ртуть твоих глаз

я заливал
жидкую ртуть твоих глаз
в свои градусники,
ведь я медленно умирал
от твоих
не ко мне обращённых фраз.
но температура моя
оказалась минусовой
от ;
казалось мне ;
невозможности быть с(т)обой.

я
пожинал
тайно, ночами,
содрогаясь от страха,
крал
пшеничное злато твоих волос,
чтобы мне удалось
продержаться ещё хоть ночь.
я хотел
писать о тебе без прикрас,
и мне удалось
— всего лишь раз —
и это был единственный раз
когда я о твоей красоте
всё же
соврал.

я кутался в одеяла,
кутался в пледы,
я
прятался за плакатами
супергероев —
ведь я сам не был героем,
я был недостоин,
я был никем,
но любовь к тебе,
заставляла стремиться
к идеалу.

я
видел твой лик божественный
в трещинах,
в веточках, я
видел его
выщербленным в горах.
я видел твои глаза
серые,
я видел,
что тебе чужд страх.

но потом я услышал твой глас,
и ты
спустилась
на землю.
я услышал твой глас,
что был обращён ко всем нам:
и это было
самое некрасивое
что я слышал за всю свою жизнь.
звучание твоего голоса
и твои глаза,
в которых всё плескалась ртуть,
были идеальными;
но меня было не обмануть.

я услышал всё,
и мне открылась истина;
и я пытался донести до тебя,
что то,
что ты говоришь —
убивает людей;
но ты лишь
цокнула мне в ответ
стальной набойкой.
этот звук был
такой же короткий,
как и моя вера в (с)тебя.

я
выбросил рожь,
ворованную,
твоих волос;
я надеялся,
что ты сердце моё заберёшь,
и разобьёшь,
и съешь —
чтоб я не мучился
так
от любви к тебе.

но ты решила убить её медленно;
ты говорила, и говорила,
и я внимал тебе.

...что мог поделать я?
ты была моей путеводной звездой!
моим счастьем,
моим страданьем,
майской моей грозой.
ты была,
ты была,
ты была мне богиней!
в тебе всё слилось —
и отец, и мать,
и сестрой ты была моей,
и погибелью!

я внимал тебе.
я внимал тебе.
я внимал тебе столько раз.
я любил тебя без прикрас.

и может быть,
не прав,
но

без прикрас и возненавидел я.