Я и Наицонев. Том двенадцатый

История одного человечества.


Я и Наицонев.

В ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ТОМАХ.

ТОМ ДВЕНАДЦАТЫЙ.


2016 г.


Собрание сочинений
в 99 томах. Том 82-ой.


3029
И я подумал: «Где же, где же палка?»
И вот она. Но улетела галка.
Уж не сравнить с былыми временами.
И в Снабхозхламе посылают к маме.
Без «Мерседеса» посылают на...
Такие вот настали времена.
А давеча её я, слышь, спросил:
«Что? Твой с мотором, но уже без сил?
Не пролетала ль тут Ягова стая?»
Так думал я. И думала Толстая.
А я остался в грусти и тоске.
И веер брызг рассыпался в песке.
3025
И веер брызг рассыпался в песке.
А я остался в грусти и тоске.
Не доверяйся в сексе пацану.
Как говорится: «Дуй не на луну».
Летящих, что ведут вот этот чёлн,
Он прикасался брызг случайных волн.
И не осталось жирных пятен в мраке,
И в образе необходимом в браке.
И думал я: «Уж я грешу меж тем!»
Труда и правды вымышленность тем,
Соперница Советского Союза,
Тогда ещё ко мне являлась муза.
И в тишине, и в трепете наяд
Туманной дымкой горизонт объят.
3024
Туманной дымкой горизонт объят
И в тишине, и в трепете наяд.
Мне грезится извечная печаль.
И всяк умеет и воззриться в даль.
Как говорится, с места да в карьер.
И чтоб стыда преодолеть барьер,
И родилась во мне Веноциания.
О, сколько тут упорства и старания!
Пишу её я третий год подряд.
Но всё не то. Так люди говорят.
Иначе б я не выдумал и слова.
Да, я грешил. И рад грешить и снова.
В Пенаты? Так ты сам иди в Пенаты.
Иди ты на!.. Верней, иди ты на ты.


3020
Иди ты на!.. Верней, иди ты на ты.
В Пенаты? Так ты сам иди в Пенаты.
«Спасибо. Всё. Прости. Ложись. Довольно.
Перевяжи мне руку. Ой, как больно!»
Она ему тогда не отказала.
«Но больше нет». Решительно сказала.
«Скажи, что всё. Что было всё прекрасно.
На букву «г». Там третий номер красным.
Иван, молчи. Блокнот у телефона».
«Вот тут послушай: «Их живое лоно».
Ой, я умру! Убей меня на месте!
«В любви слились они на том же месте».
Послушай, Таня, слог какой: «Скрижали.
Я сжал её. Мы вместе с ней лежали».
3020
«Я сжал её. Мы вместе с ней лежали».
«И всё. Конец. Пойдём, Иван. Зажали.
Но чтоб и ты сегодня сдал посуду».
«Я обещаю. Больше я не буду».
«Давай мне ключ».  -  «Ах, к утру! Брахмапутру».
«Разбудишь всех. Уж время, слышишь, к утру.
Идём, Иван. И не гневи богов».
«И никаких, ну хоть бы там мозгов.
Как будто в нём лишь член и оба уса.
Так пошло. Так бездарно. Так без вкуса.
Дневник мы этот там уворовали.
Читали мы про эти трали-вали.
Кого, кого? Куда вы с ней лежали?»
Я сжал её. Мы вместе задрожали.
3019
Я сжал её. Мы вместе задрожали.
Кого её? Куда вы с ней лежали?
«А жёны им верны. Да и дают.
Ах, муж пропойца! И другие пьют.
Тебя мне трудно, Таня, понимать.
Так опустилась, будто и не мать.
И вымыл я твой засранный сортир.
Есть молоко, и сок есть, есть кефир.
Да всё купил я! Будь я дураком».
«Нет, я схожу, Иван, за молоком.
Идём домой, Иди. Уж третий час».
«Опомнись, Таня. Было всё у нас.
В ком в ней? Придурок хуже дурака.
«Я наклонился. В ней моя рука!»
3016
«Я наклонился. В ней моя рука».
В ком в ней. Придурок хуже дурака.
Оставила, как в кухне бутерброд.
Чтоб никогда, да и ни капли в рот.
Но не в такой же безобразной мере.
Менты не люди. Но, по крайней мере,
Начальство, затаясь, там спирт даёт
Тем, кто друзей ментовке продаёт.
А я туда хотел. Там спирт по флягам
Разлит. А Ваня вечно по тюрягам.
Из-за меня, поганого говна,
Ты двух ментов продажных пропустила.
И всё тогда мне там ты и простила,
Отдав им две по восемьсот вина
3015
Отдав им две по восемьсот вина,
Ты всё простила мне». И тишина.
«К Наташе я лишь только загляну.
Иди, Иван. Всё. Мир. Я мигом. Ну?»
«Предусмотрели всё на сей момент.
Слинять на этот вот эксперимент.
Да отключили. Райке поручили».
«Я мигом, если лифт не отключили.
И не забудь, свари ребёнку каши.
Иван, иди. А я пошла к Наташе».
«Платок возьми и вытри морду. Лыч.
Ты мне, родная, в ухо не долдычь.
И не гвезди ты мне, морскому флоту.
Танкисту там. Радисту ли, пилоту.
3014
Танкисту там. Радисту ли, пилоту.
Опять спектакли! Ври не мне, не флоту!
Ни в чём ему не будет прекословить.
Она лишь будет мыть, стирать, готовить!»
«Ты думаешь, ты дурочку нашёл?
Зачем? Ты всё равно бы не пришёл».
«Могла б хотя бы и сопротивляться.
Сама открой. Сношаться не смеяться».
«Открой мне дверь, Иван. Болит рука.
Возьму я там сухого молока.
Потом зайду наверх к друзьям, к Наташе.
Иди домой. Иди. Свари там каши.
Иван, где ключ?»  -  «Возьми. В кармане. На!»
«Кому-то будет верная жена!»
3013
«Кому-то будет верная жена!
Все удивлялись. Как она нежна!
А мне? А мне ты думаешь не больно?
Ах, сатана! Скажите! Уж довольно!»
«Отстань! Уйди. Подонок. Сатана».
«Куда же ты! А дочка там одна.
Что ты стоишь, как в вахте караула.
Её втроём, хотя бы раз моргнула.
Ах, как горит взволнованная кровь!
А там иначе, там у вас любовь!
Вот в чём духовной пищи красота!
Её втроём два подлые мента.
Ты думаешь, что это так правдиво?
Ах, ах, нашла себе дружка на диво!
3012
Ах, ах, нашла себе дружка на диво!
Так хорошо, по-твоему? Правдиво?
А нам тут с дочкой, как нам быть одним?
Ты там, в читальне, всё воркуешь с ним.
Да ничего тебе и не понятно.
Ты думаешь, что было мне приятно?
Ты думаешь, нет сердца у меня?
Закрылась и молчит четыре дня.
Ментам за две весёленьких отдал.
Ты продалась, и я тебя продал.
А мне, а мне, ты думаешь, не больно?
Ну что, довольна? Что, уже довольна?
Что ты стоишь? Хотя б прикрыла зад».
Менты ушли. Ушли в соседний сад.
3011
Менты ушли. Ушли в соседний сад.
Лишь виден был строения фасад.
«Две красных с нас». А Ваня им ни слова.
И говорят они ему: «Готово».
Он связи с этой бандой не таит.
Всё видит Ваня. Молча он стоит.
И так три раза. А она ни слова.
Второй. Потом и первый. Снова, снова.
Закончили. И вот опять сначала.
Вонзились в тело. Таня не кричала.
И, разорвав одежду, грязью лап
Терзали, из перчатки сделав кляп.
Татьяна подошла уже к парадной.
И ночь была достаточно прохладной.
3010
И ночь была достаточно прохладной.
И вот однажды встреча у парадной.
Ну, а потом на лекции спешить.
Стирать, латать, заштопывать и шить.
И кончится со временем дерьмо.
И верится, что всё пройдёт само.
Но нет для женщин безнадёжней мук,
Чем то, когда всё валится из рук.
Хоть он, наш быт, был намертво убит,
Душа моя по-прежнему скорбит.
В читальню шла за «азой», «букой», «ведей».
А утром, дочь оставив у соседей,
Уж Таня, как всегда, терпела мат.
И ночь рождала нежный аромат.
3009
И ночь рождала нежный аромат.
И погрузился он в жёсткий мат.
За два стакана тёплой самогонки
И распашонки, соски и пелёнки.
И всё своё, и всё и не своё.
И простыни, и детское бельё.
Всё пропил с гардеробом. С туалетом.
С браслетом. Помню, дело было летом.
Да и часы, что как-то я купил.
И их я вместе с чайником пропил.
Я не лишён был в этом смысле дара.
Была у нас хорошая гитара.
И я познал грубейший в мире мат.
А ночь рождала нежный аромат.
3007
А ночь рождала нежный аромат.
И я познал грубейший в мире мат.
Она была в другого влюблена.
Уж, охладев ко мне совсем, она
Решила с тем сокурсником случиться.
Хотел и я, как и она, учиться.
А больше ничего я не хочу.
Я более дипломов получу.
Закончу я два ВУЗа за три года.
Тогда была такая в мире мода.
Окончив пед, она решила так.
Татьяна собралась тогда в филфак.
Проснулся я на собственной постели.
Кузнечики печально сверестели.
3006
Кузнечики печально сверестели.
Тут я проснулся на своей постели.
Продажная, подумал я, земля!..
Менетчица у древних стен Кремля.
И там томилась вычурная морда
В едином рту эротики рекорда.
Сбежались тут, чтоб посидеть у прялки,
И ведьм стада, и пьяные русалки.
И думал я: «Их в вере повтори».
Весёлый хвост летел во мгле зари.
Вошла в природу сладкой каплей яда
И неземная вычурность обряда.
Я не дослушал шум ночных берёз.
Не бойся. Я не знаю слаще слёз.
3005
Не бойся. Я не знаю слаще слёз.
Я не дослушал тихий шум берёз.
Ты пригласила на свою постель.
Ты засмеялась: «Ах, какая щель!»
И, вместе с тем, заметно изменилась.
И тут ко мне стыдливо наклонилась.
И всё я свёл, естественно, к концу.
И я провёл ей лапой по лицу.
И не умел я поступить иначе.
И я ласкать её тут страстно начал.
Я покорил её в прохладной ванне.
А может, где-то утром, на диване.
А в это время кто-то на постели
Ласкал другую, распаляясь в теле.
3004
Ласкал другую, распаяясь в теле,
Уж в это время кто-то на постели.
Любимой даме, что с другими в скопе,
Похлопал я ладошкою по попе.
И у неё от Фаберже яйцо.
Её в алмазах пальцы и кольцо.
Всегда для вас найдутся кавалеры.
А если проще, то у тёти Веры
С недоуменьем юного лица
И от Сатурна два больших кольца.
И повели почти одновременно
Венеру в бар, не закрепив ременно.
И зашагал по дымной глади рос
Какой-то факт, явившись как вопрос.
3003
Какой-то факт, явившись как вопрос,
Тут зашагал по дымной глади рос.
И гопца дрица гопца гоп ца ца
Примерялись и требуют лица.
Потом, к концу, все будто примирились.
Мир кексовался, многие смирились.
И жадно ела пряники и кекс
Венера, возбудив в природе секс.
Да и сбежались все вокруг Амуры.
И тут пошли сплошные шуры-муры.
И в эту ночь я в бездне побывал.
И я упал в немыслимый провал.
А дальше слушать было бесполезно.
Уже разверзлась перед нами бездна.
3002
Уже разверзлась перед нами бездна.
И дальше слушать было бесполезно.
Я бросил солнцу весело: «Живи!»
А мрак уже растаял от любви.
И у него вскружилась голова.
И он шептал волшебные слова.
Простор был свеж всегда и временами.
А травы пылко выросли под нами.
Сражалась вечность с грустью и тоской,
Коснувшись нас прохладною рукой.
Лаская трав сомнительный обман,
Совсем невинно выткался туман.
Он гнал печаль с проснувшихся берёз.
Вдали небес был отблеск юных грёз.
3001
Вдали небес был отблеск юных грёз.
Спадал туман с проснувшихся берёз.
Сквозь мрак и сырость ветреной парчи
Уж грянул день. И он пролил лучи.
Я разрешил весь этот странный спор.
И наблюдал я там зарю в упор,
Промолвив нервно: «Нет и нет. Нет-нет».
Я написал сомнительный сонет.
Он затаился в светлой тишине,
И пробирался через мглу ко мне.
Берёз, склонённых в быстром ветерке,
Уж расплескался сумрак на реке.
А вечер молвил: «Это нам полезно».
Заволновалась и вспорхнула бездна.
3000
Заволновалась и вспорхнула бездна.
А вечер молвил: «Это нам полезно».
Уж ни реки, ни неба и ни вод.
Земля всосалась в притемнённый свод.
Засуетились кронами берёз
Гирлянды мелко раздроблённых звёзд.
Луна плескалась где-то на реке.
И повисала в чёрном потолке.
Весёлых молний тенью голубой
Весь мир вступил с зарёю в смертный бой.
И застучали ливни в унисон
Под ветром ночи, навевая сон.
Вдруг источился в тонкой мгле берёз
Ручей невольных и печальных слёз.
2999
Ручей невольных и печальных слёз
Вдруг источился в тонкой мгле берёз.
Мечта тонула в дремлющей горе
Уже в ушедшей в горизонт заре.
Свой звук дарил, и голос свой активный,
Летящий лайнер. Лайнер реактивный.
И кто-то вторил тихое: «жу-жу».
И, потемнев, сказал: «Я ухожу».
И с днём ушедшим вечер стал прощаться.
Но сумрак ночи не спешил сгущаться.
Созвездий злился редкой белизной,
Как бы в отместку солнцу, мрак ночной.
И шелестели по ветру берёзы.
И хороши, и свежи были розы.
2998
И хороши, и свежи были розы.
И шелестели по ветру берёзы.
В старинной башне водной кирпичи.
И лик луны вонзил в рассвет лучи.
Ближайший лес, открытый кругозору,
Вдруг оказался спрятавшимся в гору.
Из мглы небес, такой момент случился,
Шла электричка. Свет её лучился.
Над безрассудно вспенившимся всплеском
У водной глади, пробегая с треском,
Шли тени мглы, плескаясь на песке.
Закат лежал буквально на виске.
Пастушка скрылась за грядой оград,
Мне на прощанье бросив: «Я вам рад».
2997
Мне на прощанье бросив: «Я вам рад».
Пастушка скрылась за грядой оград.
К чему тут должность, и к чему тут чин.
И нету сил, и даже нет причин.
И устремлённость тела до упора.
И не скользит поверхность ночи споро.
Уничтожает перспективный взор
Довольно углублённый кругозор.
И кругозор тот шире, а не уже.
А жить в селе, оно куда не хуже.
Лежал туман предутренней зари.
И что уж тут ты мне не говори,
Но хороши и свежи были розы.
И вот тогда нас посетили грёзы.
2996
И вот тогда нас посетили грёзы.
И хороши, и свежи были розы.
Он не заметил тонкой аллегории,
Прочтя ещё две мелкие истории.
Собачий бред он с темой увязал.
Ну, а издатель с юмором сказал:
«Ты всё спиши на чистую бумагу,
Переменив сомненья на отвагу».
Но он опять на той же территории.
Бывают в жизни всякие истории.
Ах, хороши и свежи были розы!
Уж слабый луч метался у берёзы.
Ночь, нарастая и свернувшись в скат,
Уж уходила в дремлющий закат.
2995
Уж уходила в дремлющий закат
Ночь, нарастая и свернувшись в скат.
Не ощущал я адского труда.
Лечил я спину. То была беда.
Но я знакомств ни с кем не заводил.
Потом я долго по лесу ходил.
Стремились вдаль, как волны океана,
Всё те же души Рады и Ивана.
Мечтали звёзды тихо в вышине.
Волнился воздух. На его волне,
Не покидая ласковых свирелей,
Дымились струи испаренья елей.
Ночная сырость, расплескав закат,
Уж уносилась в тихий звон цикад.
2994
Уж уносилась в тихий звон цикад
Ночная сырость, расплескав закат.
И в тишине я слушал пенье Рады.
И доносились возгласы с эстрады.
Горячий спор затеяли они.
Далёких битв безрадостные дни.
Заговорили оба комара
В высоком небе отсвета костра.
Звон нарастал. И видел я вдали,
Как замелькали в море корабли.
И где-то там томился долго он.
И слышен был его далёкий звон.
Пастушка говорила: «Уж звонят».
Бросая в небо откровенный взгляд.
2993
Бросая в небо откровенный взгляд,
Пастушка говорила: «Уж звонят».
Про дней иных дела и территории
При случае я сочинял истории.
Моя давнишняя, с времён войны привычка,
Смотреть, как пробегает электричка.
А над рекой повис воздушный мост.
У электрички был оторван хвост.
И у собачки проступили слёзы.
Костёр погас. Вдали толпились козы.
А на часах светилось ровно семь.
Собачий бред рассеялся совсем.
Я встрепенулся. Время повернулось.
Пастушка мне приятно улыбнулась.
2991
Пастушка мне приятно улыбнулась.
Я встрепенулся. Время повернулось.
Тут вариантов всяческих обилие.
И это мировое изобилие.
С тобою мы остались уж вдвоём
В твоём нелёгком прошлом и в моём.
Вот так. Такой был там у нас форшмак.
А я в ту дырку ну никак, никак!
Мол, будь здоров. И тут же ускользнула.
И мне хвостом на гутен бай махнула.
И дважды предо мною прошвырнулась.
И в щель пролезла вмиг, и улыбнулась.
«Ты мой дружок. Мой ласковый милок».
Вот так звучит той пьесы диалог.
2989
Вот так звучит той пьесы диалог.
«Ты мой дружок. Мой ласковый милок».
Такая вот случилась там фигня.
Четыре ночи и четыре дня.
Романс собачий весело поём.
Сидим мы с Радой в мусорке вдвоём.
И защелкнулся ящик, будто гроб.
И дальше лез я для того лишь, чтоб…
«Здесь банка с килькой. Быстро залезай.  -
Мне Рада шепчет.  -  Ваня! Разгрызай».
А я молчу и сдерживаю мат.
И получился скромный компромат.
К восходу козы движутся задами.
И, как и прежде, стройными рядами.
2987
И, как и прежде, стройными рядами
К восходу козы движутся задами.
«Да ты не радуйся,  -  кричу,  -  а ешь!
Тут что хотишь. Тут и за год не съешь».
«Ах, как я рада, Ваня, как я рада!»
Впустил её. Ну что, спросил, ты рада?
Я крышку бака резко приподнял.
Недобрым словом я её унял.
А сторож нас площадным матом чистил.
Всех распугав, дорогу я расчистил.
Ведь я предельно в отношеньях прост.
Одну я цепко сдерживал за хвост.
Идут за мной, мотая бородами,
Золоторунно-бледными рядами.
2985
Золоторунно-бледными рядами
Идут за мной. Мотают бородами.
Она в отбросах пищи, где весы,
Нашла кусок варёной колбасы.
«Вот я однажды! Поразился ты бы».
«Уж удивил. Нашёл ошмётки рыбы».
Она мне, знаешь? «Ха-ха-ха! Ура!
Чтоб столько и полезного добра».
Ты посмотрела б. Удивилась ты бы.
Я видел там однажды столько рыбы!
Идти туда? Не дали б по шерстям.
Подскочить нам бы к лодочным сетям».
«Ты знаешь, можно. Видно, даже надо».
А вдалеке паслось большое стадо.
2984
А вдалеке паслось большое стадо.
«Награда? Так вот надо иль не надо?»
«Помилуй! И была б тебе награда.
Ты ходишь в ров?»  -  «Хожу. А что? Не надо?
Пусть попадётся только мне во рву.
Кого угодно мигом разорву.
Ах, за себя уж я не отвечаю.
И два стакана я бы выпил чаю.
Да что балет! Ведь не дадут котлет!»
«Ты знаешь, жаль. А вот колбасный след».
«Вас закрывают? Ах, какая жалость!»
Костёр трещал. Беседа продолжалась.
Я слушал их. Стоял я в стороне.
Поленья угасали на огне.
2983
Поленья угасали на огне.
Я слушал их. Стоял я в стороне.
«Нас закрывают. Кончился турнет.
И ничего важнее в мире нет.
А мне она как будто и не рада.
Ну вот. Иду я, значит. Вижу  -  Рада.
Ах, только б, только б не было войны!
Всё я забыл. Тут нет моей вины.
Я в цирке три сезона с Радой не был».
«Ты говоришь мне: «Танк, бабах и в небо?»
«Всех не упомнишь. Я не супермен.
Из труппы я с названием «Кармен».
Из цирка. Ты же помнишь? Сука. Рада.
Она была со мною встрече рада».
2982
«Она была со мною встрече рада.
Ну вот. Иду я, значит, вижу  -  Рада.
Ах, только б, только б не было войны!
И ходишь мрачный около стены.
Полмиски каши, больше ничего.
Да и оставят на ночь одного.
Склады я с провиантом сторожу.
Хозяину я преданно служу.
И нету больше в жизни ничего.
Под самый танк. Ба бах! Вот таково.
Да и роняю горькую слезу.
И уж с гранатой снова к ним ползу.
Я жив. А он вот умер на войне.
Баллада о безжалостной стране.
2981
Баллада о безжалостной стране.
И снова я подумал о войне.
Друзья, где вы!.. Да здеся, здеся мы.
Теперь остался я средь этой тьмы.
Кого сажал? Да и кому грозил?
Они в обносках. Я же лезу в ЗИЛ.
Детей имею от неё одной.
Её считаю преданной женой.
«Влезай сюда. И жди. Там, видишь, полка».
Мне так сказала Маша комсомолка.
Я, братцы, всю войну провоевал.
Болит душа. Уж тут я сплоховал.
Я не погиб. Я выжил там в огне.
Вернётся радость позже и ко мне.
2980
Вернётся радость позже и ко мне.
Я не погиб. Я выжил на войне.
Ба-бах! И кровь, и смрад, и вонь, и дым.
Тогда на фронте был я молодым.
И я опять как на немецкой мине.
Уж тела нет. И нету и в помине.
Жизнь мукой новой в сердце обернулась.
И боль прошла. Ну, а потом вернулась.
Такую подлость там я сотворил.
И всех я их тогда оговорил.
Сказал себе я: «Хватит, уж довольно!»
И с этих пор мне было очень больно.
Я не погиб в той памятной войне.
Я понимал, что не сгорел в огне.
2979
Я понимал, что не сгорел в огне
Ещё тогда, в той памятной войне.
Тем более, глубокой, не пустой,
Учила жизнь нас тешиться мечтой.
И чтобы цель в себе осуществлять,
Уж мне охота с внуками гулять.
Чем устремленье к благородной цели,
Так нет важней и благородней цели.
И десять раз я это повторю.
Лети, душа! Тебя боготворю.
Зачем я так в поступках повторяюсь?
Опять я вру. Я снова притворяюсь.
Я помню время. Помню, как сейчас.
Ты мне далась на вечность. Не на час.
2978
Ты мне далась на вечность. Не на час.
Я помню время, помню, как сейчас.
И тем она в тебе и хороша!
И всё болят мне сердце и душа.
И вот душа едва теплится в теле.
Идём всё к той мы, к неизменной цели.
Желание? Уж мы к тебе идём.
И всё ли тем изведанным путём?
К кровати чьей себя ты привязала?
Куда зовёшь? Зачем не отказала?
И тяжело и телу, и душе.
А если труп бесформенный уже?
Томиться темой. Вот моя проблема.
Ну, а лицо? Лицо не знает крема.
2977
Ну, а лицо? Лицо не знает крема.
Томиться темой. Вот моя проблема.
А без неё нет рая в шалаше.
Ты доверяйся искренней душе.
И никогда не сделает никто
Всё то, что ты сумеешь сделать. То,
В чём содержанье давних убеждений.
И занимай ты пост освобождений.
И бахромой ботинки вытирай.
И бисер к свиньям ближе попирай.
Пусть их теперь за мёртвых не сочтут.
Взлетают души. Вздохи там и тут.
Там, где ещё сегодня нету нас,
Растут бамбук, банан и ананас.
2976
Растут бамбук, банан и ананас
Там, где ещё сегодня нету нас.
А «Правда», как и прежде, на столе.
Когда ещё возникнешь ты во мгле!
И уж когда-то думал так и он.
Вот Монпарнас. А вот и Альбион.
Небезразличен даже и Ляжур.
И по привычке в небе абажур.
Ему там эта данность не нужна
Без дачи, дочки, «Правды» и вина.
И сердцу вольно, весело, легко.
И там путей небесных молоко.
Вот так решаем мы с тобой проблему,
Перебегая с опуса на тему.
2975
Перебегая с опуса на тему,
Вот так, дружок, решаем мы проблему.
Сегодня Листьев, завтра баш на баш.
Задумайся решительно, Расбаш.
И ничего не надо бы решать.
И никуда не надо поспешать.
А может быть, не надо и его?
По сути, он не знает ничего.
А может, жизнь напрасна и моя?
И что он скажет? То же, что и я?
Того, что ожил вдруг из мертвеца,
Спросите вы про вашего отца.
Уж так устроен этот белый свет.
А ты ищи на мой вопрос ответ.
2974
А ты ищи на мой вопрос ответ.
Вот так, друзья, устроен белый свет.
Куда же мы теперь шнурок плетём?
Мы космос пропахали. Всё путём.
А дураком я никогда и не был.
А если посмотреть всерьёз на небо,
То можно быть себе же на уме.
Ах, всё понятно. Уж пойду к куме.
И вот опять всё к бесу, всё на слом.
Великий, я скажу вам, перелом.
Да! Не забыть купить в аптеке клизму.
А там, у них, движенье к катаклизму.
Живёшь себе. И истины рождаешь.
И никому ни чем не угождаешь.
2973
И никому ни чем не угождаешь.
Живёшь себе и истины рождаешь.
И сам себе приятен ты и мил.
Ни бизнесменов, ни тебе громил.
В Кремле тот принят. Этот утверждён.
Читаешь «Правду». Кто-то награждён.
Во всём мне шла, любезный друг, удача.
На государственном балансе дом и дача.
Такая в нас пред партией заслуга.
А почему? Уж полная обслуга.
И выпьешь водки Рузвельту в ответ
Как в загнивавшем. И доешь обед.
Прочтёшь, бывало, сколько в мире бед.
И тут же съешь райкомовский обед.
2972
И тут же съешь райкомовский обед.
Не знал тогда я ни забот, ни бед.
Расти отца нахальней и умней.
Питайся, дочка, сытно. Будь полней».
Я чай подсунул сладкий младшей Машке.
И выпиваю молча по рюмашке.
И думаю: «Ох, уж вдова даёт!»
И слушаю, как Зыкина поёт.
И всё сижу на персональной даче.
Тогда ведь были чудо передачи.
И занимаюсь бегом и ушу.
И вешаю всем на уши лапшу.
Вот я сижу, ничем не угрожая,
Глубокомысленность, притом, изображая.
2971
Глубокомысленность, притом, изображая,
Вот я сижу, ничем не угрожая.
Ты или Листьев, или ты Расбаш,
Когда всё делят в мире баш на баш.
А кто зевнул, тот, значит, не успел.
А кто успел, уж он и преуспел.
И у меня есть жизненная цель.
Да, я Иван. В любую влезу щель.
Тот никогда не ходит в дураках,
Уж у кого портфель зажат в руках.
Я делал дело смело потому,
Что знал я, где и что, и почему.
А вот теперь я ничего не знаю.
И потому на прошлое пинаю.
2970
И потому на прошлое пинаю,
Что я теперь уж ничего не знаю.
Иду вперёд. Где вплавь, а где и вброд.
Но уж за мной не движется народ.
И всё я занят прежним важным делом.
Да, я остался со здоровым телом
Той памятной известною весной,
Единственной, правдивой и одной.
Единой нашей партии тех лет
Я сжёг тогда на площади билет.
С тех пор минуло уж немало лет.
Я крепок телом, прочен как атлет.
Я сплю и ем. Я поглощаю пищу.
Я не свищу. Я где-то просто свищу.
2969
Я не свищу. Я где-то просто свищу.
Я много ем. Я поглощаю пищу.
Кому-то мил, кому-то и не мил.
Я Ваня-Гаврик. Я и Гавриил.
Тебе грозят. И ты взамен грозишь.
Тут сразу всё и не сообразишь.
В раздумье я: украсть ли, не украсть?
Вошёл в колоду. Там я чья-то масть.
А в телевизор гляну  -  не смешно.
Иду домой. Жена соврёт  -  одно.
И ничего тут в этом будто нет.
Один вопрос. Один к нему ответ.
И я вхожу хозяином в тюрьму.
И изучил я всяких знаний тьму.
2968
И изучил я всяких знаний тьму.
И я вхожу хозяином в тюрьму.
И я наградой Нобеля отмечен.
Вот я стою с ножом, вставляю печень.
И ряд проблем я, походя, решил.
И в космос я поездку совершил.
И переплыл я Тихий океан.
Да, я солидный. Важный я Иван.
И мне не хуже. Даже мне не плохо.
Другая предо мной встаёт эпоха.
И житель я совсем другой страны.
К тому же я любитель старины.
Хотел купить ещё немного пищи.
И думал я: «Ну что ж. И я не нищий».
2967
И думал я: «Ну что ж. И я не нищий».
А завтра я достал ещё две тыщи.
А где Лили? Вокруг лишь гладь да тишь.
О, мой Париж! О, блеск парижских крыш!
И новых крошек молча ожидают
Там крысы, что остатки доедают.
И у кота топорщатся усы.
Смотрю. И нету больше колбасы.
Успел я, правда, лишь удобно сесть.
Да и собрался я уже поесть.
Гляжу на башню. Били там часы.
Купил кусок я конской колбасы.
Да и пошёл потратить эти тыщи.
И думал я: «Ну что ж. Уж я не нищий».
2966
И думал я: «Ну что ж. Уж я не нищий».
Добыл сегодня я четыре тыщи.
Да и, к тому ж, я Ванечка-Гаврош.
Я Ваня-Гаврик-Мэкки-месер-нож.
Две крысы с кошкой вся моя семья.
Читаю книжки. Вот мои друзья.
И тут уж эта жизнь и началась.
Отца убили. Мачеха спилась.
Но вот кому-то стал не нужен я.
Была ведь хаза. Были и друзья.
Нет, не в Париже. Тут я в Туле рос.
Я Ваня-Гаврик. Только в том вопрос,
Что я не фраер, и не вор, не нищий.
А комаров тут бешеные тыщи.
2965
А комаров тут бешеные тыщи.
Не вор я, нет. Не фраер и не нищий.
Козетта спит, не зная о Булоне.
А где-то там, в туманном Альбионе,
Вдоль по траве дымится запах рос.
Взгляну я в воду. Много ль я подрос.
И я спокойно в Сену посмотрю.
Она одна из модных Морген фрю.
Лили всего квартала бедных кормит.
Подъедет Мекки, может, нас покормит.
Она сказала: «Мекки подождём».
А у подъезда дивы под дождём.
А листья лип на холоде повисли.
А логика  -  это структура мысли.
2964
А логика  -  это структура мысли.
На липах листья в холоде повисли.
Уже в Париже Мэкки куш берёт.
И Сена мерно катится вперёд.
И светом блещут грани дальних крыш.
Вставать пора. Проснулся уж Париж.
Вода в бутылке. Пять каштанов штук.
Один на нём потрёпанный сюртук.
И хлеба нет. Бекона тоже нет.
Лили там нету. Гаврику семь лет.
И Гаврик смотрит на свою постель.
И луч пробился в створке крыши в щель.
И Гаврик говорит: «Уже заря».
И это всё любви благодаря.
2963
И это всё любви благодаря.
И Гаврик восклицает: «Уж заря!»
И радостно, и где-то даже звонко,
Звучит свирель и высоко, и тонко.
И в нашу честь в свирель он ту играет.
Ах, это Жан! Он милость собирает.
И чтобы пела по ночам свирель,
И чтоб цветы ложились на постель.
Хотя такого в жизни не бывает.
И Ваня тут те розы обрывает.
Лишь потому, что злаки расцвели,
Он подарил две веточки Лили.
А логика  -  это структура мысли.
А за окном черёмухи повисли.
2962
А за окном черёмухи повисли.
А логика  -  это структура мысли.
Чтобы её, куда не лень, свели,
Он никому не даст свою Лили.
Но он ведь также Ванечка-Гаврош.
Он, Ваня-Гаврик-Мэкки-месер-нож.
Лили какой-то гонорейщик сгрёб,
Болезни этой и подвергнуть чтоб.
Он не позволит. Сам умрёт скорее.
А в мире триппер. Там и гонорея.
Ещё в Париже не известен спид.
Лили уснула. Пусть она поспит.
Заря с небес, короче говоря,
Уже взирает, трепетом горя.
2961
Уже взирает, трепетом горя,
Заря с небес, короче говоря.
И тут меня мечта не применёт.
Потом она в моём углу уснёт.
И загорятся окна светом крыш.
«Ля жур! Ля жур! О, мон Парнас! Париж!»
С ней петь вдвоём мелодию одну
Мы будем вместе, глядя на луну.
И все уйдут, кто раньше не ушёл.
И браво я тут к ней и подошёл.
«Так и о чём быть может разговор.
И всё ещё ты, Ваня, и не вор».
Она мне скажет: «Ваня, ты с коротким».
И взгляд её вспылает взором кротким.
2960
И взгляд её вспылает взором кротким.
И разговор мой будет с ней коротким.
И уж никто не помешает нам.
Все разбредутся в страхе по стенам.
И я скажу тут всем, чтоб все ушли».
И любит Гаврик юную Лили.
Он сопли с подоконника сотрёт.
Шпана мгновенно крошки уберёт.
И скажет Гаврик: «Что тут за бардак!»
И заведёт её он на чердак.
Так он поступит с нею. Но потом.
Да, Ваня-Гаврик думает о том.
Сгорает хворост в траурном костре.
Он согревает Ваню на заре.
2959
Он согревает Ваню на заре.
Сгорает хворост в траурном костре.
Всем тем, кто раньше девушку вели,
Он запретит и думать про Лили.
И у него особый разговор.
И Ваня-Гаврик главный нынче вор.
Пускай все знают, кто её… вели.
Уж Гаврик скажет: «Мне сюда Лили!»
И скажет он приказчику: «Воды!»
И встанет Гаврик в первые ряды.
А я на них без зависти смотрю.
А Мэкки-мессер взял другую фрю.
Я Ваня-Гаврик. Подо мной Париж.
Я каждый день слезаю с скользких крыш.
2958
Я каждый день слезаю с скользких крыш.
Я Ваня-Гаврик. Подо мной Париж.
Но по любви возьму, а не на грех,
Свою Лили. Она милее всех.
И я расстанусь с бедностью и вшой.
Вот подрасту и стану я большой.
А возле Сены фраера гуляют
Подруги две, что тоже промышляют.
И Гаврик тут у берега слонялся.
Он подошёл. А Мэкки засмеялся.
Полож на место. И её не трож.
На палке надпись: «Мэкки-мессер-нож».
Вечернею я шёл тогда порою.
И палку я нашёл с ободранной корою.
2957
И палку я нашёл с ободранной корою.
Я как-то шёл вечернею порою.
А Мэкки-мессер прячется в притон.
Плывёт он быстро. Сзади фаэтон.
Возьмёт он всё и в волнах не утонет.
И в сумке дамы, в ейном фаэтоне,
Он тем ножом и отогнёт зажимы.
И кошелёк возьмёт он с содержимым.
Вот взял монету, да и шлеи срезал.
Всё знает он. И он ремни подрезал.
Он в этом деле доктор и профессор.
Таким тогда вот был он, Мэкки-месер.
Нашёл я ножик с ручкою двуострой.
Но частью набранной, цветной и пёстрой.
2956
Но частью набранной, цветной и пёстрой,
Нашёл я ножик с ручкою двуострой.
А мы с Козеттой душами близки.
Она живёт под мостом у реки.
И, как и я, бесправна и избита.
Она мила, приветлива, немыта.
Вот так живёт красавица Козетта.
А там, в тумане Альбиона где-то
Я каждый день схожу со скользких крыш.
Я Ваня-Гаврик. Подо мной Париж.
А мне б хотя бы сельтерской воды.
Беконом всюду душатся жиды.
Я Ваня-Гаврик. Подо мной Париж.
Я каждый день схожу со скользких крыш.
2955
Я каждый день схожу со скользких крыш.
Я Ваня-Гаврик. Подо мной Париж.
Дорогой Гаврик правильной идёт.
А кто ему дорогу перейдёт,
Тому уступит Гаврик. Тот ведь прав,
Кто и лишает нас законных прав.
«Меня ударят, тут же я простю.
Иду я молча. Иногда свистю.
Уж солнца луч проснулся за рекой.
А, в самом деле, я и не такой.
Я вор карманный. У меня наган.
Вот я иду. Я бравый хулиган.
Я Ваня-Гаврик. А вокруг Париж.
Я каждый день схожу со скользких крыш.
2954
Я каждый день схожу со скользких крыш.
Я Ваня-Гаврик. Подо мной Париж.
Да, я голодный. Полон я страстей.
В витринах мясо с жиром без костей.
Весь в красных жилках и в прожилках он.
Там, за стеклом, поджаристый бекон.
Вчера я плакал с голода и зла.
И пахла маком, и была тепла
В витрине булка. Да вот не моя.
Её съедят. Но съем её не я.
Я каждый день схожу со скользких крыш.
Я Ваня-Гаврик. Подо мной Париж.
Я не берёг здоровье на войне.
И что-то важное ты там шептала мне.
2953
И что-то важное ты там шептала мне.
И вспомнил я, как ты бежишь ко мне.
Потом мы пили. Пили мы труд.
И те, кто там остались, все умрут.
Ты из Москвы, а ты, дружок, из местных.
Из тех, что в списках нынче неизвестных.
Уж до сих пор нет сообщений нам.
А там Василий, Жоржик и Абрам.
Да и Егорий, и Семён Буслай.
Лежит там Петька. Там и Николай.
Ходил он с Митькой в радиокружок.
У Петьки-ляха тоже был дружок.
И вспомнил я как ты сидишь в окне.
И вспомнил я как ты бежишь ко мне.
2952
И вспомнил я как ты бежишь ко мне.
И вспомнил я как ты сидишь в окне.
И поживём мы, Дусенька, ишшо.
И Мане будет с нами хорошо.
И о дружочках, что в боях легли,
И о сыночках, что не сберегли,
С тобой мы вместе песню запоём,
И будем вместе мы уже втроём.
Так что придёт она к ночным грозам.
Она согласна, вижу по глазам.
Я предложенье сделал ей вчера.
Кому? Марие. Уж она добра.
И я подумал, будет легче мне.
Я вспомнил лето. Зарево в окне.
2951
Я вспомнил лето. Зарево в окне.
Прости нас, Дуся. Не печалься мне.
А участковый карточку берёт.
Мария плачет. Думы наперёд.
И всё былое догорает в нём.
Горит полено пламенным огнём.
Взяла полено и бросает в печь.
Зажгла Мария лампу в сорок свеч.
И будто горя у Марии нет.
Уж печь трещит. Там варится обед.
И что-то, видно, Маня поняла.
И он ушёл. Маруся у стола.
Лесное чудо. Жизни естество.
И нету даже друга у него.
2950
И нету даже друга у него.
Ах, высунь рожки! Жизни естество.
И я всё жду твой правильный ответ.
Так думай, Таня. Скоро восемь лет
Как дверь в сарае нужно подпереть.
Сурьёзно я. Не надо так смотреть.
А минет время, там, глядишь, весна.
Я одинокий. Да и ты одна.
Хозяйство вместе выправим к весне.
И будет радость и тебе, и мне.
Степан поедет к Зусе на три дня.
А я пойду. Дежурство у меня.
Ну, думай, Таня, не спеша, потрошки.
Она вздохнула: Маслик-высуньрожки.
2949
Она вздохнула: Маслик-высуньрожки.
Ну, думай, Таня. Думай уж потрошки.
Вот широка, да и пуста кровать.
Давно пора. Уж что бабылевать!
И ты согласна. Ну и в добрый час.
Поглянет Дуся с карточки на нас.
А седина под хусткой не видна.
Иди поближе. Что нам седина!
И ты с разумной, Таня, головой.
Убили Петю, а вот я живой.
Потом ушли они в смертельный бой.
Остался я. И мы живём с тобой.
И ты сказала: «С Петькой ничего».
А я не смог ответить ничего.
2948
А я не смог ответить ничего.
Из ржи ты вышла. Говоришь: «Чего?»
И уж забыл я молодость свою.
И провели мы годы как в раю.
Я Дусю взял из дальнего села.
Тогда вот мне ты Петьку предпочла.
Ты убегаешь вместе с Петькой в рожь.
Ты говоришь мне строго так: «Не трожь!»
Потом тебе я руку подаю.
Ты долго пляшешь. Ну, а я пою.
Там у костра я ел свой суп без ложки.
Сидели мы, ты помнишь, у дорожки.
И у дорожки маслик-высуньрожки.
Я ел свой суп взахлёб… Без ложки.
2947
Я ел свой суп взахлёб… Без ложки.
А помнишь, маслик? Маслик-высуньрожки?
А я к тебе со школьных дней горю.
Уж я сурьёзно это говорю.
Уж сколько лет наш Ваня не дитя.
Да, Таня, всё там было не шутя.
Потом на свадьбе будем мы плясать.
И будем письма мы ему писать.
И мы с тобою будем дружно жить.
Глядишь, и Ване в армии служить.
А там пастух у речки коз пасёт.
Уж, видишь, сушку он, твой сын, сосёт.
Ты вымой пол. А я вот посижу.
С Иваном я на зорьке похожу.
2946
С Иваном я на зорьке похожу.
Ты вымой пол. А я уж погляжу.
Давай мы стол сюда перенесём.
Ах, ничего, мы всё перенесём.
Уж если б, Таня, если б не война.
Теперь ты тоже прошлому верна.
Ты с совершенно ясной головой.
Была ты ловкой, смелой и живой.
И ты сказала: «Хватит, надоел».
А помнишь, в школе я к тебе подсел.
Ещё бы раз сходить. Но не дано.
Ходил с тобой я много раз в кино.
Ты говорила, пребывая в вере:
«Мы долго будем жить с тобой в квартере».
2945
«Мы долго будем жить с тобой в квартере».
Ты говорила, пребывая в вере.
Печально, знаешь, без Марии мне.
А хочешь, с Ваней приходи ко мне.
Пускай гуляет он по бережку.
Пускай резвится Ваня на лужку.
И из пелёнок ты его пусти.
И не мешай ты Ванечке расти.
И будешь ты улащивать их тут.
Глядишь, и внуки у тебя пойдут.
Он в дом, глядишь, невесту приведёт.
А там уже и в армию пойдёт.
Твой Ваня, Таня, Ходжа Насреддин.
Нам улыбнётся милый нежный сын.
2944
Нам улыбнётся милый нежный сын.
Увидит Ваня с астрами графин.
И будет сон не сон, и явь не явь.
А ты нарви цветочков и поставь.
Он подрастёт. А вот любовь жива.
Не через год, так точно через два,
Пойдёт он в школу. Всё он там прочтёт.
Смотри, родная, Ванечка растёт.
Не надо вечно мучаться в мечтах.
Пора, Танюша, пребывать в чертах.
А ты соси сухарик, мой сокол.
Возьми, Тань, тряпку, да и вымой пол.
Тот, кто бесстрастно не отдался вере,
Он не отыщет счастье и в потере.
2943
Он не отыщет счастье и в потере,
Тот, кто бесстрастно не отдался вере.
Стоит у печки, видишь, вон метла.
Взяла б ты, Таня, в доме прибрала.
Прошла б у Тани горькая печаль.
Мне для тебя, друг, ничего не жаль.
А как закончишь, снова попроси.
Соси-ка, Ваня, вот бурак, соси».
И дал он Ване жареный бурак.
А участковый, он же не дурак.
Как говорила Громова Елена,
Мол, это только в тряпочке полено.
Тот, кто вам скажет: «Ваня просто дуб».
Он без фантазии и безнадёжно глуп.
2942
Он без фантазии и безнадёжно глуп.
Тот, кто вам скажет: «Ваня просто дуб».
Забуду я проклятую войну.
Я лягу, детка, мигом прикорну.
Они придут и нам полегче станет.
Вон там идут, ты видишь, партизане.
И посмотри-ка ты, сынок, в окно.
Да замолчи ты, говорю, бревно!»
Не прекращает он её щипать.
И вот уж Ваня не даёт ей спать.
И боль у Тани всё ещё крепится.
И только Тане плохо что-то спится.
Тот эту жизнь прекрасную просвищет,
Кто постоянно лёгкой жизни ищет.
2941
Кто постоянно лёгкой жизни ищет,
Уж тот, конечно, жизнь свою просвищет.
Вот только Тане плохо нынче спится.
А боль у Тани скоро притупится.
Не будет Таня охать и вздыхать.
Не будут ей он в дырочку пихать.
И не порвут у Танечки подол.
И не повалят Танечку на пол.
Уж Тане косу там не расплетут.
Ты, Ваня, в роще. А пришельцы тут.
Ты самый близкий, самый ты родной.
Мой мальчик нежный. Может, ты больной?
Так говорит он, мой любимый дуб:
«Давайте есть, мамаша, вкусный суп».
2940
«Давайте есть, мамаша, вкусный суп».
Так говорит он, мой красавец дуб.
Он из полена. Мальчик мой родной.
В пелёнке Ваня. Он всегда со мной.
У этой Тани сразу две беды.
У этой Тани волосы седы.
Ей на диване с ним бы воздыхать.
Играть ей в куклы. Ваню б колыхать.
У этой Тани есть своя мечта.
Уж эта Таня. Уж она не та.
И Таня часто в снах своих летает.
А на дубу луна ворон считает.
А Таня всё по дому что-то ищет.
А чайник на плите кипит и свищет.
2939
А чайник на плите кипит и свищет.
А Таня всё по дому что-то ищет.
Ах, мамка, мамка! Память душу греет.
Пусть солнце мамку с папкою согреет.
Ей обо мне в той травке воздыхать.
Пусть будет мягче мамке отдыхать
Я положу их в сочную траву.
Пойду к ним нынче. Им цветов нарву.
А мамка где-то с папкою одна.
А в небе радость. Там же и луна.
Он там у речки. Он там коз пасёт.
И деду Таня кушать понесёт.
А жизнь зовёт нас мирной красотой.
Обед готов. Желудок мой пустой.
2938
Обед готов. Желудок мой пустой.
Друг друга любят, тешась красотой.
Они и так, и в жизни молодцы.
Уж Петя с Таней. Вот мои отцы.
Мамани с папой с нами больше нет.
Прошло с тех пор уже тринадцать лет.
Сказал так Петя. Позже он придёт.
К обеду Таня пусть меня не ждёт.
И он сказал, что скоро он придёт.
Мне в школе Петя свой предмет ведёт.
Давно я школьник. Я живу легко.
Уж на столе парное молоко.
А пища в нетерпенье в печке пищит.
И Таня что-то взором пылким ищет.
2937
И Таня что-то взором пылким ищет.
Готовит Таня пищу. Пища пищит.
Ах, милый Ваня, я тебя люблю!
Я отвечаю: «Я уж потерплю».
«Да ничего, лежи, любовь моя,  -
Она мне шепчет:  -  Скоро встану я».
Ах, Таня, Таня... Таня ведь жива!
Бормочет Ваня страстные слова.
И кровь на ножке. Дырочка в трусах.
Лежит уж Таня. Звёзды в небесах.
Пришёл бы ты и стукнул бы ногой.
И где же ты, дружок мой дорогой.
Когда уж ты на ножки, милый, встанешь?
Когда ты ручкой край стола достанешь?
2936
Когда ты ручкой край стола достанешь?
Когда ты, Ваня, уж на ножки встанешь?
И ты меня потом вот и спроси.
Спаси ты Таню. И меня спаси.
Открой ты, Петя, к нам пошире дверь.
Ах, Петя, Петя! Где же ты теперь?
От Пети Таня к Коле не уйдёт.
Она вот встанет. Петю подождёт.
У Пети есть рассудок в голове.
Учиться буду, говорит, в Москве.
И свой дневник в печи он тут и сжёг.
Закончил школу Петя, мой дружок.
Однажды Петя свой принёс дневник.
Ах, покажи мне, Петя, буквы книг!
2935
Ах, покажи мне, Петя, буквы книг!
Однажды Петя свой принёс дневник.
Но нету Пети. Только ночь и мрак.
Лютует в мире бессердечный враг.
И Таню с Ваней ты побереги.
Открой ты двери. В дом скорей вбеги.
Где гнев твой гордый? Где твой гневный мат?
Так где ж ты, Петя? Где твой автомат?
И мне из ложки кушанья дают.
Сидят и тихо, тихо песнь поют.
Не нужно даже ленинской свечи.
Трещит полено весело в печи.
И молча рядом с Таней Ваня сядет.
И руку ей, бывало, гладит, гладит.
2934
И руку ей, бывало, гладит, гладит.
И Петя с Таней рядом близко сядет.
Из леса, Петя, ты бы к нам пришёл.
Войди ты к Тане. Ей прикрой подол.
И партизаном ты отважным был.
Ах, Петя, Петя! Таню ты любил.
И ты ей верный ласковый дружок.
Ходил ты с нею в радиокружок.
Ты был красавцем. Ростом был большой.
Любил ты Таню нежно и с душой.
Ты первый в школе рыцарь и атлет.
Ты, Петя, старше Тани на пять лет.
И Петя тут свой и закрыл дневник.
Как будто он уже не ученик.
2933
Как будто он уже не ученик.
И вспомнил Петя школу и дневник.
А Ване с Таней некому помочь.
Подходит вечер. Наступает ночь.
Но где ж ты, Таня? Как же, Таня, как?
По предкам Ваня подлинный казак.
Да, Ваня хочет плакать и стонать.
Не может Таня Ваню пеленать.
У Тани тоже дырочка в трусах.
Застыла кровь её на волосах.
А представлялась Таня в драмкружке.
И грязь, и кровь у Тани на виске.
Романс мы пели про широко поле.
И говорит она ему: «А в школе».
2932
И говорит она ему: «А в школе».
И видит Ваня, вот он с Таней в поле.
Не может он себя распеленать.
Не хочет Ваня плакать и стонать.
А Тане с Ваней некому помочь.
Совсем стемнело. Наступила ночь.
Как будто миром правит пьяный Бес.
Уж ветры дуют. Наклонился лес.
Горит солома. Хлеб в полях не сжат.
И возле дома мёртвые лежат.
Нет мамы с папой. И в саду нет груш.
И Ване горько. Беспросветно уж.
И Ваня кончил думать свой сонет.
А утра нет. И жизни тоже нет.
2931
А утра нет. И жизни тоже нет.
Вот и закончил Ваня свой сонет.
У Вани тоже горькая слеза.
И закатились светлые глаза.
И клочья сена в мокрых волосах.
Лежит, не дышит. Дырочка в трусах.
Не хочет Таня Ваню понимать.
Ах, Таня, Таня! Как там наша мать?
Напьётся Ваня. А пока, пока...
Танюша встань и дай мне молока.
И Ване попку ты не вытираешь.
Уж третьи сутки молча умираешь.
В такой вот ты, Танюша, горькой доле.
Девица ты. Пятнадцать лет, не боле.
2930
Девица ты. Пятнадцать лет, не боле.
Уж не в такой тебе б терзаться доле.
И кровь на ножке. Дырочка в трусах.
Ах, Таня, Таня! Грязь на волосах.
Уж третьи сутки грусть моя со мной.
Под попой сухо. Сухо подо мной.
Уж третьи сутки я живой пока.
Уж третьи сутки нету молока.
А что там было, расскажу потом.
Папаню с мамкой увели за дом.
Потом был выстрел. А потом был кальт.
И фриц сказал: «Фарфлюктер шайзе хальт!»
И он наставил нагло пистолет.
А ты подросток. Ты прекрасных лет.
2929
А ты подросток. Ты прекрасных лет.
А немец молча тычет пистолет.
Так как же, Таня? Как же, Таня, как?
Не ты ли, Ваня, вольный наш казак?
Ах, Ваня, Ваня, ты гордись собой!
Потом блокада. Партизанский бой.
И встал огромно каждый и любой.
Вставай огромно и на смертный бой.
Ну, а потом вся эта канитель.
Меня тогда укутали в постель.
И дали мне шутливого ремня.
Распеленали. Вытерли меня.
Сказал так папа: «Ты такая сладость!»
В душе печаль. Ну, а на сердце радость.
2928
В душе печаль. Ну, а на сердце радость.
А жизнь, Ванюша, уж такая сладость.
Чего же Таня к козам не бежит?
Так где же Таня? Где она лежит?
И ты наелся быстро и легко.
Сосал ты, Ваня, с груди молоко.
Пришёл папаня, что-то пробурчал.
Смотрел на Таню Ваня и молчал.
Две белых птицы. Ой, люли-люли.
Тебя в пелёнках, Ваня, принесли.
И на траве разбросаны дрова.
И уж от крови высохла трава.
А возле дома трупы двух коров.
И Ваня наш ещё совсем здоров.
2927
И Ваня наш ещё совсем здоров.
А возле дома трупы двух коров.
Чего ж ты к Ване, Таня, не бежишь?
Ах, Таня, Таня! Тут вот ты лежишь.
Вернётся радость. А пока, пока.
Напиться б Ване с груди молока.
И Ваня мыслит только об одном.
А ветер свищет. Звёзды за окном.
А возраст Вани не имеет лет.
И Тани что-то очень долго нет.
И плачет Ваня, пальчиком вертя.
Уж вольный Ваня. Ваня наш дитя.
Иль вечер весь я режусь в домино.
Или пойду с товарищем в кино.
2926
Или пойду с товарищем в кино.
Согну подкову, брошусь ли в окно.
Я и один, но я и многолик.
И спрос с меня уж нынче не велик.
Хоть лезь ты в печку, хоть грызи кизяк.
Теперь я вольный. Вольный я казак.
Похоронил я и отца, и мать.
И что мне, Ване, нынче горевать.
Жива ли Таня?.. Стало мне легко.
Да и не надо пить мне молоко.
Вот гастроном. Я не был в нём давно.
Тут я проснулся. Глянул за окно.
А Ваня дальше по теченью плыл.
А месяц юный непоседой слыл.
2925
А месяц юный непоседой слыл.
И дальше Ваня по теченью плыл.
Уж пролетали мимо ветерки.
В вечерней зорьке утки у реки.
Я не хотел поспешно поступать,
Да и пошёл в шалаш продолжить спать.
И пять я вставил нецензурных слов.
Мне нет резону до твоих делов.
И оттолкнул тебя я: «Кыш, болван!
И на фиг мне вот, в сущности, Иван».
И снова дуют с севера ветра.
И задремавший сторож у костра.
И думал Ваня: «Как живым я был,
То я куда-то по теченью плыл».
2924
«То я куда-то по теченью плыл».
Так думал Ваня, как живым он был.
Да и со взором, с смертною тоской,
Иван весь синий, с сломанной рукой.
И без дыханья он уж и без сил.
С лицом разбитым. И уже остыл.
Его, Ивана, ночь всю избивали
Шалмана воры. И халву жевали.
Он их заставил долее терпеть.
Он не успел за водкою успеть.
Обрубок трупа с сгрызенной спиной
Прибило к грязи берега волной.
И спящий сторож, что под мухой был,
Проснулся вдруг. Ну, а зачем? Забыл!
2923
Проснулся вдруг. Ну, а зачем? Забыл!
Уж сторож спящий, что под мухой был.
И любит Ваня Маню третий час.
Ах, Маня, Маня, я приду сейчас.
Да и у Вани всё ещё стоит.
Уж полночь рядом. Ваня грусть таит.
И навсегда куда-то он уплыл.
Он трупом мёртвым в этой жизни слыл.
Забрало Маню сексом до мозгов.
Тут Ваня вспомнил греческих богов.
Не отличался в жизни он ничем.
«Всё это мне,  -  подумал он,  -  зачем?»
И думал Ваня, чувствуя тоску,
Что он рукой проводит по виску.
2922
Что он рукой проводит по виску,
Подумал Ваня, чувствуя тоску.
А Маня просит: «Ваня! Дорогой!»
Звезда манит, скрываясь за другой.
И ночь уже на ближних тополях.
И солнце низко. Дымка на полях.
И Ваня жив. У Вани цель своя.
И шебаршит он через плоть вранья.
А Маня глубже, глубже, глубже сует.
Мол, нас лишь сам пленэр интересует.
Мол, всё вокруг до выворотки нам.
Глазами крутит он по сторонам.
Да и стоит себе, мирясь с тоской,
И о доску свободной бьёт рукой.
2921
И о доску свободной бьёт рукой.
Иван стоит и вроде как с тоской.
Как будто он и вовсе к ней не бдит,
Уж если кто оттель и поглядит.
Как будто так и правильно, и проще.
Она ж одной рукой бельё полощет.
И тихо для приличия поёт.
Да и натуру Ване отдаёт.
Как у спортсмена в мышцах физкультура,
Так у Ивана есть своя натура.
Туда, чтоб ей натуру отдавать,
Решил Иван немедленно совать.
И он не отнял от неё руки.
И нету в Ване более тоски.
2920
И нету в Ване более тоски.
И он не отнял от неё руки.
И он её берёт за естество.
И, помолчав, заводит в существо.
Так, значит, мысли Ванины плохие.
Иван потрогал, говорит: «Сухие».
«А ты потрогай сухость волосов».
«Так ты ж, Маруся, вовсе без трусов».
«Трусы на мне сухия, иль сырыя?
Потрогай, Ваня»,  -  молвила Мария.
И ей приподнял он её подол.
И вот тогда и обнажился пол.
И уж плывёт Иван совсем один.
Он труп. И он себе и господин.
2919
Он труп. И он себе и господин.
И вот плывёт Иван совсем один.
И он пощупал сухость волосов.
Её он видел в бане без трусов.
И он увидел сразу  -  ё-моё!..
Она пришла стирать сюда бельё.
А Ваня рядом. Ваня не у дел.
Её фиксатый, как всегда, сидел.
Мне отдалась она. Со мной была
Она. И мне дарила жар тепла.
Теперь я просто мясо на крючок.
Какой теперь я Ваня-светлячок.
Река Ванюшу вдоль себя несла.
Держал в руке обломок он весла.
2918
Держал в руке обломок он весла.
Река Ванюшу вдоль себя несла.
И потому и дело не идёт.
Он смотрит так, как будто украдёт.
Его боится всякий здешний дачник.
Карманный вор он. Он и неудачник.
Да, муж у Мани Петька-драндулет.
И дочка Лара. Ей двенадцать лет.
У Мани есть коморочка своя.
И он ей там подносит куль белья.
И вспомнил он, как шёл он с нею в баню.
И вспомнил Ваня эту курву Маню.
И был он кроток, был он молчалив.
И он любил компот из свежих слив.
2917
И он любил компот из свежих слив.
Да, Ваня был довольно молчалив.
И что-то сам себе он всё поёт.
Он труп. И он прохладу ночи пьёт.
И вот уж полон стол как у Манэ.
И открывает Ваня портмоне.
И будто в баре он берёт меню.
И снялся стресс с него ещё на дню.
И некуда Ивану уж спешить.
Никто не будет трепет волн тушить.
«Я мёртв уже. А луч скользнул под лодкой.
Не нужно больше мне ходить за водкой».
И думал он: «А вот и все дела».
Волна, на милю схлынув, отошла.
2916
Волна, на милю схлынув, отошла.
Такие уж бывают тут дела.
«А за пинки я многих извинял.
И мне прикажут, я и исполнял.
И я там жил. Решались там вопросы.
Там жили все. Все общества отбросы.
А берег был туманен и барачен.
Потом залив стал холоден и мрачен.
И весь я мир держу в себе самом.
Вот только слаб я нынче стал умом.
И ничего иного в мире нет.
Пойду ловить на удочку обед...
…Волна стучала в берег торопливо.
Залив был мелок. Час пришёл отлива.
2915
Залив был мелок. Час пришёл отлива.
И думал Ваня: «Прожил я счастливо».
Ах, ах, мечты задумчивые сроки!
И тут он сразу вспомнил Тереоки.
И Ване снилась радость чувства долга.
И били Ваню все. И били долго.
И от побоев он не увернулся.
И Ваня бедный кровью захлебнулся.
И в магазин Ивана не впустили.
И водку там ему не отпустили.
А почему? Приказчик очень вредный.
И потому Иван больной и бедный.
Он вспоминает всуе старину
И тащится по илистому дну.
2914
Да и тащусь по илистому дну.
И вспоминает Ваня старину.
Меня лишили всех гражданских прав
За мой спокойный и весёлый нрав.
И иногда я в чём-то дурачок.
Меня все дразнят Ваня-морячок.
А я вот волдырями заплыву,
Пока они с икрой сожрут халву.
И не увижу я дневного света.
Мне морду будут чистить до рассвета.
А как успеют, то бока намнут.
Уж до закрытия осталось пять минут.
Иван, что послан был тогда за водкой,
Подумал: «Уж не я ль плыву за лодкой?»
2913
Подумал: «Уж не я ль плыву за лодкой?»
Иван, что послан был тогда за водкой.
И мы сошлись там в помыслах одних,
В стремленье волн, и в бултыханье в них.
Церковный совершали мы обряд.
А под плащом был свадебный наряд.
Она была в сезонный плащ одета.
Мы поженились сразу, в это лето.
Тогда я с ней пошёл впервые в душ.
Там встретили мы близких сердцу душ,
На поле оказавшись Куликовом.
Ну, а однажды, зачитавшись «Словом»,
Мы погрузились в пенную волну.
И я сниму с себя за всех вину.
2912
И я сниму с себя за всех вину.
Мы опустились в пенную волну.
Нас не забыла гордая страна.
Слова и факты, даты, имена.
И сердце никогда не унывало.
Случилось с нами так, как не бывало.
Мгновенно пролетело время. Вот.
Но это было позже, через год.
Потом уж мы младенца искупали.
Поочерёдно мы недолго спали.
Да и она не промахнулась в друге.
И растворился в ней я, как в супруге.
Встречал Танюшу я, простившись с лодкой.
И был обрадован нежданной я находкой.
2910
И был обрадован нежданной я находкой.
Весло нашёл я под тонущей лодкой.
Беречь себе и внукам в укоризну
Нет чести большей, чем её, отчизну.
«Мы совершили, Ваня, это дело.
Теперь не страшно. Сердце не сробело.
И проверялись мы в бою впервые.  -
Вздохнула Таня.  -  Вань, а мы живые!»
Прильнул он к ней, как к ласковому другу.
И шаль набросил ей он на кольчугу.
Косил Иван на Таню милым взглядом.
И Ваня с Таней шли обнявшись рядом.
«Я голодна. Поем уж я с охоткой.
Пойдём домой, Иванушка, с пехотой».
2909
«Пойдём домой, Иванушка, с пехотой.
Я голодна. Поем уж я с охотой.
Перекрестясь, приноровимся к хлебу.
Подымем мы хвалу земле и небу».
Уж свадьбе быть. Закончились метанья.
Идут втроём: Рогдай, Иван и Таня.
«И не сломить им нашей русской стати.
Не погасить огня Христовой рати.
И не бывать Руси под басурманьей.
Везде, родная, ты плеч о плеч с Ваней.
Я друг тебе, и радость я приемлю.
Лик осенив, я лбом ударюсь в землю.
Живи, любовь, рожай мне троекратно.
Жизнь посещает смелых многократно.
2908
Жизнь посещает смелых многократно.
Господь за нас. Спасенье троекратно.
Да, Тань, дружок, мой верный друг служивый».
«Ах, хорошо, мой милый! Мы ведь живы!»
А где ж Руслан? А где Рогдай?»  -  «В могиле».
«Победа, Вань! Мы басурман разбили.
Колокола повсюду. Дуют в трубы».
Обняв её, он ей терзает губы.
Она идёт. И что есть юной мочи
Она поёт, вознёсши к небу очи.
«О, сжалься, смерть! О, хворь, о, смрад, изыйди».
«Мне больно, Тань! Ты из могилы выйди».
Я просыпаюсь около воды.
Не избежать уж, видно, мне беды.
2907
Не избежать уж, видно, мне беды.
Я просыпаюсь около воды.
«Мне больно, Тань, ты из могилы выйди!
Танюша, встань! Подымсь! А смерть изыйди!»
И от тоски почти что умирая,
И кровь о край кольчуги вытирая,
Идёт Иван, слезу роняя смело,
Неся о плащ Танюши мёртво тело.
Стучит о земь Иванова подкова.
Рассвет. И снова поле Куликово.
«Ах, гибну, гибну, жизнь припоминая!»
«Подмога будет. Ты держись, родная!»
Проснулся я. И в дрёме я плыву.
И вижу сны у ночи наяву.
2906
И вижу сны у ночи наяву.
Проснулся я. И в дрёме я плыву.
«И спину ломит мне от топора.
И ногу колет. Видно, там дыра.
Плечо рублёно. Да и грудь печёть.
Держусь я, Ваня, да вот кровь течёть».
«Держись, друг милый, повернём их вспять.
Остыну малость и начну опять.
Я тоже, друг мой, пятый час уж бьюсь.
Я щас, родная, только отобьюсь».
«Пробейся, Ваня. Надоть подмогнуть.
Рука устала. И не дышит грудь.
Спеши, Ванюша. Не было б беды.
Ах, нет со мною друга и воды».
2905
«Ах, нет со мною друга и воды.
Да, Ваня, бью их. Бью их от нужды».
«Танюша, как ты? Всё их подлых бьёшь?
И все согласны. И родные то ж.
Победу встретим свадебным лицом.
И свадьбу справим. Таню под венцом
Увидим мы. Увидим отчий стан.
Вот перережем только басурман.
Ещё с тобой мы лаптей наплетём.
Задет я пикой, Таня. Всё путём».
«Ванюша! Где ты! Ваня! Что с тобой?»
И вдалеке идёт смертельный бой.
Я снова в лодке. В небе воссиянье.
Весеннее рождалось обаянье.
2904
Весеннее рождалось обаянье.
Уж оттесняют. За рекой сиянье.
И бусурманей новая река.
Всё ближе, ближе Танина рука.
А там что будет, будет впереди.
Ему б прижать к своей её груди.
Ах, Таня, Таня, жизни всё же жаль.
Другой рукой несёт он Тани шаль.
И Ваня машет левою рукой.
И рубит подлых. Хлещет кровь рекой.
Плеч о плеч оба. И Танюшу ждут
Ратмир, что ранен, и Рогдай, что тут.
Уж Таня бьётся с пламенем в очах.
И всё в крови, как в Пасху при свечах.
2903
И всё в крови, как в Пасху при свечах.
Врагов без счёта. И огонь в очах.
Направо двинет  -  целый их гардин.
Крутнёт налево  -  падает один.
Меч проверяет. Произносит: «Ах!»
Плечом поводит, делает замах.
И только шлемом Ваня шебаршит.
Вань режет, колет. Ваня не спешит.
И прямо в пекло, в тьму, да и в огонь.
Иван встаёт. Иван вскочил на конь.
Зажги огонь в моей, мой друг, груди.
Иванушка! Поди, родной! Поди!»
«Танюша, шчас. Закончу лишь деянье».
Весеннее сжималось расстоянье.
2902
Весеннее сжималось расстоянье.
Томилось битвы грозное стоянье.
Их тут вся туча! Небо  -  распогодь!
«Танюша, друг. Рогдаюшка. Погодь.
Подставь ты локоть. Подопри мне бок».
«Нужна ты мне. Мой славный голубок».
Рогдай кричит: «Помощник мне нужон!»
А бусурмане лезут на рожон.
«Не дрейфь, родная! Души в нас прямы».
«Русланушка! Держись! С тобою мы!»
Ратмира ближе к Дону уронили.
Руслан один. Рогдая оттеснили.
И блеск щитов, и скрежет от мечей.
Молчали сосны в трепете лучей.
2901
Молчали сосны в трепете лучей.
И блеск щитов, и скрежет от мечей.
Ну, а Руслан мне что-то говорит.
Она  -  вся прелесть. Лик её горит.
«Мы возвратимся в мирные края.
Так улыбнись-ка, ладушка моя».
«С тобой ещё мы лаптей наплетём.
Не дрейфь, Ванюша, будет всё путём».
«Смотри, родная, вражьих  -  океан!»
А вот и третий. Едет там Руслан.
Мы их встречаем взорами лица.
А вражьих тьма, и нету им конца.
А я нещадно в грудь стучу рукой.
Да и тревога гнёт меня тоской.
2900
Да и тревога гнёт меня тоской.
А я нещадно в грудь стучу рукой.
Танюша тихо: «Ну, а где Руслан?»
Ратмир с Рогдаем. Вражьих океан!
И перед нами два богатыря.
Мы залегли. Уж ночь. А там заря.
И я иду с Танюшей бережком.
Мы и в кольчугах, в шлемах и пешком.
И в каждом жизнь, естественно, была.
Не лица, лики. Лики и чела.
Неровный свет. Уже мелькают лики.
Лязг топоров. Пыхтенье. Вздохи. Крики.
И слышу я и скрип, и скрежет вил.
Гребу. И мир мне дорог. Да и мил.
2899
Гребу. И мир мне дорог. Да и мил.
И темнота. И скрежет ржавых вил.
Но редко о себе напоминает
Земля, что всё и чувствует, и знает.
И только никогда не подлецами,
Родными, а порой и мудрецами
Нам быть. И край наш в мужестве отцами.
Пошевелить бы смелыми сердцами.
И никогда не поздно головами.
И всё от нас зависит только с вами.
Казалось бы, давно обречена
На перспективу круглая луна.
И вдруг наплывы грусти и тоски,
И лёгкий трепет девичьей руки.
2898
И лёгкий трепет девичьей руки.
Да и наплывы грусти и тоски.
Где редко кто чего не доглядел,
Вам в гастрономах выдаст тот отдел.
Во тьме вечерних дремлющих столиц
Уж рыб плесканье. И мерцанье лиц.
И по реке ночная перезвонь.
И снова звёзды в небе. И огонь.
И с тем, что за себя мы постоим,
И с варварством безудержным твоим,
Россия! Ты, как прежде, хороша.
Спала Танюша, славная душа.
Уже довольно поздний вечер был.
А по течению уж я куда-то плыл.
2897
А по течению уж я куда-то плыл.
Я встрепенулся. Поздний вечер был.
Не то придёт и к вам недобрый час.
Попросят помощь: «Не губите нас!»
А вдалеке с евреями барак.
И я уж здесь, как будто в реку рак.
Спала Танюша, не разжав руки
По воле ночи, грусти и тоски.
Глоток любви своей во мне ища,
Упавшей в воду с трепетом леща.
И с той, и с этой нашей стороны
Всё в мире дремлет. Слышу всплеск волны.
Уже довольно поздний вечер был.
Я по течению тогда куда-то плыл.
2896
Я по течению тогда куда-то плыл.
Я встрепенулся. Поздний вечер был.
Другой сказал: «Молчи! Не надо! Ша!»
Вот и душа. Вот трепет камыша.
В свободной мы от ереси Европе.
Там мы и там, и там. И в Перекопе.
Где мы с тобой? В бинокль ты посмотри.
Я пить хочу. О, эта Морген фри!
О чём тут я? Великая держава!
Сюда «Дукат», сюда «Кариськи», «Ява».
Потом я их по пачкам сортирую.
Возьмёшь, бывало, рюмочку-вторую.
А Морген фри я сразу полюбил.
Я лошадь и корова. И дебил.
2895
Я лошадь и корова. И дебил.
И Морген фри я сразу полюбил.
И с рук оно, и с ног оно сошло.
Уж от него всё это и пошло.
Дешёвое вино. Не заграничное.
Кислятина. Я пробовал. Привычное.
Торгует крошка Морген нос утри
Вином из гастронома в рубль три.
Не знаешь ты, кого послать бы на
За литром забродившего вина.
Сухое снова выдали вино.
Да и пошли с товарищем в кино.
Весна нужна. И осень нам нужна.
Тем более, тогда была она.
2894
Тем более, тогда была она.
А ведь весна не нам одним нужна.
Познать природу скудных наших знаний
Хотели мы без лишних заклинаний.
И вот лежу я с высохшим лицом.
Но уж совсем, совсем и не птенцом.
А вышло что-то вроде феминизма.
И мы ползли по краю коммунизма.
Ловить мы станем факты из «Вестей».
Ну, а потом при помощи сетей
Уж мы для лаптей лыки наплетём.
И думал я тогда: «Уж всё путём».
Перевернувшись вверх лицом формально,
Я поступил, мне думалось, нормально.
2893
Я поступил, мне думалось, нормально,
Перевернувшись вверх лицом формально.
И извините, если я не сплю.
Уж я глотать отраву не люблю.
Да и клещей, и прочих в разговоре,
И в память ни за что погибших в горе,
Во славу отшумевшим бурным водам,
Травою б, братцы, двинуться к заводам.
Безмерная, как бывшая река,
Душа уже не дышит. И тоска.
И радость на четыре трети с горем.
И названа она Цимлянским морем.
Кому вся эта музыка нужна?
А мною уж она осуждена.
2892
А мною уж она осуждена.
Не заручиться б, высказав до дна.
Дно как асфальт. Прочнее тротуара.
Ни взять, ни дать, пустынный край Сахара.
Ах, всё ушло! Легенда с бородой.
Не засидеться б долго под водой.
И никому узлов не развязать.
И никому себя не показать.
Там не отыщешь даже мертвецов.
Ни редьки с хреном, и ни огурцов.
Там существует голая страна.
И вот тот берег, где жила она.
Хотя всё было чинно и нормально,
Но и причина вымерла формально.
2891
Но и причина вымерла формально.
А было всё и чинно, и нормально.
«Что ну? Пошла ты к синему хрену».
Сухая вобла промычала: «Ну?»
Возьми бананов, соли и угрей.
И прихвати две палки сухарей.
Ты лучше сбегай в прошлое домой.
Кончай шутить, сушёный конь хромой.
И окуньки. И турки, и арабы.
Зашевелились жареные крабы.
Да и ушла в бледнеющий рассвет
Ночь, зашумев движению в ответ.
Скопленье бед с приправой на обед.
Уж эта роскошь незнакомых лет.
2890
Уж эта роскошь незнакомых лет.
Скопленье бед с приправой на обед.
И вот матросы зябнут по утру.
От горя снова росы на ветру.
Сухая вобла, щука Морген фри.
Ты на себя получше посмотри.
Да и не шелест это камыша.
И это ль килька? Это просто вша.
А в пароходе едет дон Кихот.
Ты видишь там линейный пароход?
И чем нам воздух жаркий выпивать?
И вот на что нам нынче уповать?
Земля и небу бедная досталась.
И с намереньем быть собой осталась.
2889
И с намереньем быть собой осталась
Земля. И небу бедная досталась.
Уж захлебнуться б в розовом огне,
Когда любовь перетечёт ко мне.
И лепестки, что так воздушны в розе,
Уже завяли молча на морозе.
Да и кого насколько тут убудет?
Ты наблюдай, и что-то с нами будет.
И лишь потом нам веники вручат.
И воду сразу всюду отключат.
Не выводи поспешных рассуждений
Из-за вот этих веских побуждений
Подводного понятия планет.
Да и минут бегущих больше нет.
2887
Да и минут бегущих больше нет
Подводного понятия планет.
С меня он снял солёную рубаху.
И уж потом, размылив черепаху,
И с той, и с этой тоже стороны,
Он повлиял на происки весны.
Спешит пролиться, словно виноград,
Уже совсем, совсем другой субстрат.
Он засмеялся: «Очень хорошо!»
Акулы тут же съели порошок.
И почесал я им хвосты и пахи.
А вдалеке сухие черепахи.
Да и залез я в землю до колен.
И уж попался в жесточайший плен.
2886
И уж попался в жесточайший плен.
Она моих касаются колен.
Гляжу  -  уже акулы чешут пахи
Засохшей допотопной черепахи.
Выводим мы подкормку для килиц
Из этих неокрашенных пылиц.
Такая залихватская наука.
И ила ком мне тычет в морду щука
Со шлаком дна. Не выпустишь кишок.
И я смешал тут с грунтом порошок.
О чём-то мысля в замершей среде,
Лежали кони молча на воде.
Я снова вижу отблески под лодкой.
Тут я проснулся. Ночь была короткой.
2885
Тут я проснулся. Ночь была короткой.
Я снова вижу отблески под лодкой.
Лишь только б продолжался этот бой.
«Так не погаснет».  -  «Ну и чёрт с тобой».
«А чем же? Той всё взвешенной средой».
А я ему: «А тушат чем? Водой?»
В ответ я слышу: «Глупый ты, балда!»
«А долго ли,  -  спросил я,  -  и когда?»
Мне отвечают: «Так же, как везде».
А я: «Так что же это? Да и где?»
И кто я, где я? Сразу не пойму.
Я лезу дальше. Вижу  -  всё в дыму.
А как решиться? Вздулись створки вен.
Да и трава касается колен.
2884
Да и трава касается колен.
Вернуться б в лодку. Во вчерашний плен.
И тут же и отправиться в полёт.
Залез я в безмоторный самолёт.
А рак развёл засохшие клешни.
Всё непонятно. И везде огни.
Где верх, где низ, где глубь, где даль, где высь.
Воды так мало, сам хоть удавись.
Мытарства миг и вечность государства.
И вижу там я всю подводность царства.
И я в испуге вспомнил старину.
Вступала ночь в шумящую волну.
Луна в воде. И нежною походкой
Засеребрилась предо мной и лодкой.
2883
Засеребрилась предо мной и лодкой
Луна в воде изысканной походкой.
И с ясной и разумной головою.
Нет, нет, не с тою мёртвой, а с живою,
Ты расставаться, милый, не спеши
И счастливо, и с пользой для души.
Служа друг другу нежно, безответно,
Прожить бы жизнь с тобою незаметно.
Уверенность. Моя ты Зульфия.
Моя родная. Радость ты моя.
Спала Танюша, видя сон глубокий.
А вдалеке темнели Тереоки.
Луна на волнах юною кокоткой
Засеребрилась предо мной и лодкой.
2882
Засеребрилась предо мной и лодкой
Луна на волнах юною кокоткой.
Мы молча, молча, молча… Ах, молчи,
Когда и делать нечего в ночи,
Там и порыв их был правдив и тонок.
И о бесстыдстве опытных девчонок,
И мастерстве их трепетных грудей,
От безграничной глупости людей
Нужны ли мне подобные истории?
И есть ли тут крупица аллегории?
И думал я: «Какой старинный бред!
Он нам приносит пользу или вред?»
Засеребрилась тут же перед лодкой
Луна в воде таинственной кокоткой.
2881
Луна в воде таинственной кокоткой
Засеребрилась тут же перед лодкой.
«А мы близняшки. Он мой Аладдин».
«А вас же двое. Вы же не один».
Она в скандале: «Как же, хлопцы, как?!»
«Не шебуршись. Да и бери трояк».
Туда, куда не ходят поезда,
Они уходят. «Хлопцы, вы куда?»
И тут уж снова, лягши на диван,
Трояк бросая, закус взял Иван.
Да не скрипи ты петлями дверей.
Иван, ты где, шепчу, иди скорей.
С тобою там, у Грозного Ивана
На краешке мы старого дивана.
2880
На краешке мы старого дивана.
А далее с тобой мы у Ивана
Вокруг себя и кверху влево вниз.
Але парад подвойный данц стриптиз.
Пусть порезвятся весело на мне.
Как в заграничном дрёбаном кине.
Уж к этим нашим северным соседям
Я загляну. И мы туда поедем.
Слетаю к Ёсе я и извинюсь.
И пред природой там я повинюсь.
Я без плаща, без шпаги и кальсон.
Певец тот, помнишь. Педик. Пенкинсон.
«Ты помнишь, Маня, тех продажных тел?
Их я тогда попробовать хотел».
2877
«Их я тогда попробовать хотел».
«Да, помню, помню, тех продажных тел».
Турецкая холера ли, чума,
Или настанет в мире кутерьма.
Или от кори спидом заболеют.
А если наши все переболеют?
И уж в такой трагический момент
Никто и не пойдёт в эксперимент.
Хоть ты к ушам завязочки пришей.
Так ни одной, чтоб рот был до ушей.
Прислал вчера девчат четыре копии
Из этой, как её, из Эфиопии.
Она мне тут: «Король тот в попу драный!»
И все полезли сразу на экраны.
2876
И все полезли сразу на экраны.
Король тот, помнишь? Там паслись бараны.
Уж так вот, Ваня, плохо получилося.
Погорячилась я. Погорячилася.
Ну, а она мне: «Ваня! Отпусти ж».
«Ты не звезди мне тут про свой престиж!
Так за какие ж, к феру, фалиянты
Я отдаю тебе свои брыльянты!»
И говорить ей стал я в Бога мать.
И стал с неё брыльянты я сымать.
«Считаешь, что за деньги я скребуся?»
Мне всё тут, Мань, уж по фигу, до гуся».
И говорю: «Аргументы твое
Напоминают старого Фурье».
2875
«Напоминают старого Фурье
Твои мне аргументы, что в у. е.
Ты лучше свой запал побереги».
«Ой, Ваня, друг, не жми мне на мозги.
Ты этот тур на погибанье бросил.
Чтоб я сочла, что для услады Ёси
Оставил ты всю эту нашу дурь?
Ты мне мозги мои не балагурь.
Не вижу я огней ночного света
Для красоты всеобщего привета.
Прочти мне, Ваня, твой последний стиш.
Живёшь душой ты или за престиж?
Неужто лишь за доллары те драны
Нас ждут Лондоны, Вены, Тегераны?»
2874
«Нас ждут Лондоны, Вены, Тегераны
Неужто лишь за доллары те драны?
И перестройки как бы нет в приветах.
Тамбовски волки служат при Советах.
Под ложечкой пускай меня скребут.
Тогда, Иван, ты в лапти был обут.
Чтоб заменить обычными умами
Тебя? Ой, я поеду завтра к маме!
Отдать упрёкам этих королиц
Ты хочешь свой чудесный блик лиц?
Нас ожидает новая мораль.
Нет уж, Иван, введу-ка я спираль».
«Так что, Мария, благ тебе. Адье!»
И я поплыл на брошенной ладье.
2873
И я поплыл на брошенной ладье.
«Ну что ж, Маруся, поезжай. Адье!
Им гонорар бы только оторвать.
И лишь бы нашу марку подорвать.
У них свои, Маруся, интересы.
Всё это враки, перегибы прессы.
Да и у ей одиннадцать груздей.
Пусть говорят: «У Мани семь гвоздей».
И попадёшь ты в глянцевый журнал.
И ты прославишь ротичный аннал.
Ты постарайся в лапти их обуть.
Мы зафиксуем твой туристский путь.
И ты пройдись там в шопах белодомных,
Где быть хотел кумиром ты бездомных.
2872
Где быть хотел кумиром ты бездомных,
Уж ты пройдись там в шопах белодомных.
Минджмекера, и в действии партнёра,
Тебе я дам другого сутенёра.
Ты без меня по Лондонам пройдись.
Нейтить нельзя, и ты им пригодись.
А присужденье премии за скромность
Событие значением в огромность.
Ты не поверишь, он ведь феминист.
Даёт он нынче, знаешь, бенефист».
«Вот к юбилею приглашает Еся.
Я подожду тебя, Маруся, здеся.
Да не горюй. Уж ты ли не моя.
Звала меня ты в дальние края».
2871
«Звала меня ты в дальние края».
А из брандспойта тонкая струя.
Чтоб так я жил. Чтоб все вот так вы жили.
Однажды мы с начальством подружили.
Министры, папы, все её… лили.
Юристы, шейхи. И не за рубли.
И никакого напрягу лица.
А как берёт! Взахлёб. Ля три конца.
Ну, а сосёт так сразу по два раза.
И всё на плёнке. Ох, уж и зараза!
Как будто лапу подлая сосёт.
Кусает. А глазами всё пасёт.
Да и ревёт медведем полнокровным.
Залив мне мнился озером огромным.
2870
Залив мне мнился озером огромным.
Скребётся стерва вепрем полнокровным.
Тебя ещё я познакомлю с Шурой.
«Член с ней с наукой. Вань, займись культурой.
Наука знает и немало гитик».
«А Николай снимал нас всех на видик.
И будь здоров. Пять дюжих мужичков».
«Меня распяли около бочков».
«А мы вчера опять тянули Маню».
«Живи, как все, ходи ты, Ваня, в баню.
Записьки, письки, книжки и журналы.
Да брось ты, Вань, все эти причиндалы».
И голос резкий снова: «На ***?!..»
Прервал мой сон. И озера струя.
2869
Прервал мой сон. И озера струя.
А где-то резкий голос: «А зачем?!»
Да и искусств безумное кипенье.
Природный пыл. Натуры нетерпенье.
В нас эту радость, радость чувства долга,
Я сохраню как можно боле долго.
Такая мне случилась неудача.
Беречь её, любить, вот в чём задача.
Желанных грёз далёких Тереок
Спасительный в удушье островок.
Моя любовь. Возлюбленность мечтанья.
Уж спит глубоко радость жизни. Таня.
Меня пленила. Плыл куда-то я.
Прервался сон. И озера струя.
2868
Прервался сон. И озера струя.
Я с этой девой там, где шум ручья.
Я с Сервантесом и с его Испаньей.
С Иванами, с Мариями и Таней.
Да и пролилось с кринки молоко.
И с взлётом мысли столь уж высоко
Разгульностью, бесстыдством и мещанством,
Со всем её наивным злом и хамством
Я потерять желанную боюсь.
Я всё стерплю. Была бы только Русь.
Своей мечте и впрок, и в укоризну
Её люблю. Но я терял отчизну.
И Ваня пел: «Ах, милые края!»
И тут раздался голос соловья.
2867
И тут раздался голос соловья.
Пойду-ка я, да и вздремну-ка я.
Как будто вышли из ночных боёв.
Уж нахватались мы тогда буёв.
«Мы только что из Сундуновских бань».
«Приляжешь, Мань?»  -  «А как прикажешь, Вань».
И мастерством умения отмечены
Прошли две девы, Ванею замечены.
Или в Каире озеро Европия.
Или в Европе местность Пенилопия.
Страна, подумал Ваня, Кутерьмания.
И ожидал он должного внимания.
Он образ чудный времени творил.
Да, он в ответ им что-то говорил.
2866
Да, он в ответ им что-то говорил.
Пришла подруга Тани. С ней пять рыл.
Рассказ у Вани вышел удивительным.
Ночь не спешила. Вечер был томительным.
О чудо месте райском светлоглазии
Я сочиняю эти вот рассказии.
И тут лежу я в огненной диффузии.
И думаю я про свои иллюзии.
Или ещё в какой-нибудь Евразии,
В Малазии, в Тулузе, в Безобразии.
В Агонии. А может, в Африкании?
А может, там, в придуманной Икании?
И в глубине души, в её истоках.
Нет, это было в древних Тереоках.
2865
Нет, это было в древних Тереоках.
И было это там, в души истоках.
Или игрушка? Вещь для одеял?
Душа моя! Мой светлый идеал!
Подруга? Друг ли? Верная жена?
Подумал он, что это Сатана.
Иван прикрыл её. Да и вообще
Она уснула на его плаще.
Котёл покрылся пенкою золы.
Вдали клонились к водам две ветлы.
Плыла вся живность озера к костру.
Уха остыла. Юшка на ветру.
А ночь смотрела взглядами горилл.
И лес слова, удвоив, повторил.
2864
И лес слова, удвоив, повторил.
Он речи ей со страстью говорил.
Как будто он персидский хан Гирей.
Иван, как мог, томился у дверей.
Взяв в рот усов зелёную былинку,
Он заплясал весёлую лезгинку.
Она, дурачась возглашаша: «Вах!»
И у воды, на пляжных островах,
В каком-то приозёрном старом сквере
Они стремились к радостной Венере.
На небе был ещё не красным Марс.
И разыграла Таня некий фарс.
И вознеслась душою высоко.
Шагало время где-то далеко.
2863
Шагало время где-то далеко.
И на душе им сделалось легко.
Любила Таня Ваней дорожить.
Любила Таня творчество и жить.
Не верила она лишь в звон монет.
Соперниц извести могла на нет.
Не поощряли вычурность и бант
Её природный ум, да и талант.
И пользы в том она не находила.
Она за модой вовсе не следила.
И плащ у Тани старого фасона
От ламп накала бдений Эдисона.
А окна зданий реяли в огне.
Они стыдливо перекачивались мне.
2862
Они стыдливо перекачивались мне
И в нежной страсти, и в костра огне.
И про уху уж стали забывать.
И стал он Таню нежно целовать.
«Знать не хочу»,  -  ответил тихо Ваня.
«А знаешь ты»,  -  тут зашептала Таня.
И стали вдруг они совсем тихи.
И укатились дальше от ухи.
Они упали. Таня рассмеялась.
В плаще своём она и представлялась.
Сказал Иван, взяв Таню за полу:
«Уха готова. Жалуйте к столу».
Она умолкла. Не допела «Осень».
Я видел спины их за дымкой сосен.
2861
Я видел спины их за дымкой сосен.
Так длилось долго. Таня пела «Осень».
А он конспектом занимался. Кантом.
Она дурачилась с присущим ей талантом.
«Ах, я была в шампанском и в мечтах!
Я вас ждала. Вы прибыли, мой шах!
Вы бутерброд так нежно надкусали.
Вы мне писали? Лучше б вы сплясали.
Пойду гулять! Сама пойду по свету.
Карету мне! Карету мне! Карету!»
Так женский голос зычно говорил.
Горел костёр. Иван уху варил.
На небе звёзды. Свет блестит в окне.
Они исчезли в ночи глубине.
2860
Они исчезли в ночи глубине.
Ложился мрак. А свет блестел в окне.
«Побойся, Таня, греческих богов.
Не напасёшься тут для них кругов.
Плывут за зону, где кому не лень.
И так покоя нету целый день».
Он улыбнулся и добавил: «Сплюнь!
Уж будет, видно, пасмурным июнь».
Она несла красиво подбородок,
Да и сказала: «Я прочла из сводок
Про весь июнь». Они балдёжь вели,
Локтями упираясь в твердь земли.
Да и смотрели в дремлющую просинь.
Прошла минута. Может, пять. Ну, восемь.
2858
Прошла минута. Может, пять. Ну, восемь.
Они смотрели в дремлющую просинь
«Ах, Маня! Изумительны они».
«Возьми ты Фауста, а потом сравни.
И в глубь идеи сердцем не войдёшь,
Пока ты и до сути не дойдёшь.
Над Данте сразу ты и не заплачешь.
У Данте вот, Ванюша, всё иначе».
«Да знаю уж, что он не из ослов».
«И наслаждаешься там ты богатством слов.
Когда Шекспира вдумчиво читаешь,
То знаешь, Ваня, тут о чём мечтаешь?»
И шушла вся тут из неё ушла.
В траву она изнеженно легла.
2857
В траву она изнеженно легла.
На остров едем. Шушла вся ушла.
«Гондоны есть?»  -  спросил.  «Да хоть любой».
Идём к реке. Её зову с собой.
Беру в песке два лодочных весла.
Ну что ж, проверка вроде бы прошла.
«Фасоль он в супе. А на речке рак».
Она мне злобно: «Сами вы дурак».
«А может, ты как дымная Осоль?»
«Да я невинна, как в ноге мозоль.
Об чём вы, Ваня?»  -  «С кем-нибудь сошлась?»
Проверим нутрь. Бросаю: «Как вчерась?»
Ко мне ложится. Весела. Нежна.
Заставил замолчать её. Она.
2856
Заставил замолчать её. Она
Легла. Была то ранняя весна.
А там хоть и завязочки пришей,
Чтоб ноги были с пяток до ушей.
И чтобы сразу взять за сердцевину.
И так, чтоб от конца да в середину.
И хороша, и нрав её весёл.
И не из дальних, а из ближних сёл.
Мечтает, что к нему красотка ляжет.
Лежит и он до вечера на пляже.
И вот тогда вернулся я в ОСВОД
Среди весенних веселящих вод.
Затрепетав, уж ночь мечту алкала.
И миг зари, и блеск её накала.
2855
И миг зари, и блеск её накала.
А ночь её торжественно алкала.
И нам она и вовсе не нужна.
Но тут вот и нагрянула весна.
Что будет с ними далее, потом,
Они узнают в будущем о том.
Встречает маму он в селе своём.
«Мы, мама, с вами песню запоём».
И уезжает на побывку он.
Встал на подножку. Вскаквает в вагон.
Подходит поезд. И уж Ваня вот
Выходит прямо из ночных дремот.
Проснулся Ваня. Ночь поля алкала.
И миг зари. И блеск её накала.
2854
И миг зари. И блеск её накала.
Стреляет Маня Ване вглубь лекала.
Ты на вопросы мёртвый отвечай.
Ага!.. Согласен!.. Так вот получай!
Совсем дитя!.. Хотя, хотя, хотя…
Нет, нет, мне жаль тебя, ведь ты дитя!
Ещё её здесь надо расстрелять.
Мол, в энтим лесе есть от немцев ****ь.
И, значит, факт сей будет отомщён.
Я вся в крови. Ты в тайну посвящён.
Я вся в пушку, Ванюша, в перьях рыло.
Не выдержала я. Я всё открыла.
Да, я сама. Я сопли распустила».
«Ведь, Маня, ты сама меня прельстила.
2853
Ведь, Маня, ты сама меня прельстила».
«Зачем я, видишь, сопли распустила.
Стреляй в меня, Иван. Уж мне зуёво.
Вот мой наган. И мужа я из ёва.
Возьми ты мой за поясом наган.
Кто? Партизаны? Бей меня, Иван.
И партизаны ждут меня вдвойне.
И всех, кого убили, все на мне.
С другими вместе с нашего села
С шестого «Б». Их всех я продала.
А помнишь, Вань, с тобой дружила Шура?
Ну, ****ь я, *****. Продажная я шкура.
Не сахар я. Я, Ваня, не корица».
«Тебя ль убудет. Встреча ль повторится.
2852
Тебя ль убудет. Встреча ль повторится».
«Ах, Ваня, милый! Перец не корица.
Меня повесят через экибан.
На мне расстрелы наших поселян.
Я, Ваня, курва. Курва из СС.
Я зазываю. Я зову вас в лес.
Из медсанбата дали два яйца
Мне и бекона более кольца.
Тут проходило трое фраерей.
А вечер, Ваня, жарче и ведрей.
Прохладно уж. Вставай со мной в кружок.
Не застужайся, милый мой дружок.
Ну, Ваня, скажешь! Ты надень штаны».
«Ах, Маня, Маня, много ль в том вины!
2851
Ах, Маня, Маня, много ль в том вины!»
«И не найдёшь ты, где твои штаны.
Дерут средь этих вечных сквозняков
Нас. И притом ещё со всех боков.
А что ещё? Верблюд через плечо.
Шёйн, Маня, шёйн! Нох маль, ещё, ещё!
И всё кричат об образе красивом.
И запивают прохлажоным пивом.
И бутерброды с воблою едять.
А за стеною в зеркало глядять.
Пускай танцует жопой на окне.
Талант у ей, сказали мне оне.
Я, Вань, пошла, чтоб петь и веселиться
В такую рань, едва умывши лица.
2850
В такую рань, едва умывши лица,
Я к ним пришла, чтоб петь и веселиться.
Сама я, Ваня, вздумала гулять.
Да, я от немцев. Я от фрицев ****ь.
Заместо пуль от вражьего ствола
Я кофей мелкий с булкой предпочла.
Уж засади продажной курве Мане
И ты, Ванюша, на лесной поляне.
За сочетанье этих нежных слов
Уж ты сложил кудрявый свой голов.
И там ты с ними шёл на смертный бой.
Ты здесь, Иван. И я опять с тобой.
С тобой мы средь вот этой тишины.
Ах, если б, если б не было войны!
2849
Ах, если б, если б не было войны!
А мы с тобой средь этой тишины.
Дерут безбожно за грядой кулис
Нас там под крики: «Шайзе, битте, плис!»
И посылают в ихний фатерланд.
И у бедрей повяжут синий бант.
Дерут тебя без меры в створ голов
Уж их хвицеры без излишних слов.
Вот в этот самый охвицерский дом,
Кто помоложче с грудью и задом.
Под их приказ, что выезд отменил,
Приказ на мне он энтим заменил.
Молчи, Иван! Исполним договоры.
Вести такие к месту ль разговоры.
2848
Вести такие к месту ль разговоры».
«О, Маня, что ещё за приговоры!»
«Я пригублюсь. Фарфлюктер шайзе плис».
«Сейчас продолжим, подымайся вниз».
«Ах, Ваня! Ваня! Что за ксперимент».
«Погодь, Мария! Сделай раунд-момент».
«Тот через сутки, Ваня, предстоит.
Он без припынка. Тут он не стоит».
«Уж поезд близко».  -  «Это проходной.
Ты голым задом, Ваня, голизной.
Нет, Вань, не пряжкой, задом и штанами.
Подвигай тут. Прижмися коленами.
И мне, Ванюша, так же, как тебе».
«Ну, а тебе,  -  он ей сказал,  -  тебе?»
2847
«Ну, а тебе,  -  он ей сказал,  -  тебе?»
«Уж сладко ли, Иван, со мной тебе?
И хорошо. Попьём с лимоном чаю».
«Молчи, Манюня, не могу, кончаю!»
«Какой же ты, Иван, сегодня склизкой.
И эту жми. И тискай, Ваня, тискай.
Как там оне, в гареме ихнем жмуть.
И гладь, Иван, мне задницу и грудь».
«Так ты не стой. И ты танцуй любя».
«Каво? Себя?»  -  «Каво ж ишшо. Тябя».
«Люблю яво»,  -  Мне отвечает так.
«А ты к ним как?»  -  «А как? А я никак.
Тут ходять, Ваня, лишь одни дозоры».
«Ах, Маня, Маня! Что за разговоры.
2846
Ах, Маня, Маня! Что за разговоры».
«А ходять тут, Иван, одни дозоры.
Погодь. Тут грязно. Лужа. Тут вода.
Уж здесь не ходять, Ваня, поезда.
И никуда твой поезд не уйдёть».
«А если станет?»  -  «Значит, подождёть.
Тут, Ваня, нужно паузу держать.
Спешить не надо. Это не рожать.
Будь осторожен. Сексом заниматься,
Не поспешать. Дай телу оклематься.
Погодь, Иван. Не дёргайся. Редей.
И всё при мне, и взлёт моих грудей».
«Ну, а тебе?»  -  «Я, Ваня, при себе.
Как только и на ум пришло тебе?
2845
Как только и на ум пришло тебе?
Ах, Ваня, Ваня! Весь ты как в борьбе.
Уж там ли это?»  -  «Манечка! Скорей!
Во мне не только пылкий жар бедрей».
«А ты, Ванюша, вот сюда взгляни».
«Что ты! Сказала груди. Где они?»
«Ах, Ваня, глупый! Глупый, Ваня, ты».
«Сказала «да», а вот теперь в кусты?
И подло так молчишь из-за угла.
Так как же, как же! Страсти разожгла».
«Ты не надейся, это ведь не явь.
И лучше ты меня, Иван, оставь».
Он удивлён: «Но ты ж звала из леса».
«Мой муж узнает. Ты, дружок, повеса.
2844
Мой муж узнает. Ты, дружок, повеса».
Он к ней вбегает прямо в чащу леса.
Всё он оценит через много лет.
Тогда он вспомнит тех реалий след.
Да и ещё жива твоя душа,
Когда не знаешь, как ты хороша.
Куда ты смотришь, ты сюда смотри!
Коса по пояс».  -  «Танечка, не ври!».
«Высокая. И стройная. Не зла!
Ты посмотри. Я, видишь, подросла.
И телом я налилась, Ваня, вся.
Ты взял меня за косу. Как гуся.
Тому вруну тогда сказала я:
«Оставь меня. Я вовсе не твоя.
2843
Оставь меня. Я вовсе не твоя».
Тому вруну тогда сказала я.
И ты влюбился в том году в меня.
Ты заступился, помнишь, за меня?
Тебе ещё подбили левый глаз.
Ходили мы тогда в четвёртый класс.
Елена я. Красавица Елена.
Ты помнишь двор. И на земле полено.
С тобой мы, Ваня, виделись там редко.
Не Сатана я. Я твоя соседка».
И думал Ваня: «Это Сатана».
«Иди сюда!»  -  зовёт его она.
А в небе дымки лёгкая завеса.
И голос звонкий. Он летел из леса.
2842
И голос звонкий. Он летел из леса.
Легла тумана лёгкая завеса.
И пусть бы он меня домой увёз.
В любой момент подъедет паровоз.
И он на фото будет всех снимать.
Спешит скорей Иван увидеть мать.
Когда тот танк в него из пушки бил,
В бою он танк гранатою подбил.
И горд Иван, и радостен судьбой.
Отлучку дали воину за бой.
И Ваня бедный под навесом ждёт.
Труба гудёт, а поезд не идёт.
Звала опять сквозь дальние края
Меня мечта. И к ней тянулся я.
2841
Меня мечта, и к ней тянулся я,
Звала опять сквозь дальние края
И с той, и с этой нашей стороны.
Ах, только б, только б не было войны!
Печей дымит в Майданеке пожар.
Сквозь каску бьёт свинцовых пуль угар.
Когда б не эти радости весны,
С какой бы мы остались стороны.
Любой из нас хотел любую вас.
И возбудились толпы светлых масс.
Как флаги к ветру брошены штаны
В последний день повергнутой войны.
Звала опять сквозь годы и края
Меня мечта, и к ней тянулся я.
2840
Меня мечта, и к ней тянулся я,
Уж позвала сквозь дальние края.
Терпите нашу ласковую боль,
Жанетты, Клары, Веры и Осоль.
Ах, только б, только б не было войны
С одной, с другой ли, с третьей стороны.
И с голосами, и без голосов,
Любите нас с усами, без усов.
Ах, только б, только б не было войны!
Вокруг тебя поля твоей страны.
И тёмной ночью, и прохладным днём
Ты загоралась пламенным огнём.
Судьба моя. О, Жанна Дарк моя!
Я вспомнил детство. Мирные края.
2839
Я вспомнил детств. Мирные края.
Тогда судьба свершалась там моя.
Пусть вас хранит Булонский шумный лес.
Вы постарели словно Сервантес.
Порой не зная, что творили зло,
Своё вы исполняли ремесло.
Весны далекой милые мне кварки.
Но где Жанетты, Джулии и Дарки?
Спокоен я. Здоров. В порядке нервы.
А вот другое. Год был сорок первый.
Да и вдали вишнёвые сады.
И берега желтели у воды.
Берёзово-кленовый небосвод
Зашелестел у трепетавших вод.