Я и Наицонев. Том тринадцатый

История одного человечества.


Я и Наицонев.

В ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ТОМАХ.


     ТОМ ТРИНАДЦАТЫЙ.


2016 г.


Собрание сочинений
в 99 томах. Том 83-ий.


2838
Зашелестел у трепетавших вод
Берёзово-кленовый небосвод.
Окутал он Потсдамский бывший лес.
Там палачи гестапо из СС.
Своею силой, да и властью он
Уж прекратит печей Дахау стон.
Такая всех соединяла весть,
Что там, в Москве, великий гений есть.
Ей всё едино, был бы Жанна Дарк.
Танкист, сапёр ли, прочий некий кварк.
По-молодецки, весело и смело
Ты совершал непризнанное дело.
И с Жанн, и с Грет исподнее снимая,
Жизнь расцветала, флаги поднимая.
2837
Жизнь расцветала, флаги поднимая,
И с Жанн и с Грет исподнее снимая.
Дать всем девчонкам по железной ложке,
Идя на кухню, и сварив картошки.
Сменить постель у каждой драной донны
В притоне. И собрать везде гондоны.
И по утру порядок навести.
Да и себя не плохо б соблюсти.
В подвале жгли купюры старой масти
При каждой смене всякой новой власти.
И вся там хунта у неё бывала.
Она же воды раньше разливала.
И я увидел у бурлящих вод,
Как хрупок был над нами небосвод.
2836
Как хрупок был над нами небосвод,
Я и увидел у бурлящих вод.
А небо, небо! Хоть мундштук соси.
Они втроём. И там же и Люси.
А там, у школы, с ней какой-то кварк.
А остальные возле пьяной Дарк.
И всем понятно. Уж конец войне.
«Да, Ваня, тут я. В этой стороне».
«Жанетта, ты ли? Где мои штаны?»
Разгар веселья и разгар весны.
Жанетта рядом. Я сниму штаны.
В победе скорой мы убеждены.
Вот я такой. Я тут. Я предан маю.
Я к ней иду. Себя я понимаю.
2834
Я к ней иду. Себя я понимаю.
Вот я такой. Я тут. Я предан маю.
Уж пуля в нём застряла. Умер Коля.
Согнулся он и чокнулся. «За Коля!»
Немного влево и чуток согнись.
Она сказала: «Коля, повернись».
И ждёт команду. И из них любой
Уж не горюет, чокнулся с собой.
В руке с бутылкой. А в другой с яйцом.
Стволы наводят. Коля к ним лицом.
Два эмвэдиста, два весёлых кварка
Ведут к оврагу Колю Жанна Дарка.
Иду я тоже. В вод вхожу потоки.
Ну, а вдали виднелись Тереоки.
2833
Ну, а вдали виднелись Тереоки.
Нечистый в страхе сразу наутёки.
И по затылку, не замедлясь, бьёт.
И тут Нечистый сдержанно поёт.
«Подальше от нашей земли.
Товарищ, мы едем далёко.
А волны бушуют вдали.
Раскинулось море широко».
Сосёт он, да и песенку поёт.
И из кармана трубку достаёт.
И говорит: «С усами мы и сами».
Сверкнула Жанна, вскинув волосами.
Осенний воздух терпкой гари полн,
Висел загадочно у молчаливых волн.
2832
Висел загадочно у молчаливых волн
Осенний воздух, терпкой гари полн.
Сама ты можешь десять кукл всучить.
Ну, в общем, знай. Уж что тебя учить.
Чечня, фигня, тайфуны и вулканы.
Поднимем чехов, подключим Балканы.
А дальше всё у нас пойдёт по нотам.
Не отдавайся только гугенотам.
Там будет град во Фландрии мостатый.
«Веди нас в бой»,  -  ей говорит Хвостатый.
Всё та же Жанна. С нею Сатана.
Залив. Костёр. И у костра она.
Я не дослушал. Еду в Тереоки.
Ночь уходила. Утра звон далёкий.
2831
Ночь уходила. Утра звон далёкий.
Я не дослушал. Еду в Тереоки.
Вошью я тут невесте под полу
От двух лягушек пепел и золу.
Там отпадут присоски от грудей.
Да и не будет ветра и дождей.
Они сварить лягушку вам могут.
Их главный пастырь гордый Робин Гуд.
А под пятой его потайный знак.
А свёкром у него был Лам Гудзак.
Из тех коричневато буро-красных
Зелёных, да и розово прекрасных.
Я чей-то слышу тихий разговор.
И в это время гул несётся с гор.
2830
И в это время гул несётся с гор.
И чей-то тут я слышу разговор.
«Да, я Иван Иванович Непьяный.
Вокруг Салтаны, ханы и Буяны,
Партосы и царевны Несмеяны.
И только где-то в поле Дартаньяны.
А с ними всех вельмож, да и миледей
Пажи и гувернантки бывших ледей.
Тебя там ждёт твой друг, весёлый кварк.
Ты и германцев, и японцев Дарк.
Они придут, спасут всех нас от бандрии.
Зови их, дочь Ирландрии и Фландрии.
Огонь костра трепещет и лютует.
Народ стоит, молчит, не протестует.
2829
Народ стоит, молчит, не протестует.
Огонь костра трепещет и лютует.
И нет его пока вот в этой Фландрии.
Он далеко. Он там, в лесах Бритландрии.
А где же, где же, где же Робин Гуд?
Не важно. И её сейчас сожгут.
За Фландрию! За Фландрию! За Фландрию!
А, может быть, ещё и за Ирландрию.
Девчушку вижу. Приглазилась к раме.
Гляжу  -  костёр. Над ним большое пламя.
Пришли мы к даме, что знакома Ламе.
Она известна добрыми делами.
Луна ушла за верхний гребень гор.
И мы прервали этот разговор.
2828
И мы прервали этот разговор.
Ну, а луна светила с дальних гор.
Кихоту, Гудзу, Ёсипу и Ламе
Ответить нужно добрыми делами.
И всем другим, кому я пожелаю,
И тем же Мане, Кате, Николаю,
Тому же Хоту, Робину и Ламе
Уж быть полезным сердцем и делами.
Нашли возможность жить не умирая,
Пройдя весь путь от края и до края.
Уходят дружно в непростой поход
И Робин Гуд, Гудзак, и дон-Кихот.
Такое вот, скажу я тут, лекало.
Душа моя пристанища искала.
2827
Душа моя пристанища искала.
Он из Бретани. В небе блеск оскала.
«Ты знаешь ли, пришёл он к нам откуда?
А вот хотя бы взять и Робин Гуда.
Да и другие ламы и Гудзаки.
А там уж и немыслимые знаки.
Про каталонцев древних территорию
Ещё одну запомнил я историю.
А потому, что полюбил я лес.
А почему ты сторож Сервантес?
И где, скажи мне дедушка, Испания?
«А там, внучёк, где Польша и Германия».
А в небесах встревожилось лекало.
Душа моя пристанища искала.
2826
Душа моя пристанища искала.
И только жизнь правдивой быть алкала.
А к пониманью времени двоякому,
Не к воровству, да и разбою всякому,
И об души живой врождённой склонности,
Об красоте, внучок, об не озлённости,
И об его хозяйке, доброй матушке,
И о царе, светлейшем нашем батюшке,
И о его супруге, милой барыне,
И об незваном и лихом татарине.
«Об чём задумался,  -  спросил я старца,  -  дедушка?»
А рядом с ним луна, его соседушка.
А в небе снова вспыхнуло лекало.
Душа моя пристанища искала.
2825
Душа моя пристанища искала.
И в небе снова вспыхнуло лекало.
Бригада литр с полтиною распила
На строевой и тот, что для распила,
Воруют, на который сортируют.
А украдут, тогда уж и пируют.
И сторож служит тут на обе ставки.
А дачу строит некий чин в отставке.
Тому, кто вольно прожил и легко,
Везите лес для дачи рококо.
Спокойно спал и я. Рубили лес.
Достойный чести сторож Сервантес
Прослушал как стучали топоры.
Всё умолкало к ночи до поры.
2824
Всё умолкало к ночи до поры.
На небе звёзд рассыпались ковры.
То на попойку им была монета.
А если б сдать ещё на пункт цветмета,
То он бы там реликвиями стал.
И драгоценный мы нашли б металл.
И песни он той деве напевает.
И с нею вместе там он и бывает.
Туда он водит вечером подружку.
И Санчо Панса, вырви срочно кружку,
В чулане испытал блаженный сон.
И эту блажь для будущих времён
Он со спины снимает. Плитку стали.
И ветры злиться тут же перестали.
2823
И ветры злиться тут же перестали.
И сразу чудеса иными стали.
Он охранял у тихой речки лес.
Там старый сторож. Сторож Сервантес.
И со своею шумною кумпанией,
С желанною он подождёт Испанией.
В психушку снова, и заботы с плеч,
Пошёл скорей к врачу, чтоб там и лечь.
(Топор такой). И, сдав анализ кала,
В сарай занёс он грабли и лекало.
И в нём опять для хлеба месят тесто.
Иваныч Хот поставил таз на место.
Когда они вернулись во дворы,
У озера уж разожгли костры.
2822
У озера уж разожгли костры,
Когда они вернулись во дворы.
Такая неизвестная названия.
Пасись на луге. Там она. Испания.
В других местах, где и коней пасут.
А Дульцинею в горенку несут.
И никакой не встретишь ты кумпании.
Тут, за бугром, нет Польши и Испании.
Уж зря с тобой мы выбрались в поход.
«Слышь, Ваня, друг, Иваныч дон Кихот».
И вот ведёт он этот разговор.
И к утру он заходит к нам во двор.
Сань Панса, а его уже достали,
Заснул в лесу. И птицы петь устали.
2821
Заснул в лесу. И птицы петь устали.
И говорит она: «Уж вы б достали».
И взглядами его тут привечает.
«Имеется»,  -  он сразу отвечает.
«Ну, а ишшо что видел ты, ишшо?»
«Испания, вот это хорошо»,  -
Ответствует ему его кумпания.
«Так тут же, Сань, совсем и не Испания».
Но вот и услыхал он первый гром.
Таможня здесь у леса за бугром.
Он говорит: «Какая красотища!»
И Саня сел у самого кострища.
Волна она и влево ударяла,
И вправо. И движенье повторяла.
2820
И вправо. И движенье повторяла.
Волна она и влево ударяла.
И тот простор собою увлекая,
Уже река, простите нас, такая.
И вот они остались тут вдвоём.
И сверху падал сокол в водоём.
И пеною он в радуге свершился.
И там уж он играл и шебаршился.
А где-то даже кольцами стискали
Каких-то птиц, и в небо выпускали.
Он говорил: «Пущусь-ка я в бега».
И всё стучался в оба берега.
В то утро тот крутой могучий Терек
Всё ударялся в дальний левый берег.
2819
Всё ударялся в дальний левый берег
Тот вдалеке могучий бурный Терек.
И вот к тому их жизнь и привела.
И думал он: «Как мне вести дела?»
Его дела. И время рисовалось.
И впредь оно, где попадь, не совалось.
И отогнал он наглую скотину.
Ну, в общем, поднял он тогда путину.
Красивые такие, очень милые!
Как звать, не помню я. Дела не хилые.
Для гармоничной мира красоты
Уж вдоль реки везде росли цветы.
И в это время Терека оскал
Змеёю тонкою выпрыгивал из скал.
2818
Змеёю тонкою выпрыгивал из скал
Уж в это время Терека оскал.
Он с ними там. И всё ему неймётся.
Как по добру, по здорову займётся,
То и молчит с девицами о том,
Что он не против даже под мостом.
И вот какую брать, да и откуда?
По запаху вкусней какое блюдо?
Чтоб не воняло. Да и чтобы ведать
На случай тот, как позовут обедать.
И Саня в той прохладе вымыл ноги.
И этот берег где-то был пологий.
И у него был левым правый берег.
Вдали бежал почти беззвучно Терек.
2817
Вдали бежал почти беззвучно Терек.
Отъехав дальше, Саня видит берег.
С тем, что худой, мы и приляжем рядом
Возле того, что тут с широким задом.
А сам дальнейшей речи этой внемлет.
Сань Вырви Кружку потихоньку дремлет.
И будто спит и изредка зевает.
Всё Саня слышит. Глаз не открывает.
И уж тогда на славу погуляем.
Да и в говне его и изваляем.
Коня его мы к дереву прикрутим.
Приедет Ваня, мы над ним пошутим.
И вот вдали он слышит разговоры.
А это звёзд звенели в небе хоры.
2816
А это звёзд звенели в небе хоры.
Сан Саныч злится: «Что за разговоры?!»
И он решил остановиться тут.
А девки, видит, веники плетут.
И здесь он снова слышит разговор.
Она идёт. И видит трепет гор.
Он вдаль погнал несчастную скотину,
И бьёт её и в хвост, и в лыч, и в спину.
Да и поехал, не доев оладки.
И сел на зад ослицы жирный, гладкий.
«Поспать я, Ваня, оченно люблю».
И он сказал: «Часок ещё посплю».
Иваныч Хот вдруг отложил лекало.
Тянулось время. Песня не смолкала.
2815
Тянулось время. Песня не смолкала.
Дон Ваныч Хот в руке держал лекало.
И веерами лица обдувались.
И тарантеллы ловко танцевались.
И как полезут на гору испанцы,
Тогда и прекратим мы с вами танцы.
Но ей о том пока не говори.
И ты мне Дульцинею подбери.
Уж, видно, будет шумная кумпания.
И, говорят, объявится Испания.
Ты посмотри на блеск высоких гор.
Ты видишь, кореш, этот там бугор?
Так говорит вдруг дон Иваныч Кор.
И на поляну тень бросает с гор.
2814
И на поляну тень бросает с гор.
Крутой стоял в дремоте кругозор.
И вот такими были времена.
И в небе были наши знамена.
Но это всё в то время с нами было.
Ну, пусть не конь, пусть даже и кобыла.
А рядом серый хромый Пароход.
Сан дон Иваныч, тонкий дон-Кихот.
И, видно, ждёт он милую подружку.
А с ним и Сенька Панса, вырви кружку.
Гляжу, сидят и что-то там едят.
И я пошел, куда глаза глядят.
Она в плечо толкала и толкала,
Но в этот спор меня не увлекала.
2813
Но в этот спор меня и увлекала.
И говорила. Долго не смолкала.
И ты метнулась: «Где твой, Ваня, разум?!»
«Давай родим двоих. И только сразу».
С великой верой и в любовь, и в дружбу
Тут и ушла она опять на службу.
Он миру был полезным и угодным.
И каждый стал там гордым и свободным.
И вот в полёт спешат аэропланы,
Пройдя дороги и построив планы.
И воплотив заветную мечту,
Чтоб изменить такую красоту.
Да и меня мелодия ласкала.
Я полон неги был. И полон был накала.
2812
Я полон неги был. И полон был накала.
Иван шептал, когда она ласкала:
«Ведь есть попросят непоседы эти!»
А дети спят. Уж дети всюду дети.
Так поступает каждый, кто влюблён.
И с долею уж и смирился он.
И в жгучем поцелуе примирился.
Да и рассорился. Потом и помирился.
И в одеяле чем-то завертел.
Проверить снова чувство он хотел.
Да, Ваня к Мане чувством был влеком
С огромной кружкой с тёплым молоком.
Потом Алёнка пальчик вынимала
Из кружки. И к ресницам поднимала.
2811
Из кружки. И к ресницам поднимала.
«Ты что, всерьёз? Тебя мне, что ли, мало?»
«А ты перед соседом не юли.
И пусть грызёт. Уж зубки в ней пошли.
А тот сухарик смочишь кипятком.
Потом заваришь круто молоком.
И для Алёнки ячку помели.
Ты как поспишь, дровишек наколи.
А мне, глядишь, уже и на работку.
Ты отоспишься днём себе в охотку.
Мне спать всю ночь мерзавцы не дают.
Отстань, сказала. Дети уж встают.
Ах, Ваня, хватит. Слышишь! Перестань!
А утром встань и труженицей стань.
2810
А утром встань и труженицей стань.
Припёрся уж. Не лезь! В такую рань.
Чем дорожишь? Грязнее грязной лужи.
Как ты живёшь? Чему и где ты служишь?
Сам о себе сперва подумай ты.
Поесть захочешь, там. Сними с плиты.
Что на шнурки тебе я указала.
Чего ты злишься? Что я так сказала?
И успокойся. Помолчи. Не дуйся.
И не крутись! Садись сюда! Разуйся.
А ты готов уже из ничего.
Чего тут спорить? С кем? И для чего?»
И мне уже совсем и не смешно.
И я смотрю правдивое кино.
2809
И я смотрю правдивое кино.
А малышу и грустно, и смешно.
Олегу, Ване, Владику и Мишке.
Сидит Наташа, штопает штанишки.
А мать ему грозит перстом в окно.
А малышу и больно, и смешно.
И про любовь бесхитростную нашу
Я вспоминаю девушку Наташу.
А малышу и грустно, и смешно.
А за окном уже совсем темно.
И выхожу один я на дорогу.
И попадает мне шлея под ногу.
Душе моей, дорога, ближе стань.
И будь воздушна и быстра как лань.
2808
И будь воздушна и быстра как лань.
И я просил её: «Мне ближе стань».
Средь облаков развесистых гардин
Я вышел в путь без спутников, один.
И эхо отвечало: «О-о-га, ооо-ооога-а-а-а...
Доро-о-о-га!.. Я люблю тебя, дорога».
И вдруг я громко сам себе кричу.
Верней, едва я ноги волочу.
По ней иду я. Впереди два стога.
И я опешил. Подо мной дорога.
«Да кто ты? Кто ты? Кто ты?»  -  «Это я!»
«Я понимаю, Ваня. Я твоя,  -
Шептала Ночь.  -  И будь себя достоин.
И гордым будь. И будь душой спокоен».
2807
«И гордым будь. И будь душой спокоен,  -
Шептала Ночь.  -  И будь себя достоин».
Потом трубач в горах исполнил зорю.
И я сейчас ночной беседе вторю.
Кого потом я видел во дворе?
Кого я встретил утром на заре?
Ах, я уж всё давно, давно забыл!
С кем спор, не помню. Но ведь спор тот был.
Меж мной и кем-то был какой-то спор.
И чей-то там я слышал разговор.
К кому-то я в то утро заходил.
Рассвет. Час ночи быстро уходил.
И он молчал. И посмотрел он вдаль.
А ты сказал: «Погибших очень жаль».
2806
А ты сказал: «Погибших очень жаль».
И каждый думал. И вглядался в даль.
«Даст Бог, уж с ней я проживу весь век.
Но тоже, знаешь, славный человек».
«Да и моя,  -  другой ответил,  -  стерва.  -
И продолжал:  -  Всю жизнь живу на нервах».
Уж отвели под звёздным небом душу.
И пели долго песню про Катюшу.
И, уходя, ещё о чём-то пели.
Беседовали. Быстро протрезвели.
Взошли на доску. Затрещала доска.
Потом посцали около киоска.
Он сплюнул, глядя другу прямо в очи.
«Смотри, какими стали нынче ночи!»
2805
«Смотри, какими стали нынче ночи!
Позволь твои расцеловать мне очи.
Мы не такие уж с тобою жилы.
Член с ней с бутылкой. Люди были б живы.
Не разорвёшь ты дружбу пустяками».
И тут уж он бутылку бьёт о камень.
«А догони!»  -  «И догоню».  -  «И что же?»  -
«Давай бутылку, сука! Дам по роже!»
«А вот тебе! Возьми, попробуй, на!»
«Куда девал ты пробку от вина?»
Один другого бьёт по роже спьяну.
Потом свернули, выйдя на поляну.
Брела дороги лёгкая печаль.
И убегала в ветреную даль.
2804
И убегала в ветреную даль.
И думал я: «Дороги всё же жаль».
Осмысленно, правдиво и причинно
Беседа шла размеренно и чинно.
И тот добавил: «Высохли штаны».
Другой ответил: «Каждый круг луны».
А он сказал: «Не соберёшь, не сея».
А тот в ответ: «Не дама, а Персея».
Второй бурчал: «А вечер очень жаркий».
А тот сказал: «И радуги, и кварки».
И у костра рассказывали сказки.
И улеглись туда, где спят подпаски.
Закат поставил тройку им в итоге
По поведенью: склону, и дороге.
2803
По поведенью, склону, и дороге,
Закат поставил тройку им в итоге.
«Ну, а моих ты странников не трогай.
Ты не сердись. Иди своей дорогой».
Вздохнув, дорога простонала: «Ладно».
И было всё по мирному и ладно.
«А ты усни, и всё и обойдётся.
А повод к примирению найдётся.
Не зацепить кого бы ненароком.
И полетим мы по мирам и срокам».
«Ты б на часок хотя б легла, уснула».
Лавина злится: «Ты бы отдохнула».
Иду я дальше. Уж лавина с гор.
И шёл с дорогой у неё неспешный спор.
2802
И шёл дорогой у неё неспешный спор.
Иду я дальше. Уж лавина с гор.
И хлеба чтоб побольше, да и впрок.
И чтобы поле засевалось в срок.
И чтобы куры каждый день неслись.
И чтобы кони у воды паслись.
И чтобы ветром крышу не снесло.
Другой сказал: «Важней всего тепло».
«Всего важней весною свежий ветер».
«О нет, не так!»  -  Тот первому ответил.
И слышу я двух старцев разговор.
И снова вижу дальний трепет гор.
В природе есть немыслимая сила.
А ночь луною тучу искусила.
2801
А ночь луною тучу искусила.
В природе есть немыслимая сила.
«Да и уж с кем всё это соглашается?
Как разрешается всё то, что и свершается?
И почему стада пастух пасёт?
Зачем дитя, родившись, грудь сосёт?
Да и когда всему настанет счёт?
Куда оно уходит? Как течёт?»
«Да вот об жизни я всё мыслю, детушка».
«О чём задумался ты,  -  спрашиваю,  -  дедушка?»
Он по-другому, празднично одет.
А там сидит ещё какой-то дед.
И вижу я обширный сельский двор.
И вот уж я среди Кавказских гор.
2800
И вот уж я среди Кавказских гор.
И посмотрел на старца я в упор.
Заря взошла, куда она уйдёт?
И запах терпкий с дальних бездн идёт.
И что вот там, за речкою, маячит?
Что это всё, что происходит, значит?
Кого ругал? А кто меня не слушал?
Зачем я жил? Куда спешил? Что кушал?
И я ищу тут вдумчивый ответ.
«О чём горюешь ты,  -  спросил я,  -  дед?»
А дед сидел спокойно на пеньке.
И вспоминал он случай на реке.
И рассуждал он про своё житьё.
И про служенье родине своё.
2799
И про служенье родине своё
Он рассуждал. И про житьё-бытьё.
«Эх, выхожу один я на дорогу!»
Так он запел. И обратился к Богу.
И отмахнул рывком слезу со щёк.
Да и опять свалился на бочок.
Такие вот случались с парнем цапли.
И не пролил он ни единой капли.
Посцал, и лёгкость в теле испытал.
А Ваня встал. И тут же член достал.
«Ах, как его оттуда мне достать!»
Так он подумал: «Нужно всё же встать».
На чём стоял, в бою то оторвало.
Такого прежде с парнем не бывало.
2798
Такого прежде с парнем не бывало.
На чём стоял, в бою то оторвало.
И трудно сесть. Да и непросто встать.
Посцать-то можно. А вот как достать?
И облегчиться Ване, наконец.
Хоть он обрубок, но на нём конец.
И показал тут Ваня смерти кукиш.
И на, возьми, не выкрадешь, не купишь.
Ишь, ты чего, голубчик, захотел!
Один обрубок от вчерашних тел.
Ни рук, ни ног. Да и портянок нет.
И вот попал он в этот лазарет.
Душа Ивана радости алкала.
А песня злилась, жгла и умолкала.
2797
А песня злилась, жгла и умолкала.
Душа Ивана радости алкала.
Картина Шишкина, ни взять, ни дать.
И всюду мир и божья благодать,
И, запылавших, зарево берёз.
И тишина дымков от папирос.
По берегам лежат лошадьи крупы.
В реке плывут похеренные трупы.
Да и леса повырублены все.
А там река в естественной красе.
«Огонь!» И Ваня мысленно кричит.
Команда: «К бою!» А Иван молчит.
Увидел Ваня, как бы на осле,
Полковника сидящего в седле.
2796
Полковника сидящего в седле
Уж видит Ваня, как бы на осле.
Но будут ли основою слова?
Без ног, без рук. А где же голова?
А где огонь? Поди, его догонь.
Команду шепчет. Помнит он Сморгонь.
Оторвалась, но всё ещё жива,
Уж разбитная Вани голова.
А у коня блеск фиксы на зубу.
Сморкаться хочет. Хладный пот на лбу.
В ушах сосульки. И Ивана нос
Свистит с мороза. А в ноздре понос.
Коня на хутор повернуло к ночи.
И заслезились у Ивана очи.
2795
И заслезились у Ивана очи.
Коня на хутор повернуло к ночи.
И вот пошлют нас там с тобою на.
И все в обстреле. Да и всем хана.
И ни туды уж тут, и ни сюды.
Все за сады. Мы избежим беды.
Перелетим мы через две ограды.
Заходим с зада, то есть из засады.
Я должен в свой вернуться зоосад.
Он говорит коню: «Вези назад».
И плетью бьёт он с силой по ребру ей.
Он на кобыле, но с военной сбруей.
Уж снова Ваня в небе на седле
В той запредельной и туманной мгле.
2794
В той запредельной и туманной мгле
Уж снова Ваня в небе на седле.
И ты детишек малых наживёшь.
Твои, Иван, друзья, ядрёна вошь,
Уж за рекою собралися в круг.
Ты в лазарете. Мёртвый ты, мой друг.
А тут ты, Ваня, по уши в говне.
И не летишь ты больше на коне.
В мозгу твоём возник видений раж.
И все погибли, Ваня. То мираж.
Господь поможет, так не пропадут
И те, что в битву за тебя идут.
А песня простиралась в бездне ночи.
Иван смотрел в небес живые очи.
2793
Иван смотрел в небес живые очи.
А песня простиралась в бездне ночи.
Они мертвы. В них пули разрывные.
Ну что же. Пусть. А как же остальные?
И их свезут на траурной карете.
Лежать ты будешь, Ваня, в лазарете.
Свои лелея светлые мечты,
Все там полягут. Жить лишь будешь ты.
Им предстоит смертельный жаркий бой.
«Куда ведут вас?»  -  «Знамо, на убой».
«Не скот, а первый это, Ваня, взвод».
«Кого там гонят? Что там за народ?»
Я вижу, люди сбились у реки.
И лишь торчат над касками штыки.
2792
И лишь торчат над касками штыки.
Смотрю и вижу: люди у реки.
Я твой слуга. А ты мой господин.
А с крыльями всего лишь я один.
Ещё там всюду зреют огороды.
И все там, вижу, умственной породы.
Один ли ты среди других такой.
Вон сколько вас столпилось за рекой.
В тюрьме страшней. Там сыро и парашно.
Нисколько мне в пути с тобой не страшно.
Ну как, Иван? Я удивил тебя?
Панчу возьми. Да и укрой себя».
Я взял себе второе покрывало.
Смертельный холод был, как не бывало.
2791
Смертельный холод был, как не бывало.
Ну, сел тут я. И взял я покрывало.
А там, у Пышки, мы заварим брагу.
Нет, не забыл. Летим мы в город Прагу.
Ведёт тебя заветная звезда
Туда, где голубеют города.
И мы с тобой поедем на фронты.
Так что садись, Иванушка, и ты.
А конь как конь, в резиновом пальто.
Подбавил скорость. Говорю: «Ну что?»
И шебаршу движеньем быстрых крыл.
И напрягаюсь. Лыжи навострил.
И мы остались около реки.
Блестели у охранников штыки.
2790
Блестели у охранников штыки.
Уже темнело небо у реки.
И Ване стало трепетно в яйцах.
Красноармейская заезда в пяти концах.
«Во лбу моём она ещё горит?»
Ивану лошадь тихо говорит.
А из боков её растут крыла.
И лошадь тоже ногу подняла.
И стал Иван с небес на землю писять.
Стемнело. Нужно воину пописять.
Зайду-ка я за угол, дотерплю.
Пописять я уж оченно люблю.
Пою я громко. Громче чем бывало.
В тревожном мраке вьюга завывала.
2789
В тревожном мраке вьюга завывала.
Пою, как прежде, громче, чем бывало:
Всё Ваня знает. Он почти герой.
И всё на месте. Дремлет геморрой.
И расстаётся Ваня с личной грыжей.
Да и нога срастается под лыжей.
Уж вечереет. День пред Ваней вянет.
Штыком вперёд он дуло к долу тянет.
И трёхлинейки ощущает вес.
Уж в позе Ваня. Штык наперевес.
И вдруг команду слышит он «Лежи!»
А вкруг Ивана реют миражи.
Тот самый этот старый патефон,
Напевным гулом тяготится он.
2788
Напевным гулом тяготится он,
Тот незабвенный добрый патефон.
Тем более, везде родные лица.
Я поклонюсь тебе, моя землица.
К чему бы это? Лыжи я сниму.
Я что-то здесь, товарищ, не пойму.
И вижу я, внизу родные дали.
И я молчу. И мы беды не ждали.
Гроза идёт, ядрёна ваша мать.
Боюсь я лыжи выше поднимать.
Но это зло не столь большой руки.
Палатку вижу. Там и башлыки.
И тут я встал на лыжи и ушёл.
А вот и скорый скоро подошёл.
2787
А вот и скорый скоро подошёл.
Я встал на лыжи, да и в даль ушёл.
И дал тут Ваня Ване по ноге.
И уж нога Ивана в сапоге.
А в миске, видит, рыба и фасоль.
Да и зачем тут на тарелке соль?
Свело мне ногу, знать, параличом.
К чему бы это, думаю, о чём?
Надейся ты всегда на экибан.
И будь ты смел. И гордым будь, Иван.
И Ваня бедный, может, и спасётся.
Вагон трясётся. Да и вдаль несётся.
И под уклон уж катится вагон.
И Ваня бедный мчит ему вдогон.
2786
И Ваня бедный мчит ему вдогон.
И под уклон уж катится вагон.
«Куда ж я буду годен без ноги!
Вернуть мне ногу, лошадь, помоги!»
И Ваня бедный жить уже не хочет.
Нога летит, и вена кровоточит.
Бросает Ваня прямо на дорогу
Её, свою пораненную ногу.
Чеченца Ваня за руку кусает.
Чеченец в Ваню острый нож бросает.
И вот за ним он с саблею бежит.
А пленный умер и в грязи лежит.
Об этом тут, конечно, нету спору.
И доверяться впредь не нужно вору.
2785
И доверяться впредь не нужно вору.
И каждый знает: нет и в этом спору.
Среди желаний и среди молвы
Порвал бы Ваня все на теле швы.
Тогда б узнали вы свою удачу.
Уж мог стерпеть и стребовать отдачу
Из-за вот этих двух корзин огрызков.
Какой позор! И даже столько риска
Из-за какой-то резаной бумаги!
С таким трудом такие вызвать влаги.
А вот пришлось бесплатно попотеть.
Хотелось им за раз разбогатеть.
Уж обманул, проклятый, нету спору.
Доверилась таки Мария вору.
2784
Доверилась таки Мария вору.
И Маня плачет случаю в укору.
И остальная юга чепуха.
В корзине тоже корки и труха.
На вид приличный вроде бы грузин.
В слезах Мария. Мусор из корзин.
Взяла Ивана отрезвленья дрожь.
Ещё открыл он пачку. Там всё то ж.
У Мани потом вся покрылась влага.
А в пачке «кукла», белая бумага.
И он упал без видимых ударов,
Разрезав кипу мнимую долларов.
И будет Мане с Ваней разговору.
Резон мечтать и вовремя, и впору.
2783
Резон мечтать и вовремя, и впору.
Уж будет Мане с Ваней разговору.
Ещё заняться хочется балетом
Под фиолетом. Ну, а к югу летом.
И в нём солярий. Ляг и загорай.
Построит Ваня баню и сарай.
Он Мане купит новое манто.
Уж вставят зубы. Сядут за авто.
И будет им чем людям улыбнуться.
Теперь и Маня с Ваней развернутся.
И всё уж тут удачно обернулось.
Довольна Маня. Дело провернулось.
Мария с Ваней строят много планов.
А в небесах полно аэропланов.
2782
А в небесах полно аэропланов.
Мария с Ваней строят много планов.
Всех благ вам в жизни! Доброго пути,
Не истязая тело во плоти.
А неудачник? Неудачник плачет.
Пусть каждый любит так, а не иначе.
Такая уж тут мне досталась, учесть,
Чтоб им и впредь, желаньями не мучась,
Нежнейших фруктов ото всех грузин.
А за любовь ещё один корзин.
И к вам претензий больше не имею.
И продолжать процессию не смею.
Я благодарен бесконечно вам.
Беру назад весь вымысел к словам.
2781
Беру назад весь вымысел к словам.
Якши! Якши! Я благодарен вам.
Ведь мы его в двух направленьях носим.
Мария тихо: «Не четыре, восемь.
Две подготовки, да и с ними плешки».
А он: «О, сколько такта и усмешки!
О, как прекрасен секс у русских баб!»
Грузин невольно яйцами ослаб.
Мария тут же делает компресс.
И чтобы в нём не обострился стресс,
Грызёт стекло хрустального бокала.
И в окончанье с криками шакала
Грузин совсем опешил от дурмана.
Ну, а теперь жди бури и тумана.
2780
Ну, а теперь жди бури и тумана.
Иван ему: «То рай тебе дурмана».
Грузин взмолился: «Больно! Кипяток!»
Тут основной включается поток.
Он завершил движенье, наконец,
Переложив на этот край конец.
И проверяет, горяча ли каша.
«А кто такая?»  -  спрашивает Маша.
И повод есть. И повод даже веский.
Грузин кричит: «Прелестно! Как у Месхи!»
И вот уж он опять пощады просит.
А Ваня в это время воду носит.
Запел грузин и стал взывать к богам.
«О, я весь мир кладу к твоим ногам!»
2779
«О, я весь мир кладу к твоим ногам!»
Грузин взмолился, кланяясь богам.
А тут ещё водичкой поливаем.
Теперь мы сверху крышкой закрываем.
Глядим, стоит и твёрдо, и высоко.
И, правда, лишь прошло всего два срока.
Не беспокойтесь, будет вам и баня.
«Вдовлетворяет?»  -  спрашивает Маня.
Прошлись по ём губой, зубами хапнув.
И облегчились, пересолом капнув.
Туда-сюда порезче поюнтили.
И вкруг себя недолго повинтили.
Грузин в восторге. Петь согласен оды.
Вам я дарю моря и небосводы.
2778
Вам я дарю моря и небосводы.
Грузин: «Ах, ах! Не вешние ли воды!»
«Тут основная тех местов отважность.
Ты, Вань, тренти, а я проверю влажность.
И мы его по направленью трентим.
Обратный ход пойдёт уже за энтим.
И мысль о том в себе сосредоточим.
Маненько смочим. Тех местов подрочим.
И начинаем верхний слой вскрывать-и.
Кладём спокойно тут же вдоль кровати.
Давайте вместе. Выше поднимаем.
Вы охладитесь. Вас мы понимаем.
И повторяет для грузина: «Щас.
Я полюбила не за деньги вас».
2777
«Я полюбила не за деньги вас».
И тут Мария повторяет: «Щас».
Грузин в истоме замер, сердцем тает.
Вручает деньги. Ваня их считает.
И нет резона в деле отступать.
Контракт заключен. Можно приступать.
А Ваня руку у грузина бьёт.
Грузин смеётся. Руку подаёт.
И у грузина тут же оживает.
Он по рецепту оной поливает.
И носит воду с Ваней Маня впредь
Из финских далей, чтобы растереть.
И он согласен ждать ещё и годы.
Ну, а пока он просит херши-воды.
2776
Ну, а пока он просит херши-воды.
Грузин согласен ждать хотя б и годы,
Чтоб снять желанья необычный стресс.
А дальше тёплый грушевый компресс.
Затем глотанье толстого конца,
И прикасанье вашего лица,
Пока подвижна Манина рука.
Потом валянье в соке дурака
В вишнёво красно-светлой полосе.
И тут сгущенье соуса в росе.
Ну, а затем и бег трусцою с храпом.
Всё происходит точно. По этапам.
И Маня здесь полезла сразу в лаз.
И умиленье у неё из глаз.
2775
И умиленье у неё из глаз.
И Маня уж полезла через лаз.
За пять зелёных ведь, ядрёна вошь.
Да с майонезом. Так бывает. Что ж.
И пять тарелок лягут под яйцом.
Легко достанет он до дна концом.
Да, он, грузин. И глубь больших корзин
Сам достаёт. Таков уж он, грузин.
Но тут в физиологии беда.
Грузин согласен. Маня тоже да.
Иначе Ваня сделает антракт.
Сначала баксы, а потом контракт.
И тут уж Ваня видит намеренье.
И даже он сложил стихотворенье.
2774
И даже он сложил стихотворенье.
И тут же Ваня видит намеренье.
«И мы укатим в чудный край Дирван.
Ты, Ваня умный. Думай ты, Иван».
И будет Ваня много есть и пить.
На эти «мани» можно всё купить.
За «мани» можно Маню уступить.
От Мани «мани» могут поступить.
Пять штук зелёных ты не упущай.
И Мане сатисфакцию прощай.
И до поры грузина ты не тронь.
Грузин в летах. Он пламя, он огонь.
Да и слова грузина не пусты.
И он любитель женской красоты.
2773
И он любитель женской красоты.
Слова грузина всё же не пусты.
И в Сочи купим, Ваня, два билета.
Приобретём мы всё для туалета.
По-фински баню, чтобы мыть там Ваню.
Не против Маня. И готовит баню.
И ты решай, Иван. И не руби с пле-ча.
Не штук, а пачек. Штука тысяча.
И ананас. И баксов десять штук.
Восточных фруктов. Персики, урюк.
Он даст за Маню полных семь корзин.
И он не кто-то. Он крутой грузин.
Грузин, имея к Мане намеренье,
Уж ей готов дарить стихотворенье.
2772
Уж ей готов дарить стихотворенье
Грузин, имея к Мане намеренье.
А у грузина рейс аэро срочный.
А в апельсине вкус приятно сочный.
Он их привёз от правильных грузинов,
Чтоб тут продать без касс и магазинов.
Лишь потому, что совесть в нём чиста,
Он и приехал в здешние места.
И тот, что нанял Маню, тот грузин,
И этот вот, что ехал без дрезин,
Он не убит был духами в Чечне,
Он встретил Пышку ночью при луне.
И комнат вам тут хватит, все пусты.
И жизнь избавит вас от суеты.
2771
И жизнь избавит вас от суеты.
Квартира вам. Все комнаты пусты.
Любовью Маня может дорожить.
Так это ж, Ваня, для того чтоб жить.
Ну, лишь порою взять какой менет.
Вот и к мужчинам склонности в ней нет.
Она верна. А как она умна!
Она честна, доверчива, скромна.
Такую, так уж кем тут нужно быть,
Чтобы её безумно не любить.
Мою Марию. Только мне не ври.
Оценишь позже. А теперь бери.
Меня ты называй, Иван, на ты.
И береги себя от суеты.
2770
И береги себя от суеты.
Ну, а меня ты называй на ты.
И для неё занятия нашлась.
И Маня юным соком налилась.
Ах, не сносить мне, вижу, головы!
Я подвизался к курве из Москвы.
Потом и подобрал я к ней ключи.
Я немец прусский. В плен попал в Керчи.
Но с той, не с нашей, с вражьей стороны.
Я инвалид. И ветеран войны.
Потом к её поехали отцу.
Потом ходили долго по кольцу.
Иван и Маня жертвы красоты.
И тут они пошли через кусты.
2769
И тут они пошли через кусты.
Да, Ваня, счастье это лишь мечты!
А у второго финка и наган.
Сличенко он. Он, видно, из цыган.
Ах, Ваня, Ваня, дуй через дворы.
Хотел рублями. Взяли доллары.
Сказал, что я не хуже чем Кармен.
Со всею труппой. Кажется «Ромэн».
Аплодисменты даже заслужили.
Его вдвоём тогда мы обслужили.
Сорил деньгами, словно как бумагой.
Был не один он. Был со всей ватагой.
И он мне там в запарке говорил,
Что он таких не знал ещё горилл.
2768
Что он таких не знал ещё горилл,
Мне там тогда он с жаром говорил.
А кадр-то, Ваня, кадр-то, Ваня, сбит!
Читаешь в ём. Всё правильно на вид.
И счётчик незаметно перекрутят.
Да и с оплатой постоянно мутят.
Я не люблю, Вань, этих, что с эскортом.
А тот всех хуже. Сука первым сортом.
Он без оплаты так вот и отпустит
Тогда, когда расслабится и спустит.
И полтора ещё и на накачку.
Потратишь больше часа на раскачку.
И с безнадёжно запущённым фером.
Появится такой на ЗИМе сером.
2767
Появится такой на ЗИМе сером
Бывает из Кремля эскортом-фером.
Несёт доклад, опять же, почитать.
Да и жену слегка пощекотать.
Ещё поздравить нужно и внучат.
Ему сегодня премию вручат.
Он скажет, что симпозиум сейчас.
Вожусь тут я с тобою целый час.
Не дрыхни уж. Уж смена караула.
Ты что, Мария, ты совсем заснула?
Всё ближе, ближе, ближе и ближей.
Да и у глаз моих других ужей
Не преминут, чтоб не коснуться рыл,
Стоящих у узорчатых перил.
2766
Стоящих у узорчатых перил,
По сникерсу сшибают с всяких рыл.
Жить не дают. Один. Четыре. Пять.
И спят весь день. А вечером опять.
Потом уже и лезут снова в лаз.
А я сосу. Вот-вот проклюнут глаз.
И смотрят в счётчик вдумчиво, вглухую.
И уж взлетят туда, где я страхую.
И «кар» себе, и «кар», и «кар», и «кар»!
Молчат и смотрят, будто твой Икар.
Да и вороны сели на дубу.
И мне ведь дует сверху на губу.
Я там, Иван, по вдоль головки хера,
Совсем, совсем как будто кобальера.
2765
Совсем, совсем как будто кобальера,
Я там, Иван, по вдоль головки хера.
Из-за своих недейственных херей
Туда прохладят, вглубь моих ноздрей.
И вентилятор в голову вдувают.
И двёрки в лимузинах открывают
Из-за пузатых наглых мудаков
От бесконечных этих сквозняков.
Да и соплей тех вечных из ноздрей.
Глаза бы, Ваня, лучше поширей.
И этих вот, заместо губ, удавок,
Чтоб без прыщей, волос и бородавок.
Овал, Ванюша, светлого лица
Необходимее хвалебных од льстеца.
2764
Необходимее хвалебных од льстеца
Овал, Ванюша, светлого лица.
Меня увидев тёмною порою,
Кто клюнет, если грудь я не раскрою?
А как мне без неё среди ****ей?
«Воротником прикрой развал грудей.
Так глубоко не вешай бигуди.
Туда не стой. По этой не ходи».
И жизнь была б без мук, да и терзаний.
Ах, меньше б этих вечных указаний!
А тут ещё в придачу миллион!
И даже ты мне, Ваня, чемпион.
Такие вот встречались там по роже,
Что и представить трудно, славный боже!
2763
Что и представить трудно, славный боже!
Такие там встречались мне по роже.
Ты хоть на суку драную похож,
Мне всё едино, Вань, ядрёна вошь.
Такая я избитая Даная.
Чтоб дети спали, ничего не зная.
И чтоб не очень часто сильно бил.
И чтоб детей, да и меня, любил.
Лишь приносил бы вовремя зарплату,
Ты мне посватай хоть из Ату-Ату,
Так голова мне тут не заболит.
А негр он или, к слову, индуид.
У пшека, Ваня, тоже два яйца
И розоватость смуглого лица.
2762
И розоватость смуглого лица
У пшека, Ван. Да и два яйца.
Поставить даже прежде, чем начать,
На ейной шкуре некуда печать.
Могли жениться, если захотят,
Чтоб кто из польских или негритят.
О том, как скромность девушке сберечь,
Потом вернёмся и продолжим речь.
Возьмём гондоны и на час слиняем.
Давай с тобой мы баксы разменяем.
Да, Ваня, с милым рай и в шалаше.
С посольских он. Из польских атташе.
Получишь мзду, Иван, у ей в валюте.
Всем откуп дал. Зайдёшь сегодня к Юте.
2761
Всем откуп дал. Зайдёшь сегодня к Юте.
Шутю я, Вань! Уж знамо, что в валюте.
«В рублях, в валюте?»  -  «Нет, в стопе ***й.
Шутю я. Ну, конечно, с ею, с ей.
Нет, Ваня, так он, со своей конфетой».
«А что поляк, приличный? И с монетой?»
«А как глотает! Пять в один глоток.
Да и какой подвижный передок».
«Так у неё ж совсем глухая срака».
«Сегодня замуж вышла за поляка.
Ты помнишь Таньку?»  -  «Помню. Ну и что?»
 «А то, что *** в резиновом пальто».
«Ах, Таньку! Ту, что с ней мы на камнях?
По возрасту созревшую на днях».
2759
«По возрасту созревшую на днях.
Ах, Таньку! Ту, что с ней мы на камнях?»
Он замолчал. И покраснел как рак.
«Мне, Маня, друг, едино. Лишь бы как».
И рукавом испаночку толкает.
«А так и так?»  -  Он прямо намекает.
«А как, Иван? В стояк ли? На диване?»
«А за два бакса?»  -  спрашивает Ваня.
«А это, Ваня, лишний разговор».
«А если дважды?»  -  спрашивает вор.
«А так-с,  -  она небрежно,  -  ровно баксу».
«А прошвырнуться,  -  спрашивает,  -  к факсу?»
И он подходит к женщине на днях.
К испанке, задремавшей на камнях.
2758
К испанке, задремавшей в камнях,
Идёт и видит как-то он на днях.
«Хотите супа? Ешьте с мясом кашу.
Не пляшут ваши под гитару нашу.
И наших нет, и ваших тоже нет.
Чуть зазевался, баксов нет как нет.
Тогда тот вор вводил в программу факс,
Украв у них ещё и пятый бакс.
А вор бумажным долларом шуршит.
Народ честной шумпанскую глушит.
Стоит балкон. И на балконе он.
Идёт он дальше. Ночь. И вдоль окон
Печурка глохнет. Нет покоя вору.
Что мог отдать я вечному простору!
2757
Что мог отдать я вечному простору!
Трещит печурка времени в укору.
Гроб пригодился. Птиц взлетела стая.
Мираж растаял, жизнью нарастая.
Так ты сказала, помнишь, мне тогда:
«Да, Ваня, милый! Всюду и всегда».
Спросил тебя я: «Согласишься ль ты?
Пойдёшь со мною в ближние кусты?»
«Тогда ещё совсем ты не был ранен.
И твой вопрос там мне казался странен».
«В любви, отраде, радости, борьбе
Я и отдал всего себя тебе.
Маруся, в эту нашей жизни пору,
Что мог сказать я вечному простору?
2756
Что мог сказать я вечному простору
Вот в эту вот, Маруся, жизни пору?
В простор ночной и в дивный трепет рая
Душа летит всё дальше замирая.
А нам уж больше ничего не надо.
Вдали глухая мрака канонада.
И мы с тобой раздетые лежим.
Сквозь репродуктор времени режим.
Да и шумел суровый Брянский лес.
Был вечер в дымке радужных небес.
Лежала ночь над миром как Даная.
Перенесёмся к встрече у Дуная.
К рассвету кто-то едет ко двору.
Земля крестьянам. А тюрьма вору.
2755
Земля крестьянам. А тюрьма вору.
К обеду время. Ложка ко двору.
Придёт и к ним отмщенья судный час.
Не разорвать уж уз сердечных в нас.
И дай тебя, любимая, обнять.
Но память нашу подлым не отнять.
Уж мы с тобой не ляжем на траву.
Вот так, Маруся, я теперь живу.
Отцы и дети, нету в нас согласия.
На вид одна сплошная котовасия.
Воспитаны на вид, да и резвы.
На вид они так вроде и трезвы.
Чтоб и не дрогнул ветеран с Таганки,
Тут мы к тому ж ещё и сядем в танки.
2754
Тут мы к тому ж ещё и сядем в танки,
Чтоб и не дрогнул ветеран с Таганки.
Ночь не пройдёт, вонючий пёс, паскуда,
Молчи, дурак, не шевелись покуда.
Да и за что ты баньку получил,
Потом расскажешь, кто тебя мочил.
Так будем сразу дедушку кончать.
А не уснёшь, начнёшь ещё кричать,
То наведём ещё мы два ствола,
Да и положим рожей вдоль стола».
А что я мог? Меня они связали.
И струны взяли. Тем и наказали.
А мне и предлагают: «Ты прочти».
Я огляделся. Нет меня почти.
2753
Я огляделся. Нет меня почти.
Листок мне предлагают. «Ты прочти».
А первый, что молчит, одни уколы.
«За всё тебе дадим бутылку колы».
Так гон сказал. И всё в дому крошит.
Второй всё в штурмбанфюреры спешит.
«Всё заберём,  -  кричит,  -  дедок поганый.  -
И наставляет на него наганы.  -
Мы два уже бессовестных урода
Без племени и имени, и рода.
Мы недобитых тех потомки гадов.
Теченье мы новейших в мире взглядов.
Не бидлзы мы, не рэкет мы с Таганки.
Мы станом тоньше. Профилем испанки».
2752
«Мы станом тоньше. Профилем испанки».
Худой сказал: «Нет, дед, какие панки».
Приличную по их понятьям мзду
Они мне предлагают за звезду.
А сам он, ну совсем циничный мальчик.
И шалуну в окно он кажет пальчик.
И на зиму он пищу заготовил.
Согрел постельку. Грелку приготовил.
И ночь тебя от холода укроет.
И буря мглою небо тучей кроет.
А в ветеране что-то оживает.
В печурке ветер глухо завывает.
Куда его, не знаю я, нести.
А ты меня за всё, за всё прости.
2751
А ты меня за всё, за всё прости.
Уж тут свисти ты или не свисти,
Но нас эпохи помнят ветерки.
Оставшись быть один и без руки,
Уж кто ушёл, желанья заслужив,
Ему не спится, он как будто жив.
Да и никто не вспомнит грозный час,
Чтоб погрустить с печалями о нас.
И никого живых там не бывает.
И их ветрами прах не обдувает.
В ночи грустны солдаты в этой мгле
Лежат в полях, не приданы земле.
Там шла судьба военная по трассе,
Принадлежавшей этой подлой расе.
2750
Принадлежавшей этой подлой расе,
Там шла судьба военная по трассе.
Впитавшуюся в берег и в плотину,
Мне б описать вот эту всю картину.
Для этих дней невыплаканных слёз
Уж мне не хватит листьев у берёз.
И внуки скажут дедушке: «Служивый!»
Не веря в то, что мы остались живы.
И тут она от радости заплакала.
Звезда упала. И лягушка квакала.
Потом ещё с небес сошла звезда.
Всё было так, как больше никогда.
«С тобой, Маруся, хоть и без одежд.
И без навстречу посланных надежд»
2748
«И без навстречу посланных надежд.
С тобой, Маруся, хоть и без одежд.
И мы уж вовсе голые с тобой.
И вдалеке лишь шёл горячий бой.
А между нами май и ветерки.
И мы лежим у сказочной реки.
А то, что будет, будет впереди.
Не прячься, Ваня, лучше выходи.
Так говоришь ты мне у вод Дуная.
Нагая ты, как юная Даная.
И чист над нами светлый небосвод.
Я лёг в кустах. И ты лежишь у вод.
И я, как ты, был тоже без одежд.
Ах, не лишён я радужных надежд!
2747
Ах, не лишён я радужных надежд!
И вижу я, что все мы без одежд.
И ты со мной средь трав и средь цветов.
Я вдруг раздетый вышел из кустов.
А до реки пять метров вся ходьба.
Такое вот даёт порой судьба.
Ты побежала в ближние кусты.
«Пойду скупаюсь»,  -  говоришь мне ты.
Ты помнишь, Маня, эти вечера?
Была готова пища у костра.
Мы на Дунае. В Шербургском лесу.
Уже весна. Победа на носу.
И мы познали радость у воды.
Да и не ждали мы тогда беды.
2746
Да и не ждали мы тогда беды.
И мы познали радость у воды.
Вот только пусть поправится нога.
«С тобой, Иван, хоть к чёрту на рога».
«Пойдёшь за Ваню? Или вот в кусты?»
И, помнишь, что сказала там мне ты?
И я тебя о чём-то попросил.
Я знаю, был уж я тогда без сил.
Хотя всегда я был в желаньях смел.
И замер я. И сердцем онемел.
Любовь явилась в трудные страды.
Тростинкою ты вышла из воды.
Уж прожил я с Марусенькой. А ты?..
Храни в душе заветные мечты.
2745
Храни в душе заветные мечты.
И прожил я с Марусенькой. А ты?..
Я инвалид. Я ранен под Варшавой.
Уж гроб готов. Его одною правой
Я смастерил. И я веду борьбу.
И я не зол на сложную судьбу.
Болит порой простреленная вена.
В печи шипит корявое полено.
Да, я, Иван, в ответе за судьбу.
Маруся спит, бедняжка. Там, в гробу.
В раздумье и с исполненной виной
Порою жизнь проходит стороной.
И память что-то резкое ваяет.
И вечер ветерана обаяет.
2744
И вечер ветерана обаяет.
А память что-то резкое ваяет.
Сидим. Уже согрелись кирпичи.
И вот теперь мы снова у печи.
За ради жизни с светлою судьбой
Вели тогда мы тот правдивый бой.
Я сам в себе защиту находил.
И вспомнил я как вечер проходил.
Свою Марусю, ей не изменив,
Я уж не встречу средь весенних нив.
Да, я тот самый старый ветеран.
И я Иван. И я исполнен ран.
Вот так порой, бывало, я и ты.
Вдвоём терзали светлые мечты.
2743
Вдвоём терзали светдые меты
Из непонятной мира пустоты.
Нарежем лыки полный сувенир
И иностранцам всучим. И в сортир!
Ещё с тобой мы лаптей наплетём.
Нет, Ваня милый, всё у нас путём.
А там и песню будем петь о том
Под этим вот, под старым тем мостом.
И помянём голубку при луне,
Марусю нашу, что горит в огне.
Переживём мы светлые мечты.
Как посмотрю, так всё печален ты.
Тонуть сегодня, это ни к чему.
Тонуть приятней, милый друг, в Крыму.
2741
Тонуть приятней, милый друг, в Крыму.
Тонуть сегодня это ни к чему.
И килька в банке. Да и два яйца.
И закус есть. Два кислых огурца.
Давай-ка выпьем. И споём о том.
Мы поживём ещё, Иван, с винтом.
Оно приятней. Тут же  -  это муть.
С тобой уедем в Сочах отдохнуть.
И мы ещё на южные края
Вернёмся, Ваня. Не утопнул я.
Да и о чём увещеваешь ты.
Да всё путём!.. Ну, не идут менты.
Что загрустил ты, Ваня? А, Иван?
Аскет ты или верный мусульман?
2740
Аскет ты или верный мусульман?
Ты что взгрустнул? Ты что грустишь, Иван?
Не утонул я. Вот я. В самом деле.
Всё обыскали. Нас найти хотели.
Искали долго, два сломав весла.
Волна с собой две полных унесла.
Сама утопла, нет на ней креста.
С Марусей там я и упал с моста.
«Ты что, меня сравнил с твоей гитарой?»
«Ты не утоп?»  -  «Я?!.. С тарой?!.. Топнуть с тарой?!
Чего ты! Водка что ли нынче сгнила?
Уж я вернулся. Сдача вот, чернила.
С тобой мы вместе. Нам ли этот страх.
А те надежды? Ну их, Ваня, в прах».
2739
«А те надежды? Ну их, Ваня, в прах.
С тобой мы вместе, что нам этот страх.
Весна уж нынче! Хоть носки стирай.
Сплошные вина. Сорты выбирай.
Залейся уж. Тут всякого вина!
Не дождалася. Нынче времена!
Да, жаль вот рано женщина ушла.
Душа в ней, Ваня, доброю была.
Бывало, пьём мы, окрестясь крестом.
Твоя Маруся, Ваня, под мостом.
И Маня пусть послушала б родная!
Сыграть бы вальс над волнами Дуная.
Эх, Ваня, щас бы старый наш баян!
Уж всё равно мелодий акиян.
2738
Уж всё равно мелодий акиян.
Вот ты. Вот я. И каждый в меру пьян.
Об чём размолвка! Да и в чём вопрос!
Я сбегал, Ваня. Видишь, я принёс.
Дороже денег договор мужчин.
А остальное. Посмотри. Чин-чин.
Ну, я ведь тут. Вот сдача. Вот пятак.
Что говоришь ты, Ваня? Всё не так?
То Коля с грузом. Ваня! Ты чего?»
Я повернулся. Обмер. Отчего?..
И мысль во мне уж тут остервенилась.
И всё вокруг меня переменилось.
Иду назад. Судьба! Судьба рубаха.
Убей свой страх, да и живи без страха.
2737
Убей свой страх, да и живи без страха.
Не шелохнуться. Эх, судьба-рубаха!
Кричу: «Там Коля топнет без хвоста».
Бегу я к скорой. Той, что у моста.
С моей авоськой и с моей бедой
Там Коля топнет, бедный, под водой.
Не оступись ты с рацией в руке.
Бери пакет. Опять беги к реке.
Давай сначала! Повторяй момент.
Уж не пройдёт такой эксперимент.
А с вертолёта льётся яркий свет.
И освещает с баксами пакет.
Посцать бы надо. Ближимся к кусту.
И обнажаем в сердце пустоту.
2736
И обнажаем в сердце пустоту.
И мы бежим, и ближимся к кусту.
Луч по тропинке беглого ведёт.
У леса гангстер медленно идёт.
Кидают с моста. А они в бега.
Вдруг шебуршенье. Сразу два круга.
И постепенно под воду идут.
Второй ответил. И чего-то ждут.
«Рука свихнулась! Ой, дружок, прости!
Утопнем вместе. Нечем мне грести».
«Хватай его! Надень ему обруч!»
И крик мента под мостом: «Дайте ключ!»
Власть, побеждая равного над равным,
Тебя считает слабым и бесправным.
2735
Тебя считает слабым и бесправным
Власть, побеждая равного над равным.
Я настоял на действиях своих.
Надел наручник сразу на двоих.
Семнадцать метров, гибель высота.
А этот с ментом падает с моста.
Один сорвался и в огонь полез.
В эксперименте вспыхнул Мерседес.
Стрельба, погоня, женщины пищат.
Хватают това, косточки трещат.
Гляжу, опять пошёл эксперимент.
Бутылок жалко. Лишь на месте мент.
А Николай вдруг канул в пустоту.
И только страх нам пестует мечту.
2734
И только страх нам пестует мечту.
А Николай уж канул в пустоту.
И не видать нам Коленьки живым.
И сгинул Коля вместе с грузовым.
И об опоры брызг шумящих пыль.
Ни Николая, ни его бутыль.
Глядь  -  а в реке лишь тишь да благодать.
Я разозлился. Сколько можно ждать.
«Мы продолжаем тут эксперимент».
Так отвечает мне спокойно мент.
И повторяет: «Ваню подожджом».
Да и Николка сгинул с багажом.
«А под мостом,  -  я говорю,  -  державным
Страх побеждает равного над равным».
2733
«Страх побеждает равного над равным.
Я повторяю с возгласом державным,
Переломив в нём левую руку,
Спихнув второго с моста по кивку.
Ловить их тросом действие моё.
Щас будут наши целить в гангстерьё.
Проводим мы такой эксперимент.
Погодь маненько»,  -  продолжает мент.
«Погибнет парень. Он ведь не матрос.
Видать, утопнет. Надо б кинуть трос.
Там, под мостом, уж Коля-кипяток».
Я к мосту, к менту: «Помоги, браток!»
Так думал Ваня всей душой идей.
Не героизм, но страх ведёт людей.
2732
Не героизм, но страх ведёт людей.
Осведомитель разумом идей.
«А ты скажи, что я районный, ваш».
«Не отзовётся он. Ведь ты алкаш».
«Мента, зови! Ах, Вань, мента покличь!
Две ноги сводит. Видно, паралич».
Потом кричит: «Ой, сводит мне спину!»
И бьёт руками бешено в волну.
«Сейчас достану! Делим на двоих.
Мне половина. Будем при своих».
В ответ мы слышим: «Ваня, я плыву!»
Авоська пребывает наплаву.
Перекрестившись, тут он скокнул с миром
На смерть и муки жизни за кумиром.
2731
На смерть и муки жизни за кумиром
Он тут и скокнул за авоськой с миром.
Чего ты так? С какой уж маяты?
Проснулся. Вижу: «Ваня, это ты!»
Под мостом спал он под собачий лай.
И подбегает к Ване Николай.
И стал Иван кулак себе кусать.
Всё видит мент. Не станут и спасать.
Ну, а потом и кинутся в волну.
Иван в раздумье. И кричит: «Тону!»
А нету больше мыслей в нём других.
Плывут бутылки ближе дорогих.
И смотрит Ваня: берег без людей.
И понял он бессмысленность идей.
2730
И понял он бессмысленность идей.
И ни души. Не позовёшь людей.
А там легавый, как холодный остров.
Стоит Иван. И два мента двух ростов.
А те бутылки вдаль волною гонит.
А он молчит, глядит. А тара тонет.
Всю эту гадость в реку Ваня бросил.
Плывёт. Дрожит. Тогда была уж осень.
Одна вино, четыре политуры.
Собрал посуду всю от денатуры.
Решил он как-то взять и утопиться.
Иван тогда боялся чтоб не спиться.
И вдруг сказал взволнованную речь,
Представ пред всеми с обнаженьем плеч.
2729
Представ пред всеми с обнаженьем плеч,
Он говорит взволнованную речь.
И вот в молчанье он туда заходит.
И дальше мимо нас он там проходит.
И прозвучала о сраженье лира.
За сира воевала четверть мира.
И сир ему был вовсе не кумир.
Ему был в оппозиции весь мир.
Их было двое. Первый был за сира.
Верней не так. Он вышел из трактира.
Потом второй, что был влюблён в весь мир.
А сиром был не только этот сир.
Совокупляйтесь весело и с миром.
Пускай не с сиром, но всегда с кумиром.
2728
Пускай не с сиром, но всегда с кумиром,
Совокупляйтесь весело и с миром.
Что дорог вам раздетый душка сир,
Вот оттого и водрузился мир.
А вы снимите зимнее пальто.
Иное что-то. И неважно что.
И не бровей разлёт весёлый за.
И не по цвету синие глаза.
Его мы не ругаем, не корим.
О нём мы постоянно говорим.
Намного ближе весь подлунный мир
Из-за того, что сказано: кумир.
Уж не был он тогда бы ей кумиром,
Когда бы он пришёл туда не с миром.
2727
Когда бы он пришёл туда не с миром,
Уж не был он бы ей тогда кумиром.
Иначе бы, зачем он к ней ходил!
И я сказал, что Ваня засадил.
И я могу уже общаться с вами.
А как излил обиду я словами,
То локоть я не мог не покусать.
Не смог я удержаться не писать.
Я не виню из Греции скульптуру
И за мою особую культуру.
От этих слов я должен заболеть.
А тот, кто сможет боль преодолеть,
Заглянет к вам, откинув покрывало,
Туда, где с вами радость ночевала.
2726
Туда, где с вами радость ночевала,
Заглянем мы, откинув покрывало.
И там увидим мы не просто ад,
Но ад и рай. Вернее, райский сад.
Вас сможет от несчастья уберечь
Лишь весело написанная речь.
А голая, как правило, весёлая.
Нагая это та же, только голая.
И стыд, когда вам хочется смотреть,
И вам её приятно лицезреть.
И всё докажет мне он и тебе,
Пройдя по жизни, словно по судьбе.
Среди туманных и бескрайних волн
Он и плывёт, своих желаний полн.
2725
Он и плывёт, своих желаний полн,
Среди туманных и бескрайних волн.
Жизнь для людей. А для скотины бойня.
Родится мальчик. Или, может, двойня.
То небеса и стонут, и скребутся,
Уж если Ваня с Манею сгребутся.
Вдруг обретут они печаль гармонии,
Как те из тех, что служат в филармонии.
Но ты слова не прячь под брюки в складку.
На вопль души не пришивай заплатку.
И эти, и другие поколения
Ждут неги и желают поклонения.
А жизнь идёт. И время продолжается.
И каждый нужным делом ублажается.
2724
И каждый нужным делом ублажается.
И жизнь идёт. И время продолжается.
То, что для Вани Маня ухмыляется,
Уже совсем позорным не является.
Акт половой успешно завершается.
Вопрос цензуры медленно решается.
А Маня страстно к берегу гребёт.
А Ваня Маню весело целует.
И Ваня с Маней этим занимается!
У Вани он, конечно, поднимается.
И Ваня с Маней к вечру сойдётся.
А мышка где-то меж досок скребётся.
От крепких слов не прохудился б чёлн.
И мы плывём средь бурных жизни волн.
2723
И мы плывём средь бурных жизни волн.
От крепких слов не прохудился б чёлн.
Как в Кёнигсберге есть немало готики,
Так и в любви достаточно эротики.
Или, как прежде, просто поскребёмся?
Так всё ж, Мария, чем же мы займёмся?
Ну, а словами надо ль матом крыть,
Чтоб о любви с тобой поговорить.
И каждый их рассматривает лично,
Суть поменяв в словах вполне прилично.
Ну, а желаешь, можно у Самсона.
А почему? Спроси у Эдисона.
Как всё тут и звучало в унисон,
Не знали ни Вульфсон, ни Эдисон.
2722
Не знали ни Вульфсон, ни Эдисон,
Как всё тут прозвучало в унисон.
На тех, что «да», и тех, что, «к сожалению»,
Немало слов подверженных делению.
В трудах искали мы святые знания
Уж всею массой общего сознания.
Мы жили на окраинах столиц
За исключеньем тех культурных лиц.
Ну и притом, конечно, от питания
Зависит в нас проблема воспитания.
Непросто шёл он к правильным словам.
И ничего не обещал он вам.
Его лишь надо очень разозлить,
И он сумеет реки крови лить.
2721
И он сумеет реки крови лить.
Да, человека надо разозлить.
Как отличают сплетню от молвы,
Не говорите, что не знали вы.
Слова пускай относятся к причинам,
В любви склоняясь к женщинам, к мужчинам.
Всё то, что вы прочтёте между строк,
Зачтётся вам на пользу, да и впрок.
Не назови я сущее словами,
Не смог бы я и подружиться с вами.
Когда любовь твоя подобна чуду,
Вещать тогда об этом я не буду.
Я обращаюсь с речью к Эдисону,
Высоким слогом чувствуя персону.
2720
Высоким слогом чувствуя персону,
Я обращаюсь с речью к Эдисону.
И не пиши мне оскорблённым звуком.
Сам ты никто. И поцелуйся с крюком.
А, если хочешь, в самый ясный день
Иди ты в лошадь. Я тебе олень.
Нога, рука, молекула и атом
Считать позволим по природе матом.
Пусть оскорбленьем будет голова
Того, кто знает разные слова.
Как будто он не рассчитался с вами
Своими откровенными словами.
И злость Ивана этим изъюзолит.
И говорить об этом не позволит.
2719
И говорить об этом не позволит
Ивану злость. И этим изъюзолит.
И их в музеях будут обсуждать.
А наши что? Кому их передать?
У них берём заёмные слова
Зачем же мы обманом естества?
У них в кино открыто виден секс.
Ну, а у нас в сортире тот же текст.
Не отводи от них стыдливых глаз.
И тьму понятий запад взял у нас.
И я бы в этой вони не сидел,
Каб не напукал я, а напердел.
Наш русский бог в своих речах обильных
Проверен в мате равный средь всесильных.
2717
Проверен в мате равный средь всесильных
Наш русский бог в своих речах обильных.
Понятья секс на нашем изреченье,
Переведите это мне значенье.
Вот англичанам почему-то можно.
А нам сказать об этом невозможно.
Мы не забудем принцип гуманизма.
Давайте будем дальше от цинизма.
Если считать желание за дело,
Кого и чем в глаголе том задело.
Скажи надменно: «Ах, займёмся сексом!»
А чай мы пьём с тобой со свежим кексом.
И он из тех, кто стал теперь всесильным
И замогильным, и всегда мобильным.
2716
И замогильным, и  всегда мобильным
Цивильный стал открытым и всесильным.
И ничего не надо бы стесняться.
Так не пора ли нам с тобой заняться
В страницах прессы откровенным текстом.
И разреши нам заниматься сексом.
И стали мы тут пользу приносить.
Вреда словам не надо наносить.
И я в том деле был, увы, приматом.
Такое слово называют матом.
И стоит только вежды разомкнуть,
Как тут же ты спешишь словцо ввернуть.
И мой Иван, не размыкая вежд,
Стыдился праздных мыслей и одежд.
2715
Стыдился праздных мыслей и одежд
И мой Иван, не размыкая вежд.
Ну, до свиданья! Я уж побегу,
Что не на пользу другу и врагу.
И с через чур в ней наглою активностью,
С самим собой, и с нашей примитивностью,
И с тем, о ком я даже и не думал,
Борюсь всегда я. Вот как я придумал.
И как бы я вступаю с кем-то в бой.
И вижу предка с трудною судьбой.
И иногда серьёзное читаю.
Живу я скромно. Но порой мечтаю.
Тут я, Иван, не размыкая вежд,
Стыдился праздных мыслей и одежд.
2714
Стыдился праздных мыслей и одежд
Тут я, Иван, не размыкая вежд.
А важна суть, что я купил муки.
Не важно суть в починку башмаки.
Чтоб не ходить лечиться у врача,
На баб взирал я, весело дроча.
Кто поумней, тот дремлет у реки.
В музеи ходят нынче дураки.
Я дома сплю. И не гасил я свет.
Вот только рядом никого и нет.
И я проснулся около него.
Моё второе в гробе естество.
Ну, а луна глядит сквозь створки вежд.
И я в потоке чувственных надежд.
2713
И я в потоке чувственных надежд.
А месяц светит прямо в створки вежд.
И я тут было начал засыпать.
Затихло время. Можно и поспать.
И я не знал ни боли, ни преград.
Все утонули. Ну, а я и рад.
Луна. И, видно, спать она легла.
Как щит тевтонца. И белым бела.
Ни тучки в небе. Больше ни хрена.
Темно. Ни звука. Круглая луна.
Потом я веки медленно разжал.
Кончалась битва. Долго я лежал.
А тот, кто под, он был притом и над.
А мне бы пушек, танков и гранат.
2712
А мне бы пушек, танков и гранат.
И я подумал: «Под ты или над?»
На кнут, седло, ремень, штаны и пугу
Потом я там и выменял кольчугу.
А сам в то время я колол туземца.
И долго бил и больно резал немца
Замаскированного под эстонца.
После тевтонца я душил японца.
И был таков товарищ дорогой,
Конь, что гордился твёрдою ногой.
Я, сколько силы, стукнул по крупэ.
Да и на «хэ», на «гэ», на «жэ», на «пэ».
Уж тут тебя я и пошлю на сало,
Чтоб на земле таких как ты не стало.
2711
Чтоб на земле таких как ты не стало.
Сам ты дурак. Иди-ка ты на сало.
И я вступил вперёд довольно смело.
Ну, глуп так глуп, тебе какое дело.
И для неё я приобрёл расчёску.
А я ещё тогда носил причёску.
Он мне в ответ. И машет головой.
«Какой же я тебе тут боевой».
Мол, глупый ты, безумец и дурак.
Конь улыбнулся, показал мне так,
Свой испуская из ноздрей огонь.
Иди вперёд. И мне ты не сморгонь.
Пошёл ты, лошадь, спереди назад.
Загородил собою весь фасад.
2710
Загородил собою весь фасад.
А я ему: «Пошёл ты, лошадь, в зад.
Ты видишь, под водою две ноги.
И будь же человеком, помоги».
Я ничего поделать не могу.
Я слушаю его, да и бегу.
Он что-то мне неясное лопочет.
Спасенья хочет. И меня щекочет.
А конь хвостом цепляет за меня.
Тот падает. И тащит в жар огня.
И уж в другого полный сделал втык.
И опустился. Да и выпал штык.
Молчал второй и приподнял забралу.
«Достаточно раздеться генералу».
2709
«Достаточно раздеться генералу».
Ну, а другой ответствует в забралу:
«Уж будет вам засранец Морген Фрютца».
А эти снова встали и дерутся.
Мечом как трахну! Да и хохочу.
И подошёл я к пьяному врачу.
А дело тут, подумал я, простое.
Трава по пояс. Слышится: «Пустое.
Уж не убейте крошку Морген Фри».
Огонь и искры. Боже, не смотри!
Да и верчу зелёными очами.
И ну давай размахивать мечами.
Гляжу, а кто-то лезет из гардин.
Мир рисовался трепетом картин.
2708
Мир рисовался трепетом картин.
Сраженье вышло прямо из гардин
«А я,  -  она мне,  -  я не виновата.
Смотри, порнут! Кольчужка маловата».
И он кричит и стонет с рваной раной.
И узнаёт себя в кольчужке драной.
Потом уж в неказистом человеке,
И далеко ещё не в нашем веке,
Какой-то лях придумал сахарин,
Чтоб отхватить от наших Сахалин.
Всё это враки. Выдумки японцев.
Ему перечат: «Не было тевтонцев».
О том лежачий повторяет тоже.
«Мне всех идей последний вздох дороже».
2707
«Мне всех идей последний вздох дороже».
Так Ваня слышит чьи-то речи тоже.
А двое молча мокнут на полу.
Того уж тот хватает за полу.
Один упал. Ещё сползает кто-то.
Немецкий говор. Русская работа.
Плащи в крови. Гремят и блещут стали.
Иван в сторонку, чтоб не затоптали.
Цокочет всюду конное движенье.
Германский лай. Ледовое сраженье.
И все вокруг в воинственных проблемах.
Пехота в латах. Гонные. Лишь в шлемах.
Их было много. А Иван один.
Носов, ушей, лодыжек, рук и льдин.
2706
Носов, ушей, лодыжек, рук и льдин.
Их было много. А Иван один.
Но вот закрылась и снаружи дверка.
Погас уж свет. Иван решил  -  проверка.
Ушёл домой спокойно и живьём
И незаметно вместе с гидовьём.
Но тут швейцар ключами завизжал.
И лёг Иван. Немного полежал.
А я лежу в священном Невском гробе.
Сказать я мог: «Вы были все в утробе,
Когда я прежний, и когда я чтоб.
Нет, лягу я вот в этот с гипса гроб».
У Вани от волненья взмылась рожа.
И лоснится от блеска пота кожа.
2705
И лоснится от блеска пота кожа.
Святые мощи! В Ване взмылась рожа.
Он в Ленинграде. Принцип не уронен.
Прочёл табличку: «Труп перехоронен.
Его там нет. Кому он беспокойник.
А рядом гроб. А где же в нём покойник?
Перемножаем. Вышел человек.
Читает Ваня: «До. 4-ый век».
И видит Ваня мумию как раз.
С экскурсоводом слышит парафраз.
И ни души. Экскурсия, сказали.
Идём в музей. И собрались мы в зале.
И Ваня взял роскошные цветы.
Уж нам никак не выжить без мечты.
2704
Уж нам никак не выжить без мечты.
Ну, Ваня, милый, развернись-ка ты.
И иностранных видит он гостей.
Владимир-город русский до костей.
Выходит Ваня. Древняя столица.
Вокруг покой. Везде родные лица.
Купил Иван себе прикид приличный.
Сел Ваня в поезд. В поезд не привычный.
И никаких тебе нездешних кувр.
Да и не хуже, чем, к примеру, Лувр.
Звучит свежо. Российское всё ж имя.
И думал Ваня: «Еду во Владимир».
О том, что есть неповторимый мир,
Узнает он, как выйдет из квартир.
2703
Узнает он, как выйдет из квартир,
О том, что есть неповторимый мир.
И на культурность он и спакусился.
Иван, конечно, сразу согласился.
В дворец наук, в историю культур
Ему и предлагают этот тур.
В какие лучше банки положить?
Но не научен банкам он служить.
Он заработал целый миллион.
Доволен Ваня и в себя влюблён.
А где-то там, в вам всем известной Жмеринке,
Куда гнусней, чем в радостной Америке.
Не может быть, чтоб он через кусты
Смотрел на лиц томящихся пласты.
2702
Смотрел на лиц томящихся пласты
Не может быть, чтоб он через кусты.
Подумал он, помыслив на ходу:
«Прочту ли я вот эту ерунду?»
Да и танцор, что был с графиней груб,
И тот на лодке выглядит как труп.
А также тот, что не закрыл свой рот,
И тот и этот, и наоборот.
И он печальный в непомерной драме.
И тот лежащий с балериной в яме.
Да и кормящий миллионшу квасом.
И третий тоже, что исполнен басом.
Я убегаю, торопясь, в сортир,
Сопротивляясь запаху квартир.
2701
Сопротивляясь запаху квартир
Я убегаю, торопясь, в сортир.
Достал его, за целость поручившись,
И потушил им свечку, изловчившись.
Темно на зале. Слышу: «Я лубу».
И лишь обжал я верхнюю губу,
Чтоб не нарушить позы естества.
И вынимаю. И молчит молва.
И дума здесь моя лишь об одном.
Она ж с присоской спит мертвецким сном.
И понял я, что это только сон.
И я подумал: «Где же Эдисон?»
Проснулся, вижу, тут вся четверть мира.
И я внимаю трепету эфира.
2700
И я внимаю трепету эфира.
Проснулся, вижу, тут вся четверть мира.
Ликует торжествующий народ.
Кто левой-правой, кто наоборот.
И все идут с весёлым бравым видом:
Мордвин, узбек, татарин рядом с жидом.
Японец с прусом, украинец с русом.
Все собрались, покручивают усом.
Не ко двору лишь насморк и мигрень.
Клокочет кровь. И каска набекрень.
А два испанца встали сразу оба.
Идут полки сжимаясь формой гроба.
И вот звучит торжественная лира.
Полна любви тут часть шестая мира.
2699
Полна любви тут часть шестая мира.
Звучит сраженья радостная лира.
Вот вам и всё. И русский наш авось.
В сраженье вместе, в пораженье врозь.
Европа, где ты? Где вы поскрывались?
Куда девались? Что не отзывались?
И остальные лорды и лахурды,
Промборды, пурды, мурды, фурды, шурды,
Полки, ботфорты, кивера, фонфарды.
А где обоз? Где наши аръергарды?
Аль то придумка? Пьяной бабы сон?
Бивал их прежде Невский Алексон.
Тевтонцы-немцы, ладожские клюки.
Тут были дети их, и были внуки.
2698
Тут были дети их, и были внуки.
Все полегли. Уж таковы науки.
За непослушность русичей штыкам
Для поеданья людям и волкам.
И обрезать коней погибших крупы,
И мародёрить наши с вами трупы.
И нас следить дубиной по кустам?
И прятать тут и здесь, и там, и там.
Попотчевать при мёд и самоваре.
Кто встретит? Как? И выйдут ли баляре?
В Москве-то, чай, придётся попостить.
Враг в не решенье: «На Москву ль итить?»
А на душе становится тепло.
Не любящих здесь быть и не могло.
2697
Не любящих здесь быть и не могло.
Виктория! И на душе светло.
Да и мосты обратным ходом сжечь.
Осталось лишь Москву ещё поджечь.
Большая бойня к вечеру решилась.
Всё позади. Кумпанья завершилась.
Кузины, свёкры, сваты и отцы.
Проголодались братцы-молодцы.
Иной в зубах крошит ржаную сушку.
А тот тащит во след с собою пушку.
А те, другие, там же вот, вдали.
И наши, кто не спасся, полегли.
И у французов кончилися муки.
И целовал тут кто-то чьи-то руки.
2696
И целовал тут кто-то чьи-то руки.
Виктория!.. Закончилися муки!
И мановеньем дремлющей руки
Послал он к смерти пешие полки.
Мы плодовиты от семи коленов.
И не жалеть нам наших с вами членов.
Нас, россиян, от битвы не убудет.
И порешил я: пусть вот так и будет.
Не жить же нам трусливо и неспешно.
Пора вершить баталию успешно.
И я подумал: «Уж четвёртый час.
И чешется мне мой глядящий глаз».
И я смотрел с разумием, не зло.
Вставало утро и к себе влекло.
2695
Вставало утро и к себе влекло.
И я смотрел с разумием, не зло.
Другой мой глаз всё это проверял.
Один из них в бою я потерял.
Размял свои я утомленны члены,
В потоках Сены приклонив колены.
И подошли к Парижу корабли.
И мы тогда туда вот и вошли.
И за Париж, сказать не побоюсь,
Уж за Рассею-матушку, за Русь.
Или за царский жалванья пятак?
И полегли ли мы вот просто так?
Пойдут ли те, склонившись тут на лоне,
На нас, когда уж всё застынет в стоне?
2694
На нас, когда уж всё застынет в стоне,
Пойдут ли те, склоняясь тут на лоне?
Фанфары, флейты, трубы всем на диво
Гремели там и долго, и правдиво.
Был слышен звук из-за могильных труб.
Чей, где, какой там брошен в землю труп?
Аль так, с курьёзу, как на пьяной тризне?
Чтоб на алтарь служения Отчизне?
Да и за что он свой кладёт живот?
Кто скажет нам, друзья, кто чем живёт?
И в мертвецах, и в душах предмогильных
Отличий нет военных и цивильных.
Кто наш, кто ваш, кто в драповом пальто.
Одеты все как более никто.
2693
Одеты все как более никто.
А вы, мусью в шинелевом пальто.
И вы, князья. И вы, царёвы слуги.
Богатыри! Братья вы и подруги!
И всё. И все тут и промблемы наши.
Не наш резон. Нам только б с маслом каши.
А вот тонуть, скаредничая всуе,
Мы переждём, судьбе мечту рисуя.
Мы обойдёмся. Нам зерно бы молото.
Копи, копи награбленное золото.
А уж потом и сам иди топиться.
И золотишко, знать, реке сгодиться.
С каретой вместе в прорубь тащит коней
Тот, кто в пенсне и утомлён погоней.
2692
Тот, кто в пенсне и утомлён погоней,
Смотрю, а он уж в прорубь тащит коней.
У вас от нас головушка болит.
Вам не познать славянский монолит.
Параши, Маши, Луши и Наташи.
Свои и ваши. Ешьте с супом каши.
Да и попросят грешным делом пить.
Сейчас начнёт он армию топить.
С Бородина бежит Наполеон.
Чего дрожите! Посмотрите. Вон!
Иные уж вокруг его сбежались.
А мы ведь тоже здорово сражались.
С французской стороны мне кто-то: «Что?»
Без шляпы и в шинелевом пальто.
2691
Без шляпы и в шинелевом пальто.
Не выдержал. Уж захотелось. Что?..
И разразился громко я по матушке.
Царю родному и царице матушке,
Кто недоволен, пишет пусть протесты.
«Прикройте жопы,  -  говорю,  -  невесты».
Средь мертвецов раздался дружный смех.
«Ах, да! Ах, да! Тогда одну на всех».
«Однажды мы де Толя поласкали.
При штабе мы бельё там полоскали.
А он сказал: «А вы где были прежде?»
Одну повесил Дуровой Надежде.
А я медали достаю из кружки.
И были там весёлые подружки.
2690
И были там весёлые подружки.
И достаю медали я из кружки.
И говорю: «О, вы! Братья, отцы!»
И чтобы встали строем мертвецы.
И уж помыли мы его. И не для
Обмыть, сказал я, требуя немедля.
И я ему: «Ты по уши в говне».
Встаёт какой-то, говорит: «А мне».
Тем, кто полёг за Русь святую мать,
Одну на всех. Такую вашу мать.
А остальные в кубке алкоголю.
Одну Барклаю. Две отдал де Толлю.
Глаза у всех исполнены надежд.
Тут каждый был без видимых одежд.
2689
Тут каждый был без видимых одежд.
Все смотрят. Уж глаза полны надежд.
Беру медалей небольшую связку.
Живот поправил. Выровнял повязку.
Так, на прикидку, чтоб запомнил ворог.
И выпиваю граммов триста сорок.
И издаю я праздничный указ.
Да, я готов, и мне несут приказ.
Иду в сортиру, уж побив французов.
С одним я глазом. Миша я Кутузов.
И мне дорожный ставили сортир.
И я кричу: «Победа! Слава! Мир!»
И вкруг меня стояло пять подружек.
Я ликовал меж тел, стаканов, кружек.
2688
Я ликовал меж тел, стаканов, кружек.
Вокруг меня стояло пять подружек.
И очевидцев будущий трактат.
И ратный труд. И битвы результат.
И подвиг славный русского восхода.
Сдавать Москву. И тяготы похода.
И от двора секретную бумагу,
И рати той и доблесть, и отвагу,
Кумпанью всю, и скрежет лямок конских,
Ростову Нату, Пьера и Балконских.
И я припомнил Льва Толстого дуб.
Она дышала обожаньем губ.
Она спала. А я был без одежд.
Мир предо мной раскрылся для надежд.
2687
Мир предо мной раскрылся для надежд.
Я вспоминал, не раскрывая вежд,
Кого хотишь. Такая и жена.
Стояли молча девы у окна.
Два поросёнка, Наф, а с ним и Нуф,
Летят по ветру. И, в окно взглянув,
Я вижу стайки бело-дымных хмар.
Мне больновато. Будто то комар.
И я подумал: «Ни в одном глазу».
Она сморгнула, вытерла слезу.
Одежд не стало. Я их поскидал.
Да и с меня уж тяжесть причиндал
Слетела жгучим оттиском одежд.
И мир томился яркой тьмой надежд.
2686
И мир томился яркой тьмой надежд.
С неё срывал я оттиски одежд.
И говорил: «Зажмуркайся скорей».
Я видел тёплый жар её бедрей.
А дальше сатисфакция пошла.
Потом и пригубила, и взяла.
Зелёной и с коричневой полоской
Она ко мне подвинулась причёской.
И тут штаны сняла. Да и часы.
Сперва сняла с меня она трусы.
Одежды с нас всё время убывали.
Надежды нам покою не давали.
Мы обнялись и в трепете надежд,
И поражали яркостью одежд.
2685
И поражали яркостью одежд.
И обнялись мы в трепете надежд.
И стали ждать по пейджеру вестей.
«Лягай и ты. Запьём мы грусть страстей».
«А я зачем?»  -  «Гляди, уж я лягла.
Ну, нету Маши. Маша убягла».
И слышу голос: «Ваня, поостынь».
Я вскрыл простынку, глянул под простынь.
Я горечь дум в куплетах забываю.
По Тель-Авивам я порой певаю.
И улетел я с Ёсею в полёт.
Она вскочила в тот же самолёт.
Уж Маша, причесавши волоса,
Томилась, будто радуги коса.
2684
Томилась, будто радуги коса,
Мария, причесавши волоса.
Да, Маша укатила на гастроль.
Мы щелканулись, выпив алкоголь.
«Так сделаем давай на память снимки».
«А что у них?»  -  «У них одни ужимки».
«Но больно ты уж ласкова и наша».
«Да»,  -  говорит мне, не смущаясь, Маша.  -
Ты что, дружок? Возможно, ты влюбился?
Зачем же ты на мне остановился?
Ведь здесь так много этих экибан.
Так что же ты нашёл во мне, Иван?»
И с Машей мы остались там в итоге.
И по пути чуть не сломал я ноги.
2683
И по пути чуть не сломал я ноги.
И с Машей мы остались там в итоге.
Дал двадцать баксов и сказал: «Бегом!»
А эта вот со мной и с утюгом.
Ведь с милым другом рай и в шалаше.
И я пришёлся, видно, по душе.
И никому себя не продаёт.
А чувства нет, она и не даёт.
Как апельсину резаный лимон,
Так бескорыстна. Что ей миллион!
И ничего не хочет понимать.
Такая вот. Она ведь чья-то мать.
И видим мы повсюду чудеса.
Затылки, шеи, бёдра, голоса.
2682
Затылки, шеи, бёдра, голоса.
А тут, на пляже, что за чудеса!
А мы давайте в холле подождём.
И льётся чистым радостным дождём.
Мордасовой и той гораздо круче.
Зато в глазах гроза, и ветер в туче.
Да и сосать не хочет, как на грех.
К начальству быть не может раньше всех.
Талант имеет. Любит без предела.
Не продаётся. Честно знает дело.
Не кто-нибудь, а полненькая чаша.
Своя, скажу я. Уж родная Маша.
И с Машей искупались мы в итоге.
Пляж заполнялся: платья, туфли, ноги.
2681
Пляж заполнялся: платья, туфли, ноги.
Потом мы с ней к реке пошли в итоге.
И будто спит. А вместе с тем и бдит.
Молчит. Глядишь, и что-то и родит.
И сядешь к ней поближе койки с краю.
А нет, так встанешь и покличешь Раю.
И через час она совсем уснёт.
Потом халвы разок-другой лизнёт.
И держит запах целых три часа.
Приятно ей. Как будто колбаса.
От колбасы посасывая шкурку
С холодным пивом, чтоб сберечь фигурку.
Превозмогая голод, ела соль
Аккордеона  -  до-ре-ми-фа-соль.
2680
Аккордеона  -  до-ре-ми-фа-соль.
Превозмогая голод, ела соль.
И всех по хазе голыми гоняла.
Фунты на марки шведские меняла.
И там их баб за доллары брала.
Туда, на запад, вскоре убегла.
Я напишу письмо им в Лувр-музей
Про Ваньку-суку, что продал друзей.
И по заказу песню разучив,
Нам Маша пела, зубы разлучив.
Потом уже, в одиннадцать часов,
Открыл я двери. Отворил засов.
Кобзон учил романс: «Закрой вороты».
Запахло мёдом. Раздавались ноты.
2679
Запахло мёдом. Раздавались ноты.
Кобзон учил романс: «Закрой вороты».
«Ах, хулиганчик! Мой ты хулиганчик».
Пошла гулять, а он берёт наганчик.
Зови Распутину. Споёт пусть эту, нашу.
Не в этом разе. Попросите Машу.
Иван взбешён: «Нет, нет! О, нет! Доколе.
Он тут. Он в холле. «Во поле во поле».
Хотите песен? Будет вам Кобзон.
Всё сделаем! Уж был бы в том резон.
И зверь бежит с персолью на ловца.
Споём для рифмы красного словца.
Ну, а она: «Ну, а зачем персоль?»
И открывачку принеси. И соль.
2678
И открывачку принеси. И соль.
И захвати с собою и персоль.
Недельки две, быть может, поболеешь.
Но то, чтоб очень, ты не пожалеешь.
У Вани нынче светлая печаль.
По свежей моде, чтобы как вуаль.
Ты задницу поярче затруси.
Да и ещё и чайник принеси.
И я ей сходу: «Бегаешь бегом?»
И фрю за нею та, что с утюгом.
Они мне: «Тот и вроде и не тот».
Я говорю: «Миллионер я. Вот».
Идут назад. Раскрылися вороты.
Взяла вино и колбасу, и шпроты.
2677
Взяла вино и колбасу, и шпроты.
И побежала, не закрыв вороты.
«А!.. Понимаю! Мигом. Я бегом.
Какую фрю?»  -  «Ну, эту, с утюгом.
И приведи мне с ней и Моргенфрю».
«А водки нужно?»  -  «Нужно,  -  говорю.  -
Возьми и пива, и ещё конфет.
Ну что стоишь? Бегом скорей в буфет».
«Так за такие я возьму менет».  -
Мне отвечает. Дал ей сто монет.
«Ты третьим будешь?»  -  говорю. «Фигня!»
Он из оркестра, прямо на меня.
И эти двое с красным на носу.
«Ты водку взял?»  -  «Да».  -  «Ну, а колбасу?»
2676
«Ты водку взял?»  -  «Да».  -  «Ну, а колбасу?
И вдруг, как в небе, прямо на носу:
«Малинин тут, Распутина, Кобзон.
Я на гастролях. Русский то сезон».
Она рубашку держит теребя.
«Возьми утюг. Я выглажу тебя.
Ко мне ты в номер вечером зайди».
Она уходит. Вслед я: «Подожди».
Любил я водку, пиво, экибан.
Я располнел тогда как барабан.
Мол, русский я. И я миллионер.
И голоса разносятся из сфер.
В гостинице я вышел в коридор.
А утром услыхал я разговор.
2675
А утром услыхал я разговор.
Иду я, значит, где-то между гор.
Припомнил я свой трудный жизни путь.
И прежде чем пред вечером уснуть,
Осуществилась там моя мечта.
И не пропала в фрукте кислота.
Я в апельсине шкурку обгрызаю.
И очень тонко мясо нарезаю.
И посещаю неприступность зон.
Халву без хлеба ем я весь сезон.
И где б я ни был, чтоб ни делал где б,
Икрой я чёрной ублажаю хлеб.
И даже ложкой режу колбасу.
И вот рассвет. И ночь прошла в лесу.
2674
И вот рассвет. И ночь прошла в лесу.
Премьер российский режет колбасу.
Но и не хуже чем Фон Фан Болван.
Не так, чтоб очень, всё-таки Иван.
А с миллионом Ваня ничего!
Без миллиона Ваня ничего.
А с миллионом Ваня фон-гарсон.
Да, Ваня ходит в баню без кальсон.
Воруют те, да и воруют эти.
Такие уж дела теперь на свете.
Воруют воздух, нефть, воруют газ,
Джоконду Монду, Лизу, унитаз.
Идёт Иван и, видит, тащат воры
И берега, и небеса, и горы.
2673
И берега, и небеса, и горы.
Ах, прекратите эти разговоры!
В любви, в мечте, в разумии и в холе
Пускай бы я век прожил там, на воле.
А я ничем тут и не рисковал.
И я конец под вечер расковал.
Пошёл завес. И море по колено.
Уж гаснет свет. Пошла немая сцена.
Они простились. Ваня вышел перший.
Идёт она, уже испивши херши.
Раздвинув кнопку в створке панталон,
Она молчала, вынув миллион.
Я покажу вам в деле разговоры,
Засеребрив и берега, и горы.
2672
Засеребрив и берега, и горы,
Я покажу вам в деле разговоры.
Кончайте, мэм, вы ваши трали-вали.
Контракт пошёл. К тому ли вы взывали.
Или глоток напитка, да и в стойку,
Вы и решайте: или неустойку.
И с неприступным в твёрдости лицом,
С румяно-мягким в нежности концом.
Меня простите, но ещё две палки
Вам как урок воистину закалки.
Как образец незыблемого факта,
Дарю за так. С наукой без контракта.
Да, я дарю вам эти разговоры.
И жду от вас я опусы и хоры.
2671
И жду от вас я опусы и хоры.
И я дарю вам эти разговоры.
А пиджаки беру я напрокат
Супругу, мужу цветом под мускат.
Взгляните, мэм, по сути выраженья.
Где ваших глаз уверенность движенья?
И с тем в сравнении, что было до закала,
Озолотится ль язвами лекала.
И чья из нас уменьшится забота?
Посмотрим, чья возьмёт себя работа.
А вы свой пейте херши кислый квас.
Я всякой ночью буду резать вас.
Вы заплатили, я тружусь до крови.
Так раздвигайте ноги, ширьте брови.
2670
Так раздвигайте ноги, ширьте брови.
А что не так, или вот что до крови,
Так пусть стоит, и чтобы был проворным.
Написано, мадам, по белу чёрным.
И по контракту. Так что милость простью.
И прямо с костью. Я у вас не гостью.
Вот так и ешьте супа моего,
Уж раз случилось дело: кто кого.
И не об вас одной всегда я думал,
Пока мотался по вагонам-трюмам.
Пока учил колоратуру эту,
Уж я поездил в кораблях по свету.
Законов я, простите, почитал,
Когда копейки с голоду считал.
2669
Когда копейки с голоду считал,
Законов я, простите, почитал.
А может, вам с карельскою берёзы?
«Я не хочу!»  -  она тут мне. И в слёзы.
Позвольте вам конечечный менет.
А раз и нет, то и суда и нет.
Там ничего не сказано про тракт.
Зачем же так. Взгляните, мэм, в контракт.
А у Ивана тоже возраженье.
Она в скандал! «Ах, больное суженье».
Я пропахал ей как обычно тракт,
Да и с закалкой сохранил контракт.
И уж насупил от восторга брови,
Её оставив и в тоске, и в крови.
2668
Её оставив и в тоске, и в крови,
Как обещал, я свёл серьёзно брови.
Чтоб и контракт реально изменить,
Я и секрет тут вздумал применить.
Будь терпелив и будь безумно стойкий,
Не уплатив, конечно, неустойки.
Сближались мы до нестерпимых уз.
Вот так порой скрепляется союз.
Высоцкий знал их. Опытные ****и.
Ружен Сикор, Марин и прочих Влади.
Для всех мадам земли Софи Лоренов
Уж где найдёшь ты фернандельских хренов.
Закон контракта повсеместным стал.
Без нужных руд не выплавишь металл.
2667
Без нужных руд не выплавишь металл.
Таким контракт уж повсеместным стал.
Вот в чём его первичная модель.
А не справлялся! Уж не Фернандель.
С фигурой чудной. Совершенен в роже.
Потом второй. Совсем того моложе.
Такой бывает в неком разе фактор.
И разрывает тут она контрактор.
Так что вставай. Не нужен ты. Иди.
Совсем сухая. Ночь уж позади.
И шепчет мужу: «Видишь ты!.. Да, да».
Горит экрана яркая звезда.
И соблюдай ты право оргий шумных.
Не разбивайся об заклад безумных.
2666
Не разбивайся об заклад безумных,
И соблюдай права ты оргий шумных.
И будь здоров, товарищ дорогой.
Вина попей, поспи часок-другой.
И выполняй всё с сердцем и в охоту.
Не отступай от сделки ни на йоту.
Так что блюди и ты свою заботу.
Она ведь любит эту вот работу.
Служи, Иван, расположенью муз.
Будь верен той, с кем и вошёл в союз.
Ты до признанья прожил жизнь по-скотски.
Уж ты у нас почти как Ёся Бродский.
Или стрелять в мишень с семи стволов,
Или пойти варить бараний плов.
2665
Или пойти варить бараний плов,
Или стрелять в мишень с семи стволов,
Сам думай, что в дальнейшем предстоит.
А как поднялся, и опять стоит,
То утром в ванне мраморной кипи.
И вновь включайся. И не ешь, не спи.
Но как пробьёт девятая година,
То пусть ей даже это всё едино,
Ты действуй так, как действуют часы.
Сними с себя красивые трусы.
А ночь придёт, хозяйку ублажай.
И целый день, где хочешь, разъезжай.
Немало гёрл там молодых и стройных,
Безумно преданных и преданно спокойных.
2664
Безумно преданных и преданно спокойных
Немало гёрл там молодых и стройных.
И кабинет в компьютерах и факсах.
И получай свою ты штуку баксов.
И всю ты там работу исполняй.
Пусть спит она, а ты ей извиняй.
Так что, Иван, держись за даму стойко.
А это уж, простите, неустойка.
С тем разорвать контрактор предстоит,
Уж у кого под утро не стоит.
Занесено согласие в пергаменте.
А вот у них, в сенате, и в перламенте
Закон контракта, что не из задов.
И охраняет он богатых вдов.
2663
И охраняет он богатых вдов,
Закон контракта, что не из задов.
И тут беда немедленно случится,
Уж если он на время отлучится.
Не кашляни, не пёрдни, не храпи.
Всю ночь трудись и незаметно спи.
Она себе лежит, не шелохнётся.
Не разогнётся, да и не согнётся.
Уж это, братцы, страшная беда
Её любить, скажу я, господа.
И чтобы он всегда её любил,
Хозяйке главно, чтобы херес был.
Ну, а она заметит, что тут главно.
И он всё обосновывал державно.
2662
И он всё обосновывал державно.
Хозяйка рада и довольна равно.
И тут собачке суку заказали.
Теперь она гуляет в тронном зале.
И ей полезно родственных уей.
Сказали: «Много сахару у ей».
И экспертиза это подтвердила.
Она и ей, той суке угодила.
И результат понятен и для вас.
А в том бокале просто херши-квас.
Он результат анализа принёс
От той мочи, что в клинику отнёс.
Кто нынче в доме дамы надымил,
Узнаем мы из времени громил.
2661
Узнаем мы из времени громил,
Кто нынче в доме дамы надымил.
Она ещё в живительных мечтах.
Но и уже, конечно, и в летах.
И так вот с ней я плохо поступил.
И эту сучью я мочу испил.
Не пробудить бы в ней ещё обиду.
Скривился, правда, но не подал виду.
Да, да, на этот самый брудершафт.
Бокал с мочой поставил я на крафт.
И отдал я его миллионерше.
Тогда мочу я перепутал с херши.
И сей предмет уж был для нас не главным.
А тайное когда-то станет явным.
2660
А тайное когда-то станет явным.
И скрытый смысл не будет самым главным.
«Мочи возьми и сделай пробу кала».
Болезнь она тогда у пса искала.
«Да и видак, пожалуйста, включи».
И говорит: «Ах, Ваня, не кричи!»
Однажды мне она подносит херши.
Собачек любят все миллионерши.
Когда сойдутся сразу три собаки,
Тогда уж в них и закипают сцаки.
Я пил напиток тот с бигмагом херши.
Потом уж я попал к миллионерше.
Чтоб вспоминать, как Бог меня хранил,
Оттуда луч мне тайну уронил.
2659
Оттуда луч мне тайну уронил
О том, как Бог во мне любовь хранил.
Припоминая бас турецкой школы,
Мы отогрелись, выпив кока-колы.
Мы едем в Мерседесах и в фордах.
Тут нету тех, кто в дальних городах.
А мой талант, он и в воде не тонет.
Кто на конях, кто в звёздном фаэтоне.
Я по домам позволю ехать всем.
Да и закончу выход свой совсем.
Всё о четвёртом действии мечтаю.
И незаметно таю, таю, таю.
И я слезу на ноты уронил.
О, я там был. И Бог меня хранил.
2658
О, я там был. И Бог меня хранил.
Талант могуч. Слезу я уронил.
Какое-то количество моментов
Шёл бури шквал в накал экспериментов.
Стоят и плачут, как в грозу берёзки.
Расшевелились. Плещут отморозки.
Потом ещё, ещё удары длятся.
Иные, вижу, тоже шевелятся.
И остальные бьют ещё сильней.
Да и другая неподкупна в ней.
Гляжу  -  отвисла левая рука.
Аплодисменты. Нету их пока.
Таков финал. Его я исполнил.
О, я там был. И Бог меня хранил.
2657
О, я там был. И Бог меня хранил.
Над залой я сонату сочинил.
И вот сиянье северных огней.
И вьюга в туче. И мороз над ней.
И иней, иней. Нижний слой обмяк.
И ветры свищут. Над райком сквозняк.
Не умолкают на балконах трели.
Ручьи звенят, разносятся свирели.
Гольфстримом снизу кверху задувает.
В летящей льдине даму задевает.
Как Айсберг. И мочалка будто в ней.
Летят осколки. Голос всё сильней.
Уж выход мой. Зал задрожал и рад.
Ну и свинцовой карамели град.
2656
Ну и свинцовой карамели град.
Вот выход мой. Зал задрожал и рад.
Все, в нетерпенье ёрзаясь, вздыхают.
Молчат и ждут. Платочками махают.
И будет петь он как писатель грецкий.
Уж новый бас. Не наш. Мульсун турецкий.
А зал молчит. Ждёт баса с приговором.
Стою пред хором. Кормят всяким вздором.
А возле рта в губах холодный мел,
Чтоб не был так я абсолютно бел.
Облитый сверху хлебным кислым квасом
Уж я пою на сцене громким басом.
В коробку ту вот, что подходит к делу,
Меня вложили и пустили к телу.
2655
Меня вложили и пустили к телу
В коробку эту, что подходит к делу.
На флоте их матросам выдавают.
Такие бабы. Шлюх тех надувают.
Кладут в машину, где резины возят.
Везут туда. И чтоб не разморозить,
Закрыли крышкой. И такой успех.
А главный турок, и подумать смех,
Из наших, местных. Я в турецкой бане.
Я в Пиренеях. Нет, я на Монблане.
Начальство собралось всего театра.
А я как баба снежная на Татрах.
Все выстроились будто на парад.
И я готов стоять у царских врат.
2654
И я готов стоять у царских врат.
Меня надели в полный весь парад.
И принесли поболее. Другой.
А я не лезу. И ни в зуб ногой.
В костюм обратно джинсовый суют.
И уж меня из ванны достают.
Чтоб каватина зазвучала в Ване,
Такого и не знали раньше в бане.
Для исполненья самых низких ртов
Звук проверяю. Уж почти готов.
Я повторяю трижды репете.
«У-у, мы-мы, гмы-гмы, бэ-бэ, тэ-тэ».
Запел из текста. Текст прижал я к телу.
«Стоят гиганты. Памятники делу».
2653
«Стоят гиганты. Памятники делу».
И я запел. И текст прижал я к телу.
Мне говорят, чтоб я тут примирился.
Так это ж твой, Вань, инеем покрылся.
Да, это мой, простите, всё не прячется.
Чего мне тут, подумал я, корячиться.
Ну, петь так петь. Уж громко и с душой.
И всё отлично. Можно и в Большой.
А рот раскроешь, бури шелестят.
Трещит маленько. Льдинки там хрустят.
В одном вот только небольшая ляпина.
Ну, чисто бас. Не меньше чем Шаляпина.
Так я пою. И тут я обалдел.
Трубач в фанфары бешено гудел.
2652
Трубач в фанфары бешено гудел.
Так я пою. И тут я обалдел.
Увидел я его на потолке.
Мой набалдашник теплится в руке.
Холодные под градус пятьдесят,
Гляжу, сосульки весело висят.
Такие там мне были передряги.
Ну, я терплю. Лёд тает не без влаги.
Терпи, Иван, уж будет славный бас.
И хрипота. И медный контрабас.
И ускоренье времени процесса.
Мне объяснили: «Это для эксцесса».
И я пою. А сбоку что-то дует.
«Печётся торт. И вечность негодует».
2651
«Печётся торт. И вечность негодует».
Так я пою. А сбоку что-то дует.
И стал я низким басом проникать.
Потом ослаб. И начал намокать.
Из бань клиентам честным выходить
Я там мешал по берегу ходить.
И даже он два раза поднимался.
Потом прошло. Немного оклемался.
И пламя жгло до откровенных вен
Туда, на член. Да и по вдоль колен.
А кипяток металлом, словно град.
Струя как врежет, будто Арарат.
Уж чувствую, что сильно похудел
От суеты бесперспективных дел.
2650
От суеты бесперспективных дел
Уж чувствую, что сильно похудел.
А иногда и ножками дрыгаю.
Ну, я терплю и нервы напрягаю.
«У нас тут есть искусственный каток.
Уж потерпи, Иван, ещё чуток.
Сейчас тебя мы прямо в прорубь бросим.
Терпи, терпи. Вперёд-назад поносим».
На теле места нет на мне живого.
Ой, ой, друзья! Ой, ой, молчу, ни слова!
И я кряхчу, как будто в битве с немцем.
Узбек меня погладил полотенцем.
И в горле бас о чём-то повествует.
Всё пышет, дребезжит и торжествует.
2649
Всё пышет, дребезжит и торжествует.
Из горла бас о чём-то повествует.
Попробовал. Как будто стало ниже.
Ну, повторяй: «О, Отче наше иже!»
Хотя всё это где-то даже спорно.
И бас тебе тут будет, и валторна.
Молчу. Лежу. Уже и шкура слезла.
Якши! Якши! Давай, Иван, полезно!
А турок минский на воду глядит.
Сжигает кожу, голову хладит.
Сюда глоток, да и туда глоток.
Бурлит от льдинок жаркий кипяток.
Уж поливают сверху, чтоб свежей,
Разведенных для творчества дрожжей.
2648
Разведенных для творчества дрожжей,
Чтоб кипятком контрастно. И свежей.
Кладут вокруг худых моих боков
Ведёрки с льдом из ближних кабаков.
Меня вложили в нужные дурманы.
И, моментально вычистив карманы,
Уж папиросы достают «Казбек».
Другой, я вижу, подлинный узбек.
Один из наших довоенных урок.
«Так сделаем!»  -  мне отвечает турок.
Мне нынче надо басом заскрипеть.
Я Ла Скала буду басом и в петь.
Ты знаешь, я вот поступаю в хоры.
И продолжаю эти разговоры.
2647
И продолжаю эти разговоры.
«Ты что, браток?»  -  «Да я вступаю в хоры».
А турок минский говорит мне: «Вань!»
Нырнул я, да и выплыл возле бань.
Мороз в груди и синий иней в харе.
И в воду плюх. И прямо в джинсопаре.
А сам я как в лирическом бреду.
Пошёл я дальше. Берегом иду.
Я помню, дали мне пятьсот монет.
Уж деньги есть, ну, а вот баса нет.
Вы дайте мне лишь денег про запас.
Под вечер будет вам отменный бас.
И говорю магнолии свежей:
«О, я иду по лезвию ножей».
2646
«О, я иду по лезвию ножей».
А голос у меня кота ужей.
И я согласен. Только дайте кваса.
Где я возьму ещё такого баса.
Пельмейстер стонет: «Больше не могу!»
Лежит такой, как морж на берегу.
И выпил он тогда с лихвою литр.
И повалился прямо на пюпитр.
Наелся ленчу и от ленча сдох.
У них в театре главный бас подох.
Запел я, помню, как-то диким басом.
Потом я долго ездил по Весгасам.
Ушли мы с нею, погружаясь в хоры,
Туда, в необозримые просторы.
2645
Туда, в необозримые просторы,
Мы и ушли. И погрузились в хоры.
Да что об этом долго говорить!
В искусство мы назначены творить.
Из Пензы переехали с вербовкой
Сюда вот. Да с лирической любовкой.
И я лежу тут с нею, как блондин.
Трепещет пламя. Ветер у гардин.
«Париж! Париж!» Руками дружно машут.
Такие вот дела. На сцене пляшут.
«Ну, Ваня!»  -  шепчет. Шторы по краям.
Упал я в яму. В большую из ям.
И мы летим с моей Одеттой в хоры.
Туда, в необозримые просторы.
2644
Туда, в необозримые просторы,
Я и влетаю вместе с нею в хоры.
Вокруг меня всё стонет и свистит.
Оркестр взорвался. Главный люстр блестит.
Я как бы снова в танце проявляюсь.
Внутрях сейчас же я и вдохновляюсь.
И я берусь теперь смелей за тело.
Она мне томно: «Так другое ж дело!»
И поднимаю я вот эту ****ь.
И становлюсь в позиций нумер пять.
Лечу назад я. Вот такая школа.
О, бесконечный чистый пух Эола!
И Мельпомены замирают хоры.
Я под струёй помыл лицо и поры.
2643
Я под струёй помыл лицо и поры.
И в душ иду. И замирают хоры.
Я опозорен, да и весь в говне.
Обидно мне. А истина в вине.
В райке притихли. Зал в ладоши плещет.
Спектакль пошёл. И люстр высокий блещет.
И стулья нужно глубже расставлять.
И уберите эту погулять.
В партере дамы юношей манят.
Сидят. Молчат. Уж пауза. Звонят.
Пропитан весь в значении прямом
Для вдохновенья я живым дерьмом.
И не выходят с нею обнимания.
Всё зиждется на стыке понимания.