно произнёс: «Жарище!»
И сигарет нам дали по одной.
53
И сигарет нам дали по одной.
А руки мне связали за спиной.
И в это время алкоголь прошёл.
И я не стал ничуть сопротивляться.
Поговорили. Захотелось сдаться.
Меня встречали консул и посол.
Я вместе с остальными улетел
И приземлился к вечеру в Ираке.
Наметил место, где б я жить хотел,
Сказав заправить в самолёте баки.
Я стюардессу поменял на глобус.
Троих я тут же сразу расстрелял.
Взял семерых в запас. Завёл в автобус.
Вот так я мир в то время удивлял.
52
Вот так я мир в то время удивлял.
Одну я тут же сразу расстрелял.
Красавица. Не по летам приятна.
И молода. Весёлою была.
Убил. Упала. На асфальт легла.
Лежит и корчится в крови. Оно понятно.
Тут разорвался, вижу я, фугас.
Прицелился и выстрелил. С соседкой
Покончено. Надел противогаз.
От самолета укрываюсь сеткой.
На поясе моём висит граната.
Прицел держу у бедной на виске.
Нащупываю спуск у автомата.
А рыбы серебрятся на песке.
51
А рыбы серебрятся на песке.
И мне легко. И автомат в руке.
Туман. Но птицам надо улетать.
И тихо, тихо, тихо, тихо тает
Солёный воздух. Весело мечтать.
Дышать хочу. Грудь радостно глотает
Разбуженный рассветом ветерок.
И на груди моей уже трепещет
Разрезанная ветром поперёк
Струя живая. Воздух тихо плещет.
Ударился о стайку лёгких туч.
Едва коснулся пробуждённой ели.
Рассвет. Туман. Почти прохладный луч.
Вот в лодку я сажусь. Вот весла заскрипели.
50
Вот в лодку я сажусь. Вот вёсла заскрипели.
Рукой коснулся пробуждённой ели.
Вползает разрешеньем всех проблем
Мне и в мозги, и в душу тихой змейкой,
И скудостью духовности и тем,
Разлука, что дремала под скамейкой.
Не пряником уже и не кнутом
Мы круче развернуться захотели.
Бордели и Гайдары. А потом
И остальные улеглись в постели.
И сами мы разрушили свой дом.
И пели птицы в роще за прудом.
С лицензией нам предлагают строй.
И лишь в борьбе рождается герой.
49
И лишь в борьбе рождается герой.
С лицензией нам предлагают строй.
И отдают за нюшку табака.
А в это время Боря Николаич,
И Кацнельсон, старинных два дружка,
И с ними тут же Хаим Рабинаич.
А Ельцин на Чубайсе впереди.
Кровь, как вода, сплошным потоком льётся.
Украл  -  отдай. Отдал  -  опять кради.
Тут, говорят, о бизнес бизнес бьётся.
И трудно избежать тюремных зон
Тем, кто достиг особого хищенья.
Вот и идёт разборка меж персон.
Страдания даны для очищенья.
48
Страдания даны для очищенья.
Грабёж. Приватизация. Хищенья.
По-новому лишь это называют,
Да и себе, как прежде, всё берут.
К тому же, быть честнее призывают,
И верят, что удачно переврут.
Надежду на спасение оставил
И никаких не принимает мер;
Отдать народу взятое без правил
Не любит никакой миллионер.
И тут вот, где богатых не бывает,
Не уживается с ушедшим новый строй.
Миллиардеров травят. Убивают.
Всё в мире правильно. Так думаю порой.
47
Всё в мире правильно. Так думаю порой.
Не уживается с ушедшим новый строй.
Но по пути я вязну, словно в тине.
И я хочу туда, за океан.
В зеленовато-тёмной паутине
Висит огромный чёрный таракан.
А мельник и убит, и опозорен.
Минуты сонные без времени снуют.
И мельница не крутится без зёрен.
Всё продают. Повсюду воду льют.
Меняют родину на два бокала кваса.
Течёт из труб кровавая вода.
Везде базар. Везде торгуют мясом.
Я прохожу сквозь веси, города.
46
Я прохожу сквозь веси, города.
Колбасная без примесей стыда
Там совесть распласталась на столе.
И тихий шёпот ласкового мата
Горящих душ на тонком вертеле.
Ютится пламень в дымке аромата.
«Берите даром!»  -  «Отойди, не тычь!»
«Купите души! Запасайте души!
И голова». И тычет мордой в лыч.
«Вот холодец. А вот к нему и уши».
«А тут в придачу две свиных ноги».
«Мозги бесплатно. Хороши в дорогу».
Я подхожу к столу. «Почём мозги?»
И думаю себе: «И, слава Богу».
45
И думаю себе: «И, слава Богу.
Купить бы хоть полфунта на дорогу».
И кровь стучит взволнованно в виски.
Пласты грудинок, полендвиц куски.
А на подносе свежая свинина.
Душа буквально просит витаминов
Блестящих клюквинок. И кровь стучит в виски.
Морковки долькамии. И красные глазки
На вас глядят из деревянной бочки.
Пьянящий запах. Жёлтые кружочки.
И в новых кадках кислая капуста.
А кстати, и в моём желудке пусто.
Когда другие овощи едят,
Пойду туда, куда глаза глядят.
44
Пойду туда, куда глаза глядят,
Когда другие овощи едят.
Как по весне я уходил в грибы,
Моя душа спасения искала.
И дивный перл несбывшейся судьбы
На мутном дне хрустального бокала.
Жаль выпитого. Там мечта моя.
Жаль аромата тонущего в розах.
Жаль и ушедшего в покой небытия.
Жаль не свершившегося, что почиет в грёзах.
Простор бескрайний. А былого жаль!
Мой выбор невелик. Но, слава богу,
Иду я в даль, в неведомую даль.
Ну что ж, подумал я, пора в дорогу.
43
Ну что ж, подумал я, пора в дорогу.
Не верю я Тельцу и Козерогу.
Фальшивя от волнения и смога,
Я слушаю, как хрипнут соловьи,
Вымаливая музыку у Бога.
Иду, прервав деяния свои.
Не повстречать ли где-то мне ацтека?
Построить, может, в море города,
Где не бывала поступь человека?
Пройти их мимо и зайти туда?
Проведать ту, не посетить ли эту?
И что мне этот летний снегопад?
Куда мне плыть? О чём мечтать поэту?
И затухал к рассвету звездопад.
42
И затухал к рассвету звездопад.
Была погода, я скажу, отпад.
Навеянные юному поэту,
Пришедшие и канувшие в лету
Из глубины миров, из темноты
Далёкие и близкие сказанья,
Упрёки, побуждения, мечты,
Явления, тревоги, предсказанья,
Покинутые временем века,
Потоки неизбежных сновидений,
Неведомые радость и тоска,
Откуда вы, космические тени?
Откуда, я подумал, водопад?
И затухал к рассвету звездопад.
41
И затухал к рассвету звездопад.
Исчезло небо. Вижу водопад.
И некие там нечисти смеются.
Мне подают салат из камышей
Пришельцы, положив еду на блюдце.
А сами без носов и без ушей.
Трепещет что-то страстное такое.
И сердце замирает. И в тоске,
Тревожа состояние покоя,
Две утки проплывают по реке.
Не добавляя ни тепла, ни света,
Всё покрывает лёгкий звездопад.
Кружится беззащитная планета.
Ночь надомной. И стонет водопад.
40
Ночь надомной. И стонет водопад.
Всё покрывает лёгкий звездопад.
Земля кружится, вечности царевна.
Луга цветут. Столетия идут
Путём обычным, вечным, повседневным.
Иду и я, где прочие бредут.
Встаёт с трудом ленивая корова.
А вот вечерний наступает мрак.
А жук свое: «Жу-жу, жу-жу». И снова.
«Жужу-жужу-жужу». О, жук-дурак.
Кружится он и повторяет снова.
И слышу я: «Жу-жу, жу-жу, жу-жу».
А там бредёт ленивая корова.
Но вдруг проснулся я. Я на траве лежу.
39
Но вдруг проснулся я. Яна траве лежу.
Что будет дальше, ясно и ежу.
Мы заблудились в вечности ветрах.
И миновали и леса, и горы.
И одолели и тоску, и страх.
Фантазия нас увела в просторы.
И мы иную отыскали дичь.
Нам захотелось неземного хлеба.
Хотелось нам иных высот достичь.
С земли загаженной нас выбросило в небо.
И не было б заботы голове.
Лежал бы ты у речки, на траве.
Ах, молодость! Тогда в нас всё сбывалось!
Зачем я с ней в желаньях забывалась!
38
Зачем я с ней в желаньях забывалась!
Нет, зря я чувству страстно отдавалась.
Уж там я и пути не одолею.
Ну и дела! Ну и подарок мне!
И, упираясь острым рогом в шею,
Расположившись нехотя на мне,
Меня прутом вдоль по спине стебала.
И что-то граблями она с меня сгребала.
И перебрасывала грязь через плечо.
И было мне от мыслей горячо.
Или кружить по мирозданья дугам?
Или ползти, как мокрому ежу?
Нет, лучше мне туда не лезть. С испугом
Тут я проснулся. Я в траве лежу.
37
Тут я проснулся. Я в траве лежу.
А где прилечь для отдыха ежу?
Чтобы себя от голода спасти,
Где мне корову глупую пасти?
Где тут река? Всё скрыто мглою мрака.
Мир заселён, подумал я. Однако
Тут две огромных Рыбины-иглы.
Мы встретили и голубого рака.
И в бездне запредельной вечной мглы
В пустой пучине, в перепадах ночи
Встречались нам комет живые очи.
И вот уж мы и прибыли туда,
Куда меня влекла моя звезда.
36
Куда меня влекла моя звезда,
Туда лечу я, страсти отдаваясь,
Да и в пути, порою забываясь,
Но помня как струёй шумит вода.
Я понимаю: красота не вечна.
Всё, что с тобой произошло вчера,
Не возвратится. Ну, а жизнь конечна.
И смерть не принесёт тебе добра.
Бессмысленны обиды и упрёки.
Не думай ты с печалью о былом.
Ты улетай. Твои иссякли сроки.
Был вечер. Мотылёк взмахнул крылом.
Недурно замечать нам иногда,
Как догорает в облаке звезда.

35
Как догорает в облаке звезда,
Не дурно замечать нам иногда.
И ты меня уже вполне хотел.
А мотылёк вспорхнул и улетел.
И мы потом опять рассвет искали.
И здесь меня дубиною ласкали.
Но с криками уже бежал народ.
А мы ушли в капустную рассаду.
И там вошли мы в ближний огород.
И, одолев высокую ограду,
Ты тут же за собой меня увлёк.
И закружился лёгкий мотылёк,
На крыльях отражая миг свободы.
И плыли в небесах речные воды.
34
И плыли в небесах речные воды.
И, в радуги раскрасив небосводы,
В просторах голубых нас больше стало.
Но всё перенесём мы для того,
Чтоб и в желудки что-нибудь попало.
Но не попало ровно ничего.
Пасли нас тут же. Прямо у дороги.
Мы голодали с мамкою тогда.
И хоть мы там едва влачили ноги,
Я детство не забуду никогда.
В луга, в тепло отеческого крова!
Да, я хочу домой, хочу туда.
И мы летели дальше. И корова
Звала меня. И таяла звезда.
33
Звала меня. И таяла звезда.
Корова пьёт. Обычная вода.
И по привычке открывает рот.
Читаю надпись: «Жидкий водород».
И вдруг мы оказались у заправки.
И нету тут весенней свежей травки.
И не растут ни лютик, ни репей.
Цистерною, уж если хочешь, пей.
Путь Млечный плыл громадой многотонной
В огромном небе в глубине бездонной.
И как нам возвратиться в лес и горы?
И как осилить вечности просторы?
И думал я: «Уж вот они, дела».
И уносили нас широкие крыла.
32
И уносили нас широкие крыла.
А я подумал: «Ах, уж и дела!»
Она сказала: «Он любил меня!
Уж он такой. И ростом он огромный!»
Мы встретились на перекрёстке дня.
«И я тебя на долгий срок запомню».
«Ну, а другого помнишь ты быка?»
Она сказала: «Там меня хотели».
«Я есть хочу».  -  «Но я без молока».
«Дай молока»,  -  сказал я чудной Нелли.
Она готова мне себя отдать.
«Да, я хочу тебя в твоей постели!»
А в небе тишь. И там и благодать.
И неразлучно с нею мы летели.
31
И неразлучно с нею мы летели.
Я обернулся. Ба!.. Со мною Нелли!
Я впереди. И удалялось стадо.
Лечу гонимый звёздным ветерком.
И ни о чём уж рассуждать не надо.
Коровник там. Там пахнет молоком.
«Не придаваться б безрассудным грёзам.
Не знать бы мне застенчивых утех.
И уж начнут давать тебя по дозам.
И вот опять придётся быть для всех».
Стояла невысокая ограда.
И там, где буйно зелень расцвела,
Паслись коровы. Небольшое стадо.
И ночь меня с собою позвала.
30
И ночь меня с собою позвала.
И, кстати, тут поляна расцвела.
И там упасть в весенние цветы
Уж многие летящие хотели.
А мель была бездонной густоты.
И сразу мы с тобой достигли мели.
Приравненного крепостью к вину
Тут было столько всякого испито!
Вдоль берега я поднимал волну.
И рогом поводил. И бил копытом.
А бык был зол. И бесновался он.
И все, как Нелли, вслед за ним запели.
И понял я: полёт был завершён.
И небеса от буйных звёзд звенели.
29
И небеса от буйных звезд звенели.
И тут его, не мешкая, и съели.
Мне не пристало в небе умирать.
Нет, мне такого, думал я, не надо.
Их тьма. И нас несчитанная рать.
Сойдёмся, вот уж будет кавалькада!
Прославимся на долгие века.
И думал я. Схлестнёмся ненароком.
Бараны, поднимаясь в облака,
Навстречу шли немыслимым потоком.
Летели козы. Прекратив полёт,
Себя за эту дерзость извиняя,
Верблюды завершили перелёт,
Горячий кал с крутых небес роняя.
28
Горячий кал с крутых небес роняя,
И мы спускались, курса не меняя,
Почувствовав земное притяженье.
И тут мы завершили перелёт.
И я прервал всеобщее движенье.
И никого я не пустил в полёт.
Пить Млечный путь, совсем забыв про пойло,
И заставлять ленивые стада
Покинуть им назначенное стойло?..
Ах, я подумал, нужно ли сюда
Спешить сквозь шум и мрак ночной дубровы,
Вещавшей о приходе перемен?
Фантазия. И опусы коровы.
И я попался в их желаний плен.
27
И я попался в их желаний плен.
И, слушал я обрывки этих сцен:
«Не забывайтесь. Берегите зад.
Там бык. Он вас от глупости излечит.
Остановитесь! Уж назад, назад!
Коровы мы или свиное вече?
И что же он готовит нам взамен?
О, реформатор! О, Чубайс лукавый!
Уж заведёт он в бездну перемен».
Ну и дела. Ну, времена. Ну, нравы.
И, орошая ближние леса,
И кал горячий под себя роняя,
Коровы, раздувая паруса,
Меня преследуют, вот-вот уж догоняя.
26
Меня преследуют, вот-вот уж догоняя,
Коровы, устремлений не меняя.
С намереньями явно не моими,
Сажусь я в трёхмоторный самолёт.
И вдохновлённый непомерно ими,
Я и возглавил этот перелёт.
На вспененном гарцующем коне
Не сзади я. А где-то с ними рядом.
И думаю: «Ах, захотелось мне
Лететь туда, где дол рыжеет стадом».
Я поражён подобною картиной.
А тёплый вечер в облаке купался.
Над невысокой вспененной пучиной
Я вдруг проснулся. Сумрак расступался.
25
Я вдруг проснулся. Сумрак расступался.
Потом я дважды в волнах искупался.
И вот стою опять я пред оградой.
И снова я средь дремлющих стогов.
Недалеко пасётся в поле стадо.
Дремотой веет от прохладных берегов.
Вступил я в воду, услыхав там всплески.
И для спасения души вошёл в залив.
И, к палке привязав обрывок лески,
Я рыб ловил. И был вполне счастлив.
Поэзия меня освобождала
От грёз вечерних. Вечной правды дочь
Дремала и рассвета ожидала,
Пока совсем не наступила ночь.
24
Пока совсем не наступила ночь,
Хоть и заре она вечерней дочь,
Для подданных всего-всего милей,
Хотите верьте, или уж не верьте,
Таинственный всецарственный елей,
Что выше истины и доброты, и смерти.
Распоряжается он на планете всем.
На всё имеет он права и виды.
Приподнимаясь гордо надо всем,
Сидит он с важным непреклонным видом.
Передо мною допотопный вождь.
Я оказался в стойбище наяд.
А в это время завершался дождь.
Мир оживал. Он светом был объят.
23
Мир оживал. Он светом был объят.
Очнулся я. Мёд. Пчелы. Пчелий яд.
Я падаю. И чувствую удар.
Встаю. Бегу. Я обегаю камень.
Сжимаю ветку. Слышу крик: «Пожар!»
Сосновый скрежет. Влажными руками
Берусь за гуж. В душе смертельный страх.
Срываю с губ дыханье поцелуя.
И привкус ласки тает на ветрах.
Губами жаркими томленье тьмы целую.
Витиеватость слов. И ветра гул.
Губ шелест у щеки пирамидальный.
Я захожу. Ложусь. Уже уснул.
И день совсем, совсем, совсем миндальный.
22
И день совсем, совсем, совсем миндальный.
Шум парохода чувствую недальний.
Но где же, где же посох мой? Где палка?
Ах, прогоню! Зачем она нужна!
Нептун с трезубцем, и при нём русалка.
И вот из вод выходит сатана.
Фантазия мечте не уступала.
И веер брызг рассыпался в песке.
Вспорхнула птица и в провал упала.
Всё замерло во мраке и тоске.
Сверчок трещит о чём-то виновато.
Туманной дымкой горизонт объят.
И вот уж предо мной мои Пенаты!
Ночь лилий источает тонкий яд.
21
Ночь лилий источает тонкий яд.
Туманной дымкой горизонт объят.
Кузнечики печально сверестели.
И доносились отголоски гроз.
Шумели затуманенные ели.
Я слушал крики движущихся коз.
И предо мною распахнулась бездна
В потоке предрассветной сизой мглы.
Смочил я щёку. Прошлое исчезло.
Рассвет пролился отсветом смолы.
Вздыхаю глубоко. Смахнул я слёзы.
И на прощанье бросил: «Я вам рад!»
Туда, куда её спешили козы,
Туда и мы вошли среди оград.
20
Туда и мы вошли среди оград.
А за оградами светился виноград.
Пастушка мне приятно улыбнулась.
Молчал задумчивый, дремавший сизый лес.
Я съел свой суп. Она и не коснулась.
И тут волшебных плыл каскад небес.
А козы суетливыми рядами
Шли меж кустов. И нехотя трясли
Золоторунно-бледными брадами.
И за собою нас туда вели.
И понял я: «Мне спорить с ней не надо».
Поленья догорали на огне.
Она, подумал я, природе рада.
И радость ждет меня. И вновь послужит мне.
19
И радость ждёт меня. И вновь послужит мне.
Я понимал, что я горю в огне.
В веснушках золотилось в этот час
Лицо её не знающее крема.
И словно видела она природу в первый раз.
А для неё восторг был не проблема.
Ни на один не требуя ответ,
Она мне, тьмой вопросов угрожая,
Тут отдала свой верности обет,
Глубокомысленность изображая.
Дала она работу сонному уму.
Я улыбался, поглощая пищу.
Но ей ответить на вопросов тьму
Я не умел. И был я духом нищий.
18
Я не умел. И был я духом нищий.
«А комаров тут бешеные тыщи.
И потому бессмертна в этом смысле
Природа, что взывает и творит.
А логика  -  это структура мысли?»  -
Лучась от счастья, дева говорит.
И тут уже она со взглядом кротким,
И с просверлённою на острие дырой,
Чернённую в костре, с рисунком чётким,
Сжимала палку с тонкою корой.
Но частью набранной, цветной и пёстрой.
С красивой ручкой плавленой в огне.
Хороший нож, узорчатый, двуострый.
Забытый кем-то, он достался мне.
17
Забытый кем-то, он достался мне.
Нож, что оставлен и вживлён в сосне.
«И нету даже друга у него
(Она вздохнула). Маслик высунь рожки».
Я не умел ответить ничего.
Я ел свой суп взахлёб. Без ложки.
«И кто важнее? Раб ли? Господин?
И как он может рассуждать о вере?
Он не уснёт под звёздами один.
И не найдет он радость и в потере.
Он без фантазии и безнадёжно глуп.
Кто в мире этом лёгкой жизни ищет,
Тот будет есть всю жизнь холодный суп.
Или совсем останется без пищи».
16
«Или совсем останется без пищи».
И я стою. Она же взором ищет
Предмет вниманья. «Вы садитесь, дядя».
Показывает мне портфель без книг.
«Я ученица». И, лукаво глядя,
Довольна тем, что я пред ней поник.
И продолжает: «А вот в нашей школе…
(Её глаза лучат небесный свет.
Пятнадцать лет ей отроду. Не боле.
Так молода. Совсем прекрасных лет).
И продолжает «Вам я очень рада!»
Пастушка разговорчивой была.
Обед я съел. Вдали я вижу стадо.
В костре ветрами двигалась зола.
15
В костре ветрами двигалась зола.
Пастушка восхитительной была.
Второй рукой провёл я по виску.
И, ударяя о доску рукою,
Я ощутил усталость и тоску,
В дно упершись растресканной доскою.
Зажав в руке обломок от весла,
Я чувствовал себя вполне счастливым.
Волна, на час отхлынув, отошла.
Залив был мелок. И в часы отлива
Я вспоминаю ночь и старину.
И вот иду я по морскому дну.
Да, я когда-то ловеласом слыл.
И по течению уж я куда-то плыл.
14
И по течению уж я куда-то плыл.
И я когда-то ловеласом слыл.
Тем более, тогда была весна.
И мой поступок отнеся к нормальным,
Уж тем она была восхищена.
Она была свободной не формально.
С обетом недалеких юных лет
Живу я до сих пор. Но мы расстались.
Теперь её уже со мною нет.
И мы тогда друг другу не достались.
И вот уж я опять попался в плен.
И я подумал: «Ночь была короткой».
Луна кокоткой у моих колен
Засеребрилась, отражаясь лодкой.
13
Засеребрилась, отражаясь лодкой,
Луна кокоткой. И нырнула плоткой.
И бархатисто ветер зашумел.
И я представил нас у океана.
И так я встречи с нею захотел,
Что сразу встал решительно с дивана.
А вдалеке неведомые страны.
И я плыву на тонущей ладье,
Одолевая бездны, океаны.
И говорю я прошлому: «Адье!»
И захотел я быть бичом бездомным.
Залив охвачен облаком огромным.
Меня звала в далёкие края,
Прервав мой сон, прибрежная струя.
12
Прервав мой сон, прибрежная струя
Меня звала в далёкие края.
Случилось это в древних Тереоках.
Ах, как мне грустно! Как мне одиноко!
И я её, естественно, пленил.
«Зачем же ты,  -  она сказала,  -  мил!»
Она, стыдясь, да и клонясь ко мне,
Смотрела в спины коз сквозь дымку сосен.
И вот мы и исчезли в глубине.
Прошла минута. Может, пять. Ну, восемь.
И нас укрыла сочных трав стена.
Она измученно, но сдержанно упала.
И растворилась в небесах луна.
И миг зари, и блеск ее накала.
11
И миг зари, и блеск её накала.
«Ведь ты сама меня всю ночь искала.
Тебя ль убудет? Встреча ль повториться?
Уж много ли у любящих вины?»
«В такую рань, едва умывши лица,
С утра, в объятиях вечной тишины?
Нужны ли нам бессмысленные споры?»
«Ну а тебе? Зачем тебе? Тебе?
Вести со мной вот эти разговоры?
Подумай лучше о своей судьбе.
Узнает муж. Уж ты, дружок, повеса».
И спор их нежный долетал до леса.
Луна за тучей весело следила.
И ночь куда-то в бездну уходила.
10
И ночь куда-то в бездну уходила.
Луна за тучей весело следила.
И улеглись туманы вдоль горы.
И где-то ветры в облаке купались.
И угасали у дорог костры.
Мерцали звёзды. Птицы просыпались.
Шумел прибой. И он не умолкал.
Луч солнца ударял то в левый берег,
То в правый. Серебрился снег у скал.
Вдали резвился полусонный Терек.
Туман ложился на церковный двор.
Вставало утро. Времени лекало
Уже вползало синью дальних гор.
Я полон неги был. Мне грудь мечта алкала.
9
Я полон неги был. Мне грудь мечта алкала.
Простор дышал. Заря не умолкала…
…«А утром встань и труженицей стань.
Остепенись. И отдохни спокойно.
Легка, резва. Куда в такую рань
Ты собралась? Уж будь себя достойна.
Ужель тебе измученных не жаль?
Пусть отдохнут твоих скитальцев ноги.
Куда спешишь? Что так стремишься в даль?
Усни, дорога!»  -  Ночь велит дороге.
И шёл меж ними откровенный спор.
Весна в дремоте крылья опускала.
И вот я снова у Кавказских гор.
Ну, а мечта моя меня алкала.
8
Ну, а мечта моя меня алкала.
И вот я снова у Кавказских гор.
И жёстче путь. И ночь крыла спускала.
И шел с дорогой у неё горячий спор…
…Этап дремал в непостижимой мгле.
Стаял холодный и метельный вечер.
Полковника, дремавшего в седле,
Засеребрились на морозе плечи.
Охранники, подняв воротники,
Дремали. И под инеем штыки.
Напевным гулом тяготился сон.
Мы слушали вечерний перезвон.
Во мраке бесконечной пустоты
Прелестны были девичьи черты.
7
Прелестны были девичьи черты
Во мраке бесконечной пустоты…
…Один из них со мной заговорил,
Взирая в небо тёмно-голубое.
С гитарами застыли у перил
Ещё, не помню, трое или двое.
И ясный взгляд правдивого лица,
И пот, струящийся по загоревшей коже,
Необходимее хвалебных од льстеца
Мне представлялся в этот миг. И что же?
Испанку, что встречалась мне на днях,
Я вижу у прибоя камнях.
И я в потоке чувств о ней мечтал.
И от своих желаний не устал.
6
И от своих желаний не устал
Я. И в потоке чувственном мечтал.
Она была мне всех милей на свете.
Я с детских лет её воображал.
Я грезил ею ночью и в рассвете,
И, как умел, от этих чувств бежал.
Любых идей она была дороже.
Она являлась мне видением картин.
И лоснилась в пылинках пота кожа,
И серебрилась прядь её седин.
Я был причиной страсти и борьбы.
Ну, а когда в душе запела лира,
Тут избежал я горестной судьбы
И улетел в пленение эфира.
5
И улетел в пленение эфира.
И избежал я горестной судьбы.
Ну, а когда в душе запела лира,
Я был причиной страсти и борьбы.
И мне награда, молодому телу,
Свинцовой карамели град.
Так беззаветно люди служат делу.
И я служить был делу тоже рад.
И в суете вселенских дум и дел
Уж тут всему, всему водораздел.
Я замираю, в ужасе дрожа.
И слышу брань. И слышу разговоры.
И я иду по лезвию ножа
Туда, в необозримые просторы.
4
Туда, в необозримые просторы,
Я и стремлюсь сквозь дремлющие горы.
В порыве чувств и новых испытаний
Уже опять средь серых будней я.
И зиждется на вертеле мечтаний
Всеобещания обильная струя.
И все вершат своих желаний крохи
В потоке побеждающих идей.
Правозащитники и трубачи эпохи
Повсюду рыщут меж живых людей.
Но я оставил мирные пенаты.
И мы ни в чём, ни в чём не виноваты.
И свой престиж я тут не уронил.
И шёл я к цели, и мечту хранил.
3
И шёл я к цели, и мечту хранил.
Да, я престиж тогда не уронил.
«Ты залезай сюда, под покрывало.
Его мне мало. Ах, его мне мало!
Он мне смешон. О, как он мне смешон!
Он любит лишь червонцев чистый звон.
Богатство он любви предпочитает».
Такие ты шептала там слова.
А я спросил: «А если муж узнает?»
«Тут хватит на год. Может, и на два,  -
Сказала ты тогда,  -  запасов винных».
И я подумал: «Сохрани нас Бог».
Не избегая способов старинных,
Меня вела ты средь твоих дорог.
2
Меня вела ты средь твоих дорог.
И здесь уж я (а я тогда продрог)
Тебе сказал: «О, будь моей женою!»
И то, что я ничем не огорчён,
Тут я считал бесхитростной виною.
И это то, что нож был заточён.
Там был сокрыт предмет любви один.
Грудь щекотал он в прорези халата.
И уйма яств и заграничных вин.
Ну, а ещё там было много злата.
Твоей я был ценитель красоты.
Ты говорила мне: «Ах, я такая!»
И воплощала в жизнь мои мечты,
Меня собою страстно увлекая.
1
Меня собою страстно увлекая,
Ты восклицала «Ах, уж я такая!»
Пасла ты в затуманенном окошке
Рыб величавых тучные стада.
Любить ты научалась лучше кошки,
Трудов мирских не знала ты тогда.
И грусти, и иного наважденья
Не знала ты. Да и иных забот.
Была ты мне в минуты наслажденья
Целительницей всех моих невзгод.
И ты меня к восторгу призывала.
Да и была ты истинно такая!..
Тут я нырнул под сырость покрывала,
Тебя в объятья страстно увлекая…

      *
…Проснулся я. И надомной луна.
И чистый звон разбитого бокала
Прервал мой сон. И на исходе сна
Меня мечта моя не отпускала.

Конец


























ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ.

Теперь я вынужден рассказать Вам о том, что все эти двадцать
восемь томов написаны не мной. А написал их самый совершенный
компьютер того времени, когда я задумал это сочинение.
И компьютер справился с поставленной  перед ним задачей в
той мере, в какой может это сделать машина.
Конечно, он старался, как мог. И добросовестно
выполнил умственную часть работы. Но так как ни души, ни совести
в нём нет, то и получилось то, что получилось. Отсюда вывод. Не очень доверяйте прогрессу.
И помните! Душа консервативна. Но она совершенна. И все эти облегчения быта она не принимает на дух. Душа любит трудиться.
И подумайте ещё и о том, что стоило ли Вам читать всё это, что написано даже не мной, а компьютером.
Хотя я уверен и в том, что более одного тома Вы не прочитали, вовремя сообразив заглянуть в конец.
Ну что ж. Счастливого Вам пребывания в виртуальной
действительности и в подлинной её копии.

Уважающий Вас.
Ваш покорный слуга.

СТАРЫЙ КОМПЬЮТЕР.