Охота на волка

(Отрывок из романа. Каракорум - столица татаро-монгол. 1249 год, зима, Александр Невский, его толмач Дока, Наку - хан, правнук Чингисхана. Его бабка Туракина отравила отца Александра Невского - великого князя Ярослава, которому выпала тяжёлая доля прибыть в Каракорум за ярлыком на княжение на Руси. Через несколько лет туда же явились Невский и его брат Андрей. Их жизни были в опасности.)


                Князь, несколько бояр и Дока ещё до рассвета оседлали коней и направились к северным воротам города. Монголы уже были в сборе. Наку поприветствовал князя Александра и объявил план охоты:
- Первый отряд идёт вдоль реки до дальней дубовой рощи, рассредоточивается мелкими группами и затаивается. Второй обходит рощу слева и гонит зверя к реке на засаду. Главное, выманить добычу из леса. Русские ждут у реки. Место сбора здесь.
       Всадники понеслись в разные стороны. Густая ночная мгла таяла медленно и нехотя уступала место серому и ветреному континентальному утру. Неподкованные монгольские лошади негромко цокали копытами по мелкой гальке,  которой был усыпан весь левый пологий берег Орхона. Топот коней напоминал журчание воды в летний день, когда быстрый речной поток без устали перекатывал круглые камешки на прибрежном мелководье. Но сейчас была зима, и реку сковал метровый слой льда. Ледяной ветер и непрозрачный сырой воздух проникали сквозь любые одежды людей и пробирали их тела, как говорится, до мозга костей. Монголы, казалось, этого не замечали. Они привыкли к своему суровому климату. Русским же малоснежная ветреная зима и сырость были хуже неволи. Они болезненно переносили холод, испытывая мелкую дрожь во всём теле. В тепле лихорадка проходила, но щёки начинали пылать огнём. Лишний раз пребывать на воздухе не хотелось даже днём, хотя зимнее солнце было не редким гостем в монгольских лесостепях...
          Команда к началу охоты поступила и участникам надо было рассредоточиться вдоль берега реки не более чем на полёт стрелы друг от друга, чтобы не дать зверю уйти на другую сторону по льду.
- Забери их бодай, - выругался Дока, когда отряд монгол исчез в туманной мгле, и тут же перекрестился, - прости, Господи, что сказал лишку... Так басурмане-то натянули на себя по две шубы: и мехом наружу, и мехом вовнутрь и парят бока, а мы мёрзнем, шайтан их возьми! Не гневись, Господи, на грубое слово. Сил нет поганым угождать.
- Что ты шепчешь? - спросил князь Доку.
- Одному Богу известно... И рожи у них - блин с ушами, и лошади - аршин с шапкой, и ни аза, ни буки, ни какой науки они не ведают, и свирепые, будто в бесовской рубашке родились, а земля их носит, бес хвостом прикрывает, раз Господь их злых дел не видит.
- Видит, Дока, Он всё видит, да время ещё не пришло. Как у пророка сказано? «Господь долготерпелив и велик могуществом, и не оставляет без наказания». Так что ж ты на Бога пеняешь? Борода отросла, а разума не принесла. Ты беса не тешь, не посмотрю, что замёрз, начешу бока. Молись да крестись, да лишнего не болтай, везде уши развешаны. Не накличь беду, - рассердился князь.
- Бог по дороге, а сатана стороной! Отойди, окаянный! Отринь от раба Божьего! Прости, Господи! - Дока стал отчаянно молиться и открещиваться, отгоняя сатану, который вкладывал в его уста ересь.
          Ветер, как нарочно, дул с реки и насквозь пронизывал тонкие козлиные шубы, суконные рубахи и полотняное исподнее русских всадников. Прижимаясь к холке низкорослой бурнастой кобылы, Дока опять заворчал:
- На какую такую болесть мы тут болтаемся по-порожнему?
         Чуткие «монголки» зашевелили ушами, сбавили шаг и пошли ступью - тихим лёгким шагом, а вскоре и вовсе остановились, будто учуяли команду.
- Дока, слезай с коня, походи пехотой, может, согреешься и успокоишься. Вытащи потник из-под седла, укройся от ветра, - сказал князь.
        Он не сердился на своего толмача, знал, что вспыльчивый нрав не бывает лукав и что Дока и в огонь и в воду пойдёт за ним без промедления. Один в целом свете, без семьи, без родного дома, в тоске по прошлой жизни, где и детки и жена... Горя песком не засыплешь, всё одно наружу вылезет... Видно допекла его нонешняя жизнь, что терпежу нет, вот он и куражится.
         Бояре слезли с коней и стали похлопывать друг друга по спинам, чтобы немного согреться.
- В лесу теперича затишек, ветры не бушуют, дубы не шумят...
- А на берёзе калачи растут...
- Да ну! А у меня в брюхе пусто, хоть лапоть вбей...
- И ни тпру, и ни ну, а у татар блоха с лошадь, а вошь с корову и наплюйте мне в бороду, если вру...
- А у меня звон в голове, видать ангелы запели...
- А я, братцы, до ветру хочу, аж изжога берёт...
- На юг беги, на юг, - крикнул боярину Дока и сел на слягу, которую притащил с берега.
         Тонкое бревно под ним переломилось и он упал на спину, задрав кверху ноги в монгольских сапогах с закруглёнными, как у скоморохов, носами. Бояре, а с ними и князь Александр, больше не могли сдерживать смех. Они попадали на землю, держась за животы и покатываясь со смеху.
- Русским духом пахнет, братцы! Русским! Мы в воде не тонем, в огне не горим и любим правду больше солнца!
        И в этот момент на другой стороне чужой скованной льдом реки, из-за высоких чёрных гор выступила яркая красная полоска - верхушка огромного солнца. Нет, то не небесное светило, то русская красавица в праздничном сарафане и кокошнике стала на вершину горы и поклонилась в пояс русским богатырям, заброшенным волей судеб в далёкий край. Тотчас повернулись они лицом к красной девице и сняли пред ней свои шапки боярские, и почувствовали в себе силу несметную богатырскую, удаль молодецкую, дух русский неиссякаемый, укрепились в вере праведной, в вере православной. Положили они руки на плечи други своя и отвесили земной поклон солнцу ясному и просили кланяться от них земле русской, земле далёкой много пострадавшей и натерпевшейся от иноземных врагов. И согрела их красная девица в огненном кокошнике от пят и до самой макушки, и стало им светло и тепло. И ушли смятение и растерянность, боль и тоска, и пришёл покой в души и замирение в сердца.
         Ветер стих, воздух стал прозрачнее и легче. Со стороны дубовой рощи послышался долгий протяжный вой. В воинах проснулся охотничий инстинкт. Они прислушались.
- Волк! Матёрый! Даёт наказ самке хорониться...
        От реки послышался вой другого волка.
- То не волк кричит, то монгол подражает...
        От леса до берега было не менее двух вёрст. Волк пристально всматривался вдаль. Солнце тонкой яркой полоской светило прямо в узкие глаза хищника. Белая гладь скованной льдом реки ещё больше слепила его, совершенно не позволяя разглядеть береговую кромку.
«Или свобода на том берегу, или верная смерть»...
           Из леса слышались далёкие крики и улюлюканье монгольских воинов. Охота и война были синонимами в их жизни. На охоте они оттачивали свои военные навыки: умение вовремя услышать команду, победить, подставить плечо соратнику, не потерять в бою коня, не струсить, не отступить, перехитрить противника, добыть добычу. Сегодня добыча будет. Зверя в лесу много. Главное, выманить его из нор и погнать в том направлении, как задумано.
- Ууууу, ууууу...
         Умело подражая волку-самцу, один из монголов опять пытался выманить самку из логова.
- У-у-у-у-у, - выл настоящий волк, стоявший на опушке леса.
          Он, прислушиваясь к своему тонкому звериному чутью, успел оценить обстановку и понять, что у берега всё-таки ждёт засада. Волк выл всё выше и протяжней, давая знать тяжёлой самке, что выходить из норы опасно и что он возьмёт охотников на себя. Волчица-мать должна дать продолжение его роду. Волчата появятся весной, когда оживёт природа и расцветёт земля. Жизнь прекрасна, даже если она прошла в волчьем логове и по волчьим законам.
     «Не так уж они плохи, если ты силён и тебя боятся», - подумал волк.
- Ууууу, ууууу, - раздалось с берега реки.
         Волк прервал свои размышления о смысле бытия и опять завыл тревожно и предупредительно. Вой «самца» с берега не прекращался. К нему добавился новый крик, более призывный и более тонкий.
     «Надо действовать. Больше ждать нельзя. Самка может поддаться зову чужака и, игнорируя чувство разума, выйдет из логова прямо на засаду. Тогда прощай новая жизнь, которую я, волк-вожак и волк-отец, дал своему дорогому потомству. Проволочка подобна смерти. Я своего решения не меняю», - подумал волк и бросился из леса в сторону берега.
        Призывный вой «чужаков» тотчас прекратился. На опушке показался князь Наку на своей низкорослой и вислоухой рыжей кобыле. Он, как заядлый охотник, знал наперёд действия волка и молниеносно кинулся в погоню. Волк почувствовал хрипящее дыхание лошади за своей спиной и ускорил бег. Одновременно с Наку от русских бояр отделился высокий всадник на крупном чёрном коне и пошёл наперерез хищнику. Расстояние между всадником и зверем сокращалось молниеносно. Волк, несмотря на безвыходность ситуации, принял единственно правильное решение: пойти вдоль реки. Он потерял лишь долю секунды, чтобы глянуть направо.
«Там жильё людей, а значит, собаки. Кони вот-вот налетят друг на друга. Почему всадники не стреляют? Может быть, они дадут мне уйти?» - пронеслось в голове у загнанного до полусмерти волка и он, переведя дыхание, повернул на север, в сторону течения Орхона, где за далёкими далями ждал его воды батюшка Байкал.
         Всадники сблизились и чуть не стукнулись лбами. Натянув поводья, они притормозили коней, дав тем самым фору дикому зверю, желавшему спасти свою шкуру. Напрасно он принял передышку в погоне за спасение. Монгольские упрямые кони не привыкли уступать. Имея всадника в седле, они не опасались за свои в прямом смысле шкуры. Идя наравне, они постепенно сокращали расстояние между собой и волком. Крепкая рыжая кобылка монгольского князя вышла на круп вперёд тяжеловатого коня князя русского. Александр на ходу снял лук, достал из колчана стрелу и установил её в середину тугой кожаной тетивы. Лук был упругим, древко усилено жилами животных и проклеено рыбьим клеем. Тетива крепилась к древку с помощью двух бронзовых колец. Из такого современного оружия грех было промахнуться. Князь поднял лук и слегка натянул тетиву. Держа стрелу напротив своих глаз, он прицелился. Нет, не волк был его мишенью.
«Пробьёт ли стрела две шубы? Наконечник длинный, железный... Войдёт под лопатку прямо в сердце... Или бить в шею?»
        Князь Александр натянул тетиву сильнее и готов был выпустить стрелу в спину Наку. Его конь отставал от кобылы монгольского князя уже на три корпуса.
«Не быть тебе, князь, ханом, не быть...»
         Невский не отдавал себе отчёта ни в мыслях, ни в действиях. В груди выросла ненависть к монголам за всё сразу: за отца Ярослава Всеволодовича, умершего насильственной смертью в ненавистной монгольской столице, за разорение Руси и унижение русского народа, за связанные католиками руки на западных рубежах, за дерзкую и самонравную Огул-Гаймыш и её сыновей... Ненависть затмила разум, и только пятки машинально били в бока потного и хрипящего коня...
          Наку повернулся к Александру и, глядя на направленный ему в лицо наконечник стрелы, отрицательно покачал головой. Невский не дрогнул. Он смотрел в глаза монгола с нескрываемой ненавистью. Монгол ещё раз покачал головой...
         И в этот момент волк, потеряв всякую надежду на спасение, прекратил бег, присел на задние лапы и замер. Он рассчитал с точностью до доли секунды, когда первая лошадь приблизится и, сжавшись в пружинистый комок, повернулся назад к преследователю для последней предсмертной схватки, последней яростной атаки...
«Умереть с честью, глядя в глаза противнику»!
         Вдохнув сладкого морозного воздуха, он сделал отчаянный рывок и со звериным напором бросился на грудь коню, оскалив свою страшную пасть с мощными жёлтыми клыками. Лошадь тотчас вздыбилась и заржала, выставив вперёд тяжёлые копыта. Оставалось завершить дело одним ударом сабли, но Наку занёс над волком особую охотничью плётку, к рукоятке которой были привязаны тонкие и длинные кожаные ремни с кусочками свинца на концах. Он вторично повернулся к Невскому и, глядя ему в глаза, со всей силы ударил волка. Зверь не успел завершить свой последний в жизни прыжок и вцепиться в шею лошади. Получив неожиданный удар, он упал на землю и стал кататься на спине от сильнейшей боли во всём теле. Волк недолго мучился в предсмертной агонии. Внезапный паралич вследствие сильнейшего болевого шока настиг его, и он умер от кровоизлияния в мозг, не успев закрыть смердящую остатками вчерашней пищи клыкастую пасть. Всё закончилось слишком быстро: прыжок, удар плетью, смерть...
          Монголы редко пользуются свинцовой плетью на охоте, ведь шкура животного будет пробита во многих местах и ни на шубу, ни на шапку не сгодится. Наку мог бы проткнуть горло волка саблей или накинуть аркан на шею, но он хотел, чтобы русский князь увидел беспощадность монгольского характера, стойкость духа и силу воли. Он и вида не подал, что был в опасности всего несколько секунд назад, когда смотрел в глаза противника, желавшего больше всего на свете пустить ему в спину смертельную стрелу. Всё позади. Наку поднял вверх правую руку с плетью и торжествующе посмотрел на Невского.
«Даже волку не дал умереть с честью, глядя в лицо смерти. Ударил исподтишка. Сделал это мне в назидание», - думал князь Александр, глядя на мёртвого хищника.
          Теперь он мог спокойно рассмотреть самца, который был немного меньше северных лесных красавцев, водившихся в Новгородских лесах. Их окрас был другой: серый с благородной синевой в отличие от грязно-коричневой шерсти монгольских волков. Русские хищники были зимой чистыми и пушистыми благодаря глубоким северным снегам, и подшерсток у них гуще, и шерсть лоснилась, и на солнце поблескивала.
         Один из монгольских слуг хотел в одиночку поднять волка и перекинуть через седло, но не осилил. Зверь не был худым, ведь в лесу водились зайцы и лисы, дикие лошади и верблюды, кабаны и бараны, козы и олени, а волк был матёрый, в самом расцвете сил. Невский проникся к нему уважением и даже сочувствием за честную схватку с его стороны.