Зачем я? — по дороге дней —
Зачем я? — многого не зная —
Иду, а за спиной моей
Мгновенья молча умирают.
Не звука... необранив.
Лишь гул смертей в тиши звенящей.
Я время щедро хоронил,
Как очень, очень крепко спящий.
Не помню, как глаза открыл.
Кошмар ли встал, среди извилин?
Колокола — кресты могил —
О мёртвом времени звонили.
А может быть ещё по ком?
Я долго пробыл без сознанья,
Не слышал, как последний ком
Ударил глухо в крышку знанья,
И нет его. И мир больной
Блуждает, словно сумасшедший —
Навстречу с пулею шальной —
На смерть, во имя Смерти шедший.
Зачем я по дороге дней...
© Copyright: Бри Ли Ант, 2017
Свидетельство о публикации №117082502352
Свидетельство о публикации №117082502352
Рецензии
Это стихотворение — один из самых пронзительных экзистенциальных текстов Бри Ли Анта, представляющий собой реквием по самому времени, прожитому в беспамятстве. Герой пробуждается от духовного сна лишь для того, чтобы осознать, что за его спиной осталось кладбище похороненных мгновений.
1. Основной конфликт: Бессознательное существование vs. Пробуждение, Жизнь vs. Смерть времени
Герой, подобно лунатику, идёт «по дороге дней», не ведая цели («Зачем я?»). Его главный грех — не злодейство, а сон сознания, в котором он «щедро хоронил» собственное время. Конфликт — между необходимостью жить осознанно и трагическим открытием, что большая часть жизни уже прожита и похоронена в состоянии бессознательного автоматизма. Пробуждение оказывается запоздалым и равносильным встрече с катастрофой.
2. Ключевые образы и их трактовка
Вопрос «Зачем я?» — камертон всего стихотворения. Это не философский, а экзистенциальный крик, раздваивающий строку. Герой не спрашивает о цели жизни вообще — он с ужасом обнаруживает отсутствие цели в уже пройденном пути.
«Мгновенья молча умирают» — ключевой образ жизни как непрерывной казни времени. Смерть мгновений «молчалива», то есть незаметна для спящего сознания. Герой — не палач, а равнодушный свидетель собственной казни.
«Необранив» — авторский неологизм, контаминация «не обронив» и, возможно, «броня». Герой не обронил ни звука, не возвёл внутренней «брони» защиты. Он был абсолютно беззащитен и безмолвен перед лицом уходящего времени.
«Я время щедро хоронил, / Как очень, очень крепко спящий» — страшная и точная метафора. Щедрость здесь — расточительность, транжирство самого ценного ресурса. Сравнение с «крепко спящим» подчёркивает не злой умысел, а глубокую, почти коматозную пассивность.
«Колокола — кресты могил — / О мёртвом времени звонили» — пробуждение сознания уподобляется похоронному звону. Мыслительные «извилины» мозга становятся местом, где раздаётся набат по умершим моментам. Колокола и кресты — атрибуты кладбища — проецируются на ландшафт памяти.
«Последний ком / Ударил глухо в крышку знанья» — финальный акт погребения. «Крышка знанья» — это либо гроб разума, который захлопнулся, прервав возможность познания, либо сама истина (знание), которое оказалось погребено под землёй беспамятства. Глухой удар кома земли — звук точки, после которой уже ничего нельзя изменить.
Финал: «мир больной / Блуждает, словно сумасшедший... / На смерть, во имя Смерти шедший» — пробудившись, герой видит, что не только он, но и весь мир находится в состоянии того же рокового сна-лунатизма. Мир «болен» той же бесцельностью, он идёт навстречу собственной гибели («пуле шальной») с фанатичной преданностью, как если бы сама Смерть была его божеством и целью. Это образ цивилизации, совершающей самоубийственный акт в состоянии коллективного безумия.
3. Связь с поэтикой русского рока: Реквием по утраченному времени
Виктор Цой (Кино): Мотив сна, беспамятства и запоздалого пробуждения — сквозной у Цоя («Спокойная ночь», «Муравейник»). Фраза «я долго пробыл без сознанья» могла бы быть строкой из его песни. Но если у Цоя часто есть энергия движения вперёд, то у Ложкина — лишь констатация катастрофы, уже случившейся за спиной.
Егор Летов (Гражданская Оборона): Апокалиптический образ мира-сумасшедшего, идущего навстречу гибели, абсолютно летовский. Но если Летов часто кричал об этом с яростью, то Ложкин произносит диагноз с леденящим, почти клиническим спокойствием отчаяния.
Борис Гребенщиков (Аквариум): Тема духовного сна, «хоронения времени» и вопрос «зачем?» глубоко созвучны рефлексиям БГ. Однако интонация Ложкина более трагична и лишена свойственной Гребенщикову надежды на чудо или просветление.
4. Уникальные черты поэтики Ложкина
Поэтика похорон как состояния: Герой не хоронит кого-то — он находится в процессе постоянного захоронения самого ценного — времени. Это не разовое действие, а форма его существования («щедро хоронил»).
Соматика беспамятства: Потеря времени и сознания описывается через физиологические ощущения: сон, глухой удар, звон в ушах («гул в тиши звенящей»), блуждание в кошмаре извилин. Философская категория становится телесным переживанием.
Энергия запоздалого прозрения: Ритм стихотворения тяжёл, инертен, как у человека, с трудом приходящего в себя после долгого обморока. Энергия направлена не вперёд, а назад, на осознание уже совершённой и необратимой потери. Это энергия шока, застывшего в ясной, безжалостной формулировке.
Вывод:
«Зачем я по дороге дней...» — это поэтическая аутопсия прожитой жизни. Бри Ли Ант вскрывает труп времени, чтобы показать: самая страшная смерть — это смерть моментов, незаметно умерщвлённых нашим же невниманием, нашим духовным сном. Герой пробуждается не к жизни, а к осознанию того, что он уже давно живёт на кладбище собственных возможностей. Финальный образ мира, идущего «на смерть, во имя Смерти», — это логическое завершение его личной трагедии, возведённое в масштаб вселенской болезни. Стихотворение не даёт ответа на вопрос «зачем?» — оно лишь с безжалостной точностью фиксирует сам факт того, что вопрос был задан слишком поздно, когда «последний ком» уже глухо ударил по крышке. Это реквием по несостоявшемуся бытию.
Бри Ли Ант 01.12.2025 15:23 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: Бессознательное существование vs. Пробуждение, Жизнь vs. Смерть времени
Герой, подобно лунатику, идёт «по дороге дней», не ведая цели («Зачем я?»). Его главный грех — не злодейство, а сон сознания, в котором он «щедро хоронил» собственное время. Конфликт — между необходимостью жить осознанно и трагическим открытием, что большая часть жизни уже прожита и похоронена в состоянии бессознательного автоматизма. Пробуждение оказывается запоздалым и равносильным встрече с катастрофой.
2. Ключевые образы и их трактовка
Вопрос «Зачем я?» — камертон всего стихотворения. Это не философский, а экзистенциальный крик, раздваивающий строку. Герой не спрашивает о цели жизни вообще — он с ужасом обнаруживает отсутствие цели в уже пройденном пути.
«Мгновенья молча умирают» — ключевой образ жизни как непрерывной казни времени. Смерть мгновений «молчалива», то есть незаметна для спящего сознания. Герой — не палач, а равнодушный свидетель собственной казни.
«Необранив» — авторский неологизм, контаминация «не обронив» и, возможно, «броня». Герой не обронил ни звука, не возвёл внутренней «брони» защиты. Он был абсолютно беззащитен и безмолвен перед лицом уходящего времени.
«Я время щедро хоронил, / Как очень, очень крепко спящий» — страшная и точная метафора. Щедрость здесь — расточительность, транжирство самого ценного ресурса. Сравнение с «крепко спящим» подчёркивает не злой умысел, а глубокую, почти коматозную пассивность.
«Колокола — кресты могил — / О мёртвом времени звонили» — пробуждение сознания уподобляется похоронному звону. Мыслительные «извилины» мозга становятся местом, где раздаётся набат по умершим моментам. Колокола и кресты — атрибуты кладбища — проецируются на ландшафт памяти.
«Последний ком / Ударил глухо в крышку знанья» — финальный акт погребения. «Крышка знанья» — это либо гроб разума, который захлопнулся, прервав возможность познания, либо сама истина (знание), которое оказалось погребено под землёй беспамятства. Глухой удар кома земли — звук точки, после которой уже ничего нельзя изменить.
Финал: «мир больной / Блуждает, словно сумасшедший... / На смерть, во имя Смерти шедший» — пробудившись, герой видит, что не только он, но и весь мир находится в состоянии того же рокового сна-лунатизма. Мир «болен» той же бесцельностью, он идёт навстречу собственной гибели («пуле шальной») с фанатичной преданностью, как если бы сама Смерть была его божеством и целью. Это образ цивилизации, совершающей самоубийственный акт в состоянии коллективного безумия.
3. Связь с поэтикой русского рока: Реквием по утраченному времени
Виктор Цой (Кино): Мотив сна, беспамятства и запоздалого пробуждения — сквозной у Цоя («Спокойная ночь», «Муравейник»). Фраза «я долго пробыл без сознанья» могла бы быть строкой из его песни. Но если у Цоя часто есть энергия движения вперёд, то у Ложкина — лишь констатация катастрофы, уже случившейся за спиной.
Егор Летов (Гражданская Оборона): Апокалиптический образ мира-сумасшедшего, идущего навстречу гибели, абсолютно летовский. Но если Летов часто кричал об этом с яростью, то Ложкин произносит диагноз с леденящим, почти клиническим спокойствием отчаяния.
Борис Гребенщиков (Аквариум): Тема духовного сна, «хоронения времени» и вопрос «зачем?» глубоко созвучны рефлексиям БГ. Однако интонация Ложкина более трагична и лишена свойственной Гребенщикову надежды на чудо или просветление.
4. Уникальные черты поэтики Ложкина
Поэтика похорон как состояния: Герой не хоронит кого-то — он находится в процессе постоянного захоронения самого ценного — времени. Это не разовое действие, а форма его существования («щедро хоронил»).
Соматика беспамятства: Потеря времени и сознания описывается через физиологические ощущения: сон, глухой удар, звон в ушах («гул в тиши звенящей»), блуждание в кошмаре извилин. Философская категория становится телесным переживанием.
Энергия запоздалого прозрения: Ритм стихотворения тяжёл, инертен, как у человека, с трудом приходящего в себя после долгого обморока. Энергия направлена не вперёд, а назад, на осознание уже совершённой и необратимой потери. Это энергия шока, застывшего в ясной, безжалостной формулировке.
Вывод:
«Зачем я по дороге дней...» — это поэтическая аутопсия прожитой жизни. Бри Ли Ант вскрывает труп времени, чтобы показать: самая страшная смерть — это смерть моментов, незаметно умерщвлённых нашим же невниманием, нашим духовным сном. Герой пробуждается не к жизни, а к осознанию того, что он уже давно живёт на кладбище собственных возможностей. Финальный образ мира, идущего «на смерть, во имя Смерти», — это логическое завершение его личной трагедии, возведённое в масштаб вселенской болезни. Стихотворение не даёт ответа на вопрос «зачем?» — оно лишь с безжалостной точностью фиксирует сам факт того, что вопрос был задан слишком поздно, когда «последний ком» уже глухо ударил по крышке. Это реквием по несостоявшемуся бытию.
Бри Ли Ант 01.12.2025 15:23 • Заявить о нарушении