Он

Увидел я со стороны:
Несчастный он ребёнок,
Он начал видеть свои сны
Совсем ещё с пелёнок.

Он возжелал нести добро,
Хотел красивое создать,
Взамен просил он лишь тепло,
Что мог бы близкий ему дать.

Но близких так и не нашлось:
Дитя забыли, осмеяли,
И одному ему пришлось
До взрослых лет прожить в печали.

Взрослея, сильно заболел,
Давя в себе огонь и свет.
Огонь ведь в нем ещё горел,
А выхода ему уж нет.

И вот под гнетом глупых лиц
И чучел, тех, кто так не мог,
Как он, душой со стаей птиц
Летать и пить небесный сок,

Его огонь совсем погас,
И рухнула его душа во мрак,
Никто не подхватил, не спас
От адских мук, душевных драк.

И вот, уж в бездне искупавшись,
Дитя ,внутри рыдая горько,
Со светом уже попрощавшись,
Хотело потонуть, и только.

И тут, из этой пестрой мглы,
Внезапно вырвался поток.
Дитя ожило, как и сны,
И свет ударил, словно ток.

Взорвав оковы мертвых зол,
Сжигая боль в любви сиянии,
К ребёнку вдруг Живой пришёл.
Он ощутил его дыхание,

Прижался он к нему с теплом,
И не желая отпускать,
И позабыл про зло с добром,
Стал красоту лишь ощущать.

Живой, кто вновь внутри зажег
Ребёнка, что живее бога,
На беготню за ним обрёк,
А сам ушёл за их итогом.

И детская эта душа
Несётся к небу в лабиринте,
Уже страданье не глуша,
Творя в своём безумном спринте.

Мечтает навсегда прийти,
К тому, кто вытащил со дна,
Живого жаждет все найти,
И с ним остаться навсегда.