Я и Наицонев. Том двадцать шестой

История одного человечества.

Я и Наицонев.

     В ДВДЦАТИ ВОСЬМИ ТОМАХ.

ТОМ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ.

2016 г.

Собрание сочинений
в 99 томах. Том 96-ой.

4992
Тот не поймёт, бесспорно, и меня,
Тот, у кого зелёная слюня.
И ни к чему тут разговор про нравы.
Они, по сути, обе были правы.
Любовь свою в душе оберегая,
И та была права, да и другая.
Одна под ним от счастья застонала.
Другая ножкой первую пинала.
А та во всём ему спешит признаться.
Да и не хочет с этой даже знаться.
Ну а с которой? Слушай разговоры.
Он это он. Он тот из них, который
Всех обошёл. Но только не меня.
И не того, кто грелся у огня.
4991
И не того, кто грелся у огня,
Он обошёл. А так же и меня.
Другая в пику той была задастой.
А эта и весёлой, и грудастой.
А счастье  -  это случай и удача.
Две Мотри  -  это сложная задача.
Что жизнь для них не жизнь, а всепрощенье,
Такое в нас возникло ощущенье.
Да, таковы в быту матросы эти.
И оттого потом родятся дети.
А мелкий лес по-украински пролесь.
За что боролись, в то и упоролись.
А по-испански секс звучит как порка.
Или рождественская общая уборка.
4990
Или рождественская общая уборка.
Так по-испански секс звучит, как порка.
Губа не дура. Случай не простак.
И потому, что им хотелось так.
Да и кому любить себя давали,
Того и в губы нежно целовали.
Кого в ту ночь в постели принимали,
Того они тогда и обнимали.
До совершенья плотского греха
Ты внешне не узнаешь жениха.
Приятно то, что каждая невеста
Не противлялась совершенью тэста.
И в Хохломе, в Москве и в Древнем Риме
Все заедали первые вторыми.
4989
Все заедали первые вторыми
И в Хохломе, в Москве и в Древнем Риме.
А кто ей муж, а кто ему жена?
Одна она. Она, ещё она.
Не призовёшь тут никого к ответу.
Мораль?  -  А вот её, морали, нету.
И на столе рассыпанную соль
Собрали, да и бросили в фасоль.
Ещё обед с зелёным луком помню.
А вот детей, и кто там чей, не помню.
И двое их, мужья, да и отцы,
Встречаются как братья близнецы.
Вот с этих пор от печки до обеда
Они беседуют. Два друга, два соседа.
4988
Они беседуют. Два друга, два соседа.
Таков итог дала им та беседа.
Они своих дверей не находили,
Когда вдвоём ту лужу обходили.
Да, там была непроходимой лужа.
И каждая ждала к обеду мужа.
И на столе была в солонке соль.
И на второе сёмга и фасоль.
И жёны щи тогда и доварили,
Да и о чём-то долго говорили.
И дальше продолжали плов варить.
Ну, а мужья решили покурить.
И там и подружились два соседа.
И каждый день у них с тех пор беседа.
4987
И каждый день у них с тех пор беседа.
Теперь живут там рядом два соседа.
Что было дальше, догадайтесь сами.
Два моряка с шикарными усами.
И обе Мотри им и улыбнулись.
И обе Мотри им и приглянулись.
Смотрели вниз на плёс издалека
Два молодых весёлых моряка.
И стало больше в бухте той забот.
Зашёл туда однажды быстрый бот.
А дочки в это время подросли
И моряков встречали на мели.
И тщетно тот ответа ожидал,
Кто их тогда впервые увидал.
4986
Кто их тогда впервые увидал,
Он тщетно там ответа ожидал.
Осёл не курит и, к тому ж, не пьёт.
Но фал его до пола достаёт.
Не буду жить я, как живут скоты.
Всему есть мера. И к тому ж есть ты.
На предложенье: «Выбрось. Не кури».
Рыбак ответил: «Мозги не дури».
И начал он раскуривать табак.
«Ну, хорошо»,  -  сказал тогда рыбак.
Она сказала: «А давай ещё!»
Мечта вернулась. Села на плечо.
А он другого и не ожидал.
И миг рожденья тут же угадал.
4985
И миг рожденья тут же угадал.
Рыбак другого и не ожидал.
В итоге двойня. Две сестрички. Мотри.
И он сказал: «Рожай, а там посмотрим».
И плод тот в чреве весело живёт.
И был большой от эроса живот.
Он сам помог ей девочку родить.
И стал к соседке реже приходить.
И стал играть он с нею там в рулетку.
И попугая посадил он в клетку.
И сам себя решил он ей явить,
Чтоб тем мечту свою осуществить.
Рыбак, трудясь, втянул на берег сеть,
Чтоб пропитанье к вечеру иметь.
4984
Чтоб пропитанье к вечеру иметь,
Рыбак, трудясь, втянул на берег сеть.
А в огороде выросла капуста.
Лежу и вижу: там темно и пусто.
Тогда спешил я в злачные места.
И, прикрывая жаркие уста,
Забушевали страсти поневоле
Желаньем боли, признаком неволи.
Ложились в перлы будущей мечты
Следы взращённой жизнью красоты.
А больше не встречал я ни шиша.
Рвалась из клетки бедная душа.
И позабыв и друга, и соседку,
Я стал крутить усиленно рулетку.
4983
Я стал крутить усиленно рулетку,
И позабыл я друга и соседку.
И, закурив, наквасил я усы
В живой среде взращённой полосы.
И тут же вывел страстную мечту,
Под коей и увидел пустоту.
Чтоб ублажить желание своё,
Я стал тянуть из времени враньё.
И было мне порою даже больно.
Ну, а о том писалось произвольно,
Спонтанно, не следя за нитью темы.
И начал я тут чувствовать проблемы.
И умакнул в чернильницу перо.
И подписал размашисто: «Зеро».
4982
И подписал размашисто: «Зеро».
И стал трудиться, снова взяв перо.
Ах, в этот день, в день неизменной жажды,
С двойной надеждой я гулял однажды.
Да и предался вымыслу урока
В столь отдалённом времени без срока.
Про радость встреч, эпох и территорий
Я сочинял подобие историй.
И голове подумать предлагал.
И мысль её всем сердцем облагал.
Проделав то, что делать мне охота,
Я вытер лоб от крупных капель пота.
И вот и мне тут выпало зеро.
Я умакнул в чернильницу перо.
4981
Я умакнул в чернильницу перо.
И понимал, что выпало зеро.
В тебе ещё тверды рука и воля.
Крепись, поэт. Такая наша доля.
И вышел я тогда из камыша.
Был молод я. Жива была душа.
Свои бока под солнцем южным грея,
Подумал я, что я смелей еврея.
Стоял корабль. И я вошёл в лагуну.
Казалось мне, что я увижу шхуну.
И этим вот её и огорошу.
Поэт не лошадь. Но несёт он ношу.
Тот, кто душою не постиг поэта,
Тот не поймёт ни грамма и про это.
4980
Тот не поймёт ни грамма и про это,
Кто чистым сердцем не постиг поэта.
Да, да! Любил. Влюблён был. Но в кого?
В кого?.. Да в друга, в друга своего.
Когда-то знал, теперь лишь вспоминаю.
Душа болит! Другого я не знаю.
Спокойно мне ли? Ах, мне беспокойно!
Она меня, да и его, достойна.
Чтоб жить в любви и оставлять наследство,
В самом себе я продолжаю детство.
Всё, что пишу, я тут же проверяю.
И с сердцем строки жаркие сверяю.
И в том числе пишу я и про это,
В себе самом почувствовав поэта.
4979
В себе самом почувствовав поэта,
Я сочиняю каждый раз про это.
Проснулся я… Уже и век минул.
Вот Ларины. И к ним я заглянул.
И написал: «Онегин. Саша Ленский».
Поэт трагический. К тому ж и деревенский.
Бросая в нас дымящие лучи,
Горит душа в безвременье свечи.
И, может быть, не только от пера
Такие там случались вечера.
Такая уж чудесная пора!
Как вымыслы свободного пера.
И глубоко почувствует тут это
Тот, кто постигнет замысел поэта.
4978
Тот, кто постигнет замысел поэта,
Он глубоко и проникает в это.
Меня в любви тревожат до мерцанья
Преображенья мук и созерцанья.
Мне позволяют пересилить муки
Твои уста и трепетные руки.
Мне так нужны, как нежный вздох травы,
Твои полёт и росчерк головы.
В тебя, и в стан твой тонкий, страстный, гибкий,
Волнений сладких шлю свои улыбки.
Тебя я вижу, и в тебе порыв,
Ещё с утра и ставень не открыв.
Так я люблю и глубоко, и очень.
И я на этом и сосредоточен.
4977
И я на этом и сосредоточен.
И я люблю и глубоко, и очень.
И охлаждённый торт «Наполеон»
Тебе несу. И «евров» миллион.
И в день рожденья твой пишу меню.
Тост вознеся, тебя я не виню.
И этих губ изысканность сейчас
Я предпочту усладе в некий час.
Через часы живого умиленья
Всей этой муки, боли сожаленья,
И бесконечно длящихся страданий
Отдам я в руки ласк и ожиданий.
И чтоб любить, и более чем очень,
Я соглашусь. И я сосредоточен.
4976
Я соглашусь. И я сосредоточен.
Хочу любить вас более чем очень.
И теплоту застывшей вашей речи
Я погружу в укор противоречий.
И посмотрю на этот бутерброд,
Что и кладу в открытый вами рот.
А в это время звёздочка погасла.
Да и блины я опускаю в масло.
И тихо, тихо шарф ваш тереблю.
Вот так я вас в беспамятстве люблю!
Я уронил в сладчайший лепет муки
Себя всего. И жму я ваши руки.
И я картошку взял с котлетой в рот.
Ну, а потом. Потом и бутерброд.
4975
Ну, а потом. Потом и бутерброд.
И я смотрю в открытый вами рот.
Быть с вами вместе я хочу однажды.
Но от души и до безумной жажды.
Уж далеко не самыми свиными
Меня вы там кормили отбивными.
И чай и кофе, и к нему печенье,
И тех же рук желанное влеченье,
И ваших ножек милые заботы
И при гулянье, и в часы работы.
И наше с вами тесное сближенье,
И образ ваш, и каждое движенье.
И я подумал около ворот:
«Да, я люблю. Но я иду в народ».
4973
«Да, я люблю. Но я иду в народ».
Так я подумал около ворот.
И целовать во сне перста и руки
Я буду ваши, хоть и в сердце муки.
Но вы душой меня не понимали.
И речь мою вы не воспринимали.
И с вами мы вели такие речи,
Что и дарили нам гуляний встречи.
И красоту надежды дня рожденья,
И снова в сердце радость пробужденья.
Я вас люблю. И побужденья ваши
Как чай с вареньем и гуляш без каши.
Я не могу без вас. Да и без Грина.
И, вас узнав, узнал я: «Вы Ирина».
4972
И, вас узнав, узнал я: «Вы Ирина».
Я не могу без вакс, как и без Грина.
А буква ять, она, по сути, ижица.
И тот, кто так же, как и я, там движется,
Идёт сюда он быстро и уверенно
Быстрей того, кто движется намеренно.
Моих задач поставлено условием,
Чтоб осмыслять скреплённое злословием.
Пойдём туда в поток стихотворений
Для выраженья наших намерений.
Всю непонятность очевидных слов
Постигли мы, когда варили плов.
И им отдам я вычурность минут.
Тем, кто к желанью вечностью примкнут.
4970
Тем, кто к желанью вечностью примкнут,
Я и отдам всю вычурность минут.
Так ты уж хлеб свой с бужениной жуй.
А если ты бессовестный буржуй?
И тем, что он и мыслями хорош.
Гаврош? Гаврош. Ну, кто ж ещё. Гаврош.
Ну, а уж с ним, конечно, Жан Вольжан.
Всё скрыто тайной судеб парижан.
Там в том отсеке весь Париж в Гобсеке,
Живём мы с вами в нам известном веке.
Притворно дружбой искренней лучась,
Так провели мы этой жизни часть.
Там, где и мир был намертво замкнут
Холодным зудом тягостных минут.
4969
Холодным зудом тягостных минут
Там свет мечты был намертво замкнут.
А без него я вряд ли в срок прибуду.
А если так, то падлой пусть я буду.
Ах, помню я, как я увидел Будду.
И я опять в Бомбее к утру буду,
Где я ещё ни разу не бывал,
Идущий в горы через перевал
Винта резьбы оснастки для страховки
Концом верёвки шпильки от головки.
Я что-то там невольно зацепил,
И наступил на жёсткий край стропил.
И этой ночью клеммы я запутал
И потому, что бес меня попутал.
4968
И потому, что бес меня попутал,
Я этой ночью клеммы перепутал.
Ах, в Англии опять у власти тори.
Не смерть ли это?.. Это крематорий.
И где тут дверь? Не видно ни хрена.
Опять же, дом и дача без окна.
А кто детьми там будет заниматься? И…
Вот в этой, как её, в реанимации-и.
Уж месяц я в себя не прихожу.
Я потерял сознанье и лежу.
Как из бадьи на кожу кипяток,
Так и ударил мне по телу ток.
Там клеммы я тогда и перепутал
Лишь потому, что бес меня попутал.
4964
Лишь потому, что бес меня попутал,
Там клеммы я тогда и перепутал.
И вот теперь я киллер и атлет.
И просидел в тюрьме я двадцать лет.
И Петербург, и Вятка, Кострома.
Потом ещё похуже… И тюрьма.
Я под мостом всю зиму пролежал.
Но и оттуда я весной сбежал.
И вот я тут с могил листву сгребу.
Отец и мать давно уже в гробу.
Я там живу, где бывший котлован.
А дело в том, не рассказал я вам,
Что посмотрел я с крыши той туда,
Куда не ходят даже поезда.
4963
Куда не ходят даже поезда,
Я с верхотуры той смотрел туда.
Подонки эти, хуже бигудей,
И депутатов, и простых людей.
Они убили брата моего.
И как мне жить на свете без него?
И буду губы нервно я кусать.
И буду я без удержу плясать.
И приведу я маму и отца.
И их столкну я с этого крыльца.
Я подрасту. И я заставлю мать
Хоть что-нибудь о жизни понимать.
И вот пришёл я именно сюда.
И сам не знаю, в чём моя беда.
4959
И сам не знаю, в чём моя беда.
И вот пришёл я именно сюда.
Избавиться решил я навсегда
От голода и вечного стыда.
И я познал в своём желудке колики.
А мать моя и отчим алкоголики.
Мне говорили вечером вчера
Мои друзья из нашего двора,
Что я не вижу в зеркале лица.
И не хотел я огорчать отца.
И ничего я там не говорил.
И уж малыш упал тогда с перил.
Я напишу: «Тут в воздухе сыро».
А ты бери гусиное перо.
4958
А ты бери гусиное перо.
Тут сыро. Нет, подумал я, сыро.
И мы не знали, как нам понимать?..
И мой отец, да и родная мать
Летели над домами, да и пели.
И, встав на самый край, доской скрипели.
Ах, я люблю, люблю! И вот, любя,
Ему я не позволю бить тебя.
Я с тех высот к тебе туда спущусь.
Да и скажу: «Я скоро возвращусь».
Он посмотрел вперёд на шумный лес
И вдруг на крышу мокрую полез.
Кровавая развратная идея.
Так кто же я? И с кем я? Да и где я?
4957
Так кто же я? И с кем я? Да и где я?
Кровавый мир. Кровавая идея.
И пятна крови растеклись в траве.
Отец ударил мать по голове.
Тебя отдам я пьяному врачу.
Я улечу. Я жить так не хочу.
В ту ночь луна сияла за окном.
Я презираю подлость перед сном.
Так я ему решительно сказал.
А маму он нередко истязал.
Да, мой отец жестокий алкоголик.
Я мальчик-с-пальчик. В чём-то я соколик.
И что со мною? Видно, я в беде.
Тут я лежу. Но где?.. В сырой воде…
4956
Тут я лежу. Но где?.. В сырой воде…
Увидев кровь, я крикнул: «Где я?! Где!»
И вновь вошёл я тайно в этот бор.
И, утром встав, опять увидел двор.
С годами, видно, многое пройдёт.
Я позову. И в дом она войдёт.
Вот в дом вошла. И тут же и вздохнула.
И развела руками, и уснула.
Не зная как меня и понимать,
Увидев это, удивилась мать.
Я приземлился там, где захотел.
Да, я летел. Я над землёй летел.
Летя навстречу лёгким ветеркам,
Себя я тут ощупал по бокам.
4955
Себя я тут ощупал по бокам.
И обратился там я к ветеркам.
И был я и не добр, да и не зол.
Я помочился. И припрятал пол.
О, Господи! Помилуй и прости!
И был там мальчик лет пяти-шести.
Он шёл по крыше прямо сквозь лучи.
«Молчи! Молчи!»  -  шептали кирпичи.
Явился мне грядою многоточий
Идущий мрак. И тут пред ваши очи
На лоне утра вызрела заслона
У грани склона вечера салона,
Идущей плотью в беге к ветеркам.
И я стремился к трепетным рукам.
4954
И я стремился к трепетным рукам.
Засим я тот, кто верил ветеркам.
Стою, пою. И радость я испытываю.
И строгий вкус я ваш перевоспитываю.
Себя подсечь под оба два крыла
Того метиса вечность позвала.
Да и о том, что девушка Даная
Про широка страна моя родная,
Уж я тут песню тоже заору.
И потянулась тут рука к перу.
И, кстати, тут бумага оказалась.
Шнуровка вдруг в жилетке развязалась.
Да и себя я хлопнул по бокам
И не стремился к трепетным рукам.
4953
И не стремился к трепетным рукам.
Да и себя я хлопнул по бокам.
Я угодил во времени уют.
Погиб поэт. Я думал: заклюют.
А был я весел. А былого жаль.
И с этих пор в моёй душе печаль.
И остальных я тем заинтригую,
Что прокушу я плоть в ноге тугую.
Вцеплюсь я в мясо, чтоб его я съел.
Да, я не трус. И, более: я смел.
И для надежд бесплодных отреченья
Я тут рукой испытывал влеченья.
Я опускал в ручей ладонь руки
И слушал всплески дремлющей реки.
4952
И слушал всплески дремлющей реки,
И опускал в ручей ладонь руки.
А в остальном тут вечные пиры
Неисполнимой радости игры.
И получай от встречи ощущенья,
Когда поймёшь историю хищенья.
Как у рулетки вечное зеро,
Всё современно. Ново и старо.
И всё тут глупо, пошло, хоть и ново.
Но есть и капля юмора смешного.
А мне моё творенье не претит.
Весёлый ветер по небу летит.
И всё же я вернулся, наконец.
А за окном скопился туч свинец.
4951
А за окном скопился туч свинец.
И я вконец испуган, наконец.
Уж таковы Петрарок этих гены.
Но и Куинджи, Гойи и Гогены.
Не только Гайдны, Моцарты и Бахи
В темницах в страхе прячутся в рубахи.
И заслонилась дымкою страниц
Заря зарниц, упав стремленья ниц.
Её ещё надежда не ссушила.
А где же дрица? Дрица не спешила.
И получилась вычурность лица.
Связал я два начала и конца.
Смотрю туда  -  там времени конец.
И я проснулся в страхе, наконец.
4950
И я проснулся в страхе, наконец.
Да и стою у времени колец.
«Конечно, будут. Им куда спешить.
Дела вершат. И впредь им их вершить.
И получают времени дары
От той поры. Да и до той поры.
И во дворце, и в церкви, и в тюрьме,
И у любого шейха на уме.
И в клеветы шероховатом шуме.
Не только в Думе. В космосе и в чуме.
Жизнь характерна тем от той поры,
Что застучали снова топоры.
Я обращусь опять с трибуны думной
Всё с той же мыслью странной и безумной.
4949
Всё с той же мыслью странной и безумной
Я обращусь опять с трибуны думной.
А если нет, ну что ж, тогда с предлогом
Таким вот слогом, в сущности, с подлогом.
Ведь я влюблён и в Грецию, и в Русь.
Осмыслюсь, подытожусь и смирюсь.
И я тобой задумаюсь вдвойне.
Скажи что хочешь молча обо мне.
А я своей возрадуюсь судьбой.
Ну что ж. Любой ровняется собой.
Но, может быть, не вовремя оно.
Ах, умно сказано! Да, сказано умно!
И с этой мыслью где-то даже умной
Тут остаюсь я в позе многодумной.
4948
Тут остаюсь я в позе многодумной
Вот с этой мыслью где-то даже умной.
О чём мы здесь в дальнейшем и отметим
Обедом сытным с цымусом и третьим.
Овеществить заветную мечту
Уж очень, очень нам невмоготу,
Когда нам слишком хочется его
И ранее, и позднее того.
Оно в простом, но вовремя обеде.
И даже счастье где-то не в победе.
Да и, поверьте, счастье не в борьбе.
Не напрягайтесь, радуйтесь себе.
Идём мы с вами по любви красотам
Вперёд дорогой к радостным высотам.
4947
Вперёд дорогой к радостным высотам
Идём мы с вами по любви красотам.
Как говорится: «Всё оно от Бога».
Что ж, помолчим. Путём тебе дорога.
Так и сидите в фьючерсном окне,
Не поленившись вычитать во мне.
И обретёте в мыслях утомлённых,
В мечтаньях ваших страстью опалённых,
Всё то, что видим мы из-за куста.
Такие вот у девушки перста.
И это просто глум и суета.
И отличить вас трудно от скота.
И отличить скота от Вальтер Скота
Порой непросто. Да и в том забота.
4946
Порой непросто. Да и в том забота,
Нам отличить скота от Вальтер Скота.
И не кичись своим ты личным вашеством.
Чай, смущена? Не оскорбляйся ханжеством.
Одно и то же: «Губы что развесила?»
Да и «отвал» и «это было весело»  -
Равны друг другу. И летят сквозь тучи.
А тот иной язык учил могучий.
Понятно стало даже немцу прусскому,
Что эта ругань только лишь по русскому.
Да и в лицензий эросом оплачено.
И, бац! И кем-то всё и перехвачено.
Мне хочется когда-нибудь потом
Отдаться ей, не думая о том.
4943
Отдаться ей, не думая о том,
Мне хочется когда-нибудь потом.
А потому вот росы все с торосами.
Да и не гнутся больше под вопросами.
И дружным смехом вас и не приветствуют.
И, возводя в пример, не соответствуют.
Ценить порыв и тему не оспаривать,
Судить не мне. Мне только разговаривать.
И, может быть, тут что-то получается.
А жизнь моя, она лишь намечается.
Но песенка ещё пока не вся.
И не боюсь я утки и гуся.
И никого я в жизни не боюсь.
Козла, осла. Я над собой смеюсь.
4942
Козла, осла. Я над собой смеюсь.
И никого я больше не боюсь.
И снова мне кружится голова.
И забываю я поступки и слова.
И так мой день в трудах сосредоточен.
И я пишу с утра до поздней ночи.
Да и перо весь день, чтоб не устать,
В руке сжимаю, сохраняя стать.
Согнул колени. Стержень еле-еле
Держу в перстах. А сам лежу в постели
С не очень твёрдой к вымыслу отвагой.
Вот сжал перо, склонившись над бумагой.
Да и веду глазами по бокам.
И я уж не склонён и к пустякам.
4941
И я уж не склонён и к пустякам.
И вот веду глазами по бокам.
Стихосложенья терпкое вино.
Да всё равно, такое уж оно.
Из Амстердама, Тулы и из Ниццы
Тропинки слов заполнили страницы.
Уж прочерчусь я по снегу зверьком,
Да и пойду за мыслями пешком.
Чернила есть. Так дайте только темы.
Не знаю, что у вас тут за проблемы.
А между тем, в Бретани королева
Полвека дева! Ты смотри налево.
И я себя похлопал по бокам.
И не стремился я к её рукам.
4940
И не стремился я к её рукам.
И я себя похлопал по бокам.
А в середине времени среда.
Вот это да. Такая тут беда.
Куда не ходят даже поезда,
Оно уходит именно туда.
Увидел я оттуда и отсюда,
Что это чудо просто Чудо-Юдо.
Оно иного солнца горячей.
И глубина. И тихий всплеск очей.
Но не вернуть уж мне былые виды,
В восторге сердца чувствуя обиды.
И я себя похлопал по бокам.
И не стремился к трепетным рукам.
4938
И не стремился к трепетным рукам.
И я себя похлопал по бокам.
А на вокзал я вовремя пришёл.
В своём кармане я билет нашёл.
Да и кладу взамен в карман мундштук.
Свистки я слышу. Сразу восемь штук.
Тянуло дымом. Видимо, с вокзала.
Сгущалось утро, сырость уползала.
Гром загремел далёким перекатом
Багрово-красно-розовым закатом.
А в горизонт ложились кирпичи.
И умирали в озере лучи.
Я излечился тут же от тоски.
И нежил в мыслях длань твоей руки.
4937
И нежил в мыслях длань твоей руки.
И, помолчав, воззрился в ветерки.
Его ж я больше видеть не хотел.
Мы попрощались. Образ улетел.
Начало утра радугу встречало
Восходом солнца. Солнце прокричало,
Звеня багрово-красными кровями,
И помахав широкими бровями.
Сложив свои весёлые крыла,
Ночь ранним утром тихо умерла.
Печаль о том безумном разговоре
Я прочитал в её тоскливом взоре.
Слетев с моей засаленной руки,
Прошелестели с шумом ветерки.
4936
Прошелестели с шумом ветерки,
Слетев с моей засаленной руки.
В той местности показывались всей,
Беспечностью вернувшихся гусей,
Мелодии, нам ветры принеся.
Но почему там было два гуся?
А я в засаде взлёта уток ждал.
Рассвет не только рощу наблюдал,
Пока была весна, да и пока
О похожденьях чёрного жука
Та песенка журчала, весть неся.
А может, было там не два гуся?
И я поджарил всё-таки его.
Неповторимо в гусе естество.
4935
Неповторимо в гусе естество.
И я поджарил всё-таки его.
Ещё там был, но без изюма, кекс.
И был ещё и неизвестный текст.
Тот, кто нарушит вечные устои,
И грана этой прелести не стоит.
Нас соблазняют радостью мечты.
А иногда явленьем красоты.
Такие страсти, где сердца пасуют,
Воображенья нам порой рисуют.
И вот такую чудо-благодать
В вечерней дымке можно наблюдать.
Красавицу. Конечно, это Дуся.
И общипал я тут второго гуся.
4934
И общипал я тут второго гуся.
И посмотрел окрест. Да, это Дуся.
И мы столкнули плюсы и нули,
И тем жука в тот образ завели,
Своей дремотой мир перевернув,
И до утра уже и не заснув.
В невиданной изяществом парче,
Река резвилась в некоем ключе.
Исполнив незнакомый менуэт,
И я проделал трижды пируэт.
Крутясь на тазобедренном ребре
Красавицы в вечернем серебре,
Я рассудил: «А логика тут вся».
И под конец я и убил гуся.
4933
И под конец я и убил гуся.
Подумав так: «А логика тут вся».
Тут я увидел мглу ночных ветрил
Последних вздохов тихой неги крыл.
А мир был чёрным. И луна в ночи
В нём растворилась, источив лучи
Недальней неги вечной красоты,
Да и желанной пламенной мечты,
Что возрождает эту высоту,
Впиваясь тем в земную красоту.
И ночь нам скажет, как себе помочь.
А гуси знают  -  в Риме будет ночь.
И оторвал я лапку у гуся,
Коря себя, кляня за всё и вся.
4932
Коря себя, кляня за всё и вся,
Я оторвал две лапки у гуся.
А дева закатила к небу очи
В тумане, уползавшей в вечность ночи.
И там, вдали, шумел зелёный бор.
Стоял и я, глазея на простор,
Ему не отвечая ничего.
Приятно деве пение его.
И он отдался в песне ей неспетой
И той, и этой некогда воспетой.
Но не Джульеттой, нет, и не Одеттой.
Она стояла донага раздетой.
И тут он сдуру в луже искупался,
И диким матом долу рассыпался.
4931
И диким матом долу рассыпался.
Да и в холодной луже искупался.
И представлял её он не Парашей,
Да и не Машей. Даже не Наташей.
А уж вокруг стояла тишина.
В зелёной луже плавала луна.
И он решил конец свой затупить,
Да и не знал, как с нею поступить.
И от любви она уже замшела.
Ну, а потом и ночь похорошела.
Светилась блеском трепетных миров
Голубизна созвездий вечеров.
И в луже той он дважды искупался.
И, засыпая, тут же просыпался.
4930
И, засыпая, тут же просыпался.
И в луже той он дважды искупался.
С тех пор они с рассветом встречи ждут.
И так уж всё от кратера идут.
И дрожь у них проходит по спине.
И стал он прямо тут же на стене
Стремиться до ближайших атмосфер
В невиданном потоке тонких сфер.
Он видит, что во фьючерсном окне
Она летит, как в беспробудном сне.
Ему две капли нежного тепла
Она сквозь вечность тут же отдала.
Жук помолчал и взялся вдруг за ту,
Что снова рвётся в мира пустоту.
4929
Что снова рвётся в мира пустоту,
Жук, помолчав, воззрился взглядом в ту.
У облаков несущихся ветрил
Разлился в звёздах блеск летящих крыл.
И вам не нужно больше ничего
Вот из того, что было до того.
Он будто средь чудесных изоляций.
А позже, не избегнув апелляций
Судьбы, он и увидит вас в виду.
А я тогда был в истинном бреду.
Всю нежность, что порой случалась с нами,
Мы познавали утренними снами.
И, продолжая чувствовать тоску,
Перепекались в собственном соку.
4928
Перепеклись на собственном соку
И продолжали чувствовать тоску.
Так как из нас здесь было большинство,
Жуки во сне не слушались его.
Была тогда чудесною погода.
С девятого ещё так было года.
Я возбудил в ней эту плотность твёрдую,
В неё воззрившись чёрной грязной мордою.
А по нутру, и вывернув колены,
Она была прекраснее Елены.
По рассужденьям глупая купчиха.
Вот такова печальная Жучиха.
И он зевнул, сказав: «Привет жукам!»
И тут себя он хлопнул по бокам.
4927
И тут себя он хлопнул по бокам.
И понял он: «Не нужен я векам».
Ему её понравился пупочек
От Ренессанса до куриных почек.
И всё ещё в природе рококо.
А солнце вроде в меру высоко.
И он сказал: «И грязно тут, и зябко».
Прошла ещё какая-то козявка.
Уж не боялся, видно, он греха.
И засмеялся. «Ха! Ха-ха! Ха-ха!»
Да и прилёг на листике татами
Одновременно лбом и животами.
И замолчал, взирая по бокам.
И трепет чувств он выставил векам.
4926
И трепет чувств он выставил векам.
И он вздохнул и глянул по бокам.
«О чём ты?  -  он сказал.  -  Кто нарыгал?
И кто к той деве дважды прибегал?»
Тут, где обычно засраны кусты,
Она ему ответила: «И ты?!»
«Ах, это мне смешно и даже странно!
Ты ведь сидишь всё тут же? Постоянно?
Я как-нибудь зайду к тебе опять.
Целуешь ты, скажу я, с плюсом пять».
И тут она ответила: «Заррраза!
Так поцелуй ещё четыре раза».
Да и, не глядя больше по бокам,
Он трепет чувств отмеривал векам.
4925
Он трепет чувств отмеривал векам.
И всю её изнежил по бокам.
Она по сути гильдии купчиха.
И стрекозлиха. Не было бы лиха.
Был у неё и до него роман.
«Ты меломан. Я знаю. Меломан.
Ты от души. Отнюдь не под фанеру.
Я не за меру доверяю феру».
И было сладко деве оттого,
Что углублял он более того.
«Ты, осторожно радуясь, веди.
А время. Время будет впереди.
С тобою мы принадлежим векам.
Согласна?» - «Я согласна».  -  «По рукам».
4924
«Согласна?»  -  «Я согласна».  -  «По рукам».
«О нет, нежнее! И летим к жукам!»
И сколько плоть её вместить могла,
Отдал ей столько он тогда тепла,
Её склонив на койку поперёк.
Он был с ней будто ласковый зверёк.
Её он дерзко дёргал за плечо.
И было ей довольно горячо.
И закружилась даже голова.
Не понимал он мысли и слова,
Что означать не могут ничего.
Ну, а она не слушалась его.
«Мы будем стричь реальные купоны,
Преодолев моральные препоны».
4923
«Преодолев моральные препоны,
Мы будем стричь реальные купоны».
А в том, чтоб только не было войны,
Он видел радость, и не знал вины.
Да и в скитальцах шумных и иных
Она во многих особях лесных.
Уста, в уста введя, и лица в лица,
Она супруга, или лишь девица,
В тебе и та, и эта сторона
Природе вечной нежно отдана.
Не лишены мы радостных сомнений
В любви, где нету в нас различных мнений.
Мы одолеем всех времён препоны.
И будем стричь реальные купоны.
4922
И будем стричь реальные купоны.
И одолеем всех времён препоны.
И это было в три часа утра
Преображеньем времени нутра.
И из неё сочилось молоко,
Переливаясь нежно и легко.
И через час страдальцу отдала
Она частицу личного тепла.
И он попал к ней в этот чудный плен.
И проползал он вдоль её колен.
И зажужжала в девушке среда.
«Да-да-да-да-да-да-да-да-да-да».
«Летя с тобою камнем в глубь пустот,
Мы создадим гниенье нечистот».
4921
Мы создадим гниенье нечистот,
Летя с тобою камнем вглубь пустот.
И нету в мире лучше ничего
От удовольствий этих и того.
И трепетали в девице бока,
Любя в жуке стремленье на века.
Он выбивал морзянкой: «Я тебя
И очень долго, нежно и любя».
Два тёмно-бурых скрюченных перста
В её уста он ввёл из-за куста.
К основе рта, где слов течёт поток,
Он приложил свой чёрный хоботок.
И думал он под звон грудных частот,
Что он заселит верхний слой пустот.
4919
Что он заселит верхний слой пустот,
Подумал он под звон грудных частот.
И облака, что в воздухе бумажные.
И воды там и мягкие, и влажные.
И это небо! Тёплое. Безбрежное.
Жужжалочка! Какое имя нежное!
Конечно, ты темна. Ты Африканочка.
Не Жанночка? А как? И не Светланочка?
А как тебя зовут? Просковья? Ирочка?
А почему вот здесь такая дырочка?!»
Зачем же нам упрямство это вечное.
Ослиное, и где-то человечное.
Уж мы ль не по культурности ослы.
А по природе горные козлы.
4918
А по природе горные козлы.
Прижми ко мне, мой друг, свои мослы.
И ножками легонько я подрыгаю.
И на тебе слегка ещё попрыгаю.
Не только нам летящих блошек есть.
И в этом что-то тоже, видно, есть.
Излизанные больше чем на треть,
Излизались, и срам на них смотреть.
Иные уж, смотри, легли и лижутся.
Другие всё зачем-то к лесу движутся.
Мы по дорожке этой побежим.
А может, тут немного полежим.
Ведь мы с тобою всё-таки коллеги.
И по богатству мы не без телеги.
4917
И по богатству мы не без телеги.
Уж мы с тобой действительно коллеги.
Я первый перед прочими явился.
Мечтал. И только изредка резвился.
И говорить ни с кем тогда не стал.
И побежал. Потом бежать устал.
Тропинки грунт шептал мне: «Ты беги,
Перебирая пальцами ноги.
Не своего, но старшего отца,
Касаясь нежно лапками лица».
Меня завёл туда крутой мой нрав.
Туда, где меж беснующихся трав
Подумал я и плюнул на мослы.
По образу мы глупые ослы.
4916
По образу мы глупые ослы.
А он запел, в бока вонзив мослы:
«И шёл туда  -  а там везде вода.
И тут останься  -  тоже ерунда».
Туда ползти, так там же сам паук.
«О, сука!»  -  бросил мне упрямый жук.
И повалился около сука,
Увидев там бегущего жука.
И под сучок он, прожужжав, воткнул
Одну травинку. И опять уснул.
И блики солнца трепетно кусались.
Они склонились и меня касались.
Трава сказала вдохновенью почек:
«Мы народим с тобой сынов и дочек».
4915
«Мы народим с тобой сынов и дочек»,  -
Трава, вздохнув, сказала зною почек.
Встревожен был предутренний рубин.
И, погрузившись в тьму ночных глубин,
Он пронизал идущие века.
Игла была блистательно тонка.
Она гордилась прочностью ствола.
Да и познала молодость дотла.
Приподнимая веки, пустота
Уже, увы, не открывала рта.
Свои весна показывала лики.
В листве берёз засеребрились блики.
А жук журчал разливами ручья:
«Не тронь меня. Ты, слышишь? Я ничья».
4913
«Не тронь меня. Ты слышишь? Я ничья».
Так жук журчал разливами ручья.
Вина ты мне, сказал я, штоф налей-ка.
Судьба  -  злодейка. Ну, а жизнь  -  копейка.
Свою измерив времени судьбу,
Я и ударил тут себя по лбу.
Захлопнув плотно, и с размаху, двери,
И не оставив признаков потери,
Уж ночи были с нею все мои.
И там запели, помню, соловьи.
А берега в томительном цвету!
Горчило чем-то с вечера во рту.
Так думал я у времени ручья.
Лишь рыбу есть. Вот в чём судьба моя.
4912
Лишь рыбу есть. Вот в чём судьба моя.
Так я подумал около ручья.
Я очень долго продолжал сгорать,
Стараясь пальцем там перебирать.
А если так, то жизнь, она арфистка.
Не альтруистка и не феминистка.
И не спешила мне служить она.
Но и не слишком чтоб была умна.
Такую, не совсем, конечно, дуру,
Я предпочёл, как и Роден скульптуру.
А солнца луч вонзился в рощу дыбой.
Но домино опять сложилось рыбой.
И думал я у времени ручья
Лишь рыбу есть. Вот в чём судьба моя.
4911
Лишь рыбу есть. Вот в чём судьба моя.
Подумал я у времени ручья.
Свершалось чудо! Я любил тебя.
И умилялся, нежа и скорбя.
Ты дополняла нужные детали.
А тело? Тело уж в горизонтали.
И приданое нетерпенья факту,
И хлюпающее осмысленьем такту,
И теплоты взволнованная мякоть,
И чистоты разверзнутая слякоть,
И жажды нетерпения трезвонь
Затеплились почти как благовонь.
И подошла уж звонкая струя.
И зачесалась лысина моя.
4910
И зачесалась лысина моя.
Рукою вашей нежилась струя.
Цветок посажен в сказочный вазон
Запретом на один-другой сезон.
Она со мной. И грусть мою развеяла.
И чистотою нежности повеяло.
Хотя, конечно, где-то и возможный
Довольно случай в практике тревожный.
Где нет и слова меж иных пустого
Напоминаньем образа святого.
Порою я в какой-то, может, мере
Не думал о её священной вере.
А он ещё прочней былого стал.
И я искать тут встречу перестал.
4907
И я искать тут встречу перестал.
А он ещё прочней былого стал.
«Не узнаю я, будто ты не та.
Совсем другая влага изо рта.
И ствол рукой восторженно сожми.
Теперь направо. И опять возьми.
Но нет, не сразу, влево поверни.
Давай, прильни. Ещё, ещё прильни.
Прости, слезу я, милая, сотру».
Легла и нежит. Хочет поутру.
Тростинка телом. Прелесть. Зульфия.
Ко мне пришла, как времени струя.
Пойти к реке хотел я искупаться,
Но не моглось мне что-то просыпаться.
4906
Но не моглось мне что-то просыпаться.
Я встать хотел. Пойти и искупаться.
И что ещё там будет впереди?
Ах, не спеши! Прижмись к моей груди.
Её люблю купать я вечерком,
Чтоб знать потом, поить ли молоком.
А там ещё хожденье в учрежденье
Для зарожденья плода и рожденья.
И повести неспешный разговор,
Взирая нежно в тлеющий костёр.
И все мы тут живём под сводом хаты.
И многие уже давно брюхаты.
Тут вотчина и родина моя.
И мы уже нежнейшие друзья.
4905
И мы уже нежнейшие друзья.
Одна семья. Тут вотчина моя.
Как будто мы кошерные евреи.
Ни спида нам не знать, ни гонореи.
И не хочу я бегать по врачам.
Какая нега с нами по ночам!
Сложил камин я. Светлый выбрал камень.
Всё сделал тут своими я руками.
Мы сад с тобой в порядок привели.
Весной деревья буйно зацвели.
Не на шприцах и не на глаукоме
Я вас люблю. И я живу не в коме.
С тех пор я стал умён и не ленив
Среди лесов, полей и рек, и нив.
4904
Среди лесов, полей и рек, и нив
С тех пор я стал с умён и не ленив.
Поговорю я с радостью о том,
Чем я займусь когда-нибудь потом.
Но сколько будет искренних желаний
У этих чудных милых нежных дланей!
А я пойду работать в зоосад.
И пусть цветёт и там вишнёвый сад.
А в огородах уж бобы растут.
Ну, а в садах пусть вишни зацветут.
И каждую по случаю иметь
Хотел бы я. И золото не медь.
И всё я вспомнил. И подумал я,
Что я не я, и хата не моя.
4903
Что я не я, и хата не моя,
Подумал я. И тут всё вспомнил я.
И оказалась улица пуста.
Не досчитал я семь домов до ста.
И я ворон задумчиво считал.
Они летели. Ну а я мечтал.
И оказались снова мы в постели.
Мне есть хотелось. Долго мы летели.
И я в окно задумчиво глядел.
Потом я там без памяти сидел.
Один я оставался до обеда.
А вечер проводил я у соседа.
И здесь, свои стремленья отложив,
Хотел, проснувшись, я узнать, что жив.
4901
Хотел, проснувшись, я узнать, что жив,
Вот здесь, свои стремленья отложив.
Ишь, ты чего, голубчик, захотел!
Кормить семь душ. Округлость нежа тел.
Не просто для тебя, а для мужчины.
Но в ссуде отказали. Нет причины.
А дома ли, на даче, выбирай.
Тем более, что жизнь она не рай.
А с милым другом рай и в шалаше.
И все они мне были по душе.
И, понимая, что тобой ведом,
Решил я строить, не поверишь, дом.
И тут мне обещали дважды ссуду.
И вымыл я вечернюю посуду.
4900
И вымыл я вечернюю посуду.
И целовать тебя я стал за ссуду.
Водил я женщин каждый день в кино
И потому, что там всегда темно.
Я никого без цели не любил.
В себе я безразличие убил.
Я называл берёзы именами.
И те, что там, в лесу, гуляли с нами.
Я оказался в роще у берёз.
И мы заснули быстро и без грёз.
И был готов я хоть в дугу согнуться.
Но не успел я даже оглянуться,
Как и ковчег обрёл иную плоть.
А рыбу можно вилкой уколоть.
4898
А рыбу можно вилкой уколоть.
И тут ковчег обрёл иную плоть.
Да всё равно. Мне нет до прочих дела.
Дела, но чьи? Души? А, может, тела?
Дела мои уж нынче и не плохи
Под ветерком нагрянувшей эпохи,
Где космос распахнулся и звенит,
Себя вонзая в солнечный зенит.
Уж голова утомлена предельно.
Нет, я в грязи и в крови. И отдельно
Я вот сейчас и немощен, и зол.
И я снимаю времени камзол.
Я подключился к некоему чуду.
И так сказал: «Теперь я счастлив буду».
4897
И так сказал: «Теперь я счастлив буду».
И подключился к неземному чуду.
И где-то, впрочем, даже и твоё
Я вспоминаю прошлое своё.
Тайком, шутливо глядя на тебя,
Я улыбаюсь, ветку теребя.
Сим фактом срок мне времени отмерен.
И я уверен. И мечтой проверен
Семь раз, а то и восемь раз подряд,
Чтоб не отстать. Так люди говорят.
Ну, а теперь уж я живу в надежде
На встречу с нею. И люблю как прежде.
Я как-нибудь опять к тебе пребуду.
И ты поверь мне, я достойным буду.
4896
И ты поверь мне, я достойным буду.
Я как-нибудь опять к тебе пребуду.
А ты лежала в помыслах чиста,
Расцеловав мне пылкие уста.
И вот со мной ты. И меж нами это.
И даже днём. Не только до рассвета.
Освободился я. Душою наг.
И я могу поставить нужный знак.
И из ружья в медведя разрядиться
Могу и я, чем и люблю гордиться.
Опять спешу туда, где дуги гну.
И радуюсь, и чувствую весну.
Когда не знаешь в нежности избытка,
Любовь награда. А разлука пытка.
4895
Любовь награда. А разлука пытка,
Когда не знаешь в нежности избытка.
Бывают в жизни трепетные неги
В таком вопросе. Помню в поле снеги.
Крещенье было первое моё.
Фортуна  -   случай. А любовь  -  враньё.
Как говорят, потрафила мне карта
Восьмого марта. Выпала мне фарта.
Случилось это раннею весной.
Да, и она уже гордится мной.
А, в самом деле, истина в вине.
Бежал я, помню. Грезилось так мне.
Уж такова была восторга пытка.
Потом я лёг. И не избыл избытка.
4894
Потом я лёг. И не избыл избытка.
Иррекция. Блаженнейшая пытка!
И вся душа моя была в огне.
Я был в полёте. Был в волшебном сне.
И понял я, как в бездну я влетел
Среди вот этих мне знакомых тел.
И получился между нами крест.
Совсем тогда я не смотрел окрест.
Увидел я, что уж она нагая.
Разоблачилась. Ну, а есть другая.
И рядом тоже отдохнуть легла.
Да и уснула около стола.
Так было дважды. Я ж не мог уснуть.
Заволновался. И томилась грудь.
4893
Заволновался. И томилась грудь.
Так было дважды. Я не мог уснуть.
Там, в вечной бездны странной глубине,
Она во сне приблизилась ко мне.
А где-то между этим я люблю.
Вот я в дремоте. И опять не сплю.
Такой уж я тогда увидел сон.
И там я был Геракл. Или Самсон.
Она была царевна Несмеяна.
Тут я проснулся. И взъярился рьяно.
И я у них прощенья попросил.
Такой вот случай. Я лишился сил.
Вернее так. Пытался я уснуть.
И дважды испытал я эту муть.
4892
И дважды испытал я эту муть.
Я сонным был. Пытался я уснуть.
Я молод был. Тогда я всё любил.
А прежний пыл? О нём уж я забыл.
И кровь из ранки струйкой протекла.
Чисты тела. Но нету в них тепла.
И вот она мертва. Они молчат.
Отряд был создан из одних девчат.
И оттого, что вёл я женский взвод,
Мой пыл не от, а от земных забот.
Да и меня за всё, за всё простите.
Я подорожник. Вы ж меня растите.
Любовь она такая недотрога.
Ну, а зимой туда моя дорога.
4891
Ну, а зимой туда моя дорога.
И я влюбился тут же, у порога.
А для чего мне жар в твоей крови?
Соображаешь? Если без любви.
Ни с чем оно уже не сообразно.
И безобразно, пошло, несуразно.
Всё без любви постыдно и грешно.
И, как и всё, что пошло и смешно.
Что без любви под юбкой было видно,
То непристойно, грубо и обидно.
И всё ничто и в брюках и в пальто.
И ты никто. И он, и он никто.
Я без неё никто. Да и ничто,
Когда я наг и в драповом пальто.
4890
Когда я наг и в драповом пальто,
Она мне  -  всё. Я без неё  -  никто.
И тут опять вскипает в жилах кровь.
Ах, обожанье! Это ль не любовь.
И праздного, а где-то и рабочего,
Я чувства не хочу иного, прочего.
Но есть ещё от жизни удивление.
Как и томленье признак потребления.
Она не только нежное тепло.
Влюблённость это всё-таки не зло.
Неповторимым был мой первый сон
В начале дня. Я был в неё влюблён.
Когда влюблён ты, то светла дорога.
И в ней намного больше, чем немного.
4889
И в ней намного больше, чем немного.
Когда влюблён ты, то светла дорога.
И так любви инстинкт был в нас могуч,
Что поцелуй её был слишком жгуч.
И целовал я каждую однажды.
Томим был жаждой я. Любил я дважды.
А тут ещё охрана. Супермен.
И вот теперь я важный бизнесмен.
Да и в тетрадках школьных старых с кляксами
Был весь итог мой. И знаком я с факсами.
Я без пальто, без фрака и авто,
О чём мечтает каждый и никто.
Вот это вот и есть, конечно, то,
Когда, казалось, ты совсем никто.
4888
Когда, казалось, ты совсем никто,
То всё, что то, уже, конечно, то.
И есть запас и хвороста, и дров.
Есть теплота интимных вечеров.
Есть и другие важные занятия.
Не торопитесь изменить понятия.
Там Бог. А рядом с ним и Сатана.
Не всякой смерти выгода дана.
Не каждый шанс надеждой возрастает.
А может, он и дымкой улетает.
И как вам заиграет вдруг оркестр,
Вас занесут в невидимый реестр.
Смерть позовёт уж как-нибудь однажды,
Меня приведшая к такому дважды.
4887
Меня приведшая к такому дважды,
Смерть позовёт уж как-нибудь однажды.
А у коня пробит снарядом круп.
Ирина. Верьте. Верьте. Я не труп.
А где-то имя теплится твоё.
И пусть уж и встречают там её
Всё с теми же, кто также дорог мне.
И с радостью в распахнутом окне.
С надеждою в задумчивых очах
Мне хочется войти в родной очаг.
И хочется в гнезде своём ютиться.
Она светла, мила. И словно птица.
Такая мысль мне в голову вошла.
О, я зову тебя!.. И ты пришла.
4886
О, я зову тебя!.. И ты пришла.
И в каждом мысль печальна и светла.
Всё то, что я люблю в ажиотаже,
Мне дорого. И несравнимо даже
С души моей движением излома.
И вот едва лишь вырвешься из дома,
Любая к вам прибудет по кивку.
В лице у каждой молодость в соку.
Исчез тоски и смерти отпечаток.
Уж так влюблён я в вас. И без перчаток
Я ваших рук всегда касаться рад.
Убит я вами. Зелен виноград.
В пыли пустыни, где уже однажды
Лежал мой труп, томящийся от жажды.
4885
Лежал мой труп, томящийся от жажды,
В пыли пустыни, где бывал я дважды.
И прекратились брань и суета.
И две плывут вдоль озера хребта.
Девицы. И свершилась в них забота.
«Да, я согласна. Такова работа».
Вкушая звёзд непостижимый свет,
Воззрился я на утро и рассвет.
Ты мне в сей миг уже принадлежишь.
Возможно, ты и дальше побежишь.
Блеснув хребтом. Ну что же, значит, либо,
Ей отвечает у изгиба рыба.
Я слышу голос: «Чья я?»  -  «Ты ничья
В воде прохладной ближнего ручья».
4884
«В воде прохладной ближнего ручья
Ты не моя. А, может, и ничья».
Но там светло. И там совсем спокойно.
Ну что ж, иди. Она тебя достойна.
И вот он видит мирный ясный свет.
И смотрит он в томящийся рассвет.
Кругами он по всей эпохе ходит.
И где-то вдруг он главное находит.
Иного срока прелести любя,
Он ищет ту, достойную себя.
И всякий тут отчаянный гордец.
Ручьи текут во времени сердец.
Своя здесь жизнь. Она же и ничья
В воде прохладной ближнего ручья.
4883
В воде прохладной ближнего ручья
Своя тут жизнь. И, вместе с тем, ничья.
И каждый здесь себе подобных ест
Протуберанцем времени и мест.
И в бесконечной плоти неизвестной
Нет мира даже в вечной поднебесной.
Мир более свободен и свободного.
А где-то он важнее всенародного.
А с милым другом рай и в шалаше.
Моя любовь живёт в твоей душе.
Твоя, надеюсь, тоже у меня,
Свою заботу бережно храня.
Вот здесь, у плоти времени ручья,
Я пить хочу. От жажды гибну я.
4882
Я пить хочу. От жажды гибну я.
И я сижу у времени ручья.
Распрелюбезный баловень Стрелец.
В носу кольцо. По звёздам я Телец.
И так замкнулись два извечных круга.
По праву друга ты моя подруга.
Ты принимаешь боль-мечту-отвагу.
И доверяешь мне, как нищий магу.
Я понимаю  -  это божье дело.
Я успокоил дух, расслабил тело.
Имея опыт явный, а не мнимый,
Я этой думой трепетно гонимый.
И я шепчу: «Я радостью польщён.
Ты всё дала мне. Я тобой прощён».
4881
«Ты всё дала мне. Я тобой прощён».
Так я шепчу. И этим я польщён.
И не сиди озлённой и без действия.
И берегись ты внешнего воздействия
Той, что любовью нам не отвечает.
Да, всё вот так. Нас молодость прельщает.
И бесполезна и полезна вроде.
А почему? Всё это по природе.
О, как она, печаль моя светла!
Не нанести б удар из-за угла.
И сердце не убей. Не обмани.
Любовь  -  она зажжёт в душе огни.
Смысл жизни он не в литре алкоголя.
Храни вас Бог. На всё есть Божья воля.
4880
Храни вас Бог. На всё есть Божья воля.
А смысла нет в стакане алкоголя.
Всё на места я вроде бы расставил.
И кое-что на завтра я оставил.
Как россказни соседа дяди Вани,
Чей опыт для меня переживаний
И боли за душой сугубо личный.
А думы для меня не безразличны.
В чьи тайны я земные посвящён,
Тем более, вот тем я и взращён.
Но этому я менее научен.
А может, и не так. И я заручен.
И каждый с каждым в чём-то разлучён.
Я в этом твёрд. Я этому учён.
4879
Я в этом твёрд. Я этому учён.
А то, что каждый с каждым разлучён,
Так жизнь ведь, вместе с тем, и недотрога.
Да и до смерти, как и до порога.
Чтоб сына ждать без ропота упрёка,
Уж нет у мамы дремлющего срока.
А время ей и сердце убивает.
И тут она за всё переживает.
Постичь любовь, да и вернуться к маме
Стремимся мы холодными умами.
Дурман души увидев, и не более,
Безволье погашу ли в алкоголе я.
И погибает собственная воля.
И я кричу: «Не надо алкоголя!»
4878
И я кричу: «Не надо алкоголя!»
И погибает собственная воля.
И я вписался в вечные черты
Надежды и свободы, и мечты.
Опять же грустен лёгкий ветерок.
Скрижаль желаний и её урок.
Да, не бессмертна времени скрижаль.
Ах, только вот несбывшегося жаль!
Нас призывая ввергнуться в борьбу,
Рок омывает каждую судьбу.
И шелест листьев. Жизни ветерок.
Страстей кипенье. И бессмертный рок.
И гордость мыслей там, на вертелах.
Пустыня. И скелеты на стволах.
4877
Пустыня. И скелеты на стволах.
И гордость мыслей там, на вертелах.
И вот она как будто не одна.
То вверх, то ниже движется она.
Ах, как там вьётся времени спираль!
Звучит над миром нежности мораль.
Мне предпочтеньем вечности страда,
Куда идут от сердца провода.
И постоянства движимый пример.
И перед нами ряд могучих мер.
И только. Только. Только и не боле.
И напрягаюсь я в тяжёлой доле.
И заберу я у тебя монету.
И посмотрю вокруг. Ковчега нету.
4876
И посмотрю вокруг. Ковчега нету.
И заберу я у тебя монету.
А значит, нет и времени уроков.
Без жизни нет земных и прочих сроков.
Когда исчезнет жизнь, истлеет твердь.
По сути, смертно всё. И даже смерть.
И в этом есть различных сроков связь.
Пускай столетья движутся резвясь.
А жизнь, она по-новому кипит.
Покой их праху! Всяк пусть мирно спит.
Поднимем мы за процветанье тост.
И за тебя! Вот Будда. Вот Христос.
Ты духом взвинчен. О, Иисус, Аллах!
И ты мечтаешь о святых делах.
4875
И ты мечтаешь о святых делах.
Храни нас Бог! Храни нас и Аллах!
Нельзя смешать безжалостной рукой
Веселье жизни с грустью и тоской.
Век наш короткий. Равный временам.
Зачем нам вечность? До неё ли нам.
И гибнем мы. И нет в нас человечности.
И топчем мы побеги знойной вечности.
Вот мы проходим снова по цветам
Лишь для того, чтоб нас признали там.
А время может быстро убежать.
Надеемся его мы поддержать
Не только тем, что любим мы монеты.
В нездешнем мире движутся планеты.
4874
В нездешнем мире движутся планеты.
Пиши сонеты и бери монеты.
Вот мир пришёл, а ты уж не живой.
А опыт? Опыт он городовой.
Потом поймёшь. Но возраст убывает.
Вот так бывает. Сын всё забывает.
Что пережито, в принципе, тобой,
Оно являет прошлое собой.
Порою сын не радует отца.
Порой пылают души и сердца.
Порою там, в просторах ветры стонут.
А уж порою и пираты тонут.
И вижу я в тумане корабли.
Иду туда, куда пути вели.
4873
Иду туда, куда пути вели.
Иду к пределам. Вижу корабли.
И захожу я в запределье дум.
И напрягаю волю. Славлю ум.
Среди нелёгких вымысла дорог
Я создаю свой собственный мирок.
И всем великим в прошлом подражаю.
Воображаю что соображаю.
И верю в то, что делаю возможное.
И всё пытаюсь делать невозможное.
Потом себя усилиями воли
Я поднимаю над долиной боли.
И превратился я как будто в Будду.
И привыкаю к подлинному чуду.
4872
И привыкаю к подлинному чуду.
И превратился я как будто в Будду.
Ни горных троп, и ни небесной влаги.
Глаз мой не видит трепета бумаги.
Душа полна нездешнего броженья.
Дорога вдаль  -  лишь плод воображенья.
Ту, по которой не пойти не смог,
Себе я выбрал изо всех дорог.
И вдохновлённый образом таким,
Иду дорогой к скопищам людским.
Там мирный образ вижу. Там, вдали,
Идут верблюды. Тонут корабли.
Я свет зари увидел пред собой.
Пропал кошмар воздушно-голубой.
4871
Пропал кошмар воздушно-голубой.
Я свет зари увидел пред собой…
…Где-то кончается время безбрежное.
Ах, неизбежное! Нежное, нежное!
И потому мне не хочется стариться.
Чтобы не стариться, нужно нам хариться.
Тот, кто не знает, когда-то узнает,
Что это значит. А время стенает.
В жизни хотелось бы сладко нам хариться.
Просто ли мне молодеть и не стариться?
Так пожелайте нам долее жить.
Буду я жить, да и буду дружить.
Понял я, жить я, конечно же, буду…
…И вдоволь наевшись, я помыл посуду.
4870
И вдоволь наевшись, я помыл посуду.
Жил я, живу. И жить я дальше буду.
В плоти душа уж куда хороша!
Плоть мне верна. И верна мне душа.
Радость моя с этих пор вдохновенная.
Дремлет вселенная обыкновенная.
Вечность беспечная дремлет во мгле
В этой квартире на этой земле,
Что глубиной и размерами шире
Прежней квартиры единственной в мире.
Значит, пришёлся я вам ко двору.
Чувствую  -  буду. А если умру?
Ново ль, не ново ль, но жить всё ж я буду!
Вдоволь наевшись, помыл я посуду.
4869
Вдоволь наевшись, помыл я посуду.
Ново ль, не ново ль, но жить всё ж я буду.
В той озарённой желаньем дремоте
Именно это я вижу в полёте.
Именно так и привиделось мне
Всё, что я встретил в чарующем сне
В годе скончания века. Но вроде
В этом походе. И в этом же годе.
Ну, не со мною. Но тою весною
Ира была мне подругой. Женою.
Было уж лето. Кончалась весна.
Дальше пошло повторение сна.
Выпили чай. И помыли посуду.
Ах, я кричу, без тебя я не буду!
4868
Ах, я кричу, без тебя я не буду!
Выпили чай. И помыли посуду.
Вижу я всполохи летнего сада.
Уж не наступит ли снова прохлада?
Воду в котле хоть два дня кипяти.
«Может, проснёшься? Пора бы идти».  -
Третий мне кто-то, смеясь, говорит.
Тряпки касаюсь  -  тряпка горит.
Влажная тряпка на мокром песке.
Взять бы рукою  -  да больно руке.
Сверху спасения реет кольцо.
Пламень языками жжёт мне лицо.
Там, на мечты воспалённой золе,
Вижу себя на горящей земле.
4867
Вижу себя на горящей земле,
Там, на мечты воспалённой золе.
И отыщу я мне нужный цветок.
Тонут надежды, и стонет поток.
И обладанье дремоту таит.
Бес ожиданья мне душу поит.
Это и ангел, это и бес.
Это открытая бездна небес.
Это желанье сгорает моё.
Нет, не моё. Это струны её.
Чьи ж это волосы вижу я? Чьи?
Смолы сливаются дружно в ручьи.
Вижу я милый мне облик в стекле
Углем пылающим в тёмной золе.
4866
Углем пылающим в тёмной золе,
Вижу я милый мне облик в стекле.
Если возможно её мне любить,
То и ничем не могу я не быть.
Имя какое! Творение мира!
Нет. Не никто я в просторах эфира.
Кто же я? Вымысел? Бездна? Ничто?
Я рассмеюсь и упрячусь в пальто.
Не пережил глубины назначенья
Я, потеряв основное значенье.
Бывшего бывший творец человека.
Может, я Бог? Или память я века?
Кто же я? Ветер? Забвение? Камень?
Хладный внутри, на поверхности пламень?
4865
Хладный внутри, на поверхности пламень?
Будто никто я. Нет, просто я камень.
Только вот я тут сижу без пальто,
В лапах судьбы превращаясь в ничто.
Бывших чураюсь истоков и мелей.
Призрак я форм не имеющих целей.
И тишина голубеет звеня.
Нет огорчений. Нету меня.
Нету во мне суеты ощущенья
Бывшей земли и её возвращенья.
Смыло огнём исчезающих знаний
Мелочь событий, страстей и стенаний.
Вверх улетает пылающий пламень.
Вижу земли догорающий камень.
4864
Вижу земли догорающий камень.
Слов поклоненье. Над озером пламень.
Встанет иного величия свет.
Выпьешь его  -  и былого уж нет.
Хвалят вино. И разносится мат.
В светлом бокале дымит аромат.
То аромат дорогого вина.
Воля нужна мне. И правда нужна.
Даже и келья монаха сама
Нам не заменит дерзаний ума.
Тут вот, в горах, два приступа до Бога.
Радость земная заменит мне много.
Я доедаю налимью уху.
Что-то чернеется там, наверху.
4863
Что-то чернеется там, наверху.
Я доедаю налимью уху.
И поглощающих сонмы учений
Мне улыбаются бездной значений.
И рассуждений моих постепенства
Роскоши духа и тел совершенства
Мною любимых ей приданных благ
Сих описаний глубоких тех влаг.
Руки мои постоянно. Но где?..
В радостной неге и в светлой нужде.
Боль ощущаю в душе неустанно
Шейки её, этих бёдер и стана.
Выход ищу я в лебяжьем пуху.
Я на ковчеге, пьющий уху.
4862
Я на ковчеге, пьющий уху.
Выход ищу я в лебяжьем пуху.
Сердце моё, как заноза в нарыве.
Всё тут сошлось, как в едином порыве.
Там я нашёл в этом веке себя,
Страстью и негой томясь и любя.
Если оно до небес не взлетело,
Значит, и тело уж вовсе не тело.
И никого нет милее. И что же?
Ей тридцать пять. Но она всех моложе.
Вечной любви не борец я, не воин.
Нету её. Я её не достоин.
Дева, что мне бесконечно нужна,
Не описать как мила и нежна.
4861
Не описать, как мила и нежна
Дева, что мне бесконечно нужна.
Будто корнями, резвясь ветерками,
Я развожу в ожиданье руками.
Да и природа вся тянется к ней.
Рядом становишься лучше, умней.
Хочется встать и отправиться с воинством.
И от неё так и пышет достоинством.
Словно, как я, в эту жизнь влюблена.
Не удивительно то, что она,
В меру сутулясь, идёт по дороге.
Всё в ней прекрасно. И бёдра, и ноги.
Шея длинна. Вот такая она.
И в голове седины белизна.
4860
И в голове седины белизна.
Шея длинна. И фигурой стройна.
Глаз мой скользит там, где грудь и щека.
Я заглянул с высоты, свысока.
Взглядом её я, возможно, обидел.
Не проверял. Врать не буду. Не видел.
Может, совсем не упруга она,
Грудь, что светла и немного полна.
Левая слева, правая справа.
Руки её благородного нрава.
Как водопад, как таинственный вечер,
Взгляд её тих и глубок, и сердечен.
В мире я этом реален? Случаен?
Знать не дано мне. Ах, Каин я, Каин!
4859
Знать не дано мне. Ах, Каин я. Каин!
В мире я сущ ли? Реален? Случаен?
Только одна лишь она мне нужна.
Жгучесть волос обожгла седина.
Русой косы у неё больше нет.
Ей не семнадцать, а двадцать семь лет.
Образ красавицы. Образ мне ясный.
День лучезарный. И вечер прекрасный.
Утро и вечер. И сына, и дочь
Пусть мне родит, и простит эту ночь.
Горя мне мало, несчастья и горя.
Дух я скользящий по берегу моря.
Нет, я не Каин. Конечно, не Каин.
Кто я? Осёл? Или бывший хозяин?
4858
Кто я? Осёл? Или бывший хозяин?
Думалось: «Каин я. Может, я Каин?»
У водопада удвоилась сила.
Вышло светило и всё осветило.
И неожиданно гранами света
Ночь заспешила в преддверье рассвета.
Пел, как и прежде, предутренний хор.
Ближнего леса у трепетных гор
Были малы в этой ласковой гари
Дальние звёзды и люди, и твари.
Очень большой, и значительный очень,
Плыл наш корабль по созвездию ночи.
Горный хребет кораблю подпевал.
Голос рассказчика нас волновал.
4857
Голос рассказчика нас волновал.
Горный хребет кораблю подпевал.
Ах, бесконечно вином алкоголясь,
Мы проходили сквозь рощу и пролись.
Тем, кто уже опустился, на дне,
Их продают по дешёвой цене.
Тех, кто пакетики делают эти,
Там их и ловят в дырявые сети.
Все в этом доме как будто свои.
Вышла ты замуж, уйдя из семьи.
Так вот случилось. Сестра её, Лена,
Палкой в костре повернула полено.
Голос рассказчика нас волновал.
Но суп в посудине всё ж убывал.
4856
Но суп в посудине всё ж убывал.
Где-то в горах намечался обвал.
А мирозданье изнежилось в пар.
Да и душа превратилась в товар!
Люди, живите! Живите всегда.
Если вода, это просто вода.
И не ищите (и будете живы)
Лёгкой наживы. Рекламы все лживы.
И тяжело нам подняться с колен.
Нам не попасть в соблазняющий плен
Образа падшей продажной скотины,
Что набросала мне эти картины.
Голос рассказчика нас волновал.
Но суп в посудине всё ж убывал.
4855
Но суп в посудине всё ж убывал.
Голос рассказчика нас волновал.
Стонут притворно и смотрят в часы.
Больше не буду! Бездомные псы.
Дважды я в этом притоне бывал.
К милости божьей я там призывал.
И раздевать, и нести на кровать,
Стыдно и стыдно и брать, и давать.
Тут и не знаешь всерьёз или в шутку.
А соберёшься купить проститутку,
То продавец и покупщик счастлив,
Если купить огурец или слив.
Плата не в кассу. Их всюду завал.
Бес прослезился и канул в провал.
4854
Бес прослезился и канул в провал.
Стоит немного. Продажных завал.
Купишь  -  она от усталости дремлет.
Глаз уж неймёт и желанье не емлет.
В синем тумане все тянутся тропы.
Были харчевни, покрашены в шопы.
Были пивные, оформлены в бары.
Бубен не глуше электрогитары.
Где вы попрятали скрипки свои?
Где ж вы, России лихой соловьи?
Где ж вы, певуньи российские, где же!
Песни слова доносились всё реже.
Кто-то кому-то вдали подпевал.
Голос его глубоко волновал.
4853
Голос его глубоко волновал.
Кто-то кому-то вдали подпевал.
И умирать средь своих веселей.
Что нам в том сексе. Нам близость милей.
С ними до смерти останусь я тут.
Дети родятся. Они подрастут.
«Будем мы снова, как прежде, дружить.
Он через год уж окончит служить.
Ну, а теперь мне четырнадцать лет.
Нет. Не поеду. Путёвка, билет.
Дева стоит в сигаретном дыму.
Выйти в подъезд, и на лифт, и к нему».
В девушку хлынул желания вал.
И троекратно ей хор подпевал.
4852
И троекратно ей хор подпевал.
Чувств тут нахлынул на девушку вал.
Вот и поставим на этом вопрос.
С ней он учился, и с нею он рос.
Тут и случился с парнишкой пардон.
И укатила она за кордон.
Случай такой в этот день приключился.
Очень уж парень тогда огорчился.
Парень живёт на восьмом этаже.
Девушка злится. И плачет уже.
Там, где опасность героям грозит,
Крутится глобус. Мотор тормозит.
Девушка смотрит на глобус лукаво.
Хор повторил троекратное Аве.
4851
Хор повторил троекратное Аве.
Девушка смотрит на глобус лукаво.
И не закроются в пламени вежды.
Радость семьи это радость надежды.
Мужу ли, другу тут счастье язвит.
Но не один здесь заманчивый вид.
Будут и туры, и МУРы, и МИДы.
Были обиды. Ты видывал виды.
Счастье, когда нет под ложечкой боли.
Счастье не в холле и не в алкоголе.
Думай, Мария, жива ты пока.
Звёзды на деву глядят свысока.
Аве Мария! Воистину Аве.
Месяц глядел, улыбаясь лукаво.
4850
Месяц глядел, улыбаясь лукаво.
Снова звучало далёкое Аве!
Слева направо, справа налево.
И полощи почерневшее чрево.
Ты успевай одевать лишь трусы.
Счёт на минуты. И счёт на часы.
Это решительность плоти глумленья.
И без любви нет стенаний томленья.
Вечной тоской сжесточается кожа
От одиночества мёртвого ложа
Тех, кто познал и страданье, и страх.
Аве Мария звучало в ветрах.
Пели другое. Не Аве Мария.
Брёвна в костре затрещали сырые.
4849
Брёвна в костре затрещали сырые.
Аве Мария! Аве Мария!
Он возвратится домой в Покрова.
Счастлива дева. Дева жива.
И не болит ей уже голова.
В самом же деле дева мертва.
Да и себя тут она отдала.
В час ожидания дева пришла.
И в темноте придорожных огней
В страшном бреду показалось вдруг ей,
Что не болит ей от дум голова.
Были дрова те совсем не дрова.
Были дрова, безусловно, сырые.
Громко гремело Аве Мария.
4848
Громко гремело Аве Мария.
Мамочка! Мамочка! Брёвна сырые.
Слушайте, слушайте девы слова.
Грудь ей болит. И болит голова.
Слышался где-то стихающий стон.
Корчилась радость сквозь вечера звон.
Вспыхнуть в костре, да и бросится смело
Сладкое тело в деве хотело.
Жареным мясом подвигнулась вонь.
Дева вступила в высокий огонь.
Обе на грудь наложила руки.
Взор в ней томила безбрежность тоски.
Дева с собою вела разговор.
Тонко звучал замирающий хор.
4847
Тонко звучал замирающий хор.
Дева с собою вела разговор.
Кто же за душу полюбит тебя,
Если за деньги лишь ты, не любя,
Как роковая без доли судьба,
Как без желания в уток стрельба,
Как без муки и без сахара кекс,
Близость без чувства, без радости секс.
Эта фальшивая всё мишура.
Каждую ночь, а потом и с утра.
Так надоел ей весь этот плэйбой.
Хочет покончить дева с собой.
Девушка снова заходит в шатёр.
Слёзы текли в придорожный костёр.
4846
Слёзы текли в придорожный костёр.
Нехотя дева заходит в шатёр.
В южных краях от утра и до пота
Очень опасная эта работа.
Девушку ждали в притоне коллеги.
Глобус вертелся. Мелькали ковчеги.
Глобус вертела послушно рука.
Тайна желанья была глубока.
Глобус взяла, о свободе мечтая,
Девушка юная, нежностью тая.
Мир завертелся в девичьей руке.
Синее море текло вдалеке.
Оттепель снова ручьями текла.
Мгла исчезала с ночного стекла.
4845
Мгла исчезала с ночного стекла.
Оттепель снова ручьями текла.
Было довольно суровое время.
Где-то в полях рассыпается семя.
Кислым немного и даже солёным
Пахло палёным и где-то зелёным.
На вертеле два вращались быка.
В них зарумянились оба бока.
Что и земное, что и неземное,
Всё я отнёс, несомненно, в иное,
Всё остальное до времени спев.
Скоро начнётся вечерний распев.
Где-то резвится уже свистунами
Аве Мария, гремя над стенами.
4844
Аве Мария, гремя над стенами…
…Ночные гостьи свистунами
Начнут водить в подполье хоровод.
Он там лежит без цели и забот.
И за диван раскрытый он завалится.
И зол ещё или уже печалится.
Да, я могу хозяина понять.
Люблю я пищу носом обонять.
Или с рулетом заячий омлет.
Такой же запах, как и от котлет.
Свинью смолили в шёлковой соломе.
В соседнем это с нами было доме.
И я томился. Запах был телячий.
Я слушал храп какой-то пьяной клячи.
4843
Я слушал храп какой-то пьяной клячи.
Котлет я запах чувствовал телячих.
Тогда уж мне и отстрелили зад.
Ходили мы в Цусиму и назад.
И там я долго без печали жил.
На корабле я боцманом служил.
Я сам был списан, помню, с корабля.
Будь аккуратней. Слушайся руля.
Как в дальнем море в бурю корабли,
Так вот и мы по вдоль теченья шли.
Меня смотреть за ними попросили.
Пусть спят. Мне что. Я старый кот Василий.
А рядом спали две гашишных клячи.
И чувствовал уж я восторг телячий.
4842
И чувствовал уж я восторг телячий.
А рядом спали две гашишных клячи.
Да и от этих выспренних стихов
Хоть отмывайся, будто от грехов.
А где начало, там бери мочало,
За окончаньем всё начни сначала.
И вот я кончил с радостным лицом
Шишом, бирюлькой, пестиком, концом.
Потом ласкал её я толстым шишем.
Завёл в подъезд и угостил гашишем.
Но я из них одну лишь полюбил.
Я улыбнулся, будто я дебил.
И подошли ещё две старых клячи.
А сам я тут и впал в восторг телячий.
4841
А сам я тут и впал в восторг телячий.
И здесь пришли ещё две старых клячи.
Такой там был распрелюбезный рай.
Хоть выходи и шишки собирай.
Ещё одно седьмое чудо света.
Уж бабье лето. И не шутка это.
И что за чудо эти вечера!
Ох, как добра была она вчера!
А вы кричите: «Браво и ура!»
Мне два ведра. Держите от бедра.
Да и картошки пять огромных мисок
За килограмм отваренных сосисок
Уж эти вот в прошедшем неудачи.
О том узнал я, как приехал с дачи.
4840
О том узнал я, как приехал с дачи.
Уж эти вот в прошедшем неудачи!
Ах, я забыл! А грудь её, как дыня.
Моя она жена и господыня.
И рай души она рождала в нас.
Лицом она как спелый ананас.
И, приняв формы должные со мной,
Она мне стала преданной женой.
Когда уже не думал я о том,
Об этом мне поведали потом.
И я её в беспамятстве избил.
Дебил он и поверженный дебил.
Он был не вождь. Он просто всех любил.
А я его в то время невзлюбил.
4836
А я его в то время невзлюбил.
И я ему при случае грубил.
Я слышу шёпот чьих-то алых уст.
А дом был стар. Заброшен v8d и пуст.
И изложил я эту мысль с охотой,
Не получив и доли даже сотой
Тех ощущений и тепла души.
И вот попробуй всё тут опиши.
Пусть это не покажется вам мало.
Оно меня, как друга, обнимало.
А дева  -  разнебесная краса!
Такие вот бывают чудеса.
Тут бил меня по темени япончик
Дубиною. И мне отрезал кончик.
4835
Дубиною. И мне отрезал кончик.
И бил меня по темени япончик.
Я обовью тебя теченьем влаг
Уж сообразно всех мне милых благ.
Я неподкупна и душой чиста.
Приди в мои всевластные уста.
А я сказал: «Ну что ж, иди, иди!»
И лёг я рядом. Лёг в её груди.
И я снимал с причёски бигуди.
А то, что будет, будет впереди.
И на меня воззрилась красота.
Смотрю я вглубь. смотрю в её уста.
Да, я туда внимательно смотрел.
И тут меня он чем-то и огрел.
4834
И тут меня он чем-то и огрел.
А я туда внимательно смотрел
Звездой поэта. И вот здесь сквозь это
Над ней, парящий в образе рассвета,
Восстал готовый пламень голубой.
А губы девы выперлись трубой.
И у меня томление в конце.
Искрятся очи. Радость на лице.
И дева охмелела от вина.
И, видно, в ней и ширь, и глубина.
И я вот в эту бездну загляну.
И уж туда я сразу и нырну.
Да, в этом я искуснейший загонщик.
И говорят, что я и самогонщик.
4833
И говорят, что я и самогонщик.
И я туда искуснейший загонщик.
И уж томилась за окном луна.
Она была вполне обнажена.
И я запел, и ноги вставил в стремя.
А делу время. Делу, делу, время.
Не сразу, я заметил, через час,
Что с нею я тогда, как и сейчас.
И я подумал с грустью: «Дочь ея».
И понял я: «Она не Зульфия».
Ты мне её сначала опиши.
И батьки раньше в пекло не спеши.
Ну-ну! Не сразу. Ишь, какой пострел!
А я тут и соперника узрел.
4832
И я тут и соперника узрел.
Длиннющий. Тут я вздрогнул и созрел.
И вот ввели девицу в круглый зал.
«Ах, в этом смысле!»  -  я себе сказал.
Из глаз моих сочилась влага слёз.
Я не могу. Он намертво прирос.
И он сказал: «А положи на стол».
Но, я мужчина. Ноги есть. И пол.
Меня спросили: «Ты не Люцифер?»
По той же схеме прочим не в пример.
А дело всё в не принятых мной мерах.
Ах, так о чём я? Я о Люциферах.
И был я этим вечером храним.
К тому ж и нетерпением гоним.
4831
К тому ж и нетерпением гоним.
И был я этим вечером храним.
Стоял я гордым стройным кавалером.
Молился сферам я с холодным фером.
И к нам влетел могучий Люцифер,
Вращаясь там, вблизи высоких сфер.
А берег приближался неустанно.
И я молчал у трепетного стана.
И видел я в ней взор моей жены.
И думал: «Ах, скандалы мне ль нужны?»
И заорал: «Мне не нужны скандалы!
Верните мне мои же причиндалы!»
И долго я смотрел на бурный вал.
И я себя и в нём не узнавал.
4830
И я себя и в нём не узнавал.
И вот совсем, совсем зеркальный вал.
На нём лежали некие создания.
А я летел в глубины мироздания.
Меня приветствовали взглядами незрячими,
И объясняли жестами горячими,
Чтоб я спросил: «А где ж мои коллеги?»
И думал я: «Мне по фигу телеги».
И берега явилась полоса.
И бушевали в ветре небеса.
Труп, напрягая мраморные вены,
Встал и ушёл. И зашатались стены.
Он, проходя и медленно, и мимо,
Нас обволок горячим пеплом дыма.
4829
Нас обволок горячим слоем дыма
Труп, проходя и медленно, и мимо.
Пощупал я себя сквозь мглу одежды.
И у меня порушились надежды.
Отдав свой стан бушующей струе,
Корабль трещал, идя в небытие.
А сам я в мыслях в поднебесье был.
Потом я встретил тех, кого любил.
Охриплые и сиплые слегка
Неслись сирен призывы свысока.
И где-то раздавались голоса.
И волны раздували паруса.
И ветер нам принёс девятый вал.
Он грудь мою худую согревал.
4828
Он грудь мою худую согревал.
А я давно под ветром не бывал.
Медведь порою сам с собой кончал.
А прежде я такого не встречал.
И я его для секса берегу.
А он лежит и дремлет на снегу.
Ну, думал я, от страха я умру.
А сердцем слушал: «Видно, я не вру».
И долго я внимательно молчал.
Да, я такого прежде не встречал.
Жену. Мечту. Любезную соседицу
Я часто там искал. Свою медведицу.
И я не раз в пещере той бывал.
И там я грудь свою отогревал.
4827
И там я грудь свою отогревал.
Да и медведь со мною там бывал.
Дыханье сводит. Где же тут тепло?
Воняет рыбой. С ними тяжело.
Моржи всегда воняют. Не скажи.
Ну, правда, были там и не моржи.
Но мне они не симпатичны лично.
И их мне проживанье безразлично.
Я там, в ледовом доме долго жил.
На Алеутских я тогда служил.
И даже был проездом и в Европе я.
И в Хохломе. И там, где Эфиопия.
И где я только прежде не бывал!
А на костре огонь забушевал.
4826
А на костре огонь забушевал.
И я уже тогда везде бывал.
Мне подложили выращенный рог,
Я помню, как-то в праздничный пирог.
Я съел пирог. Заел его галушками.
А чай я пил с ванильными пампушками.
А дочке, чтобы мне тут околеть,
Я обещал недуги одолеть.
Мы друг за дружку нежно поручились.
И все поступки там же и случились.
Когда случилось быть с соседкой мне,
Я не искал другой на стороне.
И в этом ты мне тут уж и поверь.
Я не скотина. И не дикий зверь.
4825
Я не скотина. И не дикий зверь.
А, может, лань я?.. Ты уж мне поверь.
А у неё куда приятней тело.
И тёща с ней. И даже не вспотела.
Там, на работе, кверху сбоку вниз,
Мы утомились, делая стриптиз.
Она от плода принятого млела,
Когда, к примеру, тёща заболела.
И как тут ей вот в этом угодить!
Да что тут спорить! И о чём рядить!
Но быть сначала нужно ближе к тёще.
Любить жену, оно намного проще.
А случай этот, был он необычный.
И я подумал: «Я ль не симпатичный».
4824
И я подумал: «Я ль не симпатичный».
И был он, этот случай, необычный.
Она могла с ума меня свести.
Уж ты меня помилуй и прости!
Многосторонней и благоуханней,
Но не для неги. Мать была желанней.
К невесте, к юной нежности моей,
Вернулся я, и был приятен ей.
Как мёда вкус, лечебным свойствам пчёл,
Я мать тогда супруге предпочёл.
И здесь ты нас не разольёшь водой.
Я нужен им обеим с бородой.
Мне закрывать входную эту дверь
Тут не хотелось. Именно теперь.
4823
Тут не хотелось. Именно теперь.
Мне закрывать входную эту дверь.
А на полу прохладно и не марко.
В постели спать в то время было жарко.
Она стелила нам на два крыла.
Мать по глазам проблему поняла.
И я влюбился сразу в тут по уши.
И ел тогда сосиски я и суши.
Я был обласкан. Всё во мне своё.
Она была мне матерью её.
Так в небесах стремительно летело
Моей любви удвоенное тело.
И час пришёл. Момент был не случаен.
И понял я: «О, я, увы, не Каин».
4822
И понял я: «О, я, увы, не Каин».
Сам выбирай тот миг, что не случаен.
Такая жизнь нам в юности дана.
И всё путём. Покой и тишина.
Ещё каких-то трое пролетело.
И тело снова неги захотело.
Она со мною женщиной была.
И я сказал: «И сердцу ты мила».
И ты мне говоришь: «С себя сними
Лет тридцать семь. Да и меня возьми».
И шлюху, и к тому же, и стряпуху,
Я полюбил. Ах, ни пера, ни пуху!
Я вспомнил всё. И вспомнил я осла.
Он нервно волны бил концом весла.
4821
Он нервно волны бил концом весла.
Тогда я вспомнил старого осла.
Желая настроенье поднимать,
Мы занялись шелка с неё снимать.
И думал я: «Уж неплохая тёлка».
Она легла. А платье легче шёлка.
Мы замечаем, что любовь права.
И думаем уплыть за острова.
Мы так снимаем напряженья сплин.
Плыви и ты. Всё сам узнаешь, блин.
А я пишу вам сразу без коррекций.
В учёном мире менее иррекций.
Воображая прошлое, я кончил.
И вытер свой не усыплённый кончик.
4820
И вытер свой не усыплённый кончик.
И выхожу я сразу на балкончик.
Да и стою с сигарою во рту,
Лелея ту и прежнюю мечту.
Когда ты сам правдивее осла,
Переживанье не несёт тепла.
Неизмеримо лучше, но не то,
Когда её ты кутаешь в пальто.
Познал я то, что и незнанья те
Милее, чем распятье на кресте.
То не причина, чтоб вперёд я гнал
Осла. И здесь я многое узнал.
А кто-то бьёт меня концом весла.
И мы погнали далее осла.
4819
И мы погнали далее осла.
А кто-то бьёт меня концом весла.
И тут я взял любви живой амурчик.
Она ж была мне слаще, чем огурчик.
Как подружились мы тогда, весной,
То я и был лишь с нею там одной.
Она спала, с кем хочешь, где угодно.
Да и была от принципов свободна.
Так и не встав с натруженных колен,
Я к ней попал в непостижимый плен.
И в нетерпенье жаждал я свободы.
И подгонял себя. И гнал я годы.
Стремился век. И не был он коротким.
А я был с нею ласковым и кротким.
4817
А я был с нею ласковым и кротким.
Стремился век. И не был он коротким.
И мысли в нас счастливыми бывают,
Когда нам ветры кудри развевают.
Бывает, что и конь в ночной погоне
Тем характерен, что не знает вони.
И сам с собой я нынешним смирился.
Потом привык. Потом и примирился.
Как к нам пришли, я сразу не заметил,
Те, кто за всё, за всё, за всё в ответе.
Сухарь дрожит в моей худой руке.
Играют дети там, невдалеке.
Не скажет это даже солнца мячик,
Кто тут из нас слепой, а кто тут зрячий.
4814
Кто тут из нас слепой, а кто тут зрячий.
Не скажет это даже солнца мячик.
И каждый, кто мне дорог, сверстник мой.
Бездомный я, калека и хромой.
Меня тут и не вымоешь водой.
Лицо моё с огромной бородой.
Но я уже не молод. И не стар.
Из котелка я тёплый пью нектар.
Зато живу я около реки.
Но, правда, я ослеп и без руки.
И счастлив я. Я появился в двойне.
Я выжил в той поре, в жестокой бойне.
А в небесах горел бесценный мячик.
Я пил отвар из котелка горячий.
4813
Я пил отвар из котелка горячий.
А в небесах горел бесценный мячик.
Без пропитанья сонмы населенья
Ждут просветленья, гибели и тленья.
Лежали те, чья заржавела ложка.
Ах, помереть бы, пожевав немножко.
Мы видим всё. Кто там ещё живые?
Да и в лесах встречались таковые.
Везде шакалы бродят и гиены.
Была война. Пора не гигиены.
А тёща больше месяца не брилась.
Луна довольно долго серебрилась.
Там, в небесах, был тот и этот мячик.
Один был слеп. Другой был слишком зрячий.
4812
Один был слеп. Другой был слишком зрячий.
Там, в небесах, лежал сонливый мячик.
«Ой, подождите!.. Спрут обвил ногу».
А пароход разбился набегу.
Нас принудили броситься в бега.
Мы залегли в дремавшие стога.
Куда хотел, туда я мог идти.
Вал преграждал мне видимость пути.
И что нам этот белый пароход!
Мы, поразмыслив, дали задний ход.
А вести эти в сводки не вошли.
Куда пошли, туда мы и пришли.
Туда, где жар душевный под водой.
Но время это нынче с бородой.
4811
Но время это нынче с бородой.
И жар душевный гибнет под водой.
Тебе не нужен ломаный пятак,
Когда рискуешь жизнью ты за так.
Простор подводный был куда милей
От затонувших прежде кораблей.
Они кричали что-то без причины.
Я слышал стоны. Плакали мужчины.
Свои прижав к волне кривые сраки,
Их провожали в путь ослы и раки.
Решительно, осознанно и смело
Вершилось восхитительное дело.
Тут каждый, кто не брезгует вином,
Уж и последует за мною этим дном.
4810
Уж и последует за мною этим дном
Тут каждый, кто не брезгует вином.
И от жестокой сабельной резни
Все тут погибнут. Ты уж извини.
Тех, кто теряли армию свою,
Их порубили в сабельном бою.
Не эти, те, что захватили прежде
Коней пугливых и людей прибрежных.
И по волнам уж плавало оно…
Идти пришлось туда, где твёрже дно.
Я сам впервые под воду полез.
Так думал бес, увидев свод небес.
Тот пусть играет сам себе на скрипке,
Кто не поел ухи из бесьей рыбки.
4809
Кто не поел ухи из бесьей рыбки,
Пусть тот играет сам себе на скрипке.
По всем законам правильной войны
Мы в этом стане с этой стороны.
И не осталось вражьих ни души.
Их самолётом сверху придуши.
И заверши свою ты карусель.
Навалимся отсель мы и отсель.
И обещаний лишних не давать.
А вот буржуев надо воевать.
Мы подтвердим свои же обещанья.
Ну, а покуда кончим совещанья.
Там пусть решают на буржуйской скрипке,
Кто угодил куда не по ошибке.
4808
Кто угодил куда не по ошибке,
Пусть там решают на буржуйской скрипке.
Коль живы будем, то и не помрём.
Спокойны мы. И всё чин-чинарём.
Сказали небу: «Небо, не кричи».
Всходило солнце. Первые лучи.
Лиман был тихим. Грело по рукам.
Нас понесло. И волны по бокам.
И день вплывал куда-то за туман.
Здесь мы прошли умельченный лиман.
Разоблачились, двигаясь к реке.
И амуниций сняли в тростнике.
О чём-то думал друг мой и глядел.
А я остался, в сущности, без дел.
4807
А я остался, в сущности, без дел.
И думал пятый, и на нас глядел.
Конечно, риск. И враг, он всех безбожней.
Он не надёжный. И душе тревожней.
Потри ты спиртом тут вот. И у ней.
А спирт не хмель. Похмелья он сильней.
И не клонит тебя к летящим мухам.
Под этим духом спишь ты с полным брюхом.
То в стане вражьем общая потеха.
Спирт не помеха, а причина смеха.
Побрызгай спиртом, всюду подотри.
Во сне со мною, что хотиш, твори.
Не знаю я. Я в ноги не глядел,
Кто натворил каких и сколько дел.
4806
Кто натворил каких и сколько дел,
Не знаю я, я в ноги не глядел.
«Чего ты так,  -  я говорю,  -  решил?
И пот, и это».  -  «Видно, ты грешил?».
И я ответил: «Этот, да и тот».
«Вот тут воняет? Или это пот?
Да нет, не здесь. Ты ниже принюхнись.
Ты сам, браток, не мешкай. Наклонись.
Мандянкой ейной. Или это пот?  -
И он продолжил:  -  Всё-таки несёт».
Да и провёл мочалкой мне по коже.
Я вымыл там. Да и Мария тоже.
И все, конечно, вымыли тела,
Те, у кого порочной жизнь была.
4805
Те, у кого порочной жизнь была,
Ну что ж, давайте, вымоем тела.
И закричим уж дружное «ура»
В рассветном мраке ближнего утра.
И чтоб вся вражья сволочь там спала
От сути пола женского тепла.
И враг не сможет чуять ничего.
А уж особо там, где естество.
Всё заглушает утра благовонь.
Да и вокруг разнашивает вонь
Тем терпким вкусом женственной среды.
А чтоб не пахло, выйдем из воды.
Помыть везде до общего бела,
Кто совершал бесстыдные дела.
4804
Кто совершал бесстыдные дела,
Опорожнитесь. Вымойте тела.
Что ж, мы согласны. Ладно. По рукам.
Для корма рыбам, ракам, паукам.
И будем мы подводные обрубки
Дышать сквозь трубки. И минуем рубки.
Враги поймут. Пойдут туда гулять.
Не удержусь. Начну в воде петлять.
Грибов поел я жареных на дню.
Повременю и с этим я меню.
И я в седле притворно закопался.
Я пятым был. Тут я заколебался.
Нас соскочило четверо с копыток,
Кто не боится ни воды, ни пыток.
4803
Кто не боится ни воды, ни пыток,
Тех соскочило четверо с копыток.
Или куда тут вшивее дела?
Найдутся ль в роте стойкие тела,
Чтоб не будить нам вражий караул.
Не создавать бурленья б дальний гул.
И не чихать, и даже не пердеть.
Кто сможет долго там, в воде сидеть?
И вот из водных, знамо, уж засад
Мы и ударим с тыла в ихний зад.
И до врага по трубке мы дойдём.
И водным ходом к стану подойдём…
…Так говорил ретивый белорус.
И продолжал: «Ну, кто из вас не трус?»
4802
И продолжал: «Ну, кто из вас не трус?»
Вот так сказал ретивый белорус.
А в нём, к тому ж, конвульсии язвят.
А в том флаконе у Марии яд.
Его порой я видел у икон.
Тем амулетом этот был флакон.
И то, увы, совсем не в рай билет.
Тот амулет при ней уж много лет.
Его она из цыцок доставала.
И из него порою выпивала.
И стало страшно вздрогнувшим воронам.
И крикнул я в сердцах: «По эска-дро-о-на-а-м!»
Да и вскочил в седло с лицом испитым.
АъИ конь на угли встал вторым копытом.
4801
И конь на угли встал вторым копытом.
Дремали ветры где-то по ракитам.
Да и о том, что с Машей мы вдвоём,
Уж мы в пути без удержу поём.
И ветер лёгкий нам о чём-то пел.
Мне было больно. Боль я претерпел.
Я прищемил седлом себе яйцо.
Мы мчались быстро. Ветер дул в лицо.
Поев ухи, вскочил я на коня.
А он понёс вдоль берега меня.
Мария тоже срочно поднялась.
И чем попало, тут и обтерлась.
А в котелке бурлил горячий вкус.
Смотрел туда я, и мочил там ус.
4800
Смотрел туда я, и мочил там ус.
И я ухи внимал горячий вкус.
Вот, брат, такие тут у нас дела.
Мария спит. Вся местность замерла.
И пусть отца за подвиг ратный чтут.
Потом увидим. Дети подрастут.
О том я снимок славный приберёг.
Да и не вдоль размер, а поперёк.
Два метра ростом я поймал вчерась.
Там были щуки, стерлядь и карась.
Не веришь? Сам на берег подойди.
На Волге рыбы хоть ты пруд пруди.
И полюбил ухи я чудный вкус.
Смотрел туда я, и мочил там ус.
4799
Смотрел туда я, и мочил там ус.
И пищи чудной я предвидел вкус.
Среди кудрявых вдумчивых берёз
Меня прошибло радостью до слёз.
Я про войну, про мир, да и про нас
Тут и веду отчаянный рассказ.
И мы поплыли, прячась за стога.
Пришлось громить нам подлого врага.
И вот случилось то, что и случилось.
Мы сели на конь. Так вот получилось.
И сразу тут мне вспомнились стихи.
Поев ухи, мы не были тихи.
Воззрился я. И, вздёрнув сонный ус,
Я на котёл смотрел, предвидя вкус.
4798
Я на котёл смотрел, предвидя вкус.
Воззрившись в даль и вздёрнув сонный ус.
И я подумал: «Это мне урок».
И тут на всякий случай взвёл курок.
А враг всю ночь кружил буквально рядом.
И у Марии два флакона с ядом.
И у меня поранена рука.
И полегли там наших два полка.
Я в бой вступил жестокий и кровавый,
Прочтя все сводки, не желая славы.
Я и хитёр, и ловок, да и смел,
Хоть и читать, скажу вам, не умел.
Я злился, злость обидою питая,
И угли лапой в стороны метая.
4797
И угли лапой в стороны метая,
Я злился, сводки дней войны читая.
Любви к Марии в бездне окаянной
Нет ничего милее постоянной.
Заснуть никак тут я тогда не мог.
И я лежал в тепле раскрытых ног.
И ночь прошла в довольно милом беге.
Она спала, томясь в спокойной неге.
Я доставал до самого нутра.
И был я счастлив с нею до утра.
Потом вошёл туда я. И, задвинясь,
Спала Мария, ног теплом раскинясь.
Но я зафыркал, взвизгнул и взлетел.
Тогда я быть собою не хотел.