Я и Наицонев. Том пятнадцатый

История одного человечества.


Я и Наицонев.

   В ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ТОМАХ.


           ТОМ ПЯТНАДЦАТЫЙ.


2016 г.


Собрание сочинений
в 99 томах. Том 85-ый.


2446
Я оглашаюсь яркостью картин.
Движенье рук под шелестом гардин.
Ну, а она: «Вы извините, Костя.
А там и муж, да и ещё два гостя.
И вот я тут в гардине выпираю».
И говорю я: «Вы прижмитесь к краю.
Мы и романы ваши перечтём,
Потом когда-то их во сне листая.
А что Толстая, это мы учтём.
А мне-то что, пусть хоть бы и пустая».
Она дрожит, от ожиданья тая.
И говорит: «Графиня я. Толстая».
А даме что? Она своим ненастьем
Уж только время оглашает счастьем.
2445
Уж только время оглашает счастьем
Она таким вот, я б сказал, ненастьем,
Звеня в брильянтов трепетном огне,
Уж как шальная прыгает на мне.
И вот верхом садится, наконец.
Изголодалась, видимо, вконец.
А у неё хорошая осаночка.
Ну, я молчу. Торопится гражданочка.
Я с каждой в танце, как с супругой, жил.
И я тогда двум дамам там служил.
Уж такова была моя работа.
Я весь в поту от жаркого гавота.
И мы стоим средь бархатных гардин.
А за окном в реке движенье льдин.
2444
А за окном в реке движенье льдин.
Я засадил ей в бархате гардин.
«И не перечьте вы, прошу вас, дама.
Бочком-скачком. Не будьте так упряма.
Хотя б вот так. Желательно к фасаду».
«Ах, уж давайте, Ваня, ближе, к саду».
И я ей тоже что-то говорил.
Мы за холстами. Репин там творил.
И говорит она мне: «Как вам, Петя?»
Ну, я нудю, чтоб так мне жить на свете.
И ей подходит, вижу я, моё.
Да и природа требует своё.
А даме что? Ей нравится отчасти.
Там круглый стол вращался в средней части.
2443
Там круглый стол вращался в средней части.
Ей тут бы знать хотя б любовь отчасти.
И ей-то что от этого нутра.
Плоть наслажденья требует с утра.
Сидит всю ночь среди старинных книг
Её супруг, ленивый боровик.
И вот такой капуста кислый квас.
Альтернативой это всё для вас.
Мол, так удобней, если в зоосад.
Ну, а она повёрнута назад.
Туда три пальца всунешь. Или пять?
«Вы побледнемши?»  -  скажешь. И опять.
А даме лестно. Ей то не беда.
И радость в ней. И не разлей вода.
2442
И радость в ней. И не разлей вода.
Уж вот такая блажь была тогда.
И пусть она мечтает про своё.
Вонзюсь-ка я удобнее в неё.
И думать ей об этом даже лестно.
И это всё всерьёз и интересно.
И там терзаешь нежное бельё.
И запускаешь пальцами в неё.
А сам поближе подступаешь к торсу.
«Уж в ваши лета!»  -  скажешь тут для форсу.
Пока с гостями мне бы походить.
Но вот она не хочет погодить.
И дама мне уж и не ставит сроки.
И я подумал  -  это Тереоки.
2441
И я подумал  -  это Тереоки.
Да и не медлишь. И не ставишь сроки.
И в занавеске с нею мы одне.
Она и стонет, и ласкает мне.
И затанцуешь. И в уста глядишь.
И всю в ней душу враз разбередишь.
Я не из этих опытных мирян.
А эта дама из былых дворян.
И тут я в танце руку подаю.
Да и, насколько мочи есть, пою.
И пью без боли. Боли головы.
Любых разливов. Киева. Москвы.
Стаканы, кружки, водка в три ствола.
Я огляделся. Гости у стола.
2440
Я огляделся. Гости у стола.
Бегу полмили. Чудной ночь была.
Я помню лето. Помню я прилив.
Залив чудесный. Финский то залив.
Смотрел я смело в озера овал.
Как будто в детстве, снова там бывал.
У каждой группы комната своя.
И в ней комплекты чистого белья.
Там санаторий. По блатному хата.
Лучи рассвета. И лучи заката.
А в Тереоках ежегодны вёсны.
Момент любви. Вода, природа, сосны.
А захотите, можно в Тереоки.
Весь в яствах стол дубовый. Вина. Соки..
2439
Весь в яствах стол дубовый. Вина. Соки.
Об чём мечты! Какие Тереоки!
Так в чём же дело? Да за бога ради!
Вы как? Вы склонны? К опере? К эстраде?
Какой момент интересует вас?
А может тоньше? Тенором? Аль бас?
Поёт он долго, дольше, чем Кобзон.
В моём комплекте есть такой резон.
Знать красоты от сердца моего.
Ведь вы хотите, фея, для чего?
Мы оба разом. В сторону враньё.
Ни в зуб, ни глазом. С вами нам своё.
Обдал вас духом. Эта сторона.
И запах мглы и терпкого вина.
2438
И запах мглы и терпкого вина
Обдал вас духом. Эта сторона.
Да и весна на всё тут намекает,
Уж если дождик с крыши истекает.
Когда мы будем шастать по штанам,
То будет ли приятно с вами нам?
Ах, полежать, перестелить ландшафт!
И только с вами. И на брудершафт.
А не пройтиться ль нам уж в ту аллею?
И вот и ни о чём не сожалею.
А с кем, не знаю. Но хотя, хотя.
Беру бокал и чокаюсь шутя.
В минуту тонко взвитого накала
Раздался тихий дребезг от бокала.
2437
Раздался тихий дребезг от бокала
В минуту тонко взвитого накала.
И я пойду полюбоваться внуком.
Хочу котлет, но непременно с луком.
И просто так для радости, для сердца.
Нет, не гашиша. А соломки с перцем.
Аль не поесть ли нам ещё котлет?
Мол, не пройтиться ль вот за туалет?
Пусть он бежит, держа мешок под спудом,
И с думой, и с привычным в сердце зудом.
Когда лежит он грустный на диване,
Ручей журчит. Ах, посочувствуй Ване!
А Путь сказал: «И истина важна».
И испытал я терпкий вкус вина.
2436
И испытал я терпкий вкус вина.
И я подумал: «Истина важна».
Всё то, что пригодится нам в работе,
Уж мы и обретём с тобой к субботе.
Лет, может, и пройдёт уж так за двести.
Тут нам держаться надо б всё же вместе.
И не забудь про подвиг боевой
Со всей душой и светлой головой.
И для тебя я, Ваня, сохранюсь.
От пули я уж тут посторонюсь.
И заходи ко мне на огонёк.
И вот пойми ты, милый, мой намёк.
Ты, Ваня наш, российского закала.
Да и мечта тебя, мой друг, алкала.
2435
Да и мечта тебя, мой друг, алкала.
Не забывай, ты нашего закала.
И каждый взгляд твой трезвый и живой.
С такой вот ты разумной головой.
Да и наивен ты при всём при том.
И ты, Ванюша, с верой и с крестом.
Ищи-свищи, хоть донага раздет.
На них креста живого места нет.
Так ведь они равно как басурмане.
С огромной дулей в шёлковом кармане.
Хоть и тебя порою ела вошь,
Не поддавался ты на эту ложь.
Ты, Ваня, был российского закала,
Когда мечта моя тебя искала.
2434
Когда мечта моя тебя искала,
Ты, Ваня, был российского закала.
И возвратит мне глупый поп пятак».
Иван тут бац: «А и никак! Вот так.
Насчёт вдовы? Был с ней ли? При своих?»
Ах, был ты скромен, Ваня. И притих.
Не то уже была б нам канитель.
Табак не вера, голод не постель.
И веру ты всё строгую несёшь.
И уж цыгарку третью ты сосёшь.
Да и хорош ты, как и семьянин.
И, вижу я, ты верный крестьянин».
Так жизнь сказала взором аксакала.
«Колола я и жгла, и рассекала».
2433
«Колола я и жгла, и рассекала».
Так жизнь сказала взором аксакала.
Не отрекусь я! Свят, свят, свят, свят, свят.
И Боги наши рядышком стоят.
А так как любишь делать ты сейчас,
То не праз кажный мусульманский час.
Своим ко лбу приближенным перстом
Ты и креститься можешь. И крестом.
Так нерадиво свой ты прожил век
Простой российский мирный человек.
Уж выбирай ты, милый басурман.
Ну что ж, Ванюша, Ванечка, Иван?»
А он давно уже пошёл душком.
А мы на марше, конно и пешком.
2432
А мы на марше, конно и пешком.
«А муж в гробу. Пошёл уж он душком.
Уже расстелен шёлковый диван.
Зачем ты медлишь, Ванечка-Иван?
Не человек, а форменный урод.
Обмусульманить свой боишься род,
Стараясь с этим делом погодить,
И не спешишь ко мне ты заходить».
Ногой столкнула ироду упряму
Его хозяйка, строго глянув в яму,
А может, где-то позже, ввечеру,
Табак он курит. В нос его вотру.
И нос был полон свежим табаком.
И от него повеяло дымком.
2431
И от него повеяло дымком.
Иван вздохнул, взял сумку с табаком.
Или укрыться в трюме парохода
И завершить страдания похода?
И с головою ль спрятаться до плеч?
Зарыться в уголь можно и залечь.
Удастся, забегу за перегон.
А там, глядишь, проникну и в вагон.
Весной и плыть душе куда угодней.
Весна идёт. Бежать весной свободней.
Чем зазывать в холодную кровать,
Уж лучше с нею просто флиртовать…
…Будить тебя я ночью перестала.
Да и надежд уже совсем не стало.
2430
Да и надежд уже совсем не стало.
Ах, я с тобой витийствовать устала.
Не соберёшься только вот начать.
Язык ты наш не хочешь изучать.
С моей дочуркой, с юною чеченкой,
С Еланью подружился ты, с Еленкой.
Но мне ты, видишь, всё ж не угодил.
С хозяйкой ты в контакты не входил.
И ты ведь сердцем всё ещё в тревоге.
Идти тебе по суженой дороге.
Ты поспешай. Не прозевай улов.
И не найду я подходящих слов.
Иди, Иван, иди. А я устала.
Мне кажется, твоя пора настала.
2429
Мне кажется, твоя пора настала.
Пора, Иван. Уж солнце в гору встало.
Иди скорей. Путей не выбирай.
И возвращайся в свой родимый край.
Чего ж ты медлишь? Или ты не видишь?
Ты видишь плот? Так плот ты, Ваня, видишь?
Тебя я речкой в лодке увезу.
Не сумневайся, где-нибудь внизу
Ты мусульманин и по тропам гид.
Там каждый воин. Каждый там джигит.
А не из этих скальных первородов.
Из ваших ты ещё степных народов.
Вот где твоя, мой милый друг, среда.
Народов неразумные стада.
2428
Народов неразумные стада
Твоя обыкновенная среда.
Не так в тебе повёрнуты лопатки.
Ты, мой родной, не той коварной хватки.
Овечку съесть дано не только волку.
От робости не будет, Ваня, толку.
Гляди, ведёт уж прямо в воду тропка.
Ты не сиди, задумавшись, так робко.
И убегай отсюда поскорей.
Так что бери в дорогу сухарей.
От намерений выиграть в судьбе
Не отвертеться, Ваня, уж тебе…
Ивана жизнь совсем уже сразила.
И простотой задачи поразила.
2427
И простотой задачи поразила.
И жизнь его взяла да и сразила.
Себе и в радость и себе в угоду
Он и желает выйти на свободу.
Он шевелит горячими губами,
Снаружи лишь скрипя в душе зубами.
Он понимает: «Здесь проблемы две».
Своей ты доверяйся голове.
И тут вот он ногой стучать как станет!
И запоёт. И петь не перестанет.
И со смекалкой он уже живою
С его-то бесшабашной головою.
И он вздохнул, подумав: «Ах, беда!»
И понял Ваня. Это навсегда.
2426
И понял Ваня. Это навсегда.
А здесь мне что? Лишь гибель и беда.
Сто граммов выпьешь под кусок селёдки.
Под вечер пива кружечку и водки.
У Вани хлеб. У Вани ананас.
И засветило солнце тут для нас.
Глядишь, рассвет взошёл, куда он денется.
Волна бежит как ласковая пленница.
И нежишь душу, радуясь собой.
На зорьке выйдешь прямо на прибой.
И свет зари ложится в воду долго.
Кура не Нил, да и Урал не Волга,
Поток Куры. Он снова нам грозит.
Нас дух упрямый, друг мой, не сразит.
2425
Нас дух упрямый, друг мой, не сразит.
Поток он нынче снова нам грозит.
Зашить уж можно дырку в крыше толью
С твоею-то, Вань, ловкою юдолью.
Ведро подставить можно завсегда.
А что течёт, так это не беда.
И стены есть, и есть и потолок.
Но всё же свой, Ванюша, уголок.
Иди туда, где ждёт тебя квартира,
Хоть небольшая, хоть и без сортира.
А всё, что было, в вечность где-то канет.
Пусть твой престиж не быть собою станет.
Не жди погоды, Ваня, у ручья
Другой эпохи. Эта лишь твоя.
2424
Другой эпохи. Эта лишь твоя.
Так что не жди, Иван, ты у ручья.
Ещё мы там в саду седлали коней.
И пили сок вишнёвый из ладоней.
А, помнишь, те горячие тефтели?
Но не в бою, а в девичьей постели,
Хоть и пролили мы с тобою кровь,
Но были с нами нежность и любовь.
А небо в Праге было голубое.
Мы Прагу брали. Но почти без боя.
Да и проблема чтобы разрешилась,
Так вот тогда всё это и свершилось.
И вышел дух твой, Ваня, аксакала.
А небо, помнишь, заревом алкало.
2423
А небо, помнишь, заревом алкало.
И вышел дух твой, Ваня, аксакала.
Но ты беги, Иван, беги ты за дом.
Хотя судьба к тебе клонится задом.
И ты её скорее позови.
Не в деньгах счастье, Ваня, а в любви.
Так я тебе хоть чем-то помогу.
Хотел ты здесь вот зашибить деньгу.
Ты убегай, Ванюша, восвояси,
И ничего на свете не бояся.
И ты оставь вот этот грязный чум.
Возьмись-ка ты, Ванёк, скорей за ум...
Так шепчет Ване голова своя.
Уж объясню тебе ль, что я твоя.
2422
Уж объясню тебе ль, что я твоя.
Так шепчет Ване голова своя.
И в смысле этом, да и в смысле том ж,
Кавказский пленник Ваня. Или бомж.
И Ваня дальше на попутной едет.
Чужие всюду люди. Он в «Победе».
Уже давно на свете нету их.
Кому расскажешь о делах своих!
И на слова уж он не отвечает.
И писем он давно не получает.
Любуясь им с той радостной поры,
Бежала вечность берегом Куры.
И зуб не выпал в Ване для оскала.
Ну, а мечта? Она его алкала.
2421
Ну, а мечта? Она его алкала.
И был тот зуб особого оскала.
И он не выпал. И Ивану люб.
Во рту остался верхний правый зуб.
И волосами Ваня поседел.
Иван свой срок, конечно, отсидел.
А там пускай хоть моет туалеты.
Замест расстрела многие уж леты
Сидел Иван. Он выдержанный, стойкий.
«Расстрел!»  -  сказал ему один из тройки.
И нам его сдержать не удалось.
И вот в Иване и исчезла злость.
На это всё его судьба толкала,
Когда мечта несдержанно алкала.
2420
Когда мечта несдержанно алкала,
На это всё его судьба толкала.
Ему тут и связали кисти жил,
Чтоб на себя он рук не наложил.
Его не били. Ну и, слава богу.
Собрали вмиг и вывели в дорогу.
И Ваню тут же, из постели встав,
Разбезобразно, позабыв устав,
И увели. Он беспартийный панк.
И он оставил в речке новый танк.
И в трибунал его перевели.
А утром тут же Ваню увели.
Сказала ночь, и тучу рассекала:
«Я реки крови вашей расплескала».
2419
«Я реки крови вашей расплескала».
Сказала ночь, и тучу рассекала.
И время шло тревоге невзначай.
И ели куру, и цедили чай.
И всё в порядке тут она нашла.
И вскоре мама бойко в дом вошла.
«А, мать, ты где? Ты где? Ответь мне, где?»
Чтоб не остыла в соковой воде,
Поставлю я под тёплый дух куру.
Уж мама где-то. Девять ввечеру.
Какая, он подумал, ты синица!
Ах, изобильно вычурная птица!
Она сочилась соками в нутре
В бессмысленной по случаю игре.
2418
В бессмысленной по случаю игре
Она сочилась соками в нутре.
Она, не долго споря, согласилась,
И жирной юшкой тут же огласилась.
Для вкуса маме и желудка для
К столу явилась в виде корабля.
Он вместо щуки тут её явил,
Ту, что постарше, ту, что изловил.
И двух он кур и пригласил на тур,
Как родовитых творческих натур.
Под тихий звон ночных колоколов
Такой подбор он произносит слов.
Так он запел, стараясь улыбнуться:
«Гиганты там, да и пигмеи гнутся».
2417
«Гиганты там, да и пигмеи гнутся».
Так он запел, стараясь улыбнуться.
Он резал сыр на тоненькие части,
И пел от счастья и любви отчасти.
«Плескатерть, катерть, пудры, тудры, матерть.
Давай, дочурка, нам вторую скатерть.
Есть килька в масле. В масле? Подойдёт.
Она не щука. Да и лещ пойдёт.
Ещё б не плохо, если б был балык.
Мы будем жарить, доченька, шашлык».
Она спросила: «Перец тоже нужен?»
Он чистил лук, чтоб приготовить ужин.
Куда мы скачем, сидя на ведре,
В одном тоннеле в вечности дыре?
2416
В одном тоннеле в вечности дыре,
Куда мы скачем, сидя на ведре?
Откуда мы такие прискакали,
Испившие глоток вина в бокале?
О чём мы тут при случае поём?
И эта ночь под звёздами вдвоём.
И свет луны. А эти вот. А эти?
Уж Прага спит. А вот и я, и дети.
И завершился самый длинный день.
Да и туман ползёт через плетень.
Вопросов тьма. И нет на них ответа.
Я, видно, сплю. Не сон ли всё вот это?
Иван подумал: «Надо бы проснуться.
И двум эпохам можно разминуться».
2415
И двум эпохам можно разминуться.
Он утонул. Довольно захлебнуться,
И не сумеешь рыбы поиметь.
Зашёл поглубже и попался в сеть.
Был на рыбалке. Рыб ловил отчаянно.
А сына нет. Погиб. Погиб случайно.
Отца супруга мамы сердцееда
Потом к себе и пригласили деда.
А в три, поднявшись, стали ждать обеда.
Отец и дочь. И между них беседа.
Он встретил дочку. Укрепил с ней дружбу.
Простившись, отпустил её на службу.
Она сказала, млея от любви:
«Меня не только к ужину зови».
2414
«Меня не только к ужину зови».
Она сказала, млея от любви.
Да и в трельяж с улыбкой посмотрела.
И уж дыханьем грудь ему согрела.
Гори, гори, гори, моя звезда.
Мы будем вместе всюду и всегда.
И вот такие дивные дела.
Его жена намедни умерла.
А он уж был тогда один в постели.
Ну что ж. Резон достаточный для цели.
Так захотела мысль его в крови
Ещё иметь ребёнка от любви.
Подумал он в ту пору дорогую:
«А если я тебя заинтригую?»
2413
«А если я тебя заинтригую?»
Так думал Ваня в пору дорогую.
Весёлый мир пред ней стелился ниц
В любовь сердец не знающих границ.
Тут и пошёл меж них эксперимент.
И вот она улучшила момент.
И сразу целиком его забрала,
Своё к нему расположив забрало.
Сказал он прямо: «Всё. Я обалкончен».
Тогда вот, торопясь, он тут же кончил.
И пошутил с ней только об одном.
Она ж его обрызгала вином.
В судьбе, в надежде, в счастье и в любви,
И в переходе он всегда в крови.
2412
И в переходе он всегда в крови.
Иван был с нею счастлив от любви.
Она в ту ночь себя ему вручила.
И от него усладу получила.
И прямо здесь же, около дивана,
Четыре раза приняла Ивана.
Какой у них там будет первенец,
Чтоб и понять ей сразу под конец.
Так вот она без платы не сумела,
Да и из жизни опыта имела,
Что поняла, куда его несёт.
В виду она имела мамин плод
В минуту этой жизни дорогую
Переходную из одной в другую.
2411
Переходную из одной в другую
В минуту этой жизни дорогую
И от прекрасной ясности лица
И беспримерной нежности отца
С ним разговор она и повела.
И задержалась около стола.
От блеска глаз и от души тепла
Так сразу тут уж всё и поняла.
Но только в дом к себе когда вошла,
Так и беседе близость предпочла.
Подумала она: они не плохи,
Такие вот счастливые эпохи.
И спать она скорей к себе ушла.
Ещё ведь мама школьницей была.
2410
Ещё ведь мама школьницей была.
А Нина вскоре спать к себе ушла.
Простите нас и в этом, и в ином.
И запивайте горькую вином.
Налейте в рюмки, громче говорите.
Пожалте, будьте, кушайте, берите.
И предложила к чаю барбарис.
Нарезала его, сварила рис.
Рулет достала свежий из-под спуда.
И ананасов было больше пуда.
И в помещенье далее ушла.
А тут и Нина в комнату вошла.
Она ключи от двери отыскала.
А ночь судьбу несдержанно алкала.
2409
А ночь судьбу несдержанно алкала.
А я смотрел на первый луч оскала.
На счастье жизнью брошенных веков
Уж понесло меня без дураков.
И вновь во мне любви и дружбы вспышка.
Без орфографий получилась книжка.
Такой вот тут, мой друг, кордебалет.
Прошло с тех пор уже немало лет.
И дочь моя там родилась тогда,
В оцепененье взвившись на года.
И лошадей обоза жирных крупов,
Щепоткой танков, вереницей трупов
К нам незаметно осень подошла.
Да и сказала: «Я уже пришла».
2408
Да и сказала: «Я уже пришла».
Потом весна над Прагою взошла.
По меркам просто мелким пацанам
Уж тут всерьёз судьба вручилась нам
По тем законам времени игры,
Той с давних дней известной всем поры.
В угоду им, и чтоб решить вопрос,
Нам предложили выехать в Форос.
Его тогда послали прямо в жопу
Взамен его же выхода в Европу.
С тех пор прошло уже немало лет,
Когда визит был, видимо, в ответ.
И так случилось в этот миг оскала,
Что жизнь его тогда и приласкала.
2407
Что жизнь его тогда и приласкала,
Уж так случилось в этот миг оскала.
И родилась в ней будущая мать.
Иначе вас тут как и понимать.
И окончанье здесь теперь дописанное.
Всё остальное там уже написанное.
Всё, что случилось, свадьбой увенчали
И оттого, что нету в них печали.
И уж готов был вспыхнуть петухами
Рассвет, приятно пахнущий духами.
И потому, что долго ей не спится,
Она внезапно стала торопиться.
Стучала миска, что на пол упала.
Ты прежде так со мной не поступала.
2406
Ты прежде так со мной не поступала.
Стучала миска, что на пол упала.
Потом она склонилась к нам так низко,
Что из кастрюли выпала сосиска.
А он старался спину приподнять.
Она ж хотела вечность обонять.
И глубоко его туда ввела.
И уж взамен возмездия ждала.
Чтоб ей затем подольше пригодиться.
Но от вина не в силах охладиться,
И облила она его вином.
И засмеялась с мыслью об одном.
И тут она борщом в него плескала.
Да и из рук уже не выпускала.
2405
Да и из рук уже не выпускала.
И тут она борщом в него плескала.
Прости меня, но я с таким грехом.
И буду я наездницей верхом.
Сказала: «Ваня! Ах, какой большой!»
И замерла и сердцем, и душой.
В своё совсем живое естество
Она спокойно вставила его.
А он улучшил ближнюю минутку
И улыбнулся. И поверил в шутку.
Края её он видит полных бёдер.
Ну, а они не меньше сельских вёдер.
И тут она познала сущий рай.
Ты только за эпоху умирай.
2404
Ты только за эпоху умирай.
«Держи, Иван, держи меня за край».
Он был танкист. А танк ведь не эсминец.
Не флотский я. И я не пехотинец.
А моряки в воде, а не на склоне.
Лежи на мне. В твоём я буду лоне.
Ты потерпи насколько это можно».
Она шептала: «Ваня, осторожно!»
Он лопнуть мог от лёгкого движенья.
И без того трещал от напряженья.
Она взялась за задрожавший кончик.
А он сказал: «Давай с тобой балкончик».
«Сосну я, Вань».  -  «Уж это бы неплохо.
Дела у нас идут с тобой неплохо».
2403
«Дела у нас идут с тобой неплохо.
Не с нами ли печаль живого вздоха?»
«Ах, Ваня, Ваня, что мы тут говорим!
Соснём часок и заново повторим».
А голова у Пышки не глупа.
Оттуда страсти сыплется крупа.
«Попался ты в мой маленький кружок.
Уж за день ты намаялся, дружок.
И от вина кружится голова.
Мягка постелька, да и я жива.
И мной довольный ты уже уснул.
Ах, милый Ваня! Слышишь, ветра гул?»
И Ваня думал: «Это через край».
А на земле, увы, ещё не рай.
2402
А на земле, увы, ещё не рай.
Терпенье неги. Ах, небесный край!
И до конца чтоб чашу иссушить,
Просил её он, чтобы не спешить.
Она по-русски чуть не заругалась.
Потом притихла. Даже испугалась.
Прилив любви он чувствовал рекой,
Обвив её свободною рукой.
Под силой чувств живого побужденья
Он продолжал над нею рассужденья.
Хождение по весям и мечтам.
Сегодня тут. А завтра. Завтра там.
И так вот тоже, думал он, неплохо.
Закон борьбы. Рождается эпоха.
2401
Закон борьбы. Рождается эпоха.
И думал он: «И так вот уж неплохо».
И таял жар в её живых глазах.
Ах, вот ещё ей было больно! Ах!
Она шептала: «Ниже, Ваня, ниже.
Ещё сильней, томительней и ближе».
И майский нежный ожил в ней цветок.
А у поры весенний был поток.
И задымилась от желанья Пышка.
И тут опять для них явилась вспышка.
Его любви и в выгоду, и в такт
Она сказала через сердце: «Так».
И думал он: «Да и любовь права.
И отыщу я нужные слова».
2399
«И отыщу я нужные слова,  -
Подумал он.  -  Да, и любовь права».
На них пролился чистый утра свет
На новой почве возраста и лет.
Она его туда ввела рывком,
Предупредив желание глотком.
И в этот час доподлинно стыдливой
Была она воистину счастливой.
Хотелось ей всю суть любви украсть.
В глазах искринки и живая страсть.
Взяла, и был в томленье дивном он,
В девичьи руки, нежные как лён.
И отдавала мысли и слова.
«Я оправдаю все твои права!»
2398
«Я оправдаю все твои права!
Тебе все карты. Я тобой жива».
Уж третий час как он её угарил.
Он был в ударе. Алкоголь ударил.
Пришелец дальний из неблизких стран,
Какой ты славный, добрый наш Иван.
«Ах, Ваня, Ваня! Это так прекрасно!
Давай смелее, радостно и страстно.
Потом уже и сдержанно вначале».
И тут они на веки замолчали.
Она сказала: «Как всё это просто.
Под рюмку водки праздничного тоста».
И он ответил: «Укрепим обедой,
Свою приверженность приобретя победой».
2397
«Свою приверженность приобретя победой,
Мы и вино с тобой скрепим обедой».
«Я понимаю. Я слежу за телом».
«Ну что ж, давай, займёмся между делом,  -
Заметил он.  -  Ты стала эротичней.
Не донага. Но так, чтоб симпатичней».
Она вошла, разделась в центре зала.
«Ключи со мной»,  -  она ему сказала.
И вот они совсем уже далёко.
Дочь отставала, видимо, с намёком.
Хлеб был с кислицей нежною и пряной.
И очень мягкий. С корочкой румяной.
А время нам рисует миражи.
Она сказала: «Ваня, покажи».
2396
Она сказала: «Ваня, покажи».
А время нам рисует миражи.
И он ответил: «Век я в Праге не был».
Они зашли в продмаг. Купили хлеба.
Запахло вкусно. Там была пекарня.
Шла сзади дочь с каким-то местным парнем.
Ходили рядом. Тут она вздохнула.
Вдали виднелась будка караула.
Они решались на поступки эти,
Хотя тогда, по сути, были дети.
И всё я, что случилось, вспоминаю.
Она сказала: «Я тебя не наю».
Он закружился в водоре любви.
И снова радость теплилась в крови.
2395
И снова радость теплилась в крови.
И закружились их сердца в любви.
В ответ он слышит: «Ваня, посвищи!»
Он покрутил её, сказав: «Ищи!»
Потом глаза он ей платком прикрыл,
Не понимая, что он говорил.
Она язык три года изучала.
Он говорил, когда она молчала.
Прохладно было. Сердцу было жарко.
Они гуляли вдоль реки у парка.
И прошлое заволновало кровь.
К ним возвращалась прежняя любовь.
Развеяв мифов жизни миражи,
Уж шла эпоха варварства и лжи.
2394
Уж шла эпоха варварства и лжи,
Развеяв мифов жизни миражи.
А на плите стоял вскипевший чайник.
Не отличишь, кто друг, а кто начальник.
Ты помогла обиду превозмочь.
Наверно, в том подействовала дочь.
И всей душой она была к нему.
И вот опять всё нравилось ему.
С начальником сидела рядом Пышка.
Любви созрела медленная вспышка.
И угощался, выспавшись, начальник.
Но зашумел уж закипевший чайник.
Звала эпоха возбужденьем крови
Меня на подвиг истинной любови.
2393
Меня на подвиг истинной любови
Звала эпоха возбужденьем крови.
Ты говорила: «Я люблю тебя!»
А время шло, не глядя на себя.
Дочь весела: «Как вам спалось, начальник?»
Костёр горел. В костре горячий чайник.
Уж звёзды в небе. Ночи половина.
Солдат проснулся. Рядом дочка Нина.
Твоя пора, да и моя пора
Уж выдаст нам авансом на гора.
А время всё когда-то подсчитает.
Любовь зовёт, а ненависть питает.
Нога моя в струе венозной крови.
А жизнь она святой очаг любови.
2392
А жизнь она святой очаг любови.
А вот нога полна венозной крови.
А там с башки слетела голова.
И слышу я прощальные слова.
И на себе подобных я гляжу.
Дружить дружу, но средь людей хожу.
И жизнь свою отдам я за любовь.
Ты мой отец. Ты плоть моя и кровь.
Что мы навеки связаны судьбой,
В том я клянусь. И я клянусь собой.
И молодость томит живую кровь.
Я верю во всесильную любовь.
А на асфальте кто-то хмурит брови.
И голоса взывают цветом крови.
2391
И голоса взывают цветом крови.
Такие вот бывают, друг, любови.
Нажраться б вдоволь каши мне малаши.
Свои да ваши, мне бы больше каши.
Я ни в каких советах не нуждаюсь.
Я жадно ем, глотаю, наслаждаюсь.
Конь обосрался. Всюду гарь да вонь.
А я полезла с ложкой под огонь.
Какой-то немец выругался: «Хальт!»
Перевернули бочку на асфальт.
Потом котёл там выплескали каши.
Свои, твои. А за Дунаем наши.
Так нет же, мало. Ты ещё курочивал.
Подразделение пехоты обесточивал.
2390
Подразделение пехоты обесточивал.
А помнишь, ты всех наших там курочивал?
Уж дочь тебе я. Чешская красавица.
Ну что молчишь, отец? Али не нравится?
А в небе дырка. А в Урале трещина.
Верблюдия, Неметчина и Брестчина.
Германия, Голландия, Собакия.
Пора делиться. Чехия, Словакия.
Быть наглецом уж ироду подстать.
Быть славянином. Чехом перестать
Быть. А ведь можно часом и ославиться.
Не нравится? Советую исправиться.
Усилиями разум наш погас.
А там, внизу, очередной фугас.
2389
А там, внизу, очередной фугас.
Усилиями разум наш погас.
В какие мы зашли противоречия.
А ты смекай, о чём веду тут речи я.
Видал, куда нас дружба завела?
Такие уж пикантные дела.
Ты понял, папа? Вот в чём жизни соль.
Живи, да и веди свою буссоль.
Как результат, приплюсовав в наличие,
Ты сохрани достойное приличие.
И спрячь ты фигу, скомкав под пальто.
Пусть фигурально. В мыслях. Ну и что?
Открыл манеж и плюнул дружбе в очи.
И тишина повисла в стыке ночи.
2388
И тишина повисла в стыке ночи.
Открыл манеж, и плюнул дружбе в очи.
Столпотворенье около посольства.
И никакого больше хлебосольства.
Куда бы лучше стало чехам жить.
Дружить, не значит западу служить.
И М.М.М, и прочих лотореев.
Довольно нам и чукчей, и евреев.
Опять мечты над Витебском парят.
А тот квадрат? Он круглый, говорят.
Один бульдозер и каюк культуре.
Давайте нам действительность в натуре.
Собрать вас всех, да и пустить под газ.
Взметнулся луч и, побледнев, угас.
2387
Взметнулся луч и, побледнев, угас.
Собрать вас всех, да и пустить под газ.
У Пикассо я дам им всем по харе.
Или ещё там девочка на шаре.
В картине вижу пьяного калеку.
Не просто жить в зверинце человеку.
Он сам себе судья и господин.
А коллектив, он вместе, он один.
Несут свои инфекции в народы
Шаляпины, воители природы.
И даже Бродский в ссылку убегал.
Любой Шагал тут где-то пробегал,
Уж ты его застанешь возле дома.
И я туда бегу под всплески грома.
2386
И я туда бегу под всплески грома.
Достаточно мне выпить рюмку рома.
Чтоб каждой твари не давать по харе,
Сегодня я в лирическом угаре.
Иди, отец! И верь. И верь ты мне.
И всё. И мы в забрало на коне.
И наших дум высокое кипенье.
Ещё терпенье и ещё терпенье.
Нужно ли нам стремленье самолёта?
Луч взлёта виден, виден луч полёта.
Глядишь, и сад правдиво расцветает.
Всё прорастает. Лёд в душе оттает.
Уж на берлинский уровень стены
Ты посмотри с обратной стороны.
2385
Ты посмотри с обратной стороны
На бранденбургский уровень стены.
Мы не вначале, мы на середине.
Мы победим. Спасёмся мы на льдине.
И боль эпохи стремя закусила.
А масса уж совсем живая сила.
Один есть ноль. Ещё один начальник.
Он прост и сложен. Дел первоначальник.
Да и вольготно будет жить дитям,
Себя подвергнув некоим путям.
О том, кому отдаться по призванию,
Узнаем мы. И быть повествованию.
Грозе не грянуть, и не вспыхнуть грому.
Не укради, и не позволь второму.
2384
Не укради, и не позволь второму.
Грозе не грянуть, и не вспыхнуть грому.
Кто говорит об этом больше всех,
На поводу он собственных утех.
Ни кабалою ссылки и тюрьмы,
Ни саранчой коричневой чумы,
А на века построим коммунизм,
И разгромим зазнайство и фашизм.
Так воспитал нас чешский комсомол.
Любой из нас задачи нашей вол.
Соблазн в любви он самый страшный враг.
Не отпускай её ты ни на шаг.
Тут я скажу, уж будем мы верны
Своей свободе и любви жены.
2383
Своей свободе и любви жены,
Уж я скажу, мы будем тут верны.
Где тёплый жар горит в твоей руке,
Там и река в обугленном песке.
Да и замка таинственный щелчок
Надеждой нашей и касаньем щёк.
Порукой нам вот этот будет бант
И от других всех прочих пропаганд.
Да и чумы коричневому вору
Мы не сдадимся, возразив террору.
Уж обретут и Сочи, и ГУЛАГ
Суть матерьяльных всей Европы благ.
Кто устоял в годину испытания,
Тот и получит вкусное питание.
2382
Тот и получит вкусное питание,
Кто устоял в годину испытания.
И вот моя, мой друг, тебе рука,
Что понесёт нас в дальние века.
А жизнь себя по капле возродит.
Мы будем вместе, дружба победит.
В её анналах сила красоты.
Её я вижу светлые черты.
В её резерве душу сохрани
И эти слёзы, и огонь брони.
Кого мечта ко времени влечёт,
В свободе тот найдёт всему подсчёт.
И не жалейте за свободу сил.
Воздержанность. Уж кто её вкусил?
2381
Воздержанность. Уж кто её вкусил?
Терпение рождает массу сил.
Чтоб и не мог туда забраться Каин,
Ты проверяй: а дома ли хозяин.
Оно желает из холодных нор
Освободиться, выйти на простор.
Одним дыханьем радость отдаётся.
Послушай, друг, как сердце жарко бьётся.
И нашим детям быть потом отцами.
Мы создадим любовь в себе сердцами.
И этот час, он всё-таки придёт.
Мы будем вместе. А беда уйдёт.
Чтоб нам спастись и не уйти в закланье,
Нужны не столько силы, но желанье.
2380
Нужны не столько силы, но желанье,
Чтобы спастись и не уйти в закланье.
Давай туда мы берегом пойдём.
Поищем маму. Мы её найдём.
Твой полушубок так приятно греет!
Темнеет. Сыро. В небе вечереет.
Вот и народ назад идёт лавиной.
Но где же мама? Восемь с половиной.
Ах, такова военная судьба!
Переворот и вечная борьба.
Нужны ли нам штыки, снаряды, гробы,
Преодолеть предубежденья чтобы.
Немало нужно мужества и сил
Потратить, чтобы Бог благословил.
2379
Потратить, чтобы Бог благословил,
Немало нужно мужества и сил.
Ах!.. Но война!.. Не всё тут только мёд.
Любовь сильна. И жизнь своё возьмёт.
Она молчит, уж к нам не добежала.
И, стоя тут, упрямо губы сжала.
Там, где в былом встречали Гуса Яна,
У рощи там она, моя Ульяна.
А может быть, идёт по той тропе
Весна средь прочих, не таясь в толпе.
С тобою я, и с нами наша мать.
Да и тебе уж сил не занимать.
Я много-много воли изъявил
Потратить, чтобы Бог благословил.
2378
Потратить, чтобы Бог благословил,
Я много сил и воли изъявил.
Да и горжусь я, собственной судьбой,
Распорядившись в чём-то и тобой.
На этот счёт произведу влияние.
Я человек. Тут все мои деяния.
Одно есть в жизни  -  мир и красота.
Всё остальное  -  ложь и суета.
Одна она от радости поёт.
Одна любовь всё в мире создаёт.
Ведь мир и мудр, правдив и изначален.
Зачем я зол, зачем я опечален!
Чтоб человек себя за всё спросил,
Уж сколько нужно мужества и сил!
2377
Уж сколько нужно мужества и сил,
Чтоб человек себя за всё спросил.
В дунайской ты уже плывёшь воде.
Ты в оцепленье. Где ты, мама, где!
И ты стоял там стойко и упрямо
Надежд исполнен. И стояла мама
Полна любви, тревоги и отваги.
И ехал ты тогда по гордой Праге.
И Нина там на это всё смотрела.
Танк был спасён. И башня не сгорела.
Да и куда-то все тогда девались.
И здесь с тобой мы долго целовались.
Ещё я улыбнулся горячо.
И плюнул я ешё через плечо.
2376
И плюнул я ещё через плечо.
И ветер встречи нежил горячо.
«Отец! Я тут! С тобой… А вы не лезьте!..
Нас разлучили. Я хочу быть вместе.
И этот так. К сердцам раскрыта дверь.
Они любили. Любят и теперь.
Он мой отец и мамин кавалер.
Его другие дочки в эСэСэР
(К виску его она кладёт платочек).
Твоя я дочь. Одна из ваших дочек.
Я тут! Отец! И ты не уходи!»
Бежит дочурка с нежностью в груди.
Но он тогда в слезах пошёл на Нину.
Его толкали, били в грудь и в спину.
2375
Его толкали, били в грудь и в спину.
И он пошёл в слезах тогда на Нину.
«Мы неразлучны. Мы уже не дрогнем.
Нас не разделишь ни водой, ни огнем.
Пускай они и прошлое учтут».
Стремится Нина. «Папа! Тут мы, тут!»
И вот она в распахнутом пальто,
Чего не ждал тогда уже никто.
Своей башкой вдруг танк засамоварил.
Кровь на виске. О башню лбом ударил.
Да и хотел подальше убежать.
Но он не смог её руки разжать.
Ещё ему тут стало горячо.
И он ругался там через плечо.
2374
И он ругался там через плечо.
И повторил он те слова ещё.
Остановились в нём мгновенья зла.
И Пышка взглядом, ласкою тепла,
К нему. А танк уж устремлялся в Прагу.
Спасти его не удалось, беднягу.
И вспыхнул танк как на эстраде панк.
С горючей смесью лёг под взрывом танк.
И кто-то, весь бутылками увитый,
Позор, кричал, позор, иезуиты.
И помнит он тот голос, как сейчас.
А вот и Пышка. Он нажал на газ.
И посмотрел на дочь родную Нину.
И сел за руль. Да и завёл машину.
2373
И сел за руль. Да и завёл машину.
И посмотрел на дочь родную Нину.
И боль нахлынула в него живой рекой.
И там они и обрели покой.
А, может быть, и что-нибудь ещё.
И будет им тепло и горячо.
И не нашли они такого места,
Чтоб и достойно голоса и жеста.
Так было слышно в девичьей крови
Ещё до жарко вспыхнувшей любви.
На том краю оврага, за полянкой,
Солдат какой-то с юною пражанкой.
И где-то вдалеке лежат ещё
Другие тоже. Любят горячо.
2372
Другие тоже. Любят горячо.
И он сказал: «Ещё, ещё, ещё!»
Что мы и видим с вами на примере
В той полной мере, что возможна в вере.
От боли в сердце что-то застонало.
И вот тогда любовь она познала.
Он испугался собственной нужды.
И засадил поглубже, до балды.
И где-то зверь прошёл на мягких лапах.
А он вдыхал той ночи сырный запах.
Ещё росло там несколько опят.
Он целовал её от рта до пят.
Когда он ей раздвинул обе ножки,
И проползал там маслик высунь-рожки.
2371
И проползал там маслик высунь-рожки,
Когда он ей раздвинул обе ножки.
И думал он: «Такое ведь бывает».
И не без страсти Пышка поддавает.
Терзал, стеная, он её ещё.
И тут он это хрупкое плечо
Прижал к себе. О, дни былого мая.
Она молчала, с грустью понимая,
Что дочкам он привет передавал.
Увидимся. Он нас не забывал.
И он сказал: «А там большая Волга».
И так стоял он с ними долго-долго.
Он руку положил ей на плечо.
Ну, а она ему: «Ещё! Ещё!»
2370
Ну, а она ему: «Ещё! Ещё!»
И руку положил он на плечо.
Такой, скажу я, тут кордебалет.
И дочка рядом. Дочка юных лет.
Уже в довольно тягостном томлении
Она была с другими в оцеплении.
Теперь уж он и оккупант, и вор.
Таков был тут с начальством уговор.
И вот они друг друга видят снова.
И он уехал, не сказав ни слова.
Так попрощался с нею, молча, он.
А две другие видели в окошки,
Как он пражанке бросил под балкон,
Прощаясь с нею, полмешка картошки.
2369
Прощаясь с нею, полмешка картошки
Тут он пражанке бросил под балкон.
«И не такие с нами будут ножки».
Он так сказал. И улыбнулся он.
И нос тогда он многим тем утёр
Из лазарета наших медсестёр.
И всех пражанок гордых и простых,
Девятых, третьих, пятых и шестых
Он там любил живей и горячей.
Он был для всех и, вместе с тем, ничей.
Уже взошла над миром дребедень.
И вспомнил он тот первый майский день,
Когда солдат смотрел через плечо.
А девушка дышала горячо.
2368
А девушка дышала горячо.
И он тогда смотрел через плечо.
И никогда его мы не забудем.
Ни бе, ни ме, и ни себе, ни людям.
На Прагу лапу выбросил тиран
Меж континентов, рек, лесов и стран,
Загородив бронёю Вацлав мост
На растерзанье и коту под хвост.
Как, между прочим, угодили б вы
На этот раз из каменной Москвы.
Теперь он в бучу эту угодил,
Всех видя тех, кого освободил.
Да, он метался в гусеничном рёве.
А тут телёнок выбежал к корове.
2367
А тут телёнок выбежал к корове.
И вот стоит он в гусеничном рёве.
«Товарищи, уже процесс пошёл».
Так тот сказал в сердцах, кто мысль нашёл.
Не поняла Россию их страна.
Вот так случилась Пражская весна.
И тут иначе встретили его
Намного лет позднее от того.
Но это уж, когда входили танки,
Второй там раз бывал он у пражанки.
И тем и снял с неё сердечный стресс.
Она ему поставила компресс.
Ещё я видел многое. Ещё
Там было не от солнца горячо.
2366
Там было не от солнца горячо.
Ещё я видел многое. Ещё
В лечебных целях, а не просто в рот.
Да и руками. Не наоборот.
Массаж такой с времён святого Пия.
И говорит он: «Просто терапия».
Ну, а она его сгашает дрожь.
«А чем же я,  -  сказал он,  -  не хорош?»
И только руку изредка меняет.
И видит он: сестричка изменяет.
В судьбу его взглянув в четвёртый раз,
Я поведу тут далее рассказ.
А остальное  -  преданность в любви.
Но есть и радость жаждою в крови.
2365
Но есть и радость жаждою в крови.
И понимай, что есть предел любви.
И без обиды можно будет жить.
И можно будет радости служить.
А всё былое опрокинуть новью.
Решил заняться он тут с ней любовью.
И уж ему взбрела мечта на ум
Любить и всё тут выкинуть из дум.
Вернувшись к жизни мирной, наконец,
Уж он и ходит из конца в конец.
И можно сразу службы год скосить,
Вот если это всё переносить.
Уж столько ляжет в арсенал любови
Тут нервов и седых волос, и крови.
2364
Тут нервов и седых волос, и крови
Уж столько ляжет в арсенал любови.
В любовь вложил он первое зерно.
И это грустно. Это не смешно.
Был он влюблён, она не влюблена.
Меж их двоих не он и не она
Не понимали радость аморальной.
Постель была хоть жёсткой, но оральной.
И встал живой он прямо из постели.
Прошло всего лишь только две недели.
На то она война и убивала.
Конечно, там и прочее бывало.
Такие судьбы на войне не внове.
Тут многое глубокое в основе.
2363
Тут многое глубокое в основе.
А то в войне такое уж не внове.
Ну, а любовь ни в чём не виновата.
И не лишает умысла солдата.
Она его учила для вранья.
Мол, эта сука, чешская свинья,
Разоблачила в нём на почте связь.
И опеляций, посланных вчерась,
Резон пустой к начальству опеляться.
И вот остыл он. И не стал стреляться.
Согласно картотеке медсестры
Он с ней за сутки раза, видно, три.
Потуг она не ведала напрасных
Солдатских, от горячей крови красных.
2362
Солдатских, от горячей крови красных,
Потуг она не ведала напрасных.
Взяла и всё. Как монпансье. И здрасьте.
Ах, ах, ах, ах! Какие нынче страсти!
Она с собою парня положила,
И в приворот его приворожила,
Заврачевала боль надежды раной
Для истребленья той пражанки сраной.
Конечно, применив своё искусство.
И привела она солдата в чувство.
И я тебе уж в этом не совру.
Надеждой звали эту медсестру.
Надежду выбрал он из двух надежд.
И тут он снял лохмотия одежд.
2361
И тут он снял лохмотия одежд
С себя. И выбрал эту из надежд.
Или под пулю, но в вечерний час,
Или со мною сразу и сейчас.
Взглянул продажной он под юбку очень
Во мраке ночи в голубые очи,
Отдавшись в руки чешской красоты.
А там узнают, как шпионил ты.
И расстреляют. Много ль в этом дел.
И подведут статью под беспредел.
И кегебистов можешь ты спугнуть,
Достаточно тебе слегка шумнуть.
Уж это факт. А вот и факт ужасный.
И муки ожидания напрасны.
2360
И муки ожидания напрасны.
Ты парень жаркий. Знай, уж ты прекрасный.
Так потерпи. Глядишь, и обойдётся.
Ну, был ты с нею. Ну, легко скребётся.
И из-за этой курвы караул?
Их Батя всю Германию обул.
А ты влезай ко мне под покрывало.
Она их офицеров обувала.
Кормила эту вшивую страну.
Из-за кого? И так вот всю войну.
Уж ты, милок, рискуешь личной шкурой
С её фигурой, с этой чешской дурой».
И видит утром он, не скрывши вежд,
Что не душе его полно надежд.
2359
Что на душе его полно надежд,
Он видит утром, уж не скрывши вежд.
И тут неплохо б в парня и влюбиться!
А если будет он башкою биться?
И медсестре дежурящей сказали,
Что б парня там на случай привязали.
И стал он всё тут сразу забывать.
И лёг спокойно он в её кровать.
Сошёл с ума он, да и улыбнулся.
И поперхнулся. И совсем свихнулся,
В них видя злых бездушных палачей.
И стал кидаться тут он на врачей.
Но нет, не смертью, вилкой угрожая,
Любовь жила в нём, смерти возражая.
2358
Любовь жила в нём, смерти возражая.
А в это время, вилкой угрожая,
Ему и в мыслях было тесно в мире.
Ах, чай в сортире. И посланье к Ире.
Живя, они б писали письма мне.
Есть красота не в каждой стороне.
И ни к чему мне эти вот примочки.
Жена нужна. Нужны четыре дочки.
Как мне с тех пор болит моя душа,
Уж вы тут не поймёте ни шиша.
Вот так, душа такого захотела.
Стрелял, кричит он, оттого я в тело.
Я не скажу, зачем я там стрелялся.
Так парень тот тогда вот опелялся.
2357
Так парень тот тогда вот опелялся.
Я полюбил. И оттого стрелялся.
Зачем мне ваш фальшивый лазарет.
Убьюсь, кричит, полезу в минарет.
А парень был, хоть раненый, но стойкий.
Там разместились тумбочки и койки.
Да, там, где реет сверху минарет.
И повели красавца в лазарет.
Он проклинает, глядя в образ млечный,
Весь мир огромный, злой и бессердечный.
Ничем иным уже не угрожая,
Ему сулят дать целых десять лет.
И наставляют тут же пистолет,
На все его вопросы возражая.
2356
На все его вопросы возражая,
Ему грозят, гауптвахтой угрожая.
И тут солдата сразу задержали.
И с караула двое прибежали.
Такие вот тефтели здесь, ребятки.
А в сапоге уже согрелись пятки.
Скользит по шее и, пробив носок,
Тут пуля-дура, врезавшись в висок.
И на себя он наставляет ствол.
Монету бросил. Решка ли? Орёл?
Да, он берёт ту звонкую монету.
И вот он ждёт. Ответа нет как нету.
Он уверял, что с ней он не гулял.
Но был убит и тот, кто в них стрелял.
2355
Но был убит и тот, кто в них стрелял.
А Путь сказал: «Меня он умилял».
Солдат подумал: «Что я горожу.
Ведь я с письмом к хозяину вхожу».
И сообщает, не моргнув и глазом,
Что хочет он быть с нею вместе, разом.
«И я в любви взаимности добился.
И так и так, сегодня я влюбился».
И он в Москву письмо начальству строчит.
Взамен беды идти он дальше хочет.
Да и не зла в отместку ожидая
За то, что вот, фашистов побеждая,
Он остальных уж не возненавидел.
Ну, а ещё спросил он: «Что ты видел?»
2354
Ну, а ещё спросил он: «Что ты видел?»
И он фашистов тоже ненавидел.
Такому, брат, тогда любовь училась,
Когда одна заря с другой случилась.
Для ожиданья летнего тепла
Тут каждый пень, и каждая ветла
Уж расцвели. А мир такой прекрасный
Не оттого, что день сегодня ясный.
Ты чувствуешь, как погибает зло.
Убийца, труп и прочее фуфло.
На фронте смерть не новость, а рутина.
Ты человек. Но ты ведь не скотина.
И тут я сам себя же и спросил:
«А тот снаряд ещё двоих скосил?»
2353
«А тот снаряд ещё двоих скосил?»
Так я себя в то утро и спросил.
«Ты в лапы, кур, как и во щи, попал.
И кто позволит? Ночь лишь переспал.
А глупых, милый друг, тут не ищи ты».
И у начальства требует защиты.
Да и кричит: «Я бросить не посмею!»
Но вот ему расстаться надо с нею.
Служить недолго парню остаётся.
Войне каюк. Уж флаг в Рейхстаге вьётся.
Концы с концами крепко я свяжу.
Ты дальше слушай. Всё я расскажу.
Нет, погоди. Меня он не обидел.
Так он сказал. Ну а ещё я видел.
2352
Так он сказал. Ну, а ещё я видел.
Ты не сердись, уж если чем обидел.
Не попадают чаянья твои
Вот в эти все желания мои.
И это вот не делится на всех.
Пожалуй, не учтя, конечно, тех.
Да и тебе до нас двенадцать транс.
Я жил в ущелье. Стиснут резонанс.
Как будто рот зажат в ладонях рук.
Не сплю я. Слышу. Но негромкий звук.
«Ты спишь уже?..» И ночь взглянула в лица.
Такая вот из Праги кружевница.
И он был с нею нежен, да и мил.
Ах, я не знал как много нужно сил.
2351
Ах, я не знал как много нужно сил.
И был он с нею нежен, да и мил.
Такая вот из Праги кружевница.
И понял он: шутница мать, шутница.
Потом она захохотала звонко,
Добавив: «Ах, протифная тефчонка».
И улыбнулась, нежно сжав уста.
«Бери её. Бери. Пожалюста».
И здесь добавила: «О, зеер, зеер гут».
С японской там, и вот с германской тут.
Как мы закончим с этими войнами,
Так отпустили б вы дочурку с нами?»
И тут, подумав, он провозгласил:
«Да, я не знал как много нужно сил!»
2350
«Да, я не знал как много нужно сил!»
Вот так он тут в сердцах провозгласил.
А утро встало. Вот оно бежит.
Смотрите, здесь оно уже дрожит.
И он его тут кадрами разбил.
«Не расточайтесь. Дочь я полюбил.
Я вас прошу. Я умоляю вас.
А ужин мне тяжёл. И под завяз».
Гася в себе взволнованную вспышку,
Тут он имел в виду, конечно, Пышку.
«Мне без того и много дивно с нею.
Могли бы сделать ужин поскромнее.
Маман, не тратьте столько с нами сил!»
Так он тогда ей громко возгласил.
2349
Так он тогда ей громко возгласил.
Хоть он её об этом не просил,
Она подносит вкусный тёплый ужин.
И к ним вошла (тут стук совсем не нужен).
И у двери вдруг приоткрылась щёлка.
Тогда её он бесконечно щёлкал.
И улыбнулся он с открытым ртом.
И снова в позе он в объёме том.
И на полу, и со стаканом в розе
Тут и она смогла податься в позе.
И вот теперь он требует искусства.
И просит он доподлинного чувства.
Пока весна на землю не пришла,
Не понимал он чешского тепла.
2348
Не понимал он чешского тепла,
Пока весна на землю не пришла.
Хотел узнать он, щёлкал ли не зря
Тут при свеченье красном фонаря.
И в темноте, как только это можно,
Затем снимал он плёнку осторожно.
Из милых вам встречавшихся имён,
Чтоб не моргнул никто от грусти глазом.
На всякий случай будущих времён
Вы щёлкайте ещё четыре раза.
Где и когда, и сколько вы отмерьте.
И расстоянье фокусом измерьте.
И ей с Иваном было не до смеха.
Вот такова меж них была потеха.
2347
Вот такова меж них была потеха.
И ей с Иваном было не до смеха.
Он отдавался несравненной Пышке
По восемь раз на каждой нужной вспышке.
И тут они на карточку снимались.
Да и друг к другу тесно прижимались,
Взлетая выше самых верхних далей
Сквозь глубину безвременья медалей,
Тем познавая и любовь, и счастье
Лица и рук и всей рабочей части.
Её целуя в трепетный овал,
Он план тут действий ей нарисовал.
И он её подвинул со стола.
И нежность им тогда сестрой была.
2346
И нежность им тогда сестрой была.
«Дозвольте мне убрать вас со стола.
И ваши так продрогнувшие плечи.
И весь ваш стан. И этот дивный вечер!
И с вами я и с радостью большой.
Ведь я и так к вам полною душой.
Но вы меня вином не алкогольте.
Вы мне позвольте или уж увольте.
Я ощущеньям этим очень рад.
Я покажу вам город Сталинград.
Я отвезу вас к матушке, мадам.
Я не из тех, что раз-два-три и в дам».
И продолжал: «Уж вы в меня поверьте!»
И он подумал в этот миг о смерти.
2345
И он подумал в этот миг о смерти.
Какие ждут их в жизни крути-верти!
И что он ей покажет как-нибудь.
Но нет, не сильно, чуть нажав на грудь.
И как его там ранило, беднягу.
И как входил он в их столицу Прагу.
И как старался рассказать про Волгу.
И целовал её подолгу-долгу.
И как сидел он с ней ещё в засаде.
И тут он Пышку видит на фасаде.
А то, что будет позже, впереди,
То уж давно живёт в его груди.
Так он подумал, распаляя кровь.
И только в сердце прежняя любовь.
2344
И только в сердце прежняя любовь.
И думал он: «Вскипела в жилах кровь».
Касался тех он прелюбезных масс.
Промеж солдат шёл спор: «Уж сколько раз».
Тогда и начинались трали-вали,
Когда они на Волге воевали.
И красит краской в трепете луны
Война им каски, спины и штаны.
Он мастер гулек был, да и свистулек.
Он создавал их из свинцовых пулек.
Теперь он красит глиняный вазон.
Да, он без ног. Почти как фармазон.
Но он живой. Работает руками.
И до сих пор несёт на сердце камень.
2343
И до сих пор несёт на сердце камень.
Ан нет, не так. Работал он руками.
И, наконец, и карты ваши биты.
Ну, значит, он тут как бы и убитый.
Как будто в вечность вылететь хотят
Слова его, и в воздухе свистят.
Но не по-нашему. Язык их очень скользкий.
О то по-чешски, или нет, по-польски.
В разломе щели старого дивана
Его, Ивана, плоть там похована.
Она нашла портрет его в окопке,
Узнав, что тут идут с войны раскопки.
Когда она поверила в любовь,
То из ногтей её сочилась кровь.
2342
То из ногтей её сочилась кровь,
Когда она поверила в любовь.
В осуществленье всех своих трудов
Уже прошло одиннадцать годов.
Вплетаясь в фото, в каждую в нём точку,
Она взрастила им родную дочку.
И не гневилась на судьбу тогда.
И вот разруха, голод и беда.
Рассказывать об этом тут не нам уж.
Потом она попозже вышла замуж.
И дочь её была тем спасена.
За всё бралась без робости она.
И продавала, разложив на камень,
Всё то, что люди делают руками.
2341
Всё то, что люди делают руками,
Она им отдавала с башмаками.
Потом она с другим полгода была.
Но и того со временем забыла.
И родилась у них девчушка Пышка.
Видать, была довольно жаркой вспышка.
Она вдруг разродилась на заре.
Нет, не весной, а где-то в январе.
А через год, той памятной весной,
С ней встретился под полной он луной.
И аппарат он тут достал со вспышкой.
Да и назвал её своею Пышкой.
«И вас сейчас я сразу и возьму.
Да и отдам в томление ему».
2340
«Да и отдам в томление ему.
И потому я вас сейчас возьму.
Сегодня есть, а завтра и не буде.
А звёзды в небе как на фронте люди».
И объяснял он ей свои дела.
Однако ночка тёмною была.
Для них всю ночь играли пасторали
Там, у колонки. Там, где воду брали.
И речь его с лирическим талантом.
Ну и у чешки тоже жопа с бантом.
Поди, попробуй с ней не походи.
Да и, к тому ж, в ней жар горит в груди.
И он сумел устроить встречу с нею.
Её он ждал. И я молчать не смею.
2339
Её он ждал. И я молчать не смею.
А через день он и столкнулся с нею.
И началось на фронте возмущенье.
По проводам нарушилось сообщенье.
Он всю их связь лопатой разрубил.
Да и с испугу всех их перебил.
В окоп столкнули, сволочи, беднягу.
За Прагу проявил он там отвагу.
И он с наградным знаком боевым
Явился в Вену просто рядовым.
Дослушай сказку нашу до конца
Про Вену, деву и её отца.
И почему не с ней, а одному?
Солдат подумал: «С кем же? И кому?»
2338
Солдат подумал: «С кем же? И кому?»
И было трудно парню одному.
По крышке каждой бабе на сортир
Он подарил для будущих квартир.
Учиться языку их угрожая,
Та дева тоже, в Вену уезжая,
О них тогда не лестно говорила.
Себе она канаву в яме рыла.
Намёками проходу не давала.
И бабам те же мысли навевала.
Вот тут такое вышло буреме.
Она по-русски и ни бе, ни ме.
Я этой речи даже не имею.
Наивной встрече я мешать не смею.
2337
Наивной встрече я мешать не смею.
И я об этом речи не имею.
Из Вены сделать русскую завивку
Уж вот она приехала в побывку.
И с той и с этой нашей стороны
Ивана ветерана той войны
От жён отца их первой и второй
Уж были братом сводным и сестрой.
Каб парень тот, да с девой тою кабы
Посмешищами стали бы у бабы.
И бабы те попались на указ.
Но я хочу закончить тут рассказ.
Я пожелать вам вовсе и не смею
Наивной встречи, мирной встречи с нею.
2336
Наивной встречи, мирной встречи с нею,
Я пожелать вам тут вот и не смею.
И оттого их и настигло зло,
Что те, которым меньше повезло,
И те, что жили в этой полосе,
На мировой погибли сразу все.
И вот в тот раз война и началась.
Уж больно в них гордыня завелась.
Но не сдержали между ними драки
Соседи, зная, что всё это враки.
Чтоб сплетням спуску больше не давать,
Она пошла к подруге ночевать.
А не любить тебя я не умею.
И для себя я и просить не смею.
2335
И для себя я и просить не смею.
И говорит она ему: «Умею».
И вот совсем уж девушка одна.
Тут началась гражданская война.
И оттого и всё переиначили,
Что бабы там тогда ругаться начали.
И путь он ей на звёзды указал.
И этот парень выбежал на зал.
У речки быстрой с девой черноокой,
Слыхал я, ждал он радости высокой.
И обратился он тогда ко мне
Убитый в той безжалостной войне.
Так думал он, да и лежал в ограде.
Пусть он живёт счастливой жизни ради.
2334
Пусть он живёт счастливой жизни ради.
Он не убит. И он лежит в ограде.
А эти что? Они уже не дети.
И бабы шепчут: «Ну, а те? А эти?»
Ах, ловко как выходит у неё!
Смекнули бабы. Это всё враньё.
Ещё послушать об подобном хочут.
И тут же в смех. Смеются и хохочут.
И перед ней подарочки дарят.
И продолжают. Речи говорят.
А он всё свой заводит патефон.
А бабы дальше: «Ну, а он? А он?»
И вот он слышит те слова в ответ:
«Милее у Ахмеда друга нет».
2333
«Милее у Ахмеда друга нет».
Он молвил тут тем женщинам в ответ.
И уж утюжит спины булавой.
И валит прямо кверху головой.
Да и снимает с девушек трусы.
И Козерог, и Дева, и Весы.
«Гляди, на небе зарево и мрак!»
А сам-то, ишь, не нюня, не дурак.
Да и ведёт повествованье бабам.
И учит их он тем особым крабам.
Мол, парню всё на свете не указ.
Одна из баб продолжила рассказ.
И вот тогда, подкравшись где-то сзади,
Он ей сказал, что был он в зоосаде.
2332
Он ей сказал, что был он в зоосаде.
Погиб солдат, совсем дитя в засаде.
Сушить бельё пришли и править валенки,
Да и сидят там молча на завалинке.
И уж вот-вот раскроют каравай.
А бабам что? Им тему подавай.
И о правдивом правильном питании,
И об науке, и об воспитании.
Да и о том, что много разных тем
Познала б каждая, уж бегая за тем.
И если надо, я ведь и ударю.
Я о живом тебе, мой друг, гутарю.
Ну что ж, пускай. Но он ведь не атлет.
Ему с рождения всего семнадцать лет.
2331
Ему с рождения всего семнадцать лет.
И он своё. В глазах не гаснет свет.
И никаких не встретишь тут преград.
А про девчушку он подумать рад.
Где первая лежит, там и вторая.
И ты послушай и с другого края.
Сжимая в горле смерти горький ком,
Они лежали близко и рядом.
Они сюда пришли воды напиться.
А за бугром уж пулям тем не спится.
Всех убивают около ручья.
Вины не знают, где какая чья.
Пусть чувство тут живёт, не убывая.
Ты сохрани его. В нём кровь живая.
2330
Ты сохрани его. В нём кровь живая.
Пусть чувство тут живёт, не убывая.
Ах, мой рассказ сложился по обрывку.
Солдат спешит приехать на побывку.
Едва надев исподние штаны,
Он тут познал разлуку без войны.
А говорю я вам не по привычке
И не о той сиюминутной стычке,
Что с далеко идущей красотой.
Тебе гуторю я о деве той,
Что изливалась в каждом человеке
В уже ушедшем и в грядущем веке.
Да не о том я. Слушай без преград.
Уж у меня ещё остался брат.
2329
Уж у меня ещё остался брат.
Что говоришь? Солдат был без наград?
А всё, что будет, будет впереди.
Уж ты, поди, к нам чаще заходи.
Тебе-то сверху, знамо, лучше видно.
Она ж в слезах. Ей горько и обидно.
И деве тем подумали польстить.
И в смех. Рогочут. Хочут пошутить.
И сексом, видно, вечером займётесь.
А бабы любопытствуют: «Гребётесь?..»
Как забежал парнишка тот во двор,
Уже о том был дальше разговор.
Ну, а теперь история вторая.
Она ушла, со страху умирая.
2328
Она ушла, со страху умирая.
И вот уж тут история вторая.
И обжигает грудь ему ладонь.
Такой вот в ней затейливый огонь.
Награда и беда всего села.
И так она пред парнем весела.
И он зовёт её: «Наташа! Ах, Наташа!»
Бежит, мол, парень и рукою машет.
Вдруг видит сон, но только не такой.
Та дева с ним встречалась за рекой.
Послушай, я всё снова повторю.
Но не о том я здесь поговорю.
В просторе ночи, устрашившись дат,
Тут умирал разорванный солдат.
2327
Тут умирал разорванный солдат.
Молчало время, устрашившись дат.
Без посторонних вымышленных слов
Пришлось послать нам к ужину послов
Преображаться в суть и в беспокойство,
Чтоб научались ветрености свойства.
Столь странное созвучие души
Я вижу в неизведанной глуши.
Пусть знают там о встрече с человеком,
Что и понёс её по тем парсекам.
А ты уж мне последнюю вручи.
Я слушаю тебя. Ты не молчи.
И если так, то я сосредоточен.
Хотя хотел тебе быть верным очень.
2326
Хотя хотел тебе быть верным очень,
Но ты сказала: «Ты сосредоточен».
Сестра морей и падчерица суши.
Заговорили меж собою души.
На них смотрела ранняя весна.
Да и взошла меж звёздами луна.
На том краю у рощи и за речкой
Притушено мерцало в небе свечкой.
И как ты там? И где Весы, где Рак?
Племянник мой был с детства не дурак.
Да и луна звёзд ярче по всему.
Дорога ближе из лесу к нему.
Сказал простор и взвился до небес:
«Я ничего. Я убегаю в лес».
2325
«Я ничего. Я убегаю в лес».
Сказал простор и взвился до небес.
Ах, Господи! Помилуй! Сохрани!
Уж влага тьмы постигла наши дни.
Себя возвысив до самосожжения,
Мы и ускорим медленность движения.
Усилиями облако подточим.
Проверив путь, его сосредоточим.
Ты посмотри, нас месяц искусил.
«За что тебя простить?»  -  Ручей спросил.
Ручью сказал я: «Уж меня прости».
Заря дошла до Млечного пути.
Когда она встречала трепет ночи,
Её горели светом утра очи.
2324
Её горели светом утра очи,
Когда она встречала трепет ночи.
И постоянно ласково стонала.
И хороша она. И меру знала.
Да и добра в супружеской постели.
И уж вполне упитана на теле.
И тем, что характерна вдохновеньем,
Она гордилась, как живым мгновеньем.
О том прочтёшь ты из немногих книг.
О, сколько было радости в тот миг!
И тут он с ней совокуплялся с заду.
И вспомнил он тогда Шехерезаду.
Так думал труп, что был сражён в борьбе.
Какого беса я желал себе!
2323
Какого беса я желал себе!
Так думал труп, что был сражён в борьбе.
И вот и завершился этот бой.
Да и предстал он грустный пред тобой.
Осуществляя собственную цель,
Он и прилёг к тебе в твою постель.
Живи легко. О смерти ты не думай.
И о себе ты перед сном подумай.
Себе верёвку сам ли ты плетёшь?
Туда ли ты осмысленно идёшь?
Твоя судьба ни в чём не виновата.
Пример тебе и то, чем смерть чревата.
Подумай ты, когда ты весь в борьбе.
Какого беса я желал себе!
2322
Какого беса я желал себе!
И заяви ты ночи и судьбе.
Но и любовь, конечно же, права.
И всё в тебе, хоть не расти трава.
И тех же слов безмолвное молчание,
И тишина в минуты окончания,
И теплота живого содрогания,
И чувств твоих рубеж оберегания.
Когда оно приносит нам прощение,
То всех боёв острее ощущение.
Но срок, который назван уважительным,
Пусть и примером будет положительным.
Ведь все погибнут, кто уже в борьбе.
Но это не относится к тебе.
2321
Но это не относится к тебе.
И всё сбылось. И всё сбылось в судьбе.
Не варвар ты. Ты просто человек.
И проживи ты свой нелёгкий век.
Да, всё равно. Не в этом суть. С любым.
Или хотя б с простором голубым.
Возьми жену ты с взглядом цвета беж.
И окопайся, обозначь рубеж.
Ты, думаешь, судьбу перехитрил?
Ещё ты и окопа не отрыл.
Ты волен и беспечен, и наивен
Тогда, когда ты молод и активен.
Ты уходил уже в который раз
Туда, где смерть подстерегает нас.
2320
Туда, где смерть подстерегает нас,
Ты уходил уже в который раз.
Тебя тут нет. Ты в вечном смерти беге.
Кто сам убит, лишил себя он неги.
Кто убивал, тому уже не встать.
Нет, не сердись. И перестань мечтать.
Уж так сегодня распространено.
Не жизнь, а жизнь продлённая в кино.
Пусть вспоминают раны ножевые
Те, кто погиб, но всё ещё живые.
Невест и девок, вдов, сестёр и баб
Таков в войне значением масштаб.
Туда, где смерть, иди, мешать не смею.
И ноги побегут стремглав за нею.
2319
И ноги побегут стремглав за нею.
Туда, где смерть, иди, мешать не смею.
И уж война всему поставит точку.
И вот с тебя и сняли оболочку.
Кто впереди шёл взвода твоего,
Того ты помнишь будто своего.
Как сапогом раздавленная слива,
Уж ты лежишь безмолвно, молчаливо.
Ты счастлив тем, что не попался в плен
Без рук, ступней, без ног и без колен.
Уж ты солдат. Ты боевая падаль.
Вставай, вставай! Опять вставай и падай.
Война рассудку вовсе не указ.
Что голова, когда звучит приказ!
2318
Что голова, когда звучит приказ!
Война, она рассудку не указ.
И, заслужив достойную могилу,
Отдал ты жизнь. Мечту отдал и силу.
Себя мы обрекаем на борьбу.
А кто-то сам свою куёт судьбу.
И я порвал с лекарствами пакеты.
И был удар осколком от ракеты.
Оставив мысль застывшую на том,
С испачканным в зубах вздыхаю ртом.
Даль огоньками взгляда засветилась.
Над головою небо прокатилось.
Так думал труп, от первых звёзд бледнея.
Пехоте ноги всех услад нужнее.
2317
Пехоте ноги всех услад нужнее.
Так думал труп, от первых звёзд бледнея.
Кузнец, кузнечик и его невеста.
В хозяйстве всё своё имеет место.
Изображать бодливого козла
Не дело это, стоя у стола.
И вот кувшин со сливками пролили.
Зачем меня, подумал я, озлили.
А окна зрели влагой вечеров.
И пахло свежей негою коров.
Тогда и мыши даже не скребутся,
Когда солдатам не во что обуться.
А он смотрел в пространство между ног.
И над землёй закат был одинок.
2316
И над землёй закат был одинок.
И ветерок скользил у самых ног.
Когда они мечты осуществляли,
Они его собою удивляли.
И обдувался шумом ветерка
Ночной кошмар у лужи молока.
На них смотрел зелёненький кузнечик.
Он удивлён был, будто человечек.
Она ж стояла подлинно удачно.
Он взял её насколько можно смачно,
Как плод души, что розами увит.
И в лунном блеске дальний лился вид.
И небеса туманной мглой умыты.
Черты лица осознанно размыты.
1315
Черты лица осознанно размыты.
И небеса туманной мглой умыты.
И на окне пролилось молоко.
Конечно, он внедрился глубоко.
Там и познал он прелюбезный рай.
Горели звёзды. Клюкву собирай.
И вот, вертясь по воздуху, луна
На букву «с» у самого окна.
И он сказал: «Ах, на колени встань!»
Хотела взять она его в гортань.
И уж для вида, будто разозлившись,
Да и совсем безумно распалившись,
Она у двух скрестившихся дорог
Лежала так, как посулил ей рок.
2314
Лежала так, как посулил ей рок,
Она у двух скрестившихся дорог.
Мечтая не состариться в годах,
Я всё брожу в тех сказочных садах.
Ну, а она шептала горячо,
Но сдержанно: «Ещё, ещё, ещё!»
И радость жить в своём обычном чине
Я уважал, как преданность в мужчине.
Она тогда звала меня на «вы».
Была она стеснительной, увы.
И я увидел пышность юных щёк.
И повернул её я на бочок.
А враг убит. И тут уж с ним мы квиты.
Он у дороги. Грустный и убитый.
2313
Он у дороги. Грустный и убитый.
И впереди дух времени сюиты.
А кто готов, немедленно утрись.
Попеременно! Раз два, раз два-трись.
И взглядом путь грядущий я отмерил.
И всех я там по памяти проверил.
Когда собрался, то, как все, посрал.
А каждый третий в мыслях генерал.
В бою оно уж это вам не танцы.
Собрали ранцы. Ну, пошли, засранцы.
Опорожнились? С лежбища снялись.
Шум голосов. Команда: «Поднялись!»
Заря дымилась. В берег бил поток.
А впереди затрепетал восток.
2312
А впереди затрепетал восток.
И опускался времени поток.
Не с той, так с этой, с вражьей стороны
Пришла к нам смерть безжалостной войны.
Прилив рыданья обнажает слёзы.
Душа моя у той лежит берёзы.
Что будет там со мной уже потом,
В потоках грусти завершу притом.
Скользнёт слеза. Дела мои двояки.
И по щеке прожжённого вояки,
Вздохнув, качнуло горе головой.
И я его увидел чуть живой.
Склонюсь ли я, и грудь свою ль согрею?
И встречу ль я там милую еврею?
2311
И встречу ль я там милую еврею?
Да и, склонившись ниц, её ль согрею?
На дорогом с рождения просторе
Я обращаюсь к ней в глубоком горе.
И я приеду к смертному одру.
А может, всё исчезнет на ветру?
Останется ль хоть след от старой дружбы?
О, я шептал: «Когда вернусь со службы,
Про дом, невесту и ещё про мзду
Я, несомненно, справки наведу».
Идут солдаты. Дол скрипит телегой.
И дрёмы сны навеянные негой
О том, что это облако-платок
Опустится в низвергнутый поток.
2310
Опустится в низвергнутый поток
Вот это в небе облако-платок.
Ну, а плечом я тут упёрся в кручу.
Луч угодил своим началом в тучу.
Они брели, чуть ноги волоча
В последнем вздохе тонкого луча.
И эта песня с темою связалась.
Мечта о встрече. Так ему казалось.
И вот сейчас он думает о том,
Что их увидит, как вернётся в дом.
То лилии. И уж без них он не жил.
И Санчо пел. Не лилии он нежил.
А пел чудак про некую лилею.
Любил её. Да и томился ею.
2309
Любил её. Да и томился ею.
А я стою и нежно пламенею.
И пусть она хранит себя, лилея.
Зови её с собой, её жалея.
Она причина пылкого рассказа.
Не знал ни в чём он от неё отказа.
Она сродни всем грекам и японцам.
Люби её под ветром и под солнцем.
Храни её как подлинную нежность.
Других таких не знает неизбежность.
Она твоя, твоя она, лилея.
Сорви её, душою пламенея.
Слова такие: губ моих лилею.
Люблю её и трепетно лелею.
2308
Люблю её и трепетно лелею.
Мою мечту. Нежданную лилею.
Он от любви и нежности запел.
Хозяин рад. И Санчо подоспел.
Снимая тем с него турнирный стресс,
Кладёт тут Санчо рыцарю компресс.
Но, слава богу, обошлось. И вот
Уж и, поди, пехотный рядом взвод.
Но результат не в пользу поединка.
Видать, была б хозяину разминка.
Тот, кто лежал совсем навеселе,
Был поражён в кромешной ночи мгле.
Взглянув на палку, он сказал: «Вот ею!?..»
Был он избит. Скрывать я не умею.
2307
Был он избит. Скрывать я не умею.
Подъехал Санчо. Говорит: «Ах, ею!..»
Уж больно строгий в армии капрал.
Не наказали б. Он устав попрал.
И убегает с дерзостью своею.
Нашёл он палку, и ударил ею.
Лежит и ищет хоть какой бы кол.
Противник тут же падает на дол.
Пред ним, не зная страха и вины,
Вдоль неприкрытой панцирем спины,
Он поражает кнехта в естество,
И дальше мчится в поле от него.
А взвод уже в рассветной дымке тает.
Один отстал, задумался, мечтает.
2306
Один отстал, задумался, мечтает.
А взвод вдали в рассветной дымке тает.
И если скажут, будем балевать.
Кого прикажут, будем убивать.
Куда прикажут, нам туда идти.
И мы на верном, правильном пути.
Поют солдаты. Душу греет ром.
Пылит дорога. Конь хозяйский хром.
В тряпичном скачет верный друг седле.
Вы там полегче. Взвод навеселе.
Нейдёт, проклятый! Доля наша злая.
Держись, хозяин! И гоню осла я.
Навстречу им пехоты целый взвод.
Солдаты вышли. Движутся в поход.
2305
Солдаты вышли. Движутся в поход.
И им навстречу новобранцев взвод.
Других спасают, любят не стыдясь.
Обид не знают, силою гордясь.
Вопросов много, а ответов нет.
Идут неспешно прямо на рассвет.
Идут два друга в битву, жизнь любя,
В борьбе за честь и правду, и себя.
Из двух картошек, спеченных в дыму,
И был весь завтрак поданный ему.
Размером в блюдце. Хоть садись и ешь.
На голове озябшей мокрый плешь.
Герой упал. И шлем с него слетает.
Заря взошла. Мрак ночи улетает.
2304
Заря взошла. Мрак ночи улетает.
Весь путь пред ним. И всяк в пути мечтает.
Не знает он ни в чём обиняков.
Достойный знаний мудрости веков.
За то, что меч их недругов разит,
Уж ночь двоим им холодом грозит.
Во время то и в веке тоже том
Он и вскормил героя под щитом.
Вино несущий и несущий хлеб,
Скиталец тучный волею судеб
Молчит. За ним и друг его второй.
А впереди уже грядущий строй.
Всю лживость выбрось! Мы идём в поход.
Проходит ночь. Вздымается восход.
2303
Проходит ночь. Вздымается восход.
Всю лживость выбрось! Жизнь идёт в поход.
Не трусь-ка, Санчо! Будем посмелей.
Хозяин, будьте сердцем веселей!
Ну, я пошёл! Я вас не догоню!
Держать непросто. Видишь, уроню.
Вот только щит упрочу ремешком.
И встречу их я конно и пешком.
Нет, я любому дам пинка за это.
Убить меня? Скитальца и поэта?
И не убить ли нас они хотят?
Уж копья их загадочно блестят.
Свернем-ка мы. Встречать их не охота.
И хорошо, что там уже пехота.
2302
И хорошо, что там уже пехота.
А по пути мне и поесть охота.
От тех, кого уж и на свете нет,
Учись, мой друг. И напиши сонет.
И ты поверь, что ты не одинок.
И пусть резвятся волны возле ног.
И не тяни ты эту канитель.
И преврати грядущее в постель.
С чем ты вернёшься в свой родимый дом,
Уж тот второй твердит тебе о том.
Как он своей улыбкою ответил,
Не говори, что ты и не заметил.
Ты непременно не позволь уйти
Тому, кто первым встретится в пути.
2301
Тому, кто первым встретится в пути,
Ты непременно не позволь уйти.
Ты укрепи и сбрую, и ремень,
Всё одолев и ставши как кремень.
И не отдайся времени порокам.
Учись любви, учись её урокам.
И отмечай среди обычных дней
Божественность всетрепетных огней.
Всё принимай, ничто не презирая.
Всю нежность мира и мученья рая.
Не бойся ни обид, ни синяков,
Уж если ты рождён среди веков.
Мой друг, лети, и там влетай в ворота.
Туда иди, где быть тебе охота.
2300
Туда иди, где быть тебе охота.
Так что, мой друг, трудись-ка ты до пота.
Да и не будем более постить.
И будем, Санчо, мы у них гостить.
И со своим, ей роком данным правом,
Дай мне любовь, что и покруче нравом,
Да и любезней, старше и скромней.
Одну тебе, что будет пополней.
И где-то встретим мы с тобой мадам.
И ей я дам оценку по годам.
И не сносить мне, видно, головы,
Если поверить шёпоту молвы.
Скачи за мной. Не отставай в пути.
Так думал луч. Ну, а теперь лети.
2299
Так думал луч. Ну, а теперь лети.
И дальше едут, мать твою ети.
Не избежать им срама и молвы.
Уж шлем ли это? Шлем для головы.
А Санчо отвечает: «Это таз».
«Так вот что, Санчо, слышишь, двое нас».
Тому, кто едет рядом на осле,
Он говорит в кромешной ночи мгле.
Под ним лошадка. Машка вырви глаз.
На нём обычный мелкий медный таз.
И шапки гор вдали белеет блик.
И там огромный светлый солнца лик.
И конник поднимается с Востока.
И вдалеке блестит струя потока.
2298
И вдалеке блестит струя потока.
Да и зовёт к себе зарю Востока.
И хворью вечной жажды не болей.
И в мыслях грустных зависть одолей.
От повести поступка искупления
Узнай хотя бы миг из преступления.
Предоставлялись этих близей дали
Всё тем же ликам сквозь луны медали.
Едва заметно скудное жильё
Людей, сумевших вытерпеть её.
И это, значит, завистью горят,
Уж если тут тебя благодарят.
Та благодарность, что нужна судьбе,
Растворена в самом она тебе.
2297
Растворена в самом она тебе,
Та благодарность, что нужна судьбе.
Развеял грусти розовый дымок
Тот, кто тебе в тяжёлый час помог.
И уверенья дай себе ключи.
Ты гений слова. Титул получи.
О том, что ты пиический боляр,
Уж издан первый пробный экземпляр.
Отшлифовав в нём каждый перл желаний,
Туда ты ссыпь зерно воспоминаний.
Пусть обретёт путь линию свою,
Твоих путей найдя в себе струю.
Вся радость, что резвится в кровотоке,
Уж где-то там, в безудержном потоке.
2296
Уж где-то там, в безудержном потоке,
Вся радость, что резвится в кровотоке.
Да и оставь свой дома портупей.
Поспи, поешь. А, отдохнув, попей.
И против лжи будь в действии прямом.
И возродись ты сердцем и умом,
В которых и подумай: «О, Аллах!»
Молвой свободы будь в своих делах.
И пусть прольётся нега на ладонь.
И извлеки ты в этом свой огонь.
И проведи по ласковым коленам
Рукой, сближая сердце с каждым членом.
Люби судьбу. И верь своей судьбе.
Ну, а она доверится тебе.
2295
Ну, а она доверится тебе.
И не погибнешь ты уже в борьбе.
И за собою прочих позови
Под видом вам открывшейся любви.
А если сможешь, действуй справедливо.
Живи правдиво. Верь в мечту, как в диво.
Тот и зажжёт весёлый уголёк,
Кого там встретит в небе мотылёк.
И ты поверь: «Есть нежная рука!»
Зайди в приют и в бездну бардака.
Иди искать его по белу свету.
Не верь тому, кто скажет: «Счастья нету».
И верен будь и дружбе, и судьбе,
Пока они доверчивы к тебе.
2294
Пока они доверчивы к тебе,
Ты верен будь и дружбе, и судьбе.
И всю, как есть, от переда до заду,
Я расскажу тебе Шехерезаду.
Мы в разговорах будем униматься.
Давай с тобою сексом заниматься.
До горизонта уровень зардел.
Мир бездуховных и бездушных дел.
И приглушал в себе я антимонию.
И обретал я времени гармонию.
И я позвал тебя на этот бой
С рутиной и особенно с собой.
Вот так прожить и в вере, и в борьбе
Уж как хотелось мне, да и тебе.
2293
Уж как хотелось мне, да и тебе,
Вот так прожить и в вере, и в борьбе.
На это мы с тобой имеем право.
И чистоту доподлинного нрава
Приобрести достойны мы в судьбе.
Ах, не хватает радости тебе!
И мы сроднимся общею судьбой.
И я молчу. И я горжусь тобой.
В живых огнях светящихся лучей
К высокородным образам речей,
Как постулатом с явным предпочтеньем,
Ты насладись своим письмом и чтеньем.
И не грусти. И где-то в стороне
Хоть что-нибудь подумай обо мне.
2292
Хоть что-нибудь подумай обо мне.
И не грусти. И где-то в стороне
Ты душу всю бумаге передай.
И рукопись редактору отдай.
Там он, меня любя, со мной стенает.
Ты подскажи читателю, пусть знает
В желанье и в надежде, и в беде,
С терпением в усладе и в труде
Вот этой муки жар и благосклонность.
И ты крепись. Имей такую склонность.
Смотри!.. Опять меня к тебе влечёт.
Оригинально. Копии не в счёт.
И вот уж ты в искринках мелких пота,
Как никогда, и как тебе охота.
2291
Как никогда, и как тебе охота,
Уж ты опять в горячих каплях пота.
Как будто Бог из стали нас ваял.
И сделай так, чтоб дольше он стоял.
И будем мы с тобой наедине.
И ты, мой друг, поможешь в деле мне.
И верю я, надеясь и любя,
Что отвлекать не буду я тебя.
И слов других я тут не нахожу.
И весь уж я от нежности дрожу.
И надо б пить не джин, а молоко.
Да и сгореть нам тоже нелегко.
Вот оттого непросто, друг мой, мне
В глубинах бездн, в безмерной тишине.
2290
В глубинах бездн, в безмерной тишине,
Уж оттого непросто, друг мой, мне.
Притом, свои желания луча,
Ты и дыши и в руки, и в плеча.
Перед конечной грубостью молвы
Уж не склоняй ты буйной головы.
Держи осанку в шее и в плечах.
Ведь ты способен в деле и в речах.
Ты и в огне не тонешь, и в дыму
Не задохнёшься. Радуйся всему.
К тому ж, ещё и, нежностью сочась,
Ты стоек будь. И ты живи лучась.
С тобой, мой друг, в твоих сгорев красотах,
Я растворюсь в неведомых высотах.
2289
Я растворюсь в неведомых высотах.
В твоих сожгусь я, милый друг, красотах.
Не будь тебя, и прекратился б мир.
Мораль тут в чём? А в том, что он кумир.
И несравним он с мыслью огласимой,
Моей улыбкой бережно носимой.
Гормоны в изумительной красе
Уж расплескались в средней полосе.
И говоришь ты: «Вы такой неловкий!»
И снова гладишь обе мне головки.
Да и, зайдя за вечности черту,
Осуществляешь старую мечту.
Преодолев стремления игру,
Одолеваю боль я на ветру.
2288
Одолеваю боль я на ветру,
Преодолев стремления игру.
И мысль моя желанья упредит.
Соображаю: мир себя родит.
Различных сфер стремление к сближению
Не протестует вечному движению.
Вручают. Вручат. Или нет, вручат
И мужикам, и женщинам внучат.
Мой сон летит, в просторах балагуря.
А в океане мчащаяся буря.
Я нежный взор твой вижу у костра.
И с ним я и прилягу до утра.
И до конца постигнуть ощущенье
Мне не дано. И одолеть смущенье.
2287
Мне не дано. И одолеть смущенье
В тот миг себя и ночи ощущенья.
Я повторяю: десять, семь и три.
Мы души согреваем изнутри.
Я жду, как ждёт забота короля,
Всю плоть твою, лелея и внемля.
И мы лежим на неостывшем снеге.
И в сонме этом нет пределов неге,
Чтоб застонала бедная душа,
Едва его лишь в бездне колыша,
Во времени терпенья, хоть и сложно,
Продляя миг как можно осторожно.
Его вотру я, пусть я и умру,
Безрезультатно в времени игру.
2286
Безрезультатно в времени игру
Его вотру я, пусть я и умру.
Явилась ты. И радуешь уста.
Ещё мгновенье, и у створки рта
Непостижимой страстью вдохновенья
Вновь оживёт всетрепетность мгновенья.
И жар души. И нежности эфир,
И лёгкость стонов оглашает мир.
И я вздыхаю: «Я тебя люблю!»
Не быть жестокой я тебя молю.
И боль, и страх, и даже ноет зуб.
И нежность влаги. Трепет тёплых губ.
Предмет любви, надежды и смущенья.
Я не хочу потери ощущенья.
2285
Я не хочу потери ощущенья.
Свои желанья. И свои смущенья.
И мы умеем чувству уступать.
Ты замираешь. Ты ложишься спать.
И уж совсем-совсем воззреньем плоским
И я ложусь. И стал я вдруг неброским.
Переполненье вечностью любя,
Я содрогаюсь, вылившись в тебя.
Моё желанье радости хотело,
В твоё впиваясь замкнутое тело.
И здесь всё было истинно моё.
«А-ааа! А-ааа! Ё-ёёёё-о!.. О, ёё-ёё!.. Ё-ё».
Я в несказанной радости кричу,
Как пролетевшему над озером лучу.
2282
Как пролетевшему над озером лучу,
Я в несказанной радости кричу.
Не высоко ль твои загнул я ноги?
Смотрела ты, сойду ли я с дороги?
Потом уж мы, как и тогда, вначале,
И как обычно, весело кричали.
А у двери стоял большой верстак.
Тебе удобно было так и так.
Так мне казалось. Было так удобно.
Уж если верить, что оно съедобно,
Я ожидал в отместку неги сам,
Чтоб быть открытым этим небесам.
А где-то пели громко: «Рио Рита».
И кто-то крикнул: «Выплеснись в корыто!»
2281
И кто-то крикнул: «Выплеснись в корыто!»
И обнимались мы с тобой открыто.
И уж тогда меж нас свершился акт.
И это всё не выдумка, а факт.
И ничего меж нами не замшело.
Лицо твоё всё время хорошело.
Там с нами он в желании одном
Не упивался пивом и вином.
И пёс залаял около ворот.
И ты две кружки сразу влила в рот.
С тобою вместе я испил вина.
Большой постилкой вытканной из льна
Тебя прикрыл я. Был и я прикрытым.
И я шептал: «О, буду знаменитым!»
2280
И я шептал: «О, буду знаменитым!»
Тебя прикрыл я. Был и я прикрытым.
Ты возвращалась свежестью чиста.
Заветные для женщины места
Чтоб там помыть потоками воды.
И убегала, чтобы взять еды.
«Мы с вами тут одни, за буряками,  -
Ты так сказала.  -  Лапайте руками!»
И тут, смущаясь, опускала очи.
Дни были тёплыми. И холодело к ночи.
И ты влюбилась с нежностью в меня.
Всё завершилось там. В пучине дня.
А воздух был прозрачным и открытым.
И был доступным мир, мечтой увитым.
2279
И был доступным мир, мечтой увитым.
Бледнели взгляды. Каждый был открытым.
И замолкали в ужасе чарльстоны.
Трещало время. Ветер, вьюга, стоны.
Всё то, что и потребует терпенья,
Превосходило верхний край кипенья.
Себя сполна мы тут судьбе отдали.
Да и, по сути, этого и ждали.
Душа моя впивается в обман.
Окрашен мир в сиреневый туман.
Я ни сдержать, ни вынести не мог
Овала милых этих стройных ног.
Уж мой расчёт был много больше точен
Поры, где был порыв сосредоточен.
2278
Поры, где был порыв сосредоточен,
Уж мой расчёт был много больше точен.
И тут я бац! Капуста кислый квас.
Так говорил я шёпотом. И вас
К плетню прижал. А вы мне: «Тише, тише!»
Дыханье слышит, сердце нежно дышит.
Да и, как прежде, радость в нас горит.
А взгляд иное что-то говорит.
А вы мне: «Буде,  -  говорите,  -  буде!»
Забраться б к вам в большие ваши груди.
Влекут нас чувства прямо в никуда
От аромата нежного стыда.
И ваши ласки канули в плетень.
Нет, просто там уже нависла тень.
2277
Нет, просто там уже нависла тень.
Да и когда? Под вечер или в день?
Не подхватить бы, я подумал, спид,
Что притворился, будто крепко спит.
Подвинув к стенке пьяного Емельку,
Я и решил тут постелить постельку.
А не поесть ли супа нам с котом?
Так что же будет между нас потом?
Переживаю я порою страстно.
А на душе, как и тогда, прекрасно.
Или уже я к странностям привык?
Да, я стою, как неуёмный бык.
Такие в ней, как апельсины, очи.
Луна в реке. Да и прохлада ночи.
2276
Луна в реке. Да и прохлада ночи.
И нам казалось тут и юг, и Сочи.
И в нас сейчас же принципы бросались.
И чьи-то руки нас с тобой касались.
И грусть явилась влагой неземной.
Была она испита глубиной.
И женщина все выплакала очи
Вечерних дум малороссийской ночи.
И там, вдали, был освещён балкон.
Без окон он. И был он без окон.
И две избушки с крышей без дверей.
И бочка пива. Несколько курей.
Она его тянула за плетень.
Того, кто бегать был согласен в тень.
2275
Того, кто бегать был согласен в тень,
Она и пригласила за плетень.
Всей этой швали дочка барахла
Тех мест уже хозяйкою была.
И там стояла чудо королева.
Я щупал справа. Оказалось слева.
Я взял два очень согнутых щупальца.
И в них вложил я оба средних пальца.
И этих сфер живое естество
Я опустил на друга своего.
И тех, что носят пятки у мозолей,
Я и послал туда, спугнув юзолей.
И мчится Надь. И подставляет плечи
В осенний этот тихий чудный вечер.
2274
В осенний этот этот тихий чудный вечер
Уж мчится Надь и подставляет плечи.
И не спешит ли к ам другая Надь?
Там почесав рукой, хотел я знать,
Как и когда к ноге она прижмётся.
И мне узнать подобное неймётся.
Люблю чесать я свой огромный фер
За власть над миром в сонме вечных сфер.
Он мне сказал: «Безмозглое люлю».
На языке, который я люблю.
И не щадя натруженных мозолей,
Порой не знал я замыслов юзолей.
И ежедневно бегал я в кусты.
И даже без желанья и мечты.
2273
И даже без желанья и мечты
Там ежедневно бегал я в кусты.
Такие вот там были пасторали.
Ну что ж, решусь я, фикусы убрали.
И рай, и ад вдруг распахнутся мне,
Заполыхав озоном на окне.
Да и откуда эта благовонь?
И я вскочил решительно на конь.
Не посадить ли фикус для вазона
В юзолей этих радостей резона?
Уж не входить мне в этот мир пока.
И погодить приветного звонка.
Так что я помню? И о чём я думал?
Того не вспомню. Я о том не думал.
2270
Того не вспомню. Я о том не думал.
Я что-то помню. Я о чём-то думал.
И я скажу коню негромко: «Ну?!»
На зюйд, на вест себя я поверну.
А знаний нет. И пищи нет. Где ж соль?
Ни в зуб ногой в такую тракт-бусоль.
Не понимая, что и я вот сам ни
Шипы булав, обломки стрел и камни.
И мочит он достоинства свои.
И лезет прямо в лужу колеи.
Нет, чтоб пройти сторонкой спелой рожью.
Ну что ж, придурок с предрассветной дрожью!
Вот оттого его тогда я бил,
Что думал я: «Неужто он дебил?»
2269
Что думал я: «Неужто он дебил?»
Вот оттого его я и избил.
Ах, как его я в этот раз дубасил!
Я и лицо ему тогда расквасил.
Сломал ребро я там ещё на дню.
И даже сталью ковану коню
Я пригрозил укором бесконечным,
Что и явился образом беспечным.
Уж вдалеке вплывал в смертельный мрак
Пескарь какой-то. Или рыба-рак.
Почти реальной плотностью основ
Он отличался от обычных снов.
Ну что ж. На том его иссякла дума.
Так он сказал. Но так ли он подумал?..
2267
Так он сказал. Но так ли он подумал.
Ну что ж. На том его иссякла дума.
Он натирал паркет всю ночь губами.
Скрипел он медью и трещал зубами.
Потом, сползая медленно на пол,
Вдруг повалился, налетев на кол.
И только раз печально улыбнулся.
Да и упал со стула. И свихнулся.
И был он в летних репсовых штанах.
А за рекой к селу бежал монах.
Такому же случиться было надо!
И вот тогда тот стражник громко падал.
И он того тогда вот иииииииииииии убил.
И в грудь себя он беспощадно бил.
2266
И в грудь себя он беспощадно бил.
И вот того он стражника убил
Ему стеклить он окна поручил.
И приступ он сердечный получил.
Тут наш чудак расстроился смертельно,
Да и взрастал он выше всех нательно.
И шевелился, двигаясь к кустам.
И был отмечен он фортуной там.
На пятом зубе, оказавшись в слухе,
Поднялся ветер, задержавшись в ухе.
И он почти зашёл тогда к Крутому,
Когда бежал по берегу крутому.
Тот, кто за это их и невзлюбил,
Жестоко их по балдавешкам бил.
2265
Жестоко их по балдавешкам бил
Тот, кто за это их и невзлюбил.
Познав судьбу с красоткой неземной,
Теперь и я вступил на путь иной.
Ах, хорошо! Когда-нибудь припомню.
И я подумал: «Уж тебя я помню».
Передо мной возникли миражи.
А плечи были чудо как свежи!
И не нужны, подумал я, мне речи.
И я её тут и беру за плечи.
И я спросил: «А ты-то, ты-то чья?..»
И встретил я девицу у ручья.
И мы пошли тогда в каменоломню.
Нет, я уже того теперь не помню.
2263
Нет, я уже того теперь не помню.
Да, я тогда пошёл в каменоломню.
Но час прошёл. И вот я тут сейчас.
Готовым быть хотел я в этот час.
И тело, и характер к беспределу
Тренировал я. Всё готовил к делу.
Потом крутил над нами булаву.
Да и устал, склонившись на траву.
Куда не ходят даже поезда,
Людей бегущих я позвал туда.
О том, как я встречал их рано-рано,
Я опишу в рассказах у экрана.
О тех, кто были раньше, до того,
Уж я теперь не помню ничего.
2261
Уж я теперь не помню ничего
О тех, кто были раньше, до того.
И видит он высокий подоконник.
«О чём задумался?»,  -  Тут вопрошает конник.
И закружил тут ночи суховей.
Стал конь резвей, потом ещё резвей.
Коню шлеёй судьбы ночного слуха
Простор явился, ввинчиваясь в ухо.
Другой с сиренью. Да бери любой.
И свет он видит бледно-голубой.
Берёт с собой он в суть эксперимента
Тот утолщённый свиток пергамента.
Но он забыл о запахе чернил.
А память он о прошлом сохранил.
2260
А память он о прошлом сохранил.
Ах, жаль, что он не помнит цвет чернил!
И он копытом звонко в тучу бьёт.
И конь уже, немедля, воду пьёт.
И утоляет жажду пития,
Да и черпает влагу бытия.
А он берёт у пояса ведро.
И всё ли тут так явно и бодро?
Что может дать не только телу вред?
Случаен ли его желаний бред?
И вот теперь он вышел по весне.
И грезит он красавицей во сне.
Когда узнал про дальние походы,
Тогда он вспомнил прожитые годы.
2259
Тогда он вспомнил прожитые годы,
Когда узнал про дальние походы.
И в час одной очередной попойки,
Как в прошлый раз, когда лёжал он в койке.
Нет, только б вот в пути не заболеть
И намеренья час преодолеть.
В душе его томленье и тревога.
Но ждать нельзя, зовёт его дорога.
Укрыться б только под созвездий кров.
Он мчится дальше. Звёзд как комаров.
Но конь берёт ночную высоту,
Всю эту мира боль и красоту.
Будь он серьёзней, он бы ввёл в чернилы
Гармоний всех и радости, и силы.
2258
Гармоний всех и радости, и силы,
Будь он серьёзней, он бы ввёл в чернилы.
И три луны одна в одной горят.
И стайки звёзд об этом говорят.
И всяких сфер причудливых созданья
Летят за ним из бездны мирозданья
По бездорожья вздыбленным векам.
И он понёсся к дальним облакам,
Став до того податлив и послушен,
Как конь его, что молод и воздушен.
У всех иных созвездий на виду
И он достал горящую звезду.
Уж пятый день он смотрит в небосводы.
Луна плывёт средь прелести природы.
2257
Луна плывёт средь прелести природы.
Вот пятый день он смотрит в небосводы.
Прекрасны, как и стан её и вежды,
Все в ней дела, поступки и надежды.
И для мечты естественного слуха,
И для любви божественного духа
Проходит время, счастье им суля,
И вожделенья радостного для.
Он средь небес луною ясной ходит,
Да и плечом томительно поводит.
И стан её и трепетный, и гибкий.
И нежный, как мечта, полёт улыбки.
Той ради он, на светлом чьём челе
В необозримой бесконечной мгле.
2256
В необозримой бесконечной мгле
Той ради он, на светлом чьём челе
Он ликовал, но тайно в сердце плача.
И не с причины девичьего плача
Зажат был меч в стальной его руке.
И не за ради денег в кошельке.
Объехал он пустыни и леса,
Исколесив весь свет без колеса
Среди земель, морей и небосводов
За рыцарство племён, да и народов.
И вот с судьбой он вёл нелёгкий торг.
И оживал он, чувствуя восторг.
И всё вином и потом тут омыто,
И кровью предков страждущих полито.
2255
И кровью предков страждущих полито.
И всё вином и потом тут омыто.
И открывал он перед нею мир
На семидневный, да и нощный пир.
Потратить с нею часть своей зарплаты
Он позволял себе, снимая латы,
Под золотым шатром и ярким бра
На чёрном шёлке с кубком серебра,
Уже исполнив часть своей программы.
И он любви хотел Прекрасной дамы.
И тайных полон был он побуждений.
И ожидал он крупных награждений.
Пусть вечность судит их в кромешной мгле,
Но не среди живущих на земле.
2254
Но не среди живущих на земле
Пусть вечность судит их в кромешной мгле.
Он был таков. Судить его не смею.
Он убивал врага, втыкая в шею
Ему свой меч. И тут, бывало, часом
Он говорил: «Ступай-ка ты за квасом!»
И вот уж на него он и напал.
И дрался так, что враг с коня упал.
И думал он, в его руке дубина.
И понимал, что такова судьбина.
Однажды так его в бою забрало,
Что он раскрыл пред ним своё забрало.
Да и душой он тоже был открытым.
И быть ему хотелось знаменитым.
2253
И быть ему хотелось знаменитым.
Да и душой он тоже был открытым.
Он на конь сел. И не был он там где бы,
Он заработать должен был на хлебы.
Позор ему жить праздно, без зарплаты.
Опять коня давай ему и латы.
И вот уж с ним никак ты тут не спорь.
Он побеждал и лень, и сплин, и хворь.
Молвы о том уже неделю нет,
Хорош ли, плох ли там его сонет.
Имея к ней живые интересы,
Он ждёт меж тем сообщение из прессы.
И видим мы, что он уже избитый.
И на конь сел он. Рыцарь он без свиты.
2252
И на конь сел он. Рыцарь он без свиты.
Усталый он, разбитый и избитый.
И вдруг под утро в замке появлялся.
Домой он месяцами не являлся.
Имея принцип дерзкий и упрямый,
Везде он ищет взгляд Прекрасной дамы.
И уж пока он подвигом ведом,
Жена растит детей и смотрит дом.
И ходит всё по ягоду пешком.
И у супруги тело под замком.
Чтоб не слагал он женщине сонет,
Так дня такого в том столетье нет.
И каждый там умел быть знаменитым.
Мог скрытным быть, а мог быть и открытым.
2251
Мог скрытным быть, а мог быть и открытым.
И каждый там умел быть знаменитым.
Азарт пронзает душу до костей.
Она сидит в трибуне средь гостей.
А конь под ним не меньше чем крылатый.
В руке копьё. На теле шлем и латы.
И перед ним весь распахнулся мир.
Бывало, помню, выйдешь на турнир!
Коронованья, распри, униженья.
Нам жизнь несла победы, пораженья.
А ведь война столетнею была.
Такие вот старинные дела.
Хоть телом он Атлантом там и не был,
Но как Атлант он упирался в небо.